CC BY
59
УДК 821.161.1 ББК 83.3(2)5
ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКАЯ ПОЛЕМИКА О М.Ю. ЛЕРМОНТОВЕ 1890-х ГОДОВ: КОНЦЕПЦИИ, ПРОЗРЕНИЯ, ИТОГИ
Н.Г. ЮРИНА
Мордовский государственный университет им. Н.П. Огарёва ул. Большевистская, д. 68, г. Саранск, 430005, Российская Федерация E-mail: [email protected]
Рассматривается проблема рецепции личности и творчества М.Ю. Лермонтова в русской литературной критике 1890-х годов, которая является актуальной в связи с важностью для современной филологической науки работ обобщающего характера, воссоздающих целостную картину литературно-критического восприятия творческого наследия поэта в тот или иной историко-литературный период. В результате анализа и сопоставления концепций творчества Лермонтова, предложенных в последнее десятилетие XIX века представителями народнического, философского, импрессионистического, «академического» направлений в критике, отмечены наиболее значимые для дальнейшего развития лер-монтоведения идеи, оценки и выводы, сформулированы итоги первого этапа литературно-критической полемики о Лермонтове, связанной с его юбилеем. Делается вывод, что накал полемики вокруг творчества Лермонтова в 1890-е годы свидетельствовал о том, что художественное наследие поэта воспринималось как часть современного литературного и общекультурного процесса. Утверждается многоплановость итогов этой полемики: переход к изучению философских и психологических аспектов лермонтовского наследия, перегруппировка сил в самой критике и дальнейшее развитие науки о Лермонтове.
Ключевые слова: литературная критика, литературно-критическая полемика, творчество Лермонтова, интерпретация, концепция творчества, критический метод, литературно-критическое направление.
LITERARY-CRITICAL POLEMIC ABOUT M.Y. LERMONTOV IN THE 1890S: CONCEPTS, INSIGHTS, RESULTS
N.G.YURINA N.PP Ogarev Mordovia State University 68, Bolshevistskaya street, Saransk, 430005, Russian Federation E-mail: [email protected]
The article presents the problem of the reception of the personality and work of M.Y. Lermontov in Russian literary criticism of the 1890s, which is relevant in view of the importance for modern philological science of the generalizing character works, reconstructing an integral picture of the literary-critical perception of the artistic legacy of the poet in a particular historical and literary period. Analyzing and comparing the Lermontov's concepts proposed in the last decade of the 19th century by the representatives of the populist, philosophical, impressionistic, «academic» directions in the criticism, the author points out the most important for the further development of the Lermontovedeniye (the Lermontov studies) ideas, evaluations and conclusions, formulates the results of the first stage of the literary-critical polemic about Lermontov related to his anniversary. It is concluded that the intensity of the polemic surrounding the works of Lermontov in the 1890s testified that the artistic legacy of the poet is therefore considered as a part of the modern literary and common cultural process. It approves
the diversity of the results of this polemic: the transition to the study of the Lermontov's legacy in the philosophical and psychological aspects, realignment in the criticism itself and further development of the science about Lermontov.
Key words: literary criticism, literary-critical polemic, works of Lermontov, interpretation, concept of creations, critical method, literary and critical direction.
Конец XIX - начало ХХ в. - один из самых ярких и в то же время недостаточно изученных этапов в истории литературно-критической борьбы, связанной с личностью и творчеством М.Ю. Лермонтова. Критика этого периода особо трепетно относилась к русскому классическому художественному наследию, свидетельством тому - активное празднование многочисленных литературных дат, в том числе связанных с Лермонтовым. Лермонтовские юбилеи на рубеже веков отмечались в литературных кругах неоднократно (1891, 1901, 1911, 1914 годы). Причем важен тот факт, что образ поэта в сознании критиков и читателей не единожды и ощутимо трансформировался. Это было обусловлено изменением отношения общества к классике, внутренними процессами, происходившими в самой литературе, сменой авторитетов в области критики и изменением методов исследования. В критических спорах о Лермонтове отразилась эпоха рубежа веков с её философско-эстетическим и литературно-художественным многообразием.
Нельзя сказать, что проблема рецепции личности и творчества Лермонтова в критике рубежа веков совсем не изучена. Она достаточно давно находится в сфере внимания исследователей. Отдельные критические работы 1890-х годов, посвящённые творчеству Лермонтова, освещались в монографиях К.Н. Григорьяна, Л.Я. Гинзбург и др., трудах Д.Е. Максимова, П.П. Громова, Е.И. Наумова, рассматривающих лермонтовские традиции в творчестве поэтов и писателей начала XX столетия, в исследованиях по истории русской литературы и критики В.И. Кулешова, Л.М. Крупчанова, А.А. Носова и др. Современных учёных1 интересуют интерпретации лермонтовского наследия сторонниками, прежде всего, тех литературно-критических систем, которые в советский период воспринимались как мало плодотворные, не создавшие каких-либо традиций - религиозно-философской, символистской, импрессионистической.
На наш взгляд, на сегодняшний день назрела необходимость в работах обобщающего характера, воссоздающих целостную картину литературно-критического восприятия творчества Лермонтова в тот или иной историко-ли-
1 См.: Маркович В.М. Миф о Лермонтове на рубеже Х1Х-ХХ веков // Имя - сюжет - миф / под ред. Н.М. Герасимовой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. С. 115-139 [1]; Пугачёв О.С. Личность и творчество М.Ю. Лермонтова в философской критике В. Соловьёва и Д.С. Мережковского // М.Ю. Лермонтов в русской и зарубежной науке и культуре. Пятигорск, 2011. Вып. 2. С. 183-190; Милованова Т.С. Творческая личность М.Ю. Лермонтова в оценке философов русского космизма В.С. Соловьёва и Н.Ф. Фёдорова // Вестник Московск. гос. обл. ун-та. Сер. Философские науки. 2011. № 3. С. 172-177; Юрина Н.Г. Творчество М.Ю. Лермонтова в критическом осмыслении А.А. Блока // Русский язык в контексте национальной культуры: материалы Всерос. науч. конф. Саранск, 24-26 мая 2007 г. - Саранск: Изд-во Морд. ун-та, 2008. С. 418-424.
