CC BY
330Е. А. Самоделова (Москва)
Оригинальные свадебные обычаи в Рязанской губернии / области
Изучая традиционную и современную свадьбу Рязанщины, мы поставили, в числе многих других, две главных задачи:
1) выявить и проанализировать символику свадебных песен, плачей и обрядовых приговорок, по возможности очертить зональное распределение поэтических образов, мотивов и сюжетов;
2) выделить локальные зоны рязанской свадьбы, объяснить их прежними миграционными потоками и переселенческими группами, этническими вкраплениями и социальными стратами.
Наше исследование касается свадьбы исключительно русского населения — в современном понимании, этноса, численно преобладающего на Рязанской земле. Предполагается разыскать различия между типами и разновидностями свадьбы прежних крепостных крестьян и однодворцев, мещеряков и куршаков (т. е. населения Мещеры и д. Курша с окрестностями по р. Курша), жителей района Богословщина (пограничья Захаровского и Михайловского р-нов) и т. п. К сожалению, недостаточность фольклорно-этнографи-ческого материала, более не восполнимого, не позволяет отчетливо выявить локальные разновидности рязанской свадьбы. Порой приходится ограничиваться более общими наблюдениями над двумя основными типами русской свадьбы — севернорусским и среднерусским, о которых еще в 1950-1980-е гг. писали В. И. Чичеров [Чичеров 1959, 392], А. М. Новикова [Новикова, Пушкина 1981, 5] и А. М. Кальницкая [Кальницкая 1984, 22, 25, 29, 36 и след.].
В главе «Традиционная и современная свадьба» в двухтомнике «Русские Рязанского края», изданном в 2006 г. Институтом этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН (отв. редактор С. А. Иникова), были обозначены лишь некоторые особенности свадьбы мещеряков и однодворцев, в силу объективных особенностей расселения географически противопоставленные, находящиеся на севере и северо-востоке Рязанской губернии / области, с одной стороны, и в южной ее части — с другой. Также тогда были лишь поставлены вопросы о некоторой особости свадьбы куршаков и однодворцев.
В 2006-2013 гг. по разным экспедиционным программам Российской академии наук мы проводили многочисленные фольклорно-этнографиче-ские экспедиции в Рязанскую обл. и на сопредельные территории Московской и Липецкой областей, прежде входивших в состав Рязанской губернии. Экспедиции позволили получить новые интересные сведения, в том числе по свадьбе. Эти данные, в совокупности с уже имевшимися, дали возможность
Статья написана по проекту «Русские фольклористы: Биобиблиографический словарь» (20122014) и по Программе фундаментальных исследований ОИФН РАН «Текст во взаимодействии с социокультурной средой: уровни историко-литературной и лингвистической интерпретации», раздел IV.
картографировать многие обрядовые и поэтические элементы, с большей или меньшей степенью вероятности уяснить их генезис и прочертить историю бытования, увидеть их трансформацию и многое другое.
Мы хотим обратить внимание на три интересных обрядовых момента:
— во-первых, на обычай навязывать невесту (в параллель к широко распространенному сватовству);
— во-вторых, на ритуальное действо катить ступу;
— в-третьих, на следующий за ним ритуал овин тушить в сопровождении обрядовой песни «Сгорел овин с пшеницею».
Навязывание невесты
В рязанской свадьбе известно два способа выбирать будущего супруга (супругу):
1) сватовство, когда в дом к родителям невесты засылают сватов от жениха;
2) навязывание, когда, наоборот, девушку парню предлагают в невесты ее родители.
Разницу в этих способах издавна осознавали сами носители традиции. Так, по высказанному в 1889 г. мнению А. П. Звонкова, «сватовство бывает двух главных видов, сообразно тому, кто (здесь и далее в этой цитате курсив А. П. Звонкова. — Е. С.) ведет его: родители жениха или родители невесты» (Елатомский у. Тамбовской губ., ныне Елатомский р-н Рязанской обл.) [Звонков 1889, 72].
Первый, самый распространенный тип выбора будущего супруга именовался сватовство, сватанье [Петров 1914, 39]; просватанье — в с. Восход Кадом-ского р-на [Гилярова 1994, 28]; сосватанье — в с. Малинки Михайловского р-на и д. Деулино Рязанского р-на [Тихомирова 1993, 63].
Однако в первой половине ХХ в. в ряде селений Рязанщины сохранялся и параллельный обычай навязывать невесту / набиваться (в Зарайском, Кле-пиковском, Скопинском, Спасском, Шиловском, Шацком р-нах; как отголосок — в Касимовском и Рыбновском р-нах) [Ванюшечкин, 1983, 240; Гилярова 1994, 57; Липец 1949 // НА ИЭА РАН. Ф. 1379. Т. IV. Л. 14; Свадьба; Серин 2003, 154-155; Рязанская традиционная культура 2001, 267-268]. Географически обычай встречается на небольших территориальных очагах, в маленьких включениях — и в самых разных районах, за исключением расположенных на юго-западе. Кроме того, он отражен в разножанровых произведениях, зафиксированных в Зарайском у. и Рыбновском р-не.
В некоторых местах (напр., в Скопинском р-не) он дожил до 1970-х гг.:
Свекровь пришла и спрашивает:
— Чо ж не приходите навязывать-то?
— Навязывать? Да ведь ты приданое будешь просить, а у нас нету. Нас еще трое.
— Ну, как хотишь. А то у нас уже навязывають.
Это был 1961 г. (с. Секирино Скопинского р-на) [Иникова 2005 // Самоделова Архив. 2005 г. Тетрадь Иникова-2005. Текстовый файл wedding2005.d0c].
Информанты из с. Поляны Скопинского р-на относят обычай к прошлому:
Тогда навязывали девушек. Мила ли она, раз-два придут — согласился [Самоделова Архив. 1989. Тетрадь 6. № 241].
Свахой / сватом при навязывании выступали сестра, тетка или брат невесты, изредка — мать; она обещала в приданое корову, хлеба пудов 20, вина 10-15 четвертей, а также одеть-обуть жениха с ног до головы (пальто, костюм, сапоги, брюки, кальсоны, рубашки). Иногда под окном оказывался сват от другой невесты, который слышал о приданом и сулил уже корову с телкой и т. п. (с. Корневое Скопинского р-на) [Липец 1949, 14 // НА ИЭА РАН. Ф. 1379. Т. IV. Л. 14.].
Заметим: четверть — русская мера объема жидкости, равная четверти ведра,около 3 литров.
Женщина, расхваливавшая невесту при навязывании ее родителям жениха, в с. Новая Пустынь Шиловского р-на называлась хвастушка [Серин 2003, 154].
В д. Анатольевка Касимовского у. в 1923 г. бытовал приведенный ниже обычай.
Накануне свадьбы возят «хвастуна» — близкого родственника невесты, наряженного в рваную одежду, — на салазках по улице, стараясь свалить в яму: «хвастун» — тот, кто наговаривает, лжет на невесту [Мансуров 1928, 15, № 22].
Народно-свадебный термин навязываться встречается в хороводной песне «Из-пад бережку из-пад крутава...», записанной П. И. Якушкиным в августе 1846 г. в с. Гололобово Зарайского уезда:
.Выбирай девок ва Казань-горад,
Ва Казань-горад за солдат замуж.
Красные девушки испужалися,
За рибят замуж навязалися:
Хто за старава, хто за малава,
Хто за ровнюшку, за горькию пьяницу,
Ой, люли-люли, за горькию пьяницу [Собрание народных песен П. В. Киреевского 1983, 168, № 358].
Из песни следует, что девушки, лишь бы не просватали солдаты, предпочитают навязываться крестьянам, даже горьким пьяницам.
Народно-свадебный термин навязываться зафиксирован в частушке с. Константиново Рыбновского р-на:
Соперница моя
Низко повязалася.
