CC BY
15УДК 321(470.345+470.65) ББК Т3(2)5
А. А. Хамицаева
ОСЕТИЯ И РОССИЯ: особенности процесса интеграции в конце XVIII - первой половине XIX века
Ключевые слова: Россия, Осетия, государственная административная система, Осетинский нихас, обычаи, судопроизводство.
A. A. Khamitsaeva
OSSETIA AND RUSSIA: the specifics of the integration process in the end of XVIII - at the first half of XIX centuries
Key-words: Russia, Ossetia, state administrative system, Ossetian nihas, customs, judicial
proceedings.
Проблема взаимодействия традиционных институтов и структур власти с административными учреждениями развитой государственной системы является одной из наиболее интересных и вместе с тем малоизученных в современной историографии. Вместе с тем на современном этапе в связи с оживлением интереса к вопросам национальной политики и управления многонациональным государством эта проблема представляется крайне важной и конструктивной с точки зрения практического применения результатов. Однако исследование того, как соотносились в новых исторических условиях новое и традиционное, невозможно без серьезного представления о том, что же это традиционное представляло собой, каковы были тенденции его существования и трансформации.
Фундаментом политического устройства осетинских обществ являлся нихас (букв. -«беседа, речь») - народное собрание. Нихас как традиционный институт власти был непосредственно связан с управлением общества и регулированием практически всех сторон его жизни - от идеологической до экономической.
До присоединения к России и установления государственной административной системы основой механизма, регулирующего общественную жизнь, были нормы обычного права, или адаты, передававшиеся по устной традиции из поколения в поколение. «У осетин нет законов, - писал первый исследова-
тель обычного права осетин В. Б. Пфаф, - но весь порядок их общежития основывается на обычаях. Эти обычаи действуют со всею силою неизменных законов природы, не дозволяющих ни малейшего отступления от них и ни малейшего исключения» [8, с. 184].
Основной задачей нихаса являлось, таким образом, соционормативное регулирование жизни общества по нормам обычного права. Историческими корнями нихас восходит к родовой организации [12, с. 29]. Каждое ущелье в Осетии имело свой нихас, на котором рассматривались вопросы, затрагивающие интересы всех селении данного ущелья. Такие нихасы были в Алагирском ущелье - это нихас в селении Дагом, площадка «Зилахар» недалеко от Тамиска; в Дигорском ущелье -нихас в с. Мацута и площадка «Мадзаска». Такие же общеущельские нихасы имелись и в Куртатинском и Тагаурском обществах [6, с. 226].
Осетинский нихас представлял собой собрание мужчин. Женщины не имели права присутствовать на нихасе. В собраниях нихаса принимали участие все совершеннолетние мужчины общества независимо от происхождения, причем присутствие на собрании было обязательным по крайней мере для одного из членов семьи. Состав нихаса во всех ущельях горной Осетии имел более или менее выраженный сословный характер.
Представители феодальной верхушки принимали участие в собраниях нихаса во время обсуждения лишь тех вопросов, кото-
рые непосредственно затрагивали их интересы. Вообще, они считали посещение нихаса недостойным для себя [4, с. 14].
Важнейшей функцией нихаса было судопроизводство как в общественной, так и в хозяйственной жизни общины: он регулировал пользование лесными угодьями, общинными пастбищами и выгонами, решал вопросы охраны посевов, назначал общие сроки начала и окончания сельскохозяйственных работ, устанавливал систему севооборота, выносил решения об устройстве подъездных путей и строительстве мостов, обеспечивал надзор над ними.
В компетенцию нихаса входило разбирательство междуродовых конфликтов, дел об убийствах, ранениях, оскорблениях, воровстве, споров из-за имущества. Принятие в общину новых поселенцев разрешалось также общинным собранием. На нихасе решались и вопросы военного характера - о набеге или войне против другого племени или общества, об организации обороны, о сооружении оборонительных крепостей и башен [6, с. 335].