тературный период. Такой процесс уже начат и протекает достаточно успешно2. Рассмотрение проблемы восприятия лермонтовского наследия именно в подобном ракурсе связано, во-первых, с тем, что при широком историко-литературном контексте отчётливее выступает процесс формирования и трансформаций образа Лермонтова в сознании критиков и читателей определенного исторического периода, во-вторых, с возможностью понять значимость автора для литературы этого времени и высветить отдельные моменты общественно-литературного сознания, определявшие направления художественных поисков эпохи. Главной целью нашего небольшого исследования является воссоздание и анализ тех оценок, которые получило творчество М.Ю. Лермонтова в критике 1890-х годов, в период особо явного противостояния эстетических и литературных программ. Столкновение разных подходов при интерпретации наследия поэта, полемический настрой эпохи позволили критике этого периода осуществить прорыв в лермонтоведении, заложить далеко идущие традиции различных трактовок лирики Лермонтова, отразить особенности его личности.
Пятидесятилетняя годовщина со дня смерти Лермонтова явилась особой датой в истории восприятия и изучения его жизни и творчества. Сутью литературно-критической полемики о Лермонтове 1890-х годов стала постановка проблемы переоценки его творческого наследия, появление ряда новых лермонтовских концепций. Необходимо отметить, что русская литературная критика 1880 - начала 1890-х годов переживала нелёгкие времена, связанные с определённым застоем и необходимостью пересмотра идеалов, определявших характер её развития на протяжении почти полустолетия. Основной тон продолжали задавать критики-народники, сторонники социологической ветви, которые ощутимым образом влияли на формирование сознания читателей. Однако всё чаще и значительнее становятся выступления о литературе представителей новых литературно-критических направлений - религиозно-философского и модернистского. Лермонтовский юбилей в подобных условиях явился возможностью заявить о себе, противопоставить собственный критический метод устоявшимся и давно признанным. Вот почему новые ракурсы в рассмотрении творчества писателя часто шокировали читателей, вызывали большой резонанс.
Совершенно логичным представляется тот факт, что на рубеже веков полемику о Лермонтове начал глава авторитетнейшего в то время литературно-критического направления Н.К. Михайловский. Развернутый разбор творчества писателя критик-народник предложил в статье 1891 года «Герой безвременья» (первая её часть была опубликована в июльском номере «Русских ведомостей»), содержание которой определялось идеей столкновения среды с сильным индивидуальным началом, её не принимающим. Н.К. Михайловский
2 См.: Фаталист. Зарубежная Россия и Лермонтов: Из наследия первой эмиграции / сост., вст. ст. и коммент. М.Д. Филина. М.: Русскш м1ръ, 1999; Юрина Н.Г. Творчество М.Ю. Лермонтова в русской критике конца XIX - начала ХХ века. Саранск, 2006 [2] и др.
отнес личность Лермонтова к общественному типу, стремящемуся к власти, борьбе, но подавляемому средой (эпохой «безвременья»). Основной мотив лермонтовского творчества «субъективно-социологическая» критика связала с областью героизма, отражением судьбы властного человека. Именно в развитии этой темы, писал Михайловский, Лермонтов «достигал и непревзойдённых вершин художественной красоты, и... предчувствия научной точности в постановке соотносящихся вопросов» [3, с. 417].
Поэт, считал Михайловский, угадал свое назначение («с. раннего возраста Лермонтова манила роль первого в своем роде человека»3), но растрачивал себя порой впустую. Внутренняя стихийная сила побуждала его властвовать над людьми при любых обстоятельствах, однако голос разума и совести «клеймил эту жизнь печатью пошлости и пустоты»4. Трагедию Лермонтова, «героя безвременья», критик видел в том, что любая его мысль была для него импульсом к действию и каждый раз оборачивалась сознанием его невозможности. «Битва» со светским обществом, в которую каждодневно вынужден был вступать Лермонтов, создавала ту «атмосферу недовольства, вражды, ненависти»5, которая в итоге привела поэта к гибели. Склонность Лермонтова фиксировать свои мимолетные впечатления способствовала, по мнению Михайловского, соединению в его творчестве противоречивых моментов. Художественный мир поэта отразил нарушение естественного соотношения мысли и действия в русской действительности, поэтому значительная часть его лирики отличалась «отрицательным тоном»6. Социальные условия не позволяли Лермонтову открыто указывать обстоятельства, препятствующие свободному превращению мысли в действие, но в своём творчестве он вывел ряд героев (Мцыри, Хаджи-Абрек, Вадим), отличающихся пропорциональностью мысли и дела, которой он не находил вокруг себя.
Таким образом, судьбу Лермонтова Михайловский связал с противостоянием обществу, и больше - эпохе, в которую по-настоящему яркие и сильные натуры были не востребованы. Подобная трактовка была достаточно логично обоснована, но, в принципе, не являлась новой, восходила к современной Лермонтову критике, писавшей о связи его творчества с общественной жизнью России и об отрицательном пафосе его лирики. Важным открытием критика-народника стало указание на пестроту лирики Лермонтова в силу фиксации поэтом своих мгновенных чувств и состояний. Позднее в своих интерпретациях лермонтовского наследия эту мысль будут развивать критики-импрессионисты.
Судя по выводам статьи Михайловского «О Лермонтове» 1892 года, его лермонтовская концепция больше не изменялась, не дополнялась какими-то существенными положениями. Это свидетельствовало об определенном дог-
3 См.: Михайловский Н.К. Герой безвременья // Михайловский Н.К. Литературная критика: Статьи о русской литературе Х1Х-ХХ века. Л. : Худож. лит., 1989. С. 423 [3].
4 Там же. С. 447.
5 Там же. С. 438.
6 Там же. С. 442.