Она к милому мому
Сама навязалася [Архипова 2002, 138].
В 1949 г. этнограф Р. С. Липец (уроженка г. Скопин), согласившись с мнением местных жителей, относила периоды более активного, чем обычно, навязывания невесты к Первой мировой и Великой Отечественной войнам, а при-
чину бытования обычая именно в шахтерских селах усматривала в экономической независимости девушек [Липец 1949, 24 // НА ИЭА РАН. Ф. 1379. Т. IV. Л. 14]. Однако известны и иные временные точки. Так, П. А. Серин зафиксировал бытование навязывания в 1930-е гг. в с. Новая Пустынь Шиловского р-на [Серин 2003, 154-155].
Сходный обычай Д. Шишлов записал в с. Белоомут Зарайского у. в 1898 г., отнес его к далекому прошлому и ограничил возрастными рамками девушек:
В среде крестьян сохранилось предание о существовавшем когда-то крайне оригинальном способе выдавать замуж засидевшихся невест. По рассказам, родители такой девушки сажали ее в салазки и возили по улицам села, выкликая: «Эй, надолба, надолба! Кому надо надолбу?»
Домохозяин, у которого имелся взрослый сын — жених, приглашал родителей надолбы (невесты) к себе в дом, где без дальних проволочек совершалось рукобитье, богомолье и прочие формальности, и свадьба следовала иногда на другой день [Шишлов 1898, 6 // РЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Ед. хр. 1729].
Другая обрядовая формула сохранялась в ХХ веке в Шацком р-не:
Сажають иё <девушку> на каляску или на салазки и вязуть па диревни: «Паспела, сазрела, каму ни нада ли? Каму ни нада ли?» А хазяин выходить, каму нужна нивеста (у них есть жэних). Он гаварить: «Вязити дыру к маиму двару! Визити дыру к маиму двару!» [Рязанская традиционная культура 2001, 267, ср. 268].
Синонимом термину навязывать невесту выступает более редкий — набиваться (тоже народный). Он встречается в с. Тимошкино Шиловского р-на, когда родственницы невесты шли к жениху предлагать девушку замуж:
Сноха, тётка, даже соседка — матеря не ходили.
— Вы зачем пришли?
— С этой девкой пришли к вам набиваться.
Но невесты нет. Кто раз пять сходить. В Желудёве базар был.
— Тань, я пойду набиваться.
— Сходи-сходи, можеть, тебя выгонять [Самоделова Архив. 1990. Тетрадь 8. № 7].
Народный термин набиваться со смыслом «договариваться с родными жениха о согласии на брак», помеченный как устаревший, диалектолог В. Т. Ванюшечкин зафиксировал в Рязанской Мещере во второй половине ХХ в. В с. Малахово Клепиковского р-на рассказывали:
Раньшы, х старину, ано вить как: дехка зысидйццы, хадйли ныбиваццы, цао атец с матирьйу у жыниха скажут... [Ванюшечкин 1983, 240].
Термин набиваться также зафиксирован в частушках. В частушках с. Константиново Рыбновского р-на «женский» тип выбора будущего супруга — набиваться (как вариант к имеющемуся там же навязываться) — сопрягается с особенностями эпохи или с наличием приданого:
Пляшите, девки,
Нечего бояться.
Нынче свататься не ходят,
Пойдем набиваться.
Нынче свататься не ходят,
Набиваться не пойдут,
Наши старые родители
Приданого не дадут [Архипова 2002, 178, 263, ср. 105].
Сохранилось воспоминание о том, как в с. Константиново Рязанского у. еще до Первой мировой войны пришла сваха к матери С. А. Есенина с предложением отдать замуж за ее сына дочь их односельчанки. Хотя термины навязывать / набиваться не прозвучали, но фактически проводился именно такой ритуал. Вот как об этом вспоминала сестра Е. А. Есенина:
«Сынка-то женить не думаешь?» — «Да нет, рано еще, не думали». — «Ну где же рано, ровесники его давно поженились, пора и ему». — «Не знаю, мы волю с него не снимаем, как хочет сам». — «А вы не давайте зря волю-то, женить пора. Вот Дарье-то желательно Соню к тебе отдать, — прибавила она другим тоном, — и жени! Девушка сама знаешь какая. Что красавица, что умница. Другой такой во всей округе нет». — «Девка хорошая, что говорить. Я поговорю с ним, — сказала мать» [Сергей Есенин в стихах и жизни 1995, 18].
Уже в «Записках о московитских делах» барон Сигизмунд Герберштейн (1486-1556), совершивший первое путешествие в Московию в 1516-1517 гг., сообщал о навязывании невесты жениху ее отцом как об оригинальном способе заключения брака (см.: [Герберштейн 1908, 71-72]).
Обычай навязывать невесту зафиксирован в 1663 г. в «Русском законе» Юрия Крижанича (о нем см. в книге: [Записка Юрия Крижанича 1901]), который два раза был в Москве и около 15 лет провел в ссылке в Тобольске:
И сей другш законъ Рускш есть пособливъ же: еже двичиному <девкиному> отцу несть замерно <не зазорно> удавать своея дочери: и обсылать да повеще-вать <убеждать, склонять> младенцевъ <молодцев>, дабы ю кш взялъ. Сей законъ где инде бы былъ позоренъ, и осуженъ: али такова осуда есть неразборна <неразумна>. Разумъ бо кажетъ: еже мужу и жене въ брачномъ делу еднаковъ има-етъ быть законъ. Аще несть позорно младенцу просить девойки: за что имаетъ девойке быть позорно опросить младенца? А особито где не она сама чинитъ, нить говоритъ; но нея отецъ или пр1ятели* [Крижанич 1860, 97-98].
До сих пор аналог навязывания невесты сохраняется в с. Исады и с. Арга-маково Спасского р-на. Навязывание невесты жители с. Исады осознают как традицию, отличную от общепринятой: здесь парень, получив согласие девушки выйти за него замуж, в определенный день забирает невесту и гостей из ее дома в свой, где и происходит сватовство. Вот как рассказывают об этом:
Выходила замуж в 1988. Ну, у нас традиция другая: жених говорит о том, что предлагает выйти замуж, но само сватовство — оно происходит в доме жениха.
1 В треугольных скобках даны пояснения, приведенные у Крижанича. — Прим. авт., ред.
Назначается день, и гости от невесты, жених приходит за гостями и невестой, и все идут туда, в дом жениха. И там отмечается, сначала как бы происходит разговор, потом отмечается вот это, ну, сватовство [Иникова 2006 // Самоделова Архив. 2006 г. Тетрадь 28. С. 1].
Так же было в 2002 г. (с тех пор по март 2006 г. в селе свадьбы не играли).
В с. Аргамаково Спасского р-на объясняют:
У нас ведь не сватывает жених, а мы с невестой приходили к йим. Мы её как навязываем йим [Иникова 2006а // Самоделова Архив. 2006 г. Тетрадь 28. С. 9]
Все эти данные свидетельствуют о том, что навязывание невесты — самостоятельный полноценный ритуал, бытующий на целом ряде локальных территорий. Он параллелен по отношению к более распространенному сватовству. Возможно, навязывание невесты представляет собой более древний реликт, стадиально предшествующий сватовству и пробившийся в современность через толщу веков.
Трудно согласиться с тем, что на Рязанщине ритуал навязывания применялся для выдачи замуж великовозрастных девиц, по каким-то причинам пропустивших общепринятые сроки сватовства, как это трактует А. В. Гура в книге «Брак и свадьба в славянской народной культуре: Семантика и символика» (2012) [Гура 2012, 38-39]. Нуждаются в детальном рассмотрении примеры выдачи замуж девушек, известные под названием навязывать, наваливать, надол-бьем возить, в Вологодской, Новгородской, Смоленской, Калужской, Тульской, Рязанской, Тамбовской, Орловской, Курской губ., у украинцев, белорусов, сербов.
