CC BY-NC-ND
73
О.В. Ауров
ОРУЖЕНОСЕЦ В КАСТИЛИИ ХШ-ХУ вв.
Статья посвящена исследованию статуса оруженосца в Кастильс-ко-Леонском королевстве ХШ-ХУ вв. Делается вывод о том, что его эволюция в основном совпадает с тенденциями, характерными для запи-ренейской Европы (Франция, Англия, Италия и др.). Изначально будучи не более чем простыми слугами рыцарей, к середине XIV в. оруженосцы были наделены значительным кругом привилегий и причислены к кастильской знати. К концу Средневековья, наряду с рыцарями, они составили единое привилегированное сословие дворян-идальго. Привилегии идальго тяжелым бременем ложились на городское бюргерство, которое стремилось вытеснить рыцарей и оруженосцев из городов. Тем не менее, несмотря на негативное отношение со стороны непривилегированной части населения Кастилии, феодальная литература создала позитивный (и более того - романтичный) образ оруженосца, отразившийся в культуре позднего Средневековья.
Ключевые слова: Кастилия и Леон, рыцарство, оруженосцы, Реконкиста, средневековая война, средневековая Испания, кортесы, феодальное общество.
История оруженосца в Средние века - это неотъемлемая часть более общей и много более известной и изученной истории, а именно - истории рыцарства. По наблюдениям Л. Паттерсон, конкретные формы взаимосвязи статусов рыцаря и оруженосца могли быть самыми разными. В частности, в Южной Франции (регионе, которым, собственно, и занимается английская
1 © Ауров О.В., 2012
Оруженосец в Кастилии XIII-XV вв.
исследовательница) эта связь носила двоякий характер. Изначально оруженосец (лат. «armiger», «scutifer») был лишь лицом, выполнявшим вспомогательные функции при рыцаре. Однако в дальнейшем статус оруженосца претерпел коренные изменения в связи с возвышением рыцарства, которое в романских странах началось в XII в. и достигло пика в следующем столетии1.
Подобные представления разделяются большинством исследователей. Так, по данным Ж. Дюби, во Франции понятие «оруженосец» начинает использоваться для обозначения статуса сыновей рыцарей с начала XIII в., то есть со времени, когда незнатное рыцарство окончательно исчезает и ко всем рыцарям начинают применяться титулы «dominus» или «messire»2. Аналогичным образом, на английском материале П. Косс, обрабатывавший свои материалы по методике, предложенной Ж. Дюби, Р. Фоссье и Ж. Флори, утверждает, что начиная с XIII в. обязанности оруженосца выполняют лишь юноши знатного происхождения, по меньшей мере, выходцы из обедневших рыцарских семей3.
Однако существуют и иные точки зрения. В частности, англичанин М. Бэнетт пытается терминологически и по существу отделить знатных по происхождению оруженосцев («armigeri») от незнатных («scutiferi», то есть сквайров), которые, хотя и повысили свой статус в период позднего Средневековья, но не переступили грани между аристократией и простолюдинами. М. Бэннетт считает свои выводы относящимися лишь к северным регионам Европы, то есть не касающимся романской части континента4. Между тем, как показала Ф. Менан на североитальянском материале, в XII в. термин «scutifer» употребляется там лишь по отношению к незнатным слугам рыцарей. В их функцию входили, главным образом, уход за конями, обслуживание господина (в том числе - прислуживание за столом, помощь при его облачении в доспехи и др.), а также забота о его оружии5. Это как будто придает особую правдоподобность выводам М. Бэннета и даже позволяет попытаться распространить их на более обширную часть континента.
Что же касается средневекового королевства Кастилия и Леон, в эпоху Высокого Средневековья, а особенно - после «великой Реконкисты» Фернандо III Святого (1217-1252) и Альфонсо Х Мудрого (1252-1284)6, находившегося на вершине своего могущества, то здесь латинские источники, насколько мне известно, до середины XIII в. не используют терминов «armiger» или «scu-tarius» в интересующем меня значении. Сколь-нибудь развернутая информация об оруженосцах впервые появляется в текстах, напи-
О.В. Ауров
санных на старокастильском языке, прежде всего - в нормативных источниках - постановлениях кортесов (начиная с 1258 г.) и «Семи Партидах» Альфонсо Х Мудрого (около 1265 г.)7.