матизме позиции критиков-народников в отношении Лермонтова, о том, что «публицистическая» критика высказалась о нем на тот момент однозначно и до конца. Неким отголоском концепции Михайловского следует считать отрывочные замечания Г.В. Плеханова о Лермонтове. В статье «Литературные взгляды В.Г. Белинского» (1897) основатель марксистской критики подчеркнул общественное значение творчества поэта, указал на связь его политической лирики с настроениями народа. Уже в 1900-е и 1910-е годы Плеханов вернётся к рассмотрению лермонтовского «вопроса», правда, «попутно», в связи с анализом творческого пути Н.А. Некрасова и А.И. Гёрцена. Он соотнесёт лирику Лермонтова с «идеальным» направлением в русской литературе (А.Н. Радищев, декабристы, А.С. Пушкин, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Некрасов), способствующим борьбе с социальным злом. Значение статьи Михайловского для марксистской критики было связано, следовательно, прежде всего с сохранением имени Лермонтова в пантеоне русской классики, к которой критика Плеханова и его последователей относилась весьма прохладно. Однако восприятие критиков-народников в качестве своих предшественников-учителей заставило сторонников марксистской идеологии «признать» Лермонтова, правда, с учётом выделения в его творчестве «свободолюбивого» направления, которое однозначно было соотнесено с оппозиционным отношением к существующему общественному строю.
Юбилейный 1891 год был ознаменован также появлением ряда других лермонтовских концепций, свидетельствующих о поиске новых ракурсов в восприятии наследия писателя. В этой связи интересно участие «академической» критики в полемике о Лермонтове. Практически одновременно с работой Михайловского в июльском номере «Русской мысли» была опубликована статья В.О. Ключевского «Грусть (Памяти М.Ю. Лермонтова)». Автор представлял культурно-историческую школу, рассматривающую литературу как форму общественной мысли, поэтому решение лермонтовского «вопроса» у него было во многом традиционным.
Соотнеся Лермонтова с «поэзией разочарования» (эта мысль повторится впоследствии у В.С. Соловьёва), Ключевский отметил чуждость этого настроения русской жизни. «Лермонтов... рядился в чужие костюмы, - писал он, - примерял к себе героические позы, вычитанные у любимых поэтов, подбирал гримасы, чтобы угадать, которая ему к лицу» [4, с. 248-249]. Из этих образов и положений постепенно складывался тип, который долго владел воображением поэта. Своему быстрому развитию Лермонтов придал трагическое значение: «у него сложился взгляд на себя как на человека, рано отцветшего и преждевременно созревшего, успевшего отжить, когда обыкновенно только начинают жить» [4, с. 250] (мысль, развитая позднее в имманентной критике Ю.И. Айхенвальда7).
7 См.: Букина Т.А., Юрина Н.Г. Личность и творчество М.Ю. Лермонтова в интерпретациях критиков-импрессионистов (И.Ф. Анненский, Ю.И. Айхенвальд) // Славянский сборник. Вып. 10: материалы Х Всерос. (с междунар. участием) Славянских чтений «Духовные ценности и нравственный опыт русской цивилизации в контексте третьего тысячелетия» (24-25 мая 2012 г., Орёл»). Орёл: Изд. А.В. Воробьёв, 2012. С. 128-132.
В духе народнической критики Ключевский отмечал непростые отношения Лермонтова с дворянской культурной средой. По его мнению, привыкнув дышать её воздухом, усвоив её эстетические идеалы и дурные привычки, Лермонтов был нравственно отчуждён от неё. Это определило основное поэтическое настроение Лермонтова, пережившего сначала пору бурного и ожесточённого разочарования в благах, с которыми люди его круга соотносили личное счастье («Как в ночь звезды падучей пламень...»), а потом - примирение со своею печалью, признание возможности счастья вообще и осознание личной неспособности к нему («Из альбома С.Н. Карамзиной»). Развитие поэтического настроения Лермонтова определялось, полагал Ключевский, не только особенностями характера, условиями воспитания и общественной средой, но и общим тоном жизни Отечества - грустной русской песней и русским пейзажем. Грусть стихотворения Лермонтова «Родина» критик рассматривал как явление народной жизни, «настроение народа»8, переходящее в нравственную сферу - в преданность судьбе, воле Божьей. Смену «себялюбивых героев» у Лермонтова «спокойно-грустным библейским образом пророка. ушедшего от людей»9 Ключевский считал свидетельством очищения его творчества от наносного, переходом от личной грусти к мировой скорби. Эти выводы критика содержали прямой выход на метафизическое рассмотрение наследия поэта, способствовали появлению психологических и импрессионистических трактовок личности Лермонтова.
Статья Ключевского была неоднозначно принята современниками. Рецензент «Московских ведомостей» Ю. Николаев согласился с её основными положениями, но подверг сомнению поворот Лермонтова к «народному воззрению» как окончательно свершившийся («По поводу одной статьи о Лермонтове», 1891). Критик И.И. Иванов в «Русских ведомостях» выдвинул упрек в навязывании Лермонтову «русско-христианского» воззрения («Лермонтовский вопрос», 1891). Н.К. Михайловский в «Волжском вестнике» назвал курьёзом уподобление Лермонтова по кротости царю Алексею Михайловичу («Лермонтовские курьёзы», 1891).
Осенью 1891 года свою речь «Об эстетическом отношении Лермонтова к природе» прочел в Коллегии Павла Галагана в Киеве И.Ф. Анненский. Вскоре она была опубликована в журнале «Русская школа». Это выступление ярко свидетельствовало о пересмотре литературных и методологических воззрений в критике 1890-х годов. Сформировавшись под воздействием эпохи как критик народнической ориентации, Анненский уже в своих ранних работах, очевидно, испытывал внутреннюю потребность к эстетическому анализу литературного материала. Исходя из идеи, что чувство красоты в поэте обычно тесно соединено с чувством природы, Анненский рассматривал Лермонтова с точки зрения его отношения к природе. Автор «Демона», считал он, тонко понимал при-
8 См.: Ключевский В.О. Грусть // М.Ю. Лермонтов: pro et contra. Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей. СПб.: РХГИ, 2002. С. 263 [4].
9 Там же. С. 253.
роду и «из всех русских поэтов... может быть, всего непосредственнее и безраздельнее любил» её10. Анненский противопоставил необыкновенную гибкость и легкость лермонтовских пейзажей детальности описаний «ботаника» И.В. Гёте и выжидательности «охотников» И.С. Тургенева и С.Т. Аксакова. В отличие от романтиков, писал он, Лермонтов чуждался субъективного пейзажа, не «подгонял» природу под себя, а подчинялся «ей, как часть целому»11. В отличие от Ж.Ж. Руссо, он не делал природу предметом страстного обожания. В отличие от И.-В. Гёте, чувствовал себя слишком грешным существом перед чистотой природы. Таким образом, заключал критик, Лермонтов «был психологом природы»12: наблюдения над её жизнью заставляли его внимательнее всматриваться в душевный мир человека.