Есть лишь редкие сведения о том, что на Рязанщине ритуал навязывать невесту / набиваться применялся к засидевшимся девушкам, — см. выше: [Шишлов 1898 // РЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Ед. хр. 1729; Ванюшечкин 1983]. Вероятно, говорившие о навязывании информаторы, зная о преобладающем способе выдачи замуж девушек путем сватовства, стеснялись бытовавшего в своем селении оригинального обычая навязывать невесту и стремились ограничить его возрастными рамками и отнести к глубокой старине хотя бы в своем сообщении.
На Рязанщине девушки на выданье, не вышедшие замуж в возрасте, который в их окружении считается нормальным, использовали приемы, часто магические, способствующие удачному сватовству.
Сватовство и навязывание — ритуальные формы, относящиеся к невесте и нацеленные, в конечном итоге, на то, чтобы ее «приобрела» сторона жениха: об этом свидетельствует обязательный переход невесты в дом к жениху (в родительском доме девушка не оставалась в любом случае).
Однако сватовство и навязывание можно рассматривать как полярные формы, если акцент сделать на том, кто представляется инициатором ритуала: сторона жениха или сторона невесты. Тогда промежуточным инвариантом между сватовством и навязыванием окажется обычай примачества, известный также под названием брать зятьев во двор. Этнограф С. А. Иникова полагает примачество окказиональным (по сути периферийным) свадебным обычаем [Иникова 2009]. Всплески примачества отмечены по окончании войн, особенно после Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., когда после победы
службу в армии продлевали на несколько лет из-за нехватки новобранцев, а демобилизованные оседали вдали от малой родины и женились там на местных девушках. В с. Корневое Скопинского р-на в 1949 г. был зафиксирован обычай:
...Брать зятьев во двор, иногда и из других сел и деревень, так как на корнев-ских женятся охотно, как на членах хозяйственно-мощного, благоустроенного колхоза [Липец 1949, 14 // НА ИЭА РАН. Ф. 1379. Т. IV. Л. 14].
В с. Новопанское Михайловского р-на в середине ХХ в. сохранялся обычай примачества под названием взойти на двор / во двор [Самоделова Архив. 2002. Тетрадь 23. Ч. 2. С. 49]. В Рязанской Мещере использовали народный термин войтить в зятья [Ванюшечкин 1983, 69]. В с. Малахово Касимовского р-на говорили войтить (итить) в зятья, что обозначало «женившись, перейти жить в дом жены» [Ванюшечкин 1983, 149, 69]. Старожилы вспоминали: «Брат жыв'от сы свякровьйу, (х) зятьйа вашол»; «Итйть (х) зятьйа йаму страсьть как ни хателась» (с. Малахово Касимовского р-на) [Ванюшечкин 1983, 149].
В 1889 г. А. П. Звонков высказал мнение:
. Хоть и редко, но все же бывает так, что родители невесты (не имея сыновей, напр.) сами начинают сватовство, желая «принять во двор» будущего зятя (Елатомский у. Тамбовской губ., ныне Елатомский р-н Рязанской обл.) [Звонков 1889, 72].
Будущий зять, идущий во двор, уже на этапе сватовства получает дополнительные права за счет урезания прав невесты.
Идет жених «во-двор», он, безусловно, имеет решающий голос в семье, сам (здесь и далее в этой цитате курсив А. П. Звонкова. — Е. С.) почти и договаривается рука об руку с матерью; за то невеста его теряет долю активной роли: «Не в чужие люди отдает ее отец с матерью: будет жить она по-прежнему — так нечего ее и спрашиваться, нечего потакать ее слезам девичьим» [Звонков 1889, 72].
Тем не менее примачество обычно носило вынужденный характер и было обусловлено экономической несостоятельностью жениха. В подавляющем числе селений Рязанщины, как и в с. Дёмкино Чаплыгинского р-на Липецкой обл. (бывш. Раненбургского у. Рязанской губ.), считали, что «примаком очень плохо быть» [Самоделова 2009]. Со временем зятья-примакй строили свой дом и отделялись от приютившей их семьи — соответственно, они приобретали статус хозяина.
Ритуальное действо катить ступу
Перейдем теперь к утру главного свадебного дня. В с. Кутуково Спасского р-на в 2008 г. мы зафиксировали редкий свадебный ритуал выкатывания ступы. Еще в 2007 г. в семействе Воробьёвых вслед за отъездом в ЗАГС жениха с невестой ее родители (при активном участии бабушки) вынесли со двора ступу, положили на бок у крыльца и покатили ее по направлению за отъехавшим свадебным поездом (в данном случае за автомашинами) [Самоде-лова Архив. 2008а]. Символика выкатывания ступы достаточна прозрачна: цель
заключается в том, чтобы невеста не передумала выходить замуж и не вернулась с полпути домой. Такое смысловое наполнение этого ритуала понятно всем местным жителям.
Атрибутика данного свадебного ритуала корреспондирует со ступой Бабы-Яги — непременной чертой этого волшебно-сказочного персонажа.
В с. Погост Бельковского р-на Рязанской обл. в 1957 г. утром в день свадьбы у невесты исполняли корильную песню про сваху с упоминанием ступы.
При появлении свахи начинают её корить:
«Сваха боярыня
На ступе сделана,
Решето плела...»
(Дальше текст не помнят) [Фольклорный материал 1957 // РИАМЗ. Науч. архив III / 1843. Л. 12].
В Рязанской губ. встречались «.ступы с детьми — свадебное печение (с. Занины Починки, Касим<овского> у<езда>)» [Мансуров 1930, 13, № 237]. Этот вид хлебного лакомства можно объяснить ярким выражением продуцирующей магии, мышлением, использующим аналогию «изображение ребенка — рождение младенца».
На следующий после венчания день ступа становилась важным обрядовым атрибутом ряженых в Кадомском р-не. В с. Котелино Кадомского р-на на второй день свадьбы разыгрывали многоступенчатое представление с ряжеными: оно начиналось в доме молодого с поиска ярки «пастухом» и заканчивалось в доме родителей новобрачной сценкой с «покойником». Вот описание ритуала:
К обеду молодые и гости с гармонью, песнями и частушками шли в дом невесты. Но у ворот дома пришедших ожидали препятствия. Первым препятствием была молодая женщина, которая в ступе толкла зерно. Но дружка вступал в переговоры, обольщал красивыми словами, наливал стаканчик вина. Ступа откатывалась в сторону [Лоскутова 2005 // РОНМЦНТ. Папка 3. [Л.] 2].
Аналогичное действо, только еще в доме новобрачного, устраивали в с. Столпцы Старожиловского р-на на второй день свадьбы:
Утром ряженые приходили искать ярку. Толкли толкачом в ступе.
— Не заблудилась ли у вас ярочка?
— Да нет у нас ярочки! — продолжают толочь [Самоделова Архив. 1994. Тетрадь 19-Г. С. 12].
Важно отметить семантическую перекличку художественных образов — ступы и барашка — в разыгрываемых ряжеными сценках и в предшествующих свадебных ритуалах (ступу выкатывать и барана искать) в Спасском и Кадомском, Рыбновском и Старожиловском р-нах.
Вернемся к предыдущему дню свадьбы. Ритуалом выкатывания ступы вслед отъезжающему с невестиного двора свадебному поезду можно объяснить зачин свадебной песни «Не сколько веничку // На ступке висеть», где образ
ступы непонятен. Данный песенный зачин также соотносится с новогодним гаданием. Девушка с завязанными глазами берет из ступы один из трех веников: если попадется голый — к жениху-бедняку, свежий — к богачу, пареный — к середняку (с. Лебяжье, д. Кузьминки, д. Загрядчино Раненбургского у., 18931894) [Записи по ... свадебным обрядам 1894 // НА ИЭА РАН. Ф. 60. Ед. хр. 50. Л. 23 об.].