В первом случае информация оказывается довольно гетерогенной. Так, постановления кортесов - сословно-представитель-ных учреждений Кастилии и Леона8 - в Вальядолиде (1258 г.), созванные тем же Альфонсо Х, в полной мере распространяют на оруженосцев те положения законов против роскоши, которые касаются знати в целом - магнатов (ricos omes), инфансонов и рыцарей-идальго. Они запрещали всем им носить дорогую одежду, пользоваться позолоченными уздечками, позолоченными или посеребренными седлами, золотыми шпорами и т. п.9 Эти и подобные им нормы явно относятся к сыновьям магнатов (вплоть до запрета осуществлять посвящение в рыцари)10. Вместе с тем, судя по постановлениям кортесов, далеко не все оруженосцы в этот период обладали выраженным знатным статусом. Так, еще в конце XIII в. в постановлениях Вальядолидских кортесов (1312 г.) фигурируют оруженосцы, которые вместе с простыми пехотинцами-пикинера-ми, угрожая оружием, незаконно требуют от простых горожан и крестьян обеспечить их пищей. Законодатель прямо приравнивает их к уголовным преступникам, позволяя убивать без суда11.
Что касается «Семи Партид» - знаменитого свода Альфонсо Мудрого, то здесь оруженосцы фигурируют главным образом в тексте 21-го титула второй Партиды. В центре внимания составителей этой части Партид - сословные обязанности рыцарей в их идеальном, а отнюдь не конкретно-правовом восприятии. Не случайно центральное место в титуле занимает подробная регламентация акта посвящения в рыцари (законы 14-15). Именно в связи с последним оруженосец - знатный юноша, готовящийся стать рыцарем. Его подготовка к означенному акту включает ночное бдение в церкви и следующие за ним омовение, облачение в особую обувь, поверх которой в начале ритуала прикреплялись шпоры, а также одежду, включая блио, поверх которого посвящающий застегивал рыцарский пояс с висящим на нем мечом12. Соответственно, если статус оруженосца предшествовал статусу рыцаря и лишь рыцарь имел право на посвящение, то логичным выглядит присутствие оруженосца и в ритуале утраты рыцарского звания, зеркально противоположном акту посвящения13. Сначала оруженосец прикреплял к обуви осужденного шпоры и надевал на него пояс с мечом, а затем, зайдя со стороны спины, разрезал ножом сначала пояс, а затем - ремни, на которых крепились шпоры. Эта процедура была
Оруженосец в Кастилии ХШ-ХУ вв.
тем более унизительной, что в обычное время оруженосцу запрещалось даже во время трапезы сидеть в присутствии рыцаря14.
Эти, весьма обобщенные, замечания существенно развиваются и детализируются в нарративных источниках, прежде всего - в «Первой всеобщей хронике», составление которой приходится на период правления Альфонсо Х Мудрого и его сына Санчо IV Храброго (1284-1295)15. Наиболее важные положения хроники, касающиеся оруженосцев, выглядят следующим образом. Первое. Оруженосцы предстают как неотъемлемый слой феодального класса: упоминаются не только рыцари, но и магнаты, в юности прошедшие статус оруженосца16. При этом лица, относившиеся к этой страте, четко отделяются от полноправных рыцарей: в бой они вступают пешими, а их вооружение, насколько можно понять по косвенным данным, оказывается более легким, чем у рыцаря17. В период боевых действий они несут несоотносимую со статусом рыцаря караульную службу18.
Второе. Хроника позволяет понять истоки подобного статуса: в тексте хроники понятия «воспитанник» и «оруженосец» употребляются в тесной связи и применяются к одним и тем же персонажам19. В качестве «воспитанников» своего сеньора, который впоследствии, как правило, и посвящал их в рыцари, оруженосцы постоянно проживали в доме «воспитателя», выполняли функции доверенных слуг20 и сопровождали его вне дома, составляя свиту21. У знатного сеньора число оруженосцев могло быть достаточно велико: несколько десятков человек или даже более. Составляя нижнюю страту рыцарского линьяжа, они воспринимались как младшие родственники, а нередко были таковыми и в прямом смысле22. Видимо, именно в этой сфере родственных или квазиродственных отношений следует искать истоки проявляемой оруженосцами личной верности, в том числе - их храбрости в бою23.
Третье. Для характеристики оруженосца, как правило, применяется старокастильское слово «шодо» - «юноша», «подросток»24. Однако далеко не всегда его следует понимать в прямом смысле. Так, нам известно, что знаменитый рыцарь Гарсия Перес де Варгас был посвящен в рыцари в далеко не юном возрасте: к этому времени он уже успел совершенно облысеть25. Следовательно, наименование «юноша» носит в данном случае не возрастной, а социальный характер.