Предвосхищая будущих толкователей Лермонтова - представителей религиозно-философской критики, акцентирующих внимание на демонических мотивах его творчества, Анненский считал, что «Лермонтов был безусловно религиозен», «любил синее небо, золотое солнце»13. Преобладание же в его поэмах ночных и вечерних описаний над дневными - лишь дань романтическому содержанию. Исследуя цветовую гамму лермонтовских пейзажей, критик также отмечал преобладание в них светлых оттенков (жемчужный, перловый, серебряный, снеговой, лилейный, эмаль, бирюза, лазурь).
Это раннее выступление Анненского о поэте, где оригинальная концепция лермонтовского художественного мира была намечена в общих чертах, было важно для его дальнейшей судьбы в области критики. В нём, наряду со стремлением к логичности и продуманности мысли, присутствовала противоположная тенденция - к свободе и всеохватности мысли, её субъективности, опоре на чувство и интуицию. Идея духовной независимости художника, возвышение и максимально широкое понимание возможностей красоты14, отказ от воспроизведения историко-литературного контекста вели к принципам критики «отражения». В статьях 1909 года о Лермонтове («Символы красоты у русских писателей», «Юмор Лермонтова») найденный Анненским метод импрессионистического анализа литературного материала воплотится в полной мере15.
10 См.: Анненский И.Ф. Об эстетическом отношении Лермонтова к природе // Анненский И.Ф. Книги отражений. М.: Наука, 1979. С. 245. [5].
11 Там же. С. 248.
12 Там же. С. 249.
13 Там же. С. 249, 246.
14 Т.Н. Бурдина пишет в этой связи: «Анненский, как и многие поэты Серебряного века, -личность софийная, остро чувствующая красоту и сакральность мира и человека. Своим творчеством поэт показывает, что единственной панацеей, средством уберечь "сердце от разлада". является гармония мечты и действительности, Космоса, природы и души человека» [6, с. 109].
15 См.: Юрина Н.Г. Лирическое и драматургическое в критической прозе И.Ф. Анненского (на материале статей о творчестве М.Ю. Лермонтова) // Синтез документального и художественного в литературе и искусстве: сб. ст. и материалы Междунар. конф. (3-6 мая 2006 г.). Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2007. С. 423-428.
Принципиально новые ракурсы в отношении личности и творчества Лермонтова в 1890-е годы были связаны с открытиями религиозно-философской критики, которая оформилась как самостоятельное направление к середине этого десятилетия. Первое развернутое выступление критиков-философов о Лермонтове принадлежало В.В. Розанову. Розанова следует считать более практиком, нежели теоретиком религиозно-философского направления в критике. Его метод вытекал из противопоставления предшествующим методологиям, которые он соотносил с «эстетической» критикой В.Г. Белинского, «этической» (в смысле восприятия критики как важного жизненного дела) критикой Н.А. Добролюбова и «научной» (в смысле стремления объяснить исторические связи литературного произведения с предыдущим и последующим) Ап. Григорьева и Н.Н. Страхова. Новое отношение к предмету исследования Розанов связал с выявлением глубокой индивидуальности писателя, анализом «всех входящих нитей»16 его творчества. Однако в силу принципиальной антисистемности критики Розанова его метод так и не получил чёткого теоретического обоснования. Принципы философской критики сформулировал В.С. Соловьёв. Конечно, довольно сложно порой подвести различные, существенно отличающиеся литературно-критические концепции критиков-философов под некие общие положения, определившие конкретные суждения и оценки. Тем не менее выдвинутые В.С. Соловьёвым принципы философской критики17, с небольшими вариациями, нам представляются именно той основой, которая позволяет объединить всех представителей данного направления. Так же, как и Соловьёв, Розанов воспринимал русскую литературную классику как эстетический эталон. В рамках литературно-критических выступлений оба тяготели к обобщённо-философскому характеру суждений, а собственно литературный анализ художественного текста иногда сворачивали до минимума. Правда, Розанов, в отличие от Соловьёва, всегда стремился очертить исторический контекст произведения, охарактеризовать роль писателя в литературном процессе эпохи. Он пристальнее рассматривал литературную ткань произведения, отмечая в ней не всегда существенное, но оригинальное, никем ранее не замеченное (эта черта сближала его с импрессионистами).
В статье Розанова «Вечно печальная дуэль», напечатанной в «Новом времени» в 1898 году в ответ на публикацию в «Русском обозрении» «Истории дуэли М.Ю. Лермонтова с Н.С. Мартыновым» сына Мартынова, излагалась теория «судьбы» поэта в духе озвученной годом ранее соловьёвской. Однако исходной для Розанова стала мысль о том, что неровность духа, порой переходящая в желчность, - это общая участь гениев, тягостная прежде всего для них самих. «Поэт и всякий вообще духовный гений, - писал критик, - есть дар великих... усилий в таинственном росте поколений; его краткая жизнь, зримо огорчающая и часто незримо горькая, есть все-таки редкое и трудно созидающееся
16 См.: Розанов В.В. Три момента в развитии русской критики // Розанов В.В. Мысли о литературе. М.: Современник, 1989. С. 190.
17 См.: Юрина Н.Г. Литературно-критическая концепция В.С. Соловьёва: истоки, становление, развитие. Саранск: Изд-во Мордовского ун-та, 2013. С. 112-122 [7].
в истории миро, которое окружающая современность не должна расплескать до времени» [8, с. 219]. В этом положении, как мы уже отмечали, «начало внутренней полемики в религиозно-философской критике рубежа веков по поводу лермонтовского наследия»18, предвосхищение соловьёвских оценок поэта, уже очевидных и ожидаемых после резкого выступления о Пушкине.