Решения нихаса подлежали официальному оглашению и доводились до сведения всех жителей села через глашатая/фидиуага [2].
Решения, которые принимались на ниха-сах, являлись обязательными для всех жителей селения. Если же решение выносилось на общеущельском собрании, этому решению подчинялось все население ущелья [7, с. 169].
Мера наказания вытекала из норм обычного права и по существовавшим представлениям соответствовала степени виновности. За незначительные нарушения виновный подвергался штрафу в пользу общины, а при более важных преступлениях его могли подвергнуть бойкоту или изгнать из общины (осет. хъоды). Применение смертной казни вызывалось непоправимым уроном, нанесенным обществу, например, в случаях пособничества врагу или сознательного распространения заразных болезней. К смертной казни приговаривались также отцеубийцы и кровосмесители. Приговоренных к смерти обыч-
но сбрасывали с высокой скалы или обрыва или забрасывали камнями [3].
Исполнение принятых на нихасе решений происходило согласно обычаю, имевшему силу закона.
Общеосетинский нихас находился в Ала-гирском ущелье вблизи селения Дагом, в месте, называемом Мадижн: «Для решения народного дела собирались всегда со всех сторон... на месте называемом Мадизе» [11, л. 29].
Собрание на Мадизане созывалось по вопросам, связанным с общенародными интересами осетин. К нихасу у селения Дагом обращались и в том случае, когда какой-либо из нихасов не мог разобраться в том или ином вопросе.
На нихасе не рассматривались такие вопросы, как упорядочение вопросов собственности, регулирование конфликтов, возникавших на почве кровной мести и т. п. Разбирательством этих вопросов по обычному праву занимался третейский суд, который состоял из выбранных тяжущимися сторонами посредников - тархоны лшгта (ед. ч. тархоны лаг) [5, с, 218]. Название суда «тархон» восходит, по В. И. Абаеву, к арийскому Лапа - tarkana с широким кругом соответствий в индоевропейских языках [1, с. 275].
Судопроизводство у осетин было основано на присяге (осет. ард, ард харын). Это ограждало судей от обвинений сторон в нелояльности или несправедливости и преследований со стороны осужденного. Если преступление не являлось очевидным фактом, не требовавшим доказательства, то в установлении истины решающее значение принадлежало присяге-клятве, произносимой публично обвиняемым или истцом. Присяга, принимавшаяся обвиняемым, должна была быть обеспечена гарантией-поручительством со стороны его рода (например, по делу об убийстве). Без такой гарантии присяга не признавалась за судебное доказательство и свидетельство невиновности ответчика. Поэтому на суде вместе с присягателем в качестве соприсяжников («артамонга») выступало несколько представителей его рода.
Другими видами установления судебной достоверности у осетин еще с древних времен являлись ордалии и судебный поединок как форма «божьего суда» (осет. хуцауы тархон). Ордалии или поединок применяли в отношении лиц, не имевших родственников, которые могли бы выступить на их стороне как защита и поручители-соприсяжники. В практике исполнения приговора традиционное судопроизводство осетин также опиралось на принцип коллективной ответственности рода за действия отдельных его членов. Игнорирование приговора суда, нарушение присяги, неподчинение «закону обычая» влекли за собой восстановление всего общества против нарушителя - изгнание его из общины (осет. хъоды), что было равносильно смертному приговору. Гарантом исполнения приговора теперь выступала вся община в лице ее собрания - нихаса. Это обстоятельство и дало право В. Б. Пфафу назвать общинный сход осетин «всемогущим нихасом» [8, с. 380].
После присоединения к России осетины в течение довольно длительного времени не испытывали практически никакого давления со стороны российской администрации. Первые попытки реформирования судопроизводства у осетин были предприняты российскими властями в 20-х гг. XIX в. Учреждение в 1828 г. во Владикавказе суда для осетин вполне обоснованно расценивалось властями как одно из главных мероприятий, призванных усилить государственно-административное влияние в Осетии. С учреждением Владикавказского инородного суда должны были, по мнению российской администрации, «утвердиться совершенно народные права тагаурцев и прекратиться бесчеловечные кровомщения».
