CC BY
51
Россинский Сергей Борисович,
доктор юридических наук, доцент, главный научный сотрудник сектора уголовного права, уголовного процесса и криминологии, Институт государства и права Российской
академии наук, Российская Федерация, 119019, г. Москва,
ул. Знаменка, д. 10 E-mail: s.rossinskiy@gmail.com
Научная специальность: 5.1.4. Уголовно-правовые науки
УДК 343.102
DOI 10.24412/2072-9391-2022-464-101-109
Дата поступления: 2 сентября 2022 г.
Дата принятия статьи в печать: 8 декабря 2022 г.
Sergey Borisovich Rossinsky,
Doctor of Law, Associate Professor, Chief Researcher of the Criminal Law, Criminal Procedure and Criminology Sector, Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences,
Russian Federation, 119019, Moscow,
Znamenka St., 10
E-mail: s.rossinskiy@gmail.com
Scientific specialty: 5.1.4. Criminal Law Sciences
Орган дознания как объект уголовно-процессуального регулирования
An Investigative Agency as an Object of Criminal Procedural Law Regulation
Аннотация
Актуальность исследования сущности органа дознания как коллективного субъекта уголовно-процессуальных отношений, определения его правового положения, направлений деятельности и соответствующих государственно-властных полномочий в национальной системе досудебного производства по уголовному делу обусловлена неурегулированностью этих вопросов и возникающими трудностями в правоприменительной практике.
Постановка проблемы: основная причина противоречивости и неопределенности ряда положений уголовно-процессуального закона, регламентирующих статус органа дознания, кроется в истории развития советской и постсоветской государственности. Ввиду целого ряда факторов в России постепенно сформировалась достаточно уникальная, существенно отличающаяся от зарубежных аналогов национальная модель досудебного производства, предполагающая переход классических судеб-но-следственных полномочий в ведение правоохранительных органов полицейского типа, в том числе передачу части таких полномочий органам дознания.
Цель исследования: определение сущности органов дознания в общей системе уголовно-процессуального регулирования и выявление
Abstract
The relevance to the examination of the essence of an investigative agency as a collective subject of criminal procedural relationships, determination of its legal status, directions of work and relevant state powers in domestic system of pre-trial proceedings in a criminal case is dependent on the unsettledness of these issues and difficulties in law enforcement practice.
Formulation of the problem: the main reason for the inconsistency and uncertainty of a number of provisions of the criminal procedure law regulating the status of the investigative agency - is with the process of Soviet and post-Soviet statehood development. The paper highlights that in view of a number of factors in Russia, a rather unique national model of pre-trial proceedings has gradually developed. This model is significantly different from foreign analogues and it presumes the transfer of classical judicial and investigative powers to the jurisdiction of law enforcement agencies of the police type, including the transfer of certain powers of this type to investigative agencies.
The purpose is to determine the nature of investigative agencies in the general system of criminal procedure regulation.
Methods: general scientific (dialectical, systemic, structural-functional, logical, etc.) and private scientific (formal legal, comparative legal, histori-
102
причин их наделения рядом полномочии полицейского характера.
Методы исследования: общенаучные (диалектический, системный, структурно-функциональный, логический и др.) и частно-научные (формально-юридический, сравнительно-правовой, историко-правовой, прогностический и др.) методы исследования.
Результаты и ключевые выводы: формулируется вывод об исключительно «командном» характере участия органов дознания в уголовно-процессуальных правоотношениях, соответствующем общим принципам работы органов полицейского типа,- посредством распределения познавательно-удостовери-тельных, обеспечительных, резолютивных и контрольно-распорядительных полномочий между различными должностными лицами. Одновременно выявляются некоторые изъяны законодательства, свидетельствующие о недостаточном понимании разработчиками соответствующих правовых норм подлинного предназначения органов дознания как субъектов уголовно-процессуальных отношений и их места в общей системе уголовно-процессуального регулирования; анализируются обусловленные ими противоречия и трудности, возникающие в правоприменительной практике. Вносятся некоторые предложения, направленные на устранение выявленных нормативных проблем и оптимизацию соответствующих прикладных технологий.