Разброс вариаций на тему венка (веника) довольно широк в зачине песни:
Немножко (недолго) цветочку во садике цвесть,
Немножко (недолго, несколько, довольно) веночку (веночику, веничку) на стенке (скобке, стопке, ступке) висеть.
Вот обобщенный (условный) сюжет песни — с продолжением:
Недолго Варюшке
В девушках сидеть.
Не год, не неделюшку,
Все один часок.
Вечоры ей косыньку
Девушки плели.
Поутру ранешенько
В золоте. свили.
Приехала ее сватынька,
Стала рвать и метать,
На две разделять.
Лежи, моя косушка,
До веку-веку, до жизни конца [Самоделова 1993, 152].
Заметим, что с. Кутуково расположено в центре прежнего Рязанского княжества; современная Рязань (в прошлом Переяславль-Рязанский, получивший административные функции, а потом и название, после того как столицу княжества разорили татаро-монголы и на ее месте осталось лишь городище Старая Рязань) находится западнее. В каком-то смысле территория под местным названием Кутукова гора уникальна. Возможно, там еще таятся фольклорно-этнографические загадки.
Одна жительница с. Кутуково Спасского р-на в присутствии подруг и при их поддержке предположила, будто ритуальное действие катить ступу отражено в свадебной песне «Как по погребу бочоночек катается». Основанием для такого семантического сближения (по сути неверного) стало употребление глагола катать в народном названии ритуального действия и в свадебной песне, а также незнание полного сюжета указанного поэтического произведения, отсутствующего в местной песенной традиции и услышанного в соседнем с. Аргамаково:
— «Как по погребу бочоночек катается». Это было, да. Катить и приговарива-
еть.
Е. С.: А катят на самом деле?
— Да!
Е. С., недоверчиво: Бочонок катят?
— Ступу катять. Как провожать — вон ступу катять ради смеха.
— Прямо обязательно бочоночек! (Иронично). Это такая есть песня. И «По погребу бочоночек катается» — только я её не знаю.
— И я не знаю!
— Это аргамаковские, аргамаковские песни! Она ихная песня! [Самоделова Архив. 2008г].
Еще предстоит выяснить, есть аналогии к ритуалу ступу катить за пределами Рязанской обл. или нет.
Ритуал овин тушить
Обычай овин тушить известен в Касимовском, Спасском, Скопинском и Сараевском р-нах Рязанской обл., то есть на достаточно большой территории, распростершейся с северо-востока на юг области. Все записи сделаны в конце ХХ — начале XXI вв., их немного. Однако это не свидетельствует об инновационном характере обычая: наоборот, ритуал отличается редкой архаичностью.
Этнограф Н. В. Зорин отмечает, что в Среднем Поволжье также по пути к венчанию на дороге разводили огонь и все поезжане переезжали через него, чтобы «очиститься от порчи» [Зорин 2001, 85].
В Рязанской обл. суть ритуала другая. Как со слов местных жителей сообщает музыковед Н. Н. Гилярова (цит. по: [Самоделова 2015, 219-220, 254]), отъезд невесты с женихом к венцу сопровождался обрядовым рудиментом под названием овин тушить, заключавшимся в с. Ермолово Касимовского р-на (на северо-востоке Рязанщины, близком к Поволжью) в том, что в момент, «когда невесту благословили, перед венцом», исполняли специальную ритуальную песню:
Сгорел овин, сгорел овин,
Сгорел овин с пшеницею.
Идёт Иван, идёт Иван,
Идёт Иван с молодицею.
Он с Марьюшкой, он с Марьюшкой,
Он с Марьюшкой всё с девицею.
Эх, он с молоденькой, он с молоденькой,
Он с молоденькой всё с Ивановной (цит. по: [Самоделова 2015, 219-220, 254]).
Кроме того, старожилы поясняют:
Потом благословляют обоих. Тут мы и поём песню «Сгорел овин с пшеницею...» [Самоделова Архив. 1992 г. Тетрадь 11. № 321].
В с. Секирино Скопинского р-на, расположенном на юге Рязанской обл., сохранилось только название ритуального действа овин тушить, пели же после отъезда в церковь невесты с женихом в доме ее родителей «унылую» песню «Росла, росла красная девушка» (с другим сюжетом) [Свадьба]; см. также: [Гилярова 1994, 57].
Интересные сведения об этом ритуале получила С. А. Иникова в однодворческом селе Бычки Сараевского р-на относительно свадьбы, сыгранной в 1951 г. Там сажали невесту с женихом на сани зимой или на телегу в теплое время и затем овин жгли, примечая: не испугается ли лошадь проехать с повоз-
кой сквозь искры огня. Обычно дружко умело правил лошадью — и повозка благополучно проезжала. Вот воспоминание местной жительницы об этом:
Если зимой, на санках везуть: вот посадять её с молодым-то, а тута овин жгли, чтобы лошадь пересйгнеть через овин или нету. Бывало, невесту нарядять это, что же, искры, они кидаются это, вот кого. Ну, пересигнёть иная лошадь-то! Ну и телега. Что же телега? Лошадь пересигнёть это, она запряжёна же, молодые там сидять — и её! <...> Кучер — дружко — хорошо держить лошадь! [Иникова 20066 // Самоделова Архив. 2006 г. Тетрадь 28. С. 89].
В данном случае упомянутый овин представлял собой не хозяйственную бревенчатую постройку с печью для сушки снопов, распространенную на территориях севернее Москвы, на Урале, в Поволжье и Восточной Сибири, у белорусов [Зеленин 1991, 74], так как для Рязанщины характерны риги / рыги, а просто большую яму с огнем. В 1927 г. в «Восточнославянской этнографии» Д. К. Зеленин предположил, что в 1856 г. рязанский помещик В. В. Селиванов описал в Зарайском уезде «устройство, в котором можно узнать зачаток овина» [Зеленин 1991, 73]. Вот характеристика из труда В. В. Селиванова «Год русского земледельца»:
.Кому лен нужен к зиме и откладывать до весны не приходится, то его сушат над ямами. Вырываются где-нибудь за деревнею в овраге или близ воды ямы две или три, судя по надобности, шириною в аршин, длиною аршина в два с половиною и глубиною аршина в полтора или два [Селиванов 1887, 57].
В ямах разводят легкий огонь, поддерживаемый щепою или сухим хворостом, а сверху ямы, по ее длине, кладут две или три деревянные жердочки. Баба, взяв сноп, развязывает его и расстилает над огнем по жердочкам и, переворачивая беспрестанно, менее, нежели через полминуты, снимает. Он готов. Снявши его с огня, сейчас же начинает мять. [Селиванов 1887, 58].
Кроме того, Д. И. Ростиславов (1809-1877), профессор Санкт-Петербургской духовной академии и уроженец с. Шеянки Касимовского уезда, в «Записках» говорил о сушке зерновых в родном селе так: «Обмолачиваемый хлеб первоначально просушивается на овине» [Ростиславов 1880, 395]; «На овин сажалось за раз не более 350 [снопов. — Е. С.]» [Ростиславов 1880, 391].
Процесс сушки происходил следующим образом:
.Босиком, почти без всякой верхней одежды, пробежишь по гумну и прямо влезешь в так называемый подовинник, где еще горели дрова или, как говаривали, теплилась теплянка (здесь и далее в этой и следующей цитате отмечены курсивом слова, выделеннные у Д. И. Ростиславова. — Е. С.). <...> Собрались наконец; снопы скинули с овина и уклали во всю длину тока в два ряда, которые в совокупности назывались посадом, а каждый ряд отдельно — веревкою, и заключал в себе до 70-ти и более снопов [Ростиславов 1880, 396].