Учитывая ставшие известными обстоятельства поединка, Розанов назвал его исход «нечаянным», а главным его последствием считал то, что в Лермонтове «срезана была самая кронка нашей литературы», которая могла бы направить отечественную словесность «в иную и теперь неразгадываемую форму»19. Пушкин, писал Розанов, «богаче, роскошнее, многодумнее и разнообразнее. лермонтовских "27 лет"», в его произведениях - «отзвуки всемирной красоты»20. Он ощутимо повлиял на творчество Тургенева, Гончарова, Островского, зато Лермонтов определил направление художественных исканий Гоголя, Толстого, Достоевского. Родство названных писателей с Лермонтовым, по мнению Розанова, было не в связи сюжетов, а в содержании души, тревожащих сомнений, в волнении, вызываемом ощущением природы. «1-е января» Лермонтова, полагал Розанов, определило тему «Детства» и «Отрочества» Л.Н. Толстого, предвосхитило знаменитые зарисовки «косых лучей» солнца в романах Ф.М. Достоевского. Мотив бегства из города в лермонтовском «Пророке» был родственен гоголевскому «бегству» из России в Рим и отшельничеству Толстого в Ясной Поляне. Двойственность образов Свидригайлова, Андрея Болконского, Анны Карениной напоминала «стихийную» душу самого Лермонтова. Лермонтов, по мнению Розанова, «уловил "миры иные"» и Бога в самом пульсе бытия. По мощи гения, он «несравненно превосходит Пушкина», который «не знал. тайны существенно новых слов, новых движений сердца. "новых ритмов"»21.
На протяжении 1890-1910-х годов Розанов анализировал творчество Лермонтова неоднократно, причем, меняя свою точку зрения и оценки. Может быть, именно поэтому работы этого критика о поэте воспринимались современниками как формирующаяся и противоречивая концепция. Идеи Розанова, прозвучавшие в 1890-е годы, получили развитие прежде всего в его собственных работах («М.Ю. Лермонтов (к 60-летию кончины)», 1901; «О Лермонтове», 1916)22. Однако нельзя не признать, что именно розановское утверждение запредельной основы творчества поэта, космизма его лирики приведет к мифологическим трактовкам в работах Д.С. Мережковского и А.А. Блока.
18 См.: Юрина Н.Г. Осмысление творчества М.Ю. Лермонтова религиозно-философской критикой рубежа веков: концепции, полемики, формирование традиций // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2010. № 1 (13). С. 81 [9].
19 См.: Розанов В.В. «Вечно печальная дуэль» // Розанов В.В. Мысли о литературе. М.: Современник, 1989. С. 220 [8].
20 Там же. С. 227.
21 См.: Розанов В.В. «Вечно печальная дуэль». С. 228, 230.
22 См.: Юрина Н.Г., Маринина О.В. «Демоническое» в личности и творчестве М.Ю. Лермонтова в осмыслении В.В. Розанова // Тарханский вестник. Вып. 23. М.Ю. Лермонтов в русской и зарубежной культуре Х1Х-ХХ веков: материалы науч.-практ. конф. 14-15 окт. 2009 г. Пенза: Тип. ИП Тугушева, 2010. С. 160-165.
Своего рода итоговой и вместе с тем переходной к следующему этапу литературно-критической полемики о Лермонтове стала лекция Соловьёва 1899 года «Лермонтов». В своих предшествующих работах критик неоднократно отрывочно высказывался о поэте. В 1880-е годы он относил его лирику к «области чистой поэзии», считая, что ею «могла бы гордиться любая европейская литература»23. В середине 1890-х годов Соловьёв в духе народников связывал творчество Лермонтова с рефлексирующей «поэзией разочарования», причём, явно принижая его значение: «Баратынский принял материалистические обобщения некоторых научных данных за непреложную истину. Лермонтов в свою короткую жизнь не успел додуматься ни до чего подобного, и все его разочарование происходило исключительно из неприятных впечатлений от окружающей действительности, т. е. от светского общества в Петербурге, в Москве и в Пятигорске» [11, с. 126]. В статьях конца 1890-х годов Соловьёв все чаще упоминал о том, что Лермонтов «до злобного отчаяния рвался»24 к Божественному и не мог его достигнуть. Лекция Соловьёва была намеренно выстроена как полемическая (об этом он сам сообщал в переписке25). Её выводы во многом определялись спецификой поздней соловьёвской критики, носившей «этической» характер.
Лермонтов, рассуждал критик, - «прямой родоначальник»26 ницшеанских настроений в поэзии, выразившихся в идее сверхчеловека. Его духовное западничество проявилось в специфических чертах творчества - сосредоточенности мысли на себе и способности к пророчествам. Как человек гениальный, отмечал Соловьёв, Лермонтов получил задатки для великого дела самосовершенствования и движения по сверхчеловеческому пути, мог, а значит, был обязан его исполнить. Поэт с отроческих лет понимал, что он «существо избранное... назначенное совершить что-то великое», но принял силу своего гения «только как право, а не как обязанность»27. Лермонтов, по мнению Соловьёва, вполне осознавал то злое начало, с которым он должен был бороться, но вместо этого он допустил в свою душу сначала «демона кровожадности», затем «демона нечистоты», наконец, «демона гордости». Окончательное решение жизненного вопроса он нашёл в фатализме, о чём свидетельствует его «Герой нашего времени», «Валерик». Лермонтовский фаталистический эксперимент на дуэли с собственной жизнью стал по существу «безумным вызовом высшим силам»28, страшнейшим грехом, который следует называть гибелью.
23 См.: Соловьёв В.С. Россия и Европа // Литературная критика. М.: Современник, 1990. С. 325 [10].
24 См.: Соловьёв В.С. Особое чествование Пушкина // Соловьёв В.С. Литературная критика. М.: Современник, 1990. С. 220 [12].
25 В одном из писем к М.М. Стасюлевичу Соловьев писал, что начал работать над статьей о Лермонтове, которая «должна раздразнить гусей разной масти еще более, чем "Судьба Пушкина"» [13, с. 76].
26 См.: Соловьёв В.С. Лермонтов // Соловьёв В.С. Литературная критика. М.: Современник, 1990. С. 274 [14].
27 Там же. С. 283, 284.
28 Там же. С. 290.