В состав суда должны были быть избраны «почетнейшие владельцы», представлявшие различные общества Осетии и старшины от назрановских ингушей: два владельца от тага-урцев, один - от куртатинцев, один - от алагир-цев и двое ингушских старшин. Кандидатуры судей утверждались камандующим Кавказской линией генерал-майором Эмануэлем.
В состав Владикавказского суда не был избран кадий, поскольку власти учли весьма
ограниченную степень проникновения ислама в Осетию в первой половине XIX в. В случае необходимости «суждения духовного дела» предполагалось приглашать на заседания суда кадия из Кабарды.
Обязанностью суда было «разбирательство дел тяжебных между всеми состояниями Тагаурцев, Куртатинцев, Алагирцев и Назра-новцев, как подданных Российского Государя императора»... [10, л. 7].
Все дела в суде должны были разбираться, как сказано в источнике, «по древним обычаям и обрядам, приспособляя оные поскольку важность случаев дозволит к правам Российским». Максимально приближена была к традиционной и сама процедура судопроизводства: истец должен был явиться в суд и объявить свою жалобу, которая записывалась в специальный журнал и утверждалась подписями и печатями членов суда. Затем в суд вызывались ответчики и свидетели, показания которых также фиксировались. После того как выслушивались обе стороны, члены суда «сообразно со своими правами и обыкновениями», т. е. в соответствии с нормами обычного права, выносили приговор, который утверждался председателем суда. Недовольная сторона имела право обжаловать решение суда у коменданта Владикавказа, но только в том случае, если цена тяжбы превышала 200 руб. Решение уголовных дел, к которым относились убийства, измена, «возмущение в народе», «побег за пределы линии с злыми намерениями», не входило в компетенцию Владикавказского инородного суда, а подлежало «законам и строгости» военного суда.
Судопроизводство происходило на русском языке со слов переводчика и, чтобы избежать злоупотреблений, последнему было вменено в обязанность удостоверять своей подписью все бумаги. В случае неправильного перевода переводчик нес юридическую ответственность [9, л. 34].
Приспособление норм традиционного права к российскому государственному законодательству не могло, естественно, происходить без подробного и детального изу-
чения положений обычного права. Первые шаги в этом направлении были предприняты в Осетии сразу после открытия Владикавказского инородного суда. Члены суда, как представители социальной верхушки, так и простонародья, обязывались заняться «составлением правил, основанных на законах и обычаях народа для дел всякого рода...», т. е. на нормах обычного права осетин. Предполагалось создать своеобразный свод законов, основанный на обычном праве, который бы использовался в деятельности суда [9, л. 9].
В первоначальном виде Владикавказский суд просуществовал недолго. В 1830 г., после карательной экспедиции генерала Абхазова, правительство приступило в Осетии к новым административным преобразованиям: на ее территории была установлена система при-ставства, а Владикавказский инородный суд реорганизован в окружной. Владикавказский окружной суд, как и ранее существовавший инородный суд, призван был заниматься дело- и судопроизводством осетин и обладал также административной властью.