Руководил работой дедушка — как наиболее опытный и сведущий работник:
Так как просушивание снопов на овине зависит от уменья их поставить друг около друга, то он [дедушка. — Е. С.] редко кому-либо позволял делать эту работу.
В другое время она была не очень трудна; но когда, обмолотивши овин утром, тотчас же насаживали другой, то было там очень жарко и даже душно [Ростиславов 1880, 387].
В с. Кутуково Спасского р-на почти до конца ХХ в. дожил колхозный овин, напоминающий описанное В. В. Селивановым еще в середине XIX земляное устройство с огнем. Колхозный овин отличался от него существенно большим размером и расположением в специальной постройке. Кроме того, прежде имелись и подобные частные строения — меньшие по объему и деревянные. И это при том, что для Рязанщины, как уже было сказано, характерны рыги — функциональные аналоги севернорусского овина.
Вот как о типах овина рассказывают две пожилых жительницы с. Куту-
ково:
— Овины были в колхозе. Е. С.: А что такое овин?
— Овин — это вот хоронили там семена. Хранили для посадки. Е. С.: Как он выглядел?
— Ну вот обыкновенно: ну так большой сарай.
— Ну вот у нас овин был, где у бани магазин построили. Вот магазин первый — это большое здание-то у завода рядом, с заводом-то.
— Это хранилище.
— Ну и овин тут был, только он на втором этаже. Да, на первом этаже картошка. На первом этаже — хранилище картошки, а на втором этаже овин там. Лук хранили, моркошку.
— Да они ещё были, овины. Ещё дальше, деревянные.
— Да, деревянные были овины.
— В колхозе-то я помню. Е. С.: И там печки были?
— Да, печи были. По-чёрному топили. Е. С.: Угу.
— Это я всё знаю.
Е. С.: А овин зачем нужен?
— Ну, хранить семена, чтоб сажать — не было стрелки. Е. С.: А печка там зачем?
— Ну как же — топить! А то холодно будет. Дровами же топили! Е. С.: Чтобы семенам было тепло?
— Да. По-чёрному топили. Е. С.: А почему по-чёрному?
— А не было труб. Не знаю: коптили, что ли. Чёрт их знает! Не знаю.
— Ну, вытяжные трубы были.
— А всё равно копоть, по-чёрному как-то, дым чтоб был.
— Да, они печки большие, здание большое и печки-то они стояли вот так всё вкруговую, дым-то, наверно, не успявал проходить через эту и выходил сюда в овин прямо [Самоделова Архив. 2008е].
В Рязанском, Михайловском, Зарайском уездах бытовали пословицы, хотя и противоположные по смыслу, но свидетельствующие о наличии овинов в этих местностях:
А-их ма, как бы денег тьма, купил бы овин и жил бы один [Пословицы и поговорки // НА ИЭА РАН. Ф. 60. Ед. хр. 343. Л. 2].
Ведь один только ставится овин, а чем люднее, тем теплее [Пословицы и поговорки // НА ИЭА РАН. Ф. 60. Ед. хр. 343. Л. 5 об.].
Самым удивительным остается современное бытование обычая овин тушить в с. Кутуково Спасского р-на, его поразительная актуальность! Последний зафиксированный нами случай относится к 2007 г., когда в семье Воробьёвых (супругов — глав администраций двух соседних сельских поселений) играли свадьбу внучки.
Суть ритуала овин тушить сводилась там к следующему. Сразу же после отъезда в ЗАГС жениха с невестой к дому ее родителей подходила процессия соседей: они приносили с собой ведро с горстью соломы или с какой-нибудь старой газетой, ставили у дома и поджигали бумагу, а один из мужиков держал в руках бутылку водки, которой он будто бы намеревался тушить овин. Хозяева зазывали соседей в дом на угощение: так праздник одной семьи распространялся на всю улицу и принимал общинный характер [Самоделова Архив. 2008]. Разные жители с. Кутуково, рассказывая о ритуале овин тушить, подчеркивали его роль в упрочении добрососедских отношений.
Некоторые старожилы с. Кутуково уже подзабыли о действительном (хотя и символическом) поджигании соломы или подобного сельскохозяйственного сырья (либо его заместителя из подручного средства), что свидетельствует о последней (завершающей) стадии бытования данного ритуала, когда он еще сохраняется, но в виде одного лишь названия. Однако и эти старожилы воскрешают в памяти более широкую схему проведения ритуала — если о ней напомнить. Получается, что в одном селе одновременно в активном бытовании ритуала овин тушить и в пассивной памяти о нем продолжают сосуществовать две разностадиальные формы.
Вот пример размышлений матери и дочери о ритуале овин тушить (с подсказкой фольклориста):
— Когда девушку выдають замуж, и вот как тушать овин — да, мам?
— Да.
— Ты объясни.
— Это вот у кого это.
— .Девка.
— Ну вот например, я отдаваю — и соседи собираются, тушать овин. Они там идуть гуляють, а тут овин тушать. Тут, в этом доме. А они уходють там на свою.
— Тушать — а что, поджигають? Так, что ли?
Дочь: Ну прям поджигають!
Е. С. : Они поджигали.
— Ну, поджигають! [Самоделова Архив. 2008д].
Приведем еще один образец смутных припоминаний и даже некоторой полемики двух пожилых жительниц с. Кутуково. В тексте информантки объединяют соседствующие ритуалы ступу катить и овин тушить, а свойства второго ритуального действа переносят на первое:
— А овин тушили — это после свадьбы, когда вот увезли невесту. Ушли вот мы примерно все к жениху.
— Это у невести, да?
— Да, у невести. Вот ушли мы все к жениху, а тут вот тушать овин. Е. С.: Тушат соседи?
— Да, соседи.
Е. С.: Это в чем заключалось?
— А хто и знаить!
Е. С.: На самом деле что-нибудь тушили?
— Нет, ничего не тушили!
— Вино пили да гуляли!
— Вино пили и закуска! Да песни пели!
— Песни играли.
Е. С.: А не сжигали что-нибудь? Там солому?
— Нету!
Е. С.: Ничего?
— Нет.
Е. С.: Это просто такое название было?
— Это ступу когда. Ведь невесту везли, тут ведь.
— Ну, это ступу катять, ну это.
— И зажигають всё равно!
— Ну, я не знаю. У нас таких не было.
— Это, может, раньше когда было!
— Ступу это Таня Финякина со своей Валей катила у нас тут, а больше никто. Е. С.: А ступу зачем катят?
— Чтобы обратно невеста не возвратилась!
Е. С.: Как интересно! А ступу саму по себе или вместе с питкелём?
— Нет, одна ступа, без питкиля. <...> Да-да. Е. С.: И далеко катят?
— Да нету, недалеко. Мы зажигали и покатили — невести во след. <...>
Е. С.: А ступу там прокатили несколько метров, а потом ее забирали обратно?
— Да. Идуть овин тушить.
Е. С.: А вы сказали, что там что-то зажигали?
— Зажигали, тогда зажигали, когда катали: это давно, это давно!
— Ой, это всё давно!
Е. С.: А зажигали на улице?
— На улице, на улице!
— Вот улица: в ведре там, солому положут, подожгут.
Е. С.: И потом эту солому тушили или она сама сгорала?
— Ну как же! Тушили! Е. С.: Чем?
— Там положут горсточку: она сгорит там в ведре! [Самоделова Архив. 2008е].
Такая широкая амплитуда устных описаний ритуала характеризует стадию разложения и сулит его полную утрату в ближайшее время (если ритуал не возродят местные жители — блюстители народной культуры).