В своей поэзии Лермонтов, по словам Соловьёва, создал множество произведений под воздействием «демона нечистоты» и «порнографической музы», идеализировал образ зла, явно противореча истине. Человекоубийственная ложь творчества Лермонтова превосходит по силе воздействия «несколько истинных жемчужин его поэзии», стихотворений, проникнутых религиозным чувством, а потому обязанность истинных почитателей Лермонтова (Соловьёв употребил здесь фёдоровский термин «сыновней любви») требует не восхваления дарования этого писателя, а «облегчения бремени его души» через признание его долга неисполненным и разоблачение «лжи воспетого им демонизма»29.
Выводы лекции объяснялись особой важностью для позднего Соловьёва вопросов этики, христианской эсхатологии, свободы выбора и религиозной веры, сознательным упрощением проблемы, замалчиванием противоречивости некоторых её аспектов в полемических целях, возможностью проверить потенциал философского критического метода при решении самых сложных и спорных вопросов. Трудно не согласиться с В.М. Марковичем, что «сделанные Соловьёвым оговорки не изменяли существа его позиции: это была позиция беспощадного обви-нителя»30. Но в то же время при видимой категоричности суждений в этой работе Соловьёва содержится глубинный пласт подразумеваемого, но не высказанного напрямую, отчего отдельные его высказывания обретают полисемантичность.
Судя по газетным отзывам, лекция Соловьёва вызвала большой интерес у публики, но отклики в печати были крайне неоднозначными. Посмертная её публикация дала мощный толчок новой полемике вокруг лермонтовского «вопроса». Таким образом, работа Соловьёва не только подвела итоги литературно-критической полемики 1890-х годов, но и ознаменовала торжество новой критики (философской и модернистской) над уходящей народнической. На протяжении 1900-х годов уже символистская критика, наряду с философской и импрессионистической, будет задавать тон в этой полемике (работы Д.С. Мережковского, В.Я. Брюсова, А.А. Блока и др.), и большинство выступлений будет опираться именно на соловьёвскую концепцию лермонтовского наследия или полемически отталкиваться от неё. «Демоническую» трактовку образа Лермонтова восприняли и развили В.В. Розанов («М.Ю. Лермонтов (к 60-летию кончины)», 1901) и Д.С. Мережковский31 («М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества», 1909). Идея
29 См.: Соловьёв В.С. Лермонтов. С. 291.
30 См.: Маркович В.М. Миф о Лермонтове на рубеже Х1Х-ХХ веков. С. 116.
31 В 1890-е годы Д.С. Мережковский высказывался о поэте неоднозначно, что свидетельствовало о стадии формирования его лермонтовской концепции. Именно в этот период происходил непростой процесс оформления его собственного литературно-критического метода, философско-модернистического по своей сути. И.В. Янишевская следующим образом характеризует направление мыслительной деятельности Мережковского на этом этапе: «Он расширил трактовку символа, усилив в нем религиозное значение. С одной стороны, символы рассматривались Мережковским как звенья на пути к гармонизации, как знаки, «спаивающие», «соединяющие» противоположные онтологические сферы, с другой стороны, каждый символ теперь начинает наполняться мистическим содержанием, которое понимается как непосредственное творчество, обращённое к бесконечности бытия, т. е. к Богу» [15, с. 66].
сверхчеловеческой сущности Лермонтова прозвучала в работе Н.Ф. Фёдорова «Бессмертие как привилегия сверхчеловеков (по поводу статьи В.С. Соловьёва о Лермонтове)» (1913), который считал, что Соловьёв выступил «как адвокат дьявола»32, не понял того, что Лермонтов «был любящий сын и не мог бы признать бессмертия как привилегии даже всех живущих» [17, с. 139]33. С.Н. Дурылин в своей статье «Судьба Лермонтова» (1914), в целом не соглашаясь с мыслями Соловьёва, отметил, что тот первым осознал вопрос о Лермонтове как «вопрос религиозного сознания». В работе «История русской литературы» (1908-1909) М. Горький резко возражал против попыток истолковать лермонтовский пафос борьбы и стремления к свободе в соловьёвском духе - как «демонизм» и «ницшеанство». Он развивал традицию народнической34 и марксисткой трактовки Лермонтова, считая его выразителем настроения передовых людей эпохи правления Николая I, народным поэтом. Таким образом, не будет преувеличением утверждение, что «несколько поколений русских читателей сформировалось под влиянием этой спорной, но, безусловно, оригинальной и яркой соловьёвс-кой работы» [7, с. 163].
Накал полемики 1890-х годов вокруг творчества Лермонтова, её развитие по восходящей и завершение на пике читательского интереса свидетельствовали о том, что «для России конца XIX - начала ХХ века художественное наследие Лермонтова было не только классическим явлением культуры прошлого, но и неотъемлемой частью современного литературного и общекультурного процесса» [2, с. 99]. Итоги этой литературно-критической полемики следует признать многоаспектными. Во-первых, литературное празднование лермонтовского юбилея ознаменовало начало нового периода в истории осмысления
32 См.: Фёдоров Н.Ф. Заметки о статье В.С. Соловьева «Лермонтов» // Фёдоров Н.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. М.: Традиция, 1999. Т. 4. С. 87 [16].
33 В 1890-е годы Фёдоров создавал свои заметки о Лермонтове и пристально следил за литературной полемикой вокруг его наследия (см.: Юрина Н.Г. Русская литература первой половины XIX века в литературно-критических интерпретациях Н.Ф. Фёдорова // Русский язык в контексте национальной культуры: материалы Междунар. науч. конф., Саранск, 27-28 мая 2010 г. Саранск: Изд-во Морд. ун-та, 2010. С. 419-424). Уже в это время его лермонтовская концепция оформилась в общих чертах. Критик воспринимал поэта как натуру беспокойную и несчастную: «как возможно внутреннее счастие для кого-либо, когда несчастие кругом?» [18, с. 528]. Главной особенностью его личности он назвал одиночество, во многом объясняющее неверие: «Человек, который так глубоко сознавал одиночество, не мог верить в еврейского одинокого Бога» [18, с. 528]. Жизненный фон поэта определяли, по мнению критика, чувство скуки, грусти и тоски, а ощущение непонимания окружающими сформировали его склонность к одушевлению и мифологизации природы.