Что касается актового материала, то здесь оруженосцы впервые появляются приблизительно в то же время, что и в постановлениях
О.В. Ауров
кортесов. В частности, они упоминаются в грамоте Альфонсо Х 6 февраля 1260 г., подтверждающей освобождение от одного из феодальных платежей (moneda forera) рыцарей, знатных дам, оруженосцев и рыцарей-мосарабов Толедо. При этом оруженосцы фигурируют в числе идальго - привилегированной социальной группы26. В мае того же года оруженосцы появляются в документе, адресованном жителям галисийского местечка Пуэбла де Валь де Луасес, терпящим ущерб от рыцарей и оруженосцев, не гнушающихся откровенным грабежом27. Видимо, подобные случаи не были редкостью, но много чаще упоминания об оруженосцах связаны с предоставлением им привилегий, распространяющихся на них наряду с рыцарями (как и в упомянутой выше толедской грамоте 1260 г.).
Та же самая тенденция прослеживается и в местных хартиях -фуэро, которые в конце XII-XIII в. приобрели характер судебников, определявших правовой режим в пределах территориальных общин (городов и прилегающих к ним территорий) - так называемых кон-сехо. В частности это касается пространного фуэро кастильского города Сепульведа (в современной провинции Сеговия), относящемуся к наиболее известному семейству фуэро Куэнки-Теруэля28. Согласно его нормам, на оруженосцев распространяются все привилегии рыцарей (прежде всего - фискальные льготы и судебные привилегии)29. Получается, что сепульведские оруженосцы по социальному статусу были если и не равны рыцарям, то, во всяком случае, весьма близки к ним. Следовательно, если применительно к периоду около 1300 г. (время издания пространного фуэро Сепуль-веды) можно говорить о знатности рыцаря, то то же самое следует констатировать и применительно к оруженосцу. Кроме того, упоминание о последних наряду с женами, вдовами и дочерьми рыцарей позволяет связать оруженосцев с рыцарскими линьяжами30.
Более того, можно с достаточной уверенностью утверждать, что неупоминание в этом ряду собственно сыновей рыцарей может быть объяснено лишь тем, что в первую очередь именно они и получали ранг оруженосцев. При крайней дороговизне боевого коня, рыцарского вооружения и снаряжения31 контроль законодателя за их передачей по наследству был вполне естественным.
Дальнейшее развитие статуса оруженосцев применительно к периоду конца XlII-XV в. можно проследить по данным постановлений кортесов, в которых лица интересующей нас категории фигурируют достаточно часто. Разумеется, проблема регламентации статуса оруженосцев в постановлениях кортесов заслуживает
Оруженосец в Кастилии XIII-XV вв.
отдельного исследования, которое я надеюсь провести в будущем. Пока же постараюсь выделить лишь наиболее важные тенденции.
Прежде всего, обращу внимание на постоянный рост привилегий оруженосцев, в результате которого де-факто эти привилегии ничем не отличались от рыцарских. Среди прочего это видно, в частности, из постановлений вальядолидских кортесов 1293 г., запрещавших конфискацию имущества оруженосцев (как и рыцарей), даже если они оказывались преступниками, казненными по приговору суда32. Этот неуклонный рост привилегий объясняет, почему упоминания о бедных и незнатных оруженосцах после 1312 г. более не встречаются33, тогда как их упоминания в ряду «могущественных людей» (ommes poderosos) (разумеется, опять же наряду с рыцарями) становятся нормой34. В этом смысле вполне естественным представляется тот факт, что начиная с 1317 г. (кортесы в Каррионе) оруженосцы начинают упоминаться в этом ряду не только в связи с предоставлением им конкретных знатных привилегий, но и (что представляется еще более важным) как представленная в сословно-представительном учреждении особая сословная группа, стоящая по своему положению непосредственно вслед за магнатами (rricos ommes) и рыцарями и явно превосходящая по статусу состоятельных бюргеров, представлявших свои консехо в кортесах в качестве их прокурадоров35. Окончательно этот статус оруженосцев был закреплен в своде законов, принятых кортесами в Алькала-де-Энарес в 1348 г., - так называемом «Ordenamiento de Alcalá»36.