Как видим, в с. Кутуково ритуал овин тушить следовал непосредственно за ритуальным действием ступу выкатывать, образуя с ним неразрывное единство. Вот так об этом рассказала М. Н. Воробьёва:
Ну, выпили, там песенку спели, и жених увозит невесту. И все свадьбинские уходють к жениху гулять. От невесты беруть к жениху. А мы тут уж тогда бяруть ступу — толкли пшено. Ступа такая-то вот: она у меня есть. Беруть мужики ведро, в ведро охапочку сена — поджигають: «Горить овин! Овин тушить надо! Горить, горить!» Ступу катять, чтобы невеста обратно не ворачивалась [Самоделова Архив. 2008б].
В том же с. Кутуково М. Н. Воробьёва и ее подруги-старожилки также прочно связывают оба ритуала — со ступой и с овином — в единое целое. Вот еще один пример подобного сообщения о том, как ритуалы совокупно проводили несколько десятилетий назад:
— Там какие хочешь <песни>, тут когда овин тушишь. Овин ни один без меня не проходит. <.> Невесту провожають и собирають обед. Проводють, а тут всех собирають. Собирають и начинають играть. Начинаем играть, а песню любую такую вот, какую хошь. Необязательно такие вот.
Е. С.: А что, действительно тушат что-то? Костер устраивают какой-то?
— Ничего мы — ни костёр, ничего: так называють. Тода, когда невесту провожали, ступу катали! И, это, снопы жгли. Вот когдай-то давно! Ой, вот Раечку-то мы провожали — ступу-то катили! <.> Приехали за невестой с Разбердево, вот. Мы собрались все рядом у соседки: счас вынесли стол, принесли своей водки — это, ну вот по капельке.
Е. С.: Это соседи принесли водки?
— Мы вот все вот собрались, женщины, вот соседи. <.> А мы все убраные, все в сараханах! Зажгли этот сноп соломеннай, ступу вынесли! Когда невесту выводили, мы эту ступу катили и этот сноп жгли! [Самоделова Архив. 2008в].
Вероятно, овин тушить — отголосок реликтового общинного половозрастного ритуала и в конце ХХ — начале XXI вв. служит только поводом сообща отпраздновать семейное событие в общественной жизни своего села. Поэтому устраивают складчину.
Показательно, что участвуют в ритуале женщины — и именно из круга лиц, наиболее близких к невесте территориально («соседки»), — сами уже прошедшие жизненную стадию вступления в брак, своеобразную «свадебную инициацию». Некоторые женщины подчеркивают, что они — обязательные действующие лица ритуала. Присутствие мужчин, очевидно, стадиально более позднее и более редкое, его воспринимают как случайное даже в позднейший период: они участвуют в ритуале лишь как мужья соседок, а не как самостоятельные фигуры. Это свидетельствует о том, что в начале XXI в. уже редуцировались и в какой-то степени унифицировались локальные варианты ритуала. Также утрачена специфическая свадебная ритуальная песня «Сгорел овин с пъшеницею.», хотя она сохранилась до конца XX в. и была записана музыковедом Н. Н. Гиляровой (см. выше).
Показательно, что сельчане с. Кутуково Спасского р-на не считали нужным фотографировать ритуал овин тушить и объясняли это тем, что он про-
исходит без молодых — «главных героев» фотосъемки. Вероятно, отсутствие особо красочных свадебных атрибутов (в отличие, например, от костюмов ряженых) также не способствовало фотофиксации данного ритуала.
Ритуал овин тушить встречается и за пределами Рязанщины: например, в д. Семёнково Кромского р-на Орловской обл.:
Овин тушить — за стол девок и соседей сажають, когда уехали жених с невестой в церковь [Самоделова Архив. 1985. Тетрадь 2. № 27].
Возможно, отголоском ритуала овин тушить следует объяснить возглас кучера невесты в ее доме в г. Кадом в 1879 г. перед поездкой к венчанию:
Подай платок — руки обжег! [Рейтаров 1879, 119].
Известно, что и в других свадебных традициях (на Русском Севере) действительно жгли солому [Макашина 2009].
Выскажем маловероятную, однако все-таки возможную гипотезу о том, что тема свадебного ритуала овин тушить — продолжение и реализация святочного гадания, когда девушка подставляла заголенные ягодицы в отверстие у овина и суженый-ряженый должен был погладить ее рукой — мохнатой (это сулило богатое замужество) или голой (это предвещало бедное). Такое святочное гадание характерно для Рязанщины [Тульцева 2001, 62, № 6] и других областей России.
На Рязанщине в ходу семантический пучок народно-свадебных терминов, которыми обозначают сторону невесты, — гарны, гарные и др. В некоторых местностях родители новобрачной «назывались гарны, которые в первый день свадьбы до венчания давали гарной обед» (южная часть Ухоловского р-на) [Гилярова 1982 // МГК. КНМ. Архив Н. Н. Гиляровой. 1982. Тетрадь VI. № 1307].
По отъезде к венцу:
. В доме невесты в это время собираются «гарные» или «вечерники» — все родные невесты, которые укладывают все имущество и «добро» невесты на телегу, куда также кладется и постель ее (Елатомский у. Тамбовской губ., ныне часть Касимовского р-на Рязанской обл.) [Кутехов // РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 1432. Л. 9].
В д. Акбердеево Пителинского р-на называлось идти в «гарные»: ближайшие родственники невесты уже после венчания новобрачных идут в дом молодого и исполняют песню «Я по сенюшкам ходила» ([Отчет 1971, 3 // МГК]; также см. ниже).
Бытовали и народные термины «гарная сваха», «гарной» [Самоделова 1993, 313, 316]. В Михайловском у. применялось следующее обозначение:
Гарные гости (в этой цитате курсивом и далее кавычками выделены слова у Д. К. Зеленина. — Е. С.) — родные невесты в доме жениха; в числе их «постельная сваха» привозит, во время венчания, из дома невесты постель, приданое, испеченный каравай и образ [Зеленин 1916, 1166, № 15].
В с. Озёрки Сараевского р-на гарном называли костер, в частности — тлеющие угли и золу, в которых удобно печь картошку: так и говорили — «печь
в гарне» [Самоделова Архив 2006. Тетрадь 32]. В д. Александро-Прасковинка и с. Морозовы Борки Сапожковского р-на, в д. Вырково Касимовского р-на, в г. Ско-пин и вообще во всех селениях гончаров имелись горны — особые печи для обжига глиняной посуды, печных труб и свистулек, частично врытые в землю и располагавшиеся неподалеку от крестьянских усадеб.
Название свадебного пира (во время которого разносили каравай гостям) гарным обедом подчеркивает родство каравая с печью. Так, Н. В. Зорин, собравший на территории Среднего Поволжья и исследовавший свадебные термины горный стол, горны — родственники новобрачной и т. д., связывает корень горн- с печью, очагом и отвергает попытки объяснить название свадебного пира как пира горой, находящегося на высоте, или гордого, то есть хорошего, почетного [Зорин 1981, 153-155]. Гордной стол — разыскание Е. М. Шишкиной в Астраханской обл. [Шишкина 1988]. На все Поволжье и южные губернии расширяет географию народного термина гарный стол Л. С. Лаврентьева. На Русском Севере поклонение очагу выражено в завершающем ритуале свадьбы — горячи [Лаврентьева 1990, 41-42], когда новобрачных сажали на печь (Кандалакшский и Терский берега Белого моря).
Выскажем нашу гипотезу, в какой-то мере поддерживающую точку зрения Н. В. Зорина: возможно, народные свадебные термины гарные, гарные гости и подобные выражают идею горения / сгорания (ср. горн как маленькая печь); неслучайно свадебные чины, названные этими и подобными словами, принадлежат к стороне невесты, появляются на этапе после отъезда невесты с женихом к венчанию, когда в некоторых локальных традициях звучит песня «Сгорел овин с пшеницею.» и начинается ритуал овин тушить в доме.