34 Интересно, что отдельные представители народнической традиции, формулируя свою лермонтовскую концепцию в 1900-е годы, дополняли ее философскими суждениями в духе критики Соловьёва. Так, в работе РВ. Иванова-Разумника «История русской общественной мысли» личная трагедия Лермонтова соотносилась с раздвоением между природным романтизмом поэта и его реалистическим мировоззрением, сложившимся под воздействием среды (см.: Юрина Н.Г. Творчество М.Ю. Лермонтова в «неонароднической» критике Р.В. Иванова-Разумника // Бочкаревские чтения: материалы XXX Зональной конф. литературоведов Поволжья 6-8 апр. 2006. Т. 3. Самара: Изд. СГПУ 2006. С. 279-288.)
творчества писателя, связанного с изучением его философской и собственно эстетической составляющих, вниманием к психологии творчества. Во-вторых, литературная полемика о Лермонтове 1890-х годов способствовала перегруппировке сил в самой критике: ослаблению и уходу с первого плана народнического направления и усилению позиций новой критики - философской, символистской, импрессионистической. Именно представители этих направлений предложили дальнейшее развитие прозвучавших трактовок или полемизировали с ними, вызывая массовый интерес к проблемам творчества Лермонтова. Участие в лермонтовской полемике 1890-х годов помогло многим критикам нащупать свой путь, определить методологию. Вместе с тем эта полемика помогла поставить точку в споре по поводу «наследия 60-х годов». Громко заявили о себе представители новых методов в критике, что способствовало ускорению исторически закономерного перехода от устаревших концепций и приёмов анализа художественного текста к новым. При всей неоднозначности высказываний о Лермонтове представителей философской критики нельзя не учитывать их безусловно позитивных результатов. Ярко выраженный «этический» пафос и подчёркнуто категоричные выводы соловьёвской работы способствовали дальнейшему развитию литературно-критической мысли, спровоцировав ее полемическую направленность. Но главным открытием Розанова и Соловьёва стала возможность расширения исследовательских горизонтов, включение в рамки литературно-критического анализа вопросов метафизического характера, спорных и не имеющих однозначного решения. В-третьих, полемика вокруг лермонтовского «вопроса» дала мощнейший толчок академической критике и лермонтоведению в целом35. Происходит общее смещение исследовательских интересов от социологического и узко эстетического ракурсов к мистически-религиозному, психологическому, метафизическому. Наконец, оценки и идеи, высказанные в связи с лермонтовским творчеством на пороге ХХ столетия, связали уходящий век с наступающим десятками нитей, наметили ряд проблем и острых вопросов, решение которых стало насущной необходимостью для многих критиков и учёных. Концепции, сформулированные в 1890-е годы, имели необычайно высокий потенциал, вызвали ещё две волны интереса к предмету спора в 1900-е и 1910-е годы и отразились уже через тридцать-сорок лет в критике русской эмиграции36.
Сочетание разнообразных литературно-критических подходов и критериев при оценке творчества и личности Лермонтова в критике рубежа веков оказалось очень продуктивным и позволило обрисовать его облик максимально глубоко и точно. Несмотря на крайности и порой тенденциозную односто-
35 Кроме В.О. Ключевского, на рубеже веков свои труды о Лермонтове опубликовали Н.А. Котляревский («Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения», 1891) и Д.Н. Овсянико-Куликовский («История русской интеллигенции», 1906-1911; «М.Ю. Лермонтов», 1914).
36 См.: Юрина Н.Г. Творчество М.Ю. Лермонтова в осмыслении русской эмигрантской критики первой волны // Инновационная наука и современное общество: сб. ст. Междунар. науч.-практ. конф. 21-22 августа 2013 г. Ч. 1. Уфа: РИЦ БашГУ 2013. С. 260-264.
ронность, идеологизированность подхода к этому литературному явлению, в критике 1890-х годов было высказано много интересных наблюдений, аналитических суждений и догадок о жизни и творчестве поэта.
Список литературы
1. Маркович В.М. Миф о Лермонтове на рубеже Х1Х-ХХ веков // Имя - сюжет - миф / под ред. Н.М. Герасимовой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. С. 115-139.
2. Юрина Н.Г. Творчество М.Ю. Лермонтова в русской критике конца XIX - начала XX века. Саранск, 2006. 134 с.
3. Михайловский Н.К. Герой безвременья // Михайловский Н.К. Литературная критика: Статьи о русской литературе XIX-XX века. Л.: Худож. лит., 1989. С. 402-448.
4. Ключевский В.О. Грусть // М.Ю. Лермонтов: pro et contra. Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей. СПб.: РХГИ, 2002. С. 247-264.
5. Анненский И.Ф. Об эстетическом отношении Лермонтова к природе // Анненский И.Ф. Книги отражений. М.: Наука, 1979. С. 242-251.
6. Бурдина Т.Н. Образ Софии в эстетических концепциях Вл. Соловьёва и Иннокентия Анненского // Соловьёвские исследования. 2012. Вып. 3(35). С. 92-111.
7. Юрина Н.Г. Литературно-критическая концепция В.С. Соловьёва: истоки, становление, развитие. Саранск: Изд-во Морд. ун-та, 2013. 280 с.
8. Розанов В.В. «Вечно печальная дуэль» // Розанов В.В. Мысли о литературе. М.: Современник, 1989. С. 217-231.
9. Юрина Н.Г. Осмысление творчества М.Ю. Лермонтова религиозно-философской критикой рубежа веков: концепции, полемики, формирование традиций // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2010. № 1 (13). С. 76-85.
10. Соловьёв В.С. Россия и Европа // Литературная критика. М.: Современник, 1990. С. 314-330.
11. Соловьёв В.С. Поэзия гр. А.К. Толстого // Соловьёв В.С. Литературная критика. М.: Современник, 1990. С. 122-143.
12. Соловьёв В.С. Особое чествование Пушкина // Соловьёв В.С. Литературная критика. М.: Современник, 1990. С. 213-222.
13. Соловьёв Вл. Письма / под ред. Э.Л. Радлова. Т. 4. Пб.: Время, 1923. 214 с.