Превращение оруженосцев в неотъемлемую часть местных олигархий, контролировавших жизнь территориальных общин-консехо, естественным образом дистанцировало их от остальной части городского населения. Их привилегии (как и привилегии рыцарей, с которыми к концу Средневековья они окончательно слились в единое сословие дворян-идальго - fijosdalgos) тяжким бременем ложились на плечи бюргеров, в том числе и их состоятельной части. Отсюда - многочисленные примеры отпора, который начиная со второй половины XIV в. стали давать городским олигархиям (состоявшим из рыцарей и оруженосцев) бюргерские объединения - коммуны, сыгравшие значительную роль в формировании зрелых муниципальных институтов в Кастилии и Леоне к концу XIII в.
В этом плане характерным является, в частности, содержание муниципальных ордонансов, принятых в 1457 г. коммунеро кастильского городка Риаса. Их положения решительно потребовали
О.В. Ауров
изгнания из города не только рыцарей, но и оруженосцев37. Трудно сказать, в какой мере это намерение удалось воплотить в жизнь именно в Риасе, но оно представляется красноречивым уже само по себе.
Получается, что, вступив в историю в ореоле мужественных воинов эпохи «великой Реконкисты», на исходе Средневековья оруженосцы (как, впрочем, и рыцари) приобрели скорее негативный имидж. Но еще более удивительным представляется тот факт, что эта негативная реальность, отраженная в нормативных и документальных источниках, связанных с подымавшимся в последние полтора столетия Средних веков движением коммунеро, в конечном итоге вовсе не возобладала. Оруженосцам и рыцарям-идальго было суждено остаться в истории не жестокими и алчными олигархами, обременившими своих сограждан непосильными для них податными и иными повинностями, но все теми же благородными воинами, каковыми они в свое время и вступили в историю Кастилии и Леона.
Негативную реальность «поправила» грамотная пропаганда, средством которой стала бурно развивающаяся феодальная литература на кастильском языке, в XIV в. вступившая в пору своего расцвета и все более вбиравшая в себя влияния далекого итальянского Возрождения. Одним из первых (и наиболее ярких) ее примеров является, в частности, та интерпретация идеальных образов рыцаря и оруженосца, которая представлена в сочинениях инфанта Хуана Мануэля (1282-1348) - кастильского магната, племянника Альфонсо Х Мудрого, активного участника политических событий своего времени, но и, одновременно, блестящего писателя.
Среди прочего его перу принадлежит сочинение «Книга о рыцаре и оруженосце». На его страницах юный оруженосец, прибывший на кортесы (sic!), встречает умудренного жизнью старого рыцаря, впоследствии посвятившего юношу в рыцарское достоинство38. Этому акту предшествуют беседы рыцаря и оруженосца, сопровождающего своего сеньора в его передвижениях по стране. И всякий раз, начиная свою речь, старый рыцарь считает нужным скромно оговорить, что не получил соответствующего образования и что ему знакомо лишь «рыцарское ремесло»39.
Однако при ближайшем рассмотрении эта оговорка оказывается столь же формальной, как и авторские признания в некомпетентности в прологах средневековых исторических трудов. Скромно признаваясь, что имел возможность слушать «многих мудрецов»40, старый рыцарь вновь и вновь заводит разговор о самом широком
Оруженосец в Кастилии ХШ-ХУ вв.
круге проблем и являет себя блестящим знатоком философии Аристотеля (и не только ее одной!). И хотя традиционное общение рыцаря и оруженосца здесь играет лишь роль «рамочного» сюжета, тем не менее очевидно, что Хуан Мануэуль совсем не случайно вложил излагаемые идеи в уста не клирика или ученого монаха, а рыцаря - такого, каким хотел его видеть, а его ученика сделал не юным послушником (что было бы вполне естественным), а оруженосцем.
Так в зеркале золотой «осени Средневековья» фигуры феодального мира - рыцарь и оруженосец - постепенно приобретали совершенно новые - и, безусловно, позитивные - очертания.
Примечания
Paterson L.M. The Occitan Squire in the Twelfth and Thirteenth Centuries // The Ideals and Practice of Medieval Knighthood. Woodbrige, 1986. Duby G. La Noblesse dans la France medievale // Duby G. La société chevaleres-cque. Paris, 1988.
Coss P.R. The Knight in Medieval England, 1000-1400. Dover, 1996. Bennett M. The Status of the Squire: the Northen Evidence // The Ideals and Practice of Medieval Knighthood. Woodbrige, 1986. P. 1-11.