Мы обозначили три проанализированных свадебных ритуала как «оригинальные обычаи» исключительно из-за их редкости в составе свадьбы Рязан-щины. Так, если сватовство распространено примерно на 95 % рязанских территорий, то параллельный ему свадебный ритуал навязывать невесту / набиваться встречается в остальных 5% населенных пунктов, причем точечно.
ЛИТЕРАТУРА
Архипова 2002 — «У меня в душе звенит тальянка.»: частушки родины Есенина — села Константинова и его окрестностей: фольклорное исследование Лидии Архиповой, главного хранителя Государственного музея-заповедника С. А. Есенина. Челябинск, 2002.
Ванюшечкин 1983 — Ванюшечкин В. Т. Словарь русских народных говоров Рязанской Мещеры. В 2 ч. Ч. 1. А-Н: материалы по русской диалектологии: учебное пособие. Воронеж, 1983.
Герберштейн 1908 — Герберштейн С. Записки о московитских делах. Новокомский П.-И. Книга о Московитском посольстве / введ., пер. и прим. А. И. Малеина. СПб., 1908.
Гилярова 1994 — Гилярова Н. Н. Музыкальный фольклор Рязанской области. Рязань, 1994. (Рязанский этнографический вестник).
Гура 2012 — Гура А. В. Брак и свадьба в славянской народной культуре: семантика и символика. М., 2012.
Звонков 1889 — Звонков А. П. Современные брак и свадьба среди крестьян Тамбовской губ. Елатомского уезда // Труды этнографического отдела Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Кн. 9. Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России (обычное право, обряды, верования и пр.). М., 1889. Вып. 1. С. 63-129.
Зеленин 1916 — Зеленин Д. К. Описание рукописей Ученого архива Императорского Русского географического общества: в 3 вып. Вып. 3. Пг., 1916.
Зеленин 1991 — Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография / пер. с нем. К. Д. Циви-ной; примеч. Т. А. Бернштам, Т. В. Станюкович и К. В. Чистова; послесл. К. В. Чистова. М., 1991.
Зорин 1981 — Зорин Н. В. Русская свадьба в Среднем Поволжье. Казань, 1981.
Зорин 2001 — Зорин Н. В. Русский свадебный ритуал. М., 2001.
Кальницкая 1984 — Кальницкая А. М. Взаимодействие и взаимосвязи поэзии с обрядом в среднерусской свадьбе: дисс. ... канд. филол. наук. М., 1984.
Крижанич 1860 — Крижанич Ю. Русское государство в половине XVII века. Рукопись времен царя Алексея Михайловича / открыл и издал П. Бессонов: в 2 ч. М., 18591860. Ч. 2.
Крижанич 1901 — Записка Юрия Крижанича о миссии в Москву 1641 г.: пер. с итал., лат. / [предисл. и примеч. П. Пирлинга]. М., 1901.
Лаврентьева 1990 — Лаврентьева Л. С. Хлеб в русском свадебном обряде // Этнокультурные традиции русского сельского населения XIX — начала XX в.: [в 2 вып.]. М., 1990. Вып. 2. С. 5-66.
Мансуров 1928 — Мансуров А. А. Описание рукописей этнологического архива Общества исследователей Рязанского края: в 4 вып. Вып. 1. Рязань, 1928. (Труды общества исследователей Рязанского края; вып. 15).
Мансуров 1930 — Мансуров А. А. Описание рукописей этнологического архива Общества исследователей Рязанского края: в 4 вып. Вып. 3. Рязань, 1930. (Труды общества исследователей Рязанского края; вып. 26).
Новикова, Пушкина 1981 — Новикова А. М., Пушкина С. И. Свадебные песни Тульской области. Тула, 1981.
Петров 1914 — Петров В. Мещерский край (Этнографический очерк) // Вестник рязанского губернского земства. 1914. № 1.
Рейтаров 1879 — Рейтаров Н. Город Кадом заштатный // Памятная книжка Тамбовской губернии на 1879 г. Тамбов, 1879. С. 63-124.
Ростиславов 1880 — Записки Д. И. Ростиславова, профессора СПб. Духовной академии, | [= умершего] 18-го февраля 1877 г. // Русская старина: ежемесячное историческое издание. СПб., тип. В. С. Балашева, 1880. Том 28: [Май — август]. Июль. Глава 11. С. 385408.
Рязанская традиционная культура 2001 — Рязанская традиционная культура первой половины ХХ в.: Шацкий этнодиалектный словарь / И. А. Морозов, И. С. Слепцова, Н. Н. Гилярова, Л. Н. Чижикова. Рязань, 2001. (Рязанский этнографический вестник; [вып. 28]).
Самоделова 1993 — Самоделова Е. А. Рязанская свадьба: исследование местного обрядового фольклора. Рязань, 1993. (Рязанский этнографический вестник).
Самоделова 2015 — Самоделова Е. А. [Рязанская свадьба]. В 3 т. Т. 1. Традиционная рязанская свадьба (довенчальные ритуалы и таинство венчания). Рязань, 2015.
Свадьба — Свадьба [Фильм документальный]. В 2 ч. Ч. 1. Секиринская свадьба / под ред. Н. Н. Гиляровой. М.: Артель. Рубрика «Мировая деревня». — Расшифровка текста Е. А. Самоделовой.
Селиванов 1887 — Селиванов В. В. Год русского земледельца: Зарайский уезд, Рязанской губернии. Рязань, 1887. — Перепечатка 1856-1857.
Сергей Есенин в стихах и жизни 1995 — Сергей Есенин в стихах и жизни. В 4 т. / сост. и общ. ред. Н. И. Шубниковой-Гусевой. Т. 4. Воспоминания современников. М., 1995.
Серин 2003 — Серин П. А. Свадебный обряд с. Новая Пустынь Шиловского р-на // Материалы и исследования по рязанскому краеведению / Рязанский областной институт развития образования. Рязань, 2003. Т. 4.
Собрание народных песен П. В. Киреевского 1983 — Собрание народных песен П. В. Киреевского: записи П. И. Якушкина: в 2 т. Л., 1983-1986. Т. 1.
Тихомирова 1993 — Тихомирова Г. А. О лексике свадебного обряда в Рязанской области // Филологическая конференция, посвященная 55-летию факультета русского языка и литературы (сентябрь 1993): тезисы докладов. Рязань, 1993.
Тульцева 2001 — Тульцева Л. А. Рязанский месяцеслов: Круглый год праздников, обрядов и обычаев рязанских крестьян. Рязань, 2001. (Рязанский этнографический вестник).
Чичеров 1959 — Чичеров В. И. Русское народное творчество. М., 1959.
Архивные материалы и устные сообщения
Гилярова 1982 — МГК (Московская государственная консерватория им. П. И. Чайковского). КНМ (Кабинет народной музыки). Архив Н. Н. Гиляровой. 1982. Тетрадь VI. № 1307. — Место записи: южная часть Ухоловского р-на. Записано летом 1982 г.
Записи по ... свадебным обрядам 1894 — Записи по жилищу, верованиям и свадебным обрядам, собранные учителем И. В. Михайловым в Раненбургском у. Рязанской губ. в 1893-1994 гг. (с. Лебяжье, д. Кузьминки, д. Загрядчино). Рукопись 11 ноября 1894 г. // НА ИЭА РАН (Научный архив Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Российской Академии наук). Ф. 60 (ОЛЕАЭ). Ед. хр. 50. Л. 23 об.
Иникова 2005 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2005 г. Тетрадь Иникова-2005. Текстовый файл wedding2005.d0c. — Инф. Молодцова В. И., 1941 г. р., с. Секирино, Скопинский р-н. Записала С. А. Иникова. Лето 2005 г.