При реорганизации Владикавказского инородного суда в окружной российские власти в корне изменили систему судебного разбирательства. Если раньше разбор дел осуществлялся согласно обычаям и традициям горских народов, то теперь предписывалось в решении дел руководствоваться правилами «Учреждения о губерниях». Использование общероссийского законодательства позволило рассматривать во Владикавказском суде не только гражданские дела, но и уголовные преступления. Применение в судопроизводстве общероссийских законов привело к изменению состава суда, поскольку теперь участие в суде требовало специальной юридической подготовки и знания законодательства. В соответствии с высочайше утвержденным 1 апреля 1837 г. указом «О штате Владикавказского окружного суда» в его состав вошли: председатель - владикавказский комендант, судьи - два гражданских чиновника, два «депутата от народа» с совещательными голосами и секретарь суда. Таким образом, впервые на Центральном Кавказе в судопроизводстве
гражданских дел горских народов были применены российские законы. Введение нового порядка должно было, по предположению российских властей, повлечь за собой сближение местного населения с Россией. Фельдмаршал И. Ф. Паскевич отрицательно относился и к системе военного управления. Однако в 1834 г., с назначением на должность главноуправляющего барона Г. В. Розена, вновь стал актуальным вопрос об упразднений гражданской администрации и установлении военного управления. Вообще, не только ход реформ и преобразований, но и сам факт возникновения тех или иных из них на повестке дня кавказской политики всегда во многом зависел от личностных качеств и политических воззрений личности, возглавлявшей на определенный момент кавказскую администрацию. Кавказская история знает достаточно примеров того, как благие начинания и преобразования предшественников сводились постепенно на нет, а то и вовсе уничтожались «последователями», придерживавшимися имперско-шовинистических взглядов на место и способы существования кавказских народов в составе Российского государства. Барон Розен, принадлежавший к числу таких «последователей», мотивировал свои преобразования трудностью соотносить гражданскую и военную администрации и необходимостью больших расходов на их содержание.
Владикавказский окружной суд был одним из первых учреждений, которого коснулись преобразования нового главноуправляющего Кавказом. В 1836 г. власти сочли необходимым закрыть его как лишнюю административную инстанцию. С 1836 г. в Осетии продолжала существовать лишь система приставства. Все приставы теперь находились в непосредственном подчинении коменданта Владикавказской крепости. Судопроизводство велось на местах приставами и их помощниками «сообразно понятиям и обычаям горцев».
Закрытие Владикавказского окружного суда не означало, однако, что российские власти совсем отказались от намерения применять в управлении горцами «местные понятия
и обычаи». Как уже отмечалось, некоторая противоречивость и непоследовательность вообще были характерны для кавказской политики России первой половины XIX в.
Одним из проявлений таких «колебаний» было открытие в Дигории народного суда в мае 1847 г. Примечателен тот факт, что дигорцы, как «черный народ, так и старшины», сами обратились к начальнику Центра Кавказской линии генерал-майору Хлюпину с просьбой «об учреждении у них Народного суда». Мотивировали они свое желание тем, что «тяжбы, случающиеся в народе», не могли быть разбираемы и решаемы одним приставом, тем более что «старшины позволяли себе не всегда исполнять его решения» [Цит. по: 2, л. 1 об.].
Суд в Дигории был первоначально образован властями «в виде испытания», как временный, с тем чтобы впоследствии, судя по результатам его деятельности, внести в его работу коррективы или же вовсе упразднить. Он предназначался для разбора дел «между всеми классами Дигорцев: старшин, фарса-лак, тумов (кумаягов. - А. Х.) и холопьев». Дела в народном суде, так же как ранее во Владикавказском инородном суде, разбирались и решались «по древним обычаям и обрядам народа Дигорского», т. е. по нормам обычного права [2, л. 3 об.].
Разбор дел в суде происходил только в присутствии дигорского пристава или его помощника. Дела «казаков и русских с Дигорцами» компетенции суда не подлежали, а должны были разбираться «по законам Российским» приставом. Тяжбы дигорцев-мусульман разбирались по шариату приглашенным эфендием. Уголовные дела, такие как «убийства, возмущения в народе, набеги в границы Кавказской Линии, нападения и хищничества», не подлежали рассмотрению народного суда, и члены суда обязаны были сообщать о них российским властям через пристава. Общее руководство судом было возложено на начальника линии ВоенноГрузинской дороги полковника Ильинского.