14. Соловьёв В.С. Лермонтов // Соловьёв В.С. Литературная критика. М.: Современник, 1990. С. 274-291.
15. Янишевская И.В. Религиозные искания Д. Мережковского и З. Гиппиус: от символизма к религии Третьего Завета // Соловьёвские исследования. 2010. Вып. 3(27). С. 64-77
16. Фёдоров Н.Ф. Заметки о статье В.С. Соловьева «Лермонтов» // Фёдоров Н.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. М.: Традиция, 1999. Т. 4. С. 80-87
17. Фёдоров Н.Ф. Бессмертие как привилегия сверхчеловеков // Фёдоров Н.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. М.: Прогресс, 1995. Т. 2. С. 136-140.
18. Фёдоров Н.Ф. О Лермонтове // Фёдоров Н.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. М.: Традиция, 1997. Т. 3. С. 528-529.
References
1. Mikhaylovskiy, N.K. Geroy bezvremen'ya [Hero of the marking time], in Mikhaylovskiy, N.K. Literaturnaya kritika: Stat'i o russkoy literature Х1Х-ХХ veka [Literary Criticism: Articles about Russian literature of the 19-20th centuries], Leningrad: Khudozhestvennaya literatura, 1989, рр. 402-448.
2. Klyuchevskiy, VO. Grust' [Sorrow], in M.Yu. Lermontov: pro et contra. Lichnost' i tvorchestvo Mikhaila Lermontova v otsenke russkikh mysliteley i issledovateley [M.Y. Lermontov: pro et contra.
130
CoAoebëecKue uccnedoeaHun. BbmycK 1(45) 2015
Personality and works of Mikhail Lermontov in the evaluations of Russian thinkers and researchers], Saint-Petersburg: Russkiy khristianskiy gumanitarnyy institut, 2002, pp. 247-264.
3. Annenskiy, I.E. Ob esteticheskom otnoshenii Lermontova k prirode [On the aesthetic attitude of Lermontov to nature], in Annenskiy, I.E. Knigiotrazheniy [Books of reflections], Moscow: Nauka, 1979, pp. 242-251.
4. Burdina, T.N. Obraz Sofii v esteticheskikh kontseptsiyakh Vl. Solov'eva i Innokentiya Annenskogo [The image of Sophia in the aesthetic concept of Vladimir Solovyov and Innokentiy Annensky], in Solov'evskie issledovaniya, 2012, no. 3(35), pp. 92-111.
5. Rozanov, VV «Vechno pechal'naya duel'» [Everlastingly sorrowful duel], in Rozanov, VV Mysli o literature [Thoughts about literature], Moscow: Sovremennik, 1989, pp. 217-231.
6. Yurina, N.G. Osmyslenie tvorchestva M.Yu. Lermontova religiozno-filosofskoy kritikoy rubezha vekov: kontseptsii, polemiki, formirovanie traditsiy [Understanding of the M.Y. Lermontov's works by religious and philosophical criticism of the turn of the century: concepts, controversies, the formation of traditions], in Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Povolzhskiy region. Gumanitarnye nauki, 2010, no. 1(13), pp.76-85.
7. Solov'ev, VS. Rossiya i Evropa [Russia and Europe], in Solov'ev, VS. Literaturnaya kritika [Literary criticism], Moscow: Sovremennik, 1990, pp. 314-330.
8. Solov'ev, VS. Poeziya gr.A.K.Tolstogo [Poetry of A.K.Tolstoy], in Solov'ev, VS. Literaturnaya kritika [Literary criticism], Moscow: Sovremennik, 1990, pp. 122-143.
9. Solov'ev, VS. Osoboe chestvovanie Pushkina [A special honouring of Pushkin], in Solov'ev, VS. Literaturnaya kritika [Literary criticism], Moscow: Sovremennik, 1990, pp. 213-222.
10. Solov'ev, Vl. Pis'ma [Letters], Petersburg: Vremya, 1923, vol. 4. 244 p.
11. Solov'ev, VS. Lermontov [Lermontov], in Solov'ev, VS. Literaturnaya kritika [Literary criticism], Moscow: Sovremennik, 1990, pp. 274-291.
12. Markovich, V.M. Mif o Lermontove na rubezhe XIX-XX vekov [The myth about Lermontov at the turn of XIX - XX centuries], in Imya - syuzhet - mif [Name - plot - myth], Saint-Petersburg: Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 1996, pp. 115-139.
13. Yanishevskaya, I.V. Religioznye iskaniya D. Merezhkovskogo i Z. Gippius: ot sim-volizma k religii Tret'ego Zaveta [Religious quest of D. Merezhkovsky and Z. Gippius from symbolism to the religion of the Third Testament], in Solov'evskie issledovaniya, 2010, no. 3(27), pp. 64-77
14. Eedorov, N.E Zametki o stat'e VS. Solov'eva «Lermontov» [Notes on the article V Solovyov «Lermontov»], in Eedorov, N.E. Sobranie sochineniy v 4 t., t. 4 [Collected edition in 4 vol., vol. 4], Moscow: Traditsiya, 1999, pp. 80-87.
15. Eedorov, N.E. Bessmertie kak privilegiya sverkhchelovekov [Immortality as a privilege of overhuman], in Eedorov, N.E. Sobranie sochineniy v 4 t., t. 2 [Collected edition in 4 vol., vol. 2], Moscow: Progress, 1995, pp. 136-140.
16. Eedorov, N.E. O Lermontove [About Lermontov], in Eedorov, N.E. Sobranie sochineniy v 41., t. 3 [Collected edition in 4 vol., vol. 3], Moscow: Traditsiya, 1997, pp. 528-529.
17. Yurina, N.G. Literaturno-kriticheskaya kontseptsiya VS. Solov'eva:istoki, stanovlenie, razvitie [Literary-critical concept of V S. Solovyov: origins, becoming, development], Saransk: Izdatel'stvo Mordovskogo universiteta, 2013. 280 p.
18. Yurina, N.G. Tvorchestvo M.Yu. Lermontova v russkoy kritike kontsa XIX - nachala XX veka [M.Y. Lermontov's works in the Russian criticism of the late 19th - early 20th century], Saransk: Referent, 2006. 134 p.