Иникова 2006 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2006 г. Тетрадь 28. С. 1. — Инф. Лар-кина Людмила Викторовна, с. Исады, Спасский р-н. Записала С. А. Иникова. Конец марта 2006 г.
Иникова 2006а — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2006 г. Тетрадь 28. С. 9. — Инф. Юлкина Анна Васильевна, 1922 г. р., с. Аргамаково, Спасский р-н. Записала С. А. Иникова. Конец марта 2006 г. (Б).
Иникова 2006б — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2006 г. Тетрадь 28. С. 89. — Инф. Шубина Полина Алексеевна, с. Бычки, Сараевский р-н. Записала С. А. Иникова. Лето 2006 г. (А).
Иникова 2009 — Иникова С. А. [Устное сообщение]. — Приведенную в тексте точку зрения С. А. Иникова высказала нам в 2009 г. при подготовке коллективной монографии: Русские Рязанского края: в 2 т. М., 2009.
Кутехов — Кутехов Ф. Рязанская губерния, Егорьевский уезд // РЭМ (Российский этнографический музей). Ф. 7 (Этнографическое бюро кн. В. Н. Тенишева). Оп. 1. Ед. хр. 1432. Л. 9.
Липец 1949 — Липец Р. С. Свадебный обряд в с. Корневом Скопинского р-на [Машинопись]. 1949 // НА ИЭА РАН (Научный архив Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Российской Академии наук). Ф. 1379. Т. IV. Л. 14.
Лоскутова 2005 — Лоскутова Светлана, 8 класс. Свадебный обряд в селе Котелино Кадомского р-на / рук-ль Г. В. Соловьева. 2005 // Мат-лы Областной краеведческой конференции учащихся «Рязанская земля. История. Памятники. Люди», секция «Этнография» (24 -27 января 2006 г.). // РОНМЦНТ (Рязанский областной научно-методический центр народного творчества). Папка 3. [Л. 2].
Макашина 2009 — Макашина Т. С. [Комментарий]. — Сведениями о том, что названное в тексте статьи явление происходило также и на Русском Севере, с нами поделилась Т. С. Макашина (ИЭА РАН), когда рецензировала главу о свадьбе для коллективной монографии: Русские Рязанского края: в 2 т. М., 2009.
Отчет 1971 — Отчет Терегуловой Н. Н. (Гиляровой Н. Н.) об экспедиции в Рязанскую область летом 1971 г. // МГК (Московская государственная консерватория им. П. И. Чайковского). С. 3.
Пословицы и поговорки — Пословицы и поговорки, собранные в Рязанском, Михайловском и Зарайском уездах Рязанской губернии, существующие во всяких классах народонаселения / собр. И. Е. [Егоров-] Востоков // НА ИЭА РАН (Научный архив Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Российской Академии наук). Ф. 60 (ОЛЕАЭ). Ед. хр. 343. Л. 2, 5 об.
Самоделова Архив. 1985 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 1985 г. Тетрадь 2. № 27. — Инф. Шабанова Т. Н., 1912 г. р., д. Семёнково, Кромский р-н, Орловская обл. Записали Е. А. Самоделова и Л. М. Андрюшина (в дев. Шабанова). 25.01.1985 г.
Самоделова Архив. 1989 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 1989 г. Тетрадь 6. № 241. — Инф. Лабазкина А. В., 1908 г. р., родом из с. Поляны, живет в с. Секирино, Ско-пинский р-н. Записала Е. А. Самоделова. 06.07.1989 г.
Самоделова Архив. 1990 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 1990 г. Тетрадь 8. № 7. — Место записи: с. Тимошкино, Шиловский р-н. Записала Е. А. Самоделова. 24.08.1990 г.
Самоделова Архив. 1992 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 1992 г. Тетрадь 11. № 321. — Инф. Мотасова Евдокия Ивановна, 1915 г. р., с. Ермолово, Касимовский р-н. Записали Е. А. Самоделова и Илья Рыбаков. 21.07.1992 г.
Самоделова Архив. 1994 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 1994 г. Тетрадь 19-Г. С. 12. — Место записи: с. Столпцы, Старожиловский р-н. Записали Е. А. Самоделова и М. В. Скороходов. 11.08.1994 г.
Самоделова Архив. 2002 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2002 г. Тетрадь 23. Ч. 2. С. 49. — Инф. Караваева Е. Д., с. Новопанское, Михайловский р-н. Записала Е. А. Самоделова. 01.07.2002 г.
Самоделова Архив. 2006 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2006 г. Тетрадь 32. — Инф. Самоделова А. М., 1929 г. р., слышала в 1942 г. в с. Озерки, Сараевский р-н. Записала Е. А. Самоделова. Место записи: Москва. 2006 г.
Самоделова Архив. 2008 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2008 г. — Инф. Воробьева М. Н. и др. жители с. Кутуково, Спасский р-н. Записала Е. А. Самоделова. Сентябрь 2008 г.
Самоделова Архив. 2008а — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2008 г. — Место записи: с. Кутуково, Спасский р-н. Записала Е. А. Самоделова. Сентябрь 2008 г.
Самоделова Архив. 2008б — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2008 г. Аудиофайл WS_300l8.wma. Текстовый файл WS_30018.txt. — Инф. Воробьёва М. Н., с. Куту-ково, Спасский р-н. Записала Е. А. Самоделова. Начало сентября 2008 г.
Самоделова Архив. 2008в — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2008 г. Аудиофайл WS_3002l.wma. Текстовый файл WS_30021.txt. — Инф. Воробьёва М. Н. и еще две пожилых женщины. Место записи: с. Кутуково, Спасский р-н. Записала Е. А. Самоделова. Начало сентября 2008 г. (В).
Самоделова Архив. 2008г — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2008 г. Аудиофайл WS_30025.wma. Текстовый файл WS_30025.txt. — Инф. Воробьёва М. Н. и др. Место записи: с. Кутуково, Спасский р-н. Записала Е. А. Самоделова. Начало сентября 2008 г. (Г).
Самоделова Архив. 2008д — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2008 г. Аудиофайл WS_30034.wma. Текстовый файл WS_30034.txt. — Инф. мать с дочкой. Место записи: с. Кутуково, Спасский р-н. Записала Е. А. Самоделова. Начало сентября 2008 г. (Д).
Самоделова Архив. 2008е — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2008 г. Аудиофайл WS_зoo66.wma. Текстовый файл WS_30066.txt. — Инф. две пожилых женщины. Место записи: с. Кутуково, Спасский р-н. Записала Е. А. Самоделова. Начало сентября 2008 г. (Е).
Самоделова Архив. 2009 — Личный архив Е. А. Самоделовой. 2009 г. — Инф. Климкина (в дев. Русина) Т. Г., 1924 г. р., уроженка с. Дёмкино, Чаплыгинский р-н, Липецкая обл. (бывш. Раненбургский у., Рязанская губ.), работала трактористкой в Великую Отечественную войну. Место записи: Москва. Записала Е. А. Самоделова. 07.05.2009 г.
Фольклорный материал 1957 — Фольклорный материал, собранный туристами 2-й средней школы г. Рязани в селе Погост Бельковского р-на Рязанской обл. во время тридцатидневного похода в июле 1957 года // РИАМЗ (Рязанский историко-архи-тектурный музей-заповедник). Науч. архив III / 1843. Л. 12.
Шишкина 1988 — Шишкина Е. М. [Устное сообщение]. Москва, 1988 г. — Сведения получены от Е. М. Шишкиной, музыковеда.
Шишлов 1898 — Шишлов Д. С. Белоомут Зарайского у. Рязанской губ. Свадьба. 11 дек. 1898 г. [Машинопись] // РЭМ (Российский этнографический музей). Ф. 7 (Этнографическое бюро кн. В. Н. Тенишева). Оп. 2. Ед. хр. 1729.