В статусе «временного» Дигорский народный суд просуществовал до вес-
ны 1849 г., когда командующим войсками Кавказской линии и Черномории генерал-лейтенантом Завадским было принято решение утвердить суд «в настоящем его положении» [2, л. 16].
С 30-х гг. XIX в. общинное управление в осетинских обществах также постепенно заменялось государственноадминистративными. Осетия была разделена на сельские общества и приходы. Во главе каждого сельского общества был поставлен выборный старшина с помощниками, кандидатуры которых утверждались властями. Сельский старшина был наделен широкими полномочиями - от административных до полицейских. Однако необходимо подчеркнуть, что в большинстве случаев сельские старшины были только исполнителями решений, принятых общинным сходом-нихасом. Путем созыва общинных сходов-нихасов в обычной форме российские власти стремились приспособить методы традиционного управления к новым историческим условиям.
Подводя итоги, следует отметить, что после установления в Осетии государственноадминистративного управления на нихасе, кроме прочих, начали разбираться также вопросы, вносимые сельской администрацией. Деятельность первых государственных судебных учреждений в Осетии также была основана на нормах обычного права, максимально приближена была к традиционной и сама процедура судопроизводства. Нормы общественного регулирования и взгляды, выработавшиеся задолго до XIX в. и ставшие основой общественного устройства, продолжали действовать (иногда в пережитой форме) и после внедрения в осетинское общество основ государственного управления и включения его в российскую административную систему. Российские власти не стремились к одномоментным, кардинальным преобразованиям в крае, предпочитая постепенные преобразования эволюционного характера. До 60-х гг. XIX в. адаты, несмотря на влияние российского законодательства, оставались важнейшим элементом общественных отношений у осетин.
Библиографический список
1. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка I В. И. Абаев. - Л.,1973. -
Т. 2. - 3б4 с.
2. Берзенов Н. Г. Из воспоминаний об Осетии I Н. Г. Берзенов II Кавказ. - 1852. - № б7.
3. Берзенов Н. Г. Из записок об Осетии I Н. Г. Берзенов. - Кавказ. - 1852. - № 40.
4. Кануков И. В. В осетинскои ауле I И. В. Кануков II Сборник сведений о кавказских горцах. -Тифлис, 1875. - Вып. 8. - 45 с.
5. Ковалевский М. М. Современный обычай и древний закон. Обыгчное право осетин в историкосравнительном освещении I М. М. Ковалевский. - М., 188б. - Т. 2. - 418 с.
6. Магометов А. Х. Общественный строй и быт осетин (XVII-XIX вв.) I А. X. Магометов. -
Орджоникидзе, 1974. - 32б с.
7. Марков Е. Очерки Кавказа I Е. Марков. - СПб. 1904. - 2б9 с.
8. Пфаф В. Б. Народное право осетин I В. Б. Пфаф II Сборник сведений о Кавказе. - Тифлис,
1871. - Т. 1. - 28б с.
9. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). - Ф. 13454. - Оп. II. -Д. 4бб.
10. РГВИА. - Ф. 13454. - Оп. II. - Д. 74.
11.Центральный государственный архив Республики Северная Осетия - Алания. - Ф. 291. -Оп. 1. - Д. б.
12. Чиковани Г. Д. Осетинский ныхас I Г. Д. Чиковани II Кавказский этнографический сборник -Тбилиси, 1979. - Т. 5, - Вып. 2. - 123 с.
Поступила в редакцию 23.12.2011.
Сведения об авторе
Хамицаева Альбина Ахметовна - кандидат исторических наук, доцент кафедры российской истории и кавказоведения Северо-Осетинского государственного университета им. К. Л. Хетагурова (СОГУ). Область научных интересов: обыгчное право, миграционные процессы на Кавказе, социальная история Осетии, история Осетии XVIII-XIX вв.
Тел.: 8 903 484-03-99 e-mail: hares@inbox.ru