Menant F. Les écuyers («scutiferi») vassaux paysans d'Italie du Nord au XII-e siècle // Structures féodales et féodalisme dans l'Occident méditerranéen (X-e - XIII siècles). Paris, 1980. P. 285-297.
Подробнее об истории Кастилии и Леона в эпоху Высокого Средневековья см., например: O'Callaghan J.F. A History of Medieval Spain. Ithaca, London, 1983. P. 331-520; Idem. Reconquest and Crusade in Medieval Spain. Philadelphia, 2003. P. 78-123 и др.
В настоящей работе приняты следующие сокращения для обозначения источников:
CDC - Colección diplomática de Cuellar / Ed. por A. Ubieto Arteta // Publicaciones historicas de la Exma. Diputación provincial de Segovia. VI. Segovia, 1961. Córtes - Córtes de los antiguos reynos de León y de Castilla. T. 1. Madrid, 1861. DEDA - Diccionario español de documentos alfonsíes / Bajo la dir. de M. Nieves Sánchez. Madrid, 2000.
FE Sep. - Fuero extenso de Sepúlveda // Los fueros de Sepúlveda / Ed. por E. Sáez // Publicaciones historicas de la Exma. Diputación provincial de Segovia. I. Segovia, 1953.
2
5
6
7
О.В. Ауров
LCE - Don Juan Manuel. Libro del cavallero y del escudero // Obras de don Juan Manuel. T. 1. Barcelona, 1955.
Orden. Alc. - El Ordenamiento de Leyes, que D. Alfonso XI hizo en las Córtes de Alcalá de Henares en el año 1348 / Ed. por I.J. de Asso y M. de Manuel. Madrid, 1847.
Ord. Mun. - Ordenanzas Municipales de Riaza de 1457 // Colección diplomatica de Riaza (1258-1457) / Ed. por A. Ubieto Arteta. Segovia, 1959 (Publicaciopnes hitóricos de la Exma. Diputación Provincial de Segovia, V). P. 133-190. Part. - Las Siete Partidas del Rey don Alfonso el Sabio / Por la Real Academia de la História. T. 1-3. Madrid, 1807.
Prim. Cron. - Primera Crónica General de España / Ed. por R. Menendez Pidal. T. 2. Madrid, 1955.
8 О сословно-представительных учреждениях в Кастилии и Леоне см., например: Pérez Prendes J.M. Cortes de Castilla. Barcelona, 1974.
9 Córtes de Valladolid (a. 1258). P. 59.
10 Ibid. 23.
11 Córtes de Valladolid (a. 1312). 92. P. 218.
12 Part. II.21.13.
13 Part. II.21.25.
14 Part. II.21.23.
О «Первой всеобщей хронике» см., например: Catalan Menendez Pidal D. De Alfonso X al conde de Barcelos. Cuarto estudios sobre el nacimiento de la historigrafía romance en Castilla y Portugal. Madrid, 1962. См., например: Prim. Cron. P. 731.
17 Prim. Cron. P. 615.
18 См., например: Prim. Cron. P. 513, 752.
19 См., например: Prim. Cron. P. 612, 615. Prim. Cron.. P. 611. См., например: Prim. Cron. P. 532. См., например: Prim. Cron. P. 612. Ibid. P. 606, 611-613, 621 etc. См., например: Ibid. P. 621.
25 Ibid. P. 752.
26 1260, Toledo (цит. по: DEDA. P. 209).
27 1260, Burgos (цит. по: DEDA. P. 249).
28 Об основных семействах фуэро см., например: Gibert R. El Derecho municpal de León y Castilla // Anuario de História del Derecho Español. 1961. T. 31. P. 695-753.
29 FE Sep. tit. [42c], [45], [48], [57], [59], [63], [65], [65a], [237a].
30 FE Sep. tit. [42c], [198].
31 FE Sep.74. Cfr.: CDC. P. 43, doc. n. 16 (a. 1256, Segovia).
15
16
Оруженосец в Кастилии XIII-XV вв.
32 Cortes de Valladolid (a. 1293). 17. P. 126.
33 Cortes de Valladolid (a. 1312). 92. P. 218.
34 Cortes de Palencia (a. 1313). 22. P. 240.
35 Cortes de Carrion (a. 1317). P. 300.
36 См.: Orden. Alc. cap. 72, 92 etc.
37 Ord. Mun. Tit. I.
38 LCE. Cap. 3.
39 LCE. P. 47.
40 LCE. P. 26.