Ключевые слова: досудебное производство; неотложные следственные действия; опера -тивно-розыскные мероприятия; орган дознания; полномочия органов дознания; полномочия полиции; привод.
cal and legal, prognostic, etc.) research methods.
Results and key findings: the study reveals some flaws in the legislation that indicate a lack of understanding on behalf of the law drafters of relevant legal norms concerning the true purpose of the investigative agencies as subjects of criminal procedural relationships and their place in the general system of criminal procedural regulation; the article analyzes contradictions caused by the flaws and difficulties arising in law enforcement practice. The author makes some proposals to address regulatory issues under consideration and improve related application technologies.
Keywords: pre-trial proceedings; urgent investigative action; criminal intelligence and investigative operations; investigative agency; powers of investigative agencies; police powers; compulsory attendance.
Что такое орган дознания? Казалось бы, ответ на этот вопрос представляется очевидным. Скорее всего, любому специалисту в сфере уголовной юстиции или даже только осваивающему премудрости будущей профессии студенту (курсанту) юридического вуза (факультета) хорошо известно, что органы дознания — это органы исполнительной власти и отдельные должностные лица полицейского либо парапо-лицейского1 типа, наделенные государственно-властными полномочиями по осуществлению
1 Под органами и должностными лицами параполицейского типа в настоящей статье понимаются органы принудительного исполнения Российской Федерации, командиры воинских частей, соединений, начальники военных учреждений, гарнизонов и тому подобные субъекты, органы государственного пожарного надзора федеральной противопожарной службы, а также капитаны судов и другие предусмотренные ч. 3 ст. 40 УПК РФ официальные руководители общностей людей, находящихся вдали от «большой земли».
дознания как полноценной формы предварительного расследования, а также по выполнению иных, более частных задач досудебного характера: по возбуждению/отказу в возбуждении уголовных дел, производству неотложных следственных действий и выполнению локальных поручений следователя. Данный смысл напрямую вытекает из целого ряда находящихся в системном единстве положений уголовно-процессуального закона (ст. 40, 146, 148, 157, гл. 32, 321 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее — УПК РФ)) и поддерживается авторами большинства доктринальных источников: научно-практических комментариев к УПК РФ, учебников, учебных пособий и т. д. [16, с. 96-97; 17, с. 98-99; 18, с. 147 и др.].
Вместе с тем при более детальном погружении в тонкости уголовно-процессуальной мате-
рии подобное понимание органов дознания начинает представляться далеко не таким уж и однозначным, лишенным достаточной степени конкретности, и, самое главное, упирающимся в никем не разрешенные вопросы, обусловливающие известные трудности и противоречия в правоприменительной практике. Является ли орган дознания «командным» (коллективным) участником уголовного судопроизводства или его статус все-таки предполагает возможность нахождения соответствующих полномочий в ведении единоличного субъекта? Если же нет, то каким образом объясняется наделение подобным статусом вышеупомянутых должностных лиц параполицейского типа: командиров воинских частей, начальников военных учреждений, капитанов судов, начальников зимовок, глав дипломатических представительств Российской Федерации и т. д., и, самое главное, кому в таком случае надлежит исполнять функции начальника органа дознания, а кому — дознавателя? Из смысла закона вообще не вполне понятно, каким именно должностным лицам может быть поручено непосредственное осуществление полномочий органа дознания по возбуждению уголовных дел, производству неотложных следственных действий и выполнению отдельных поручений следователя. Например, могут ли такие полномочия возлагаться на представителей рядового или младшего начальствующего состава органов внутренних дел или Федеральной службы безопасности Российской Федерации (далее — ФСБ России)? Могут ли они осуществляться сотрудниками оперативных подразделений правоохранительных органов, участковыми уполномоченными полиции и т. п.?
Кроме того, не ясно с какой целью УПК РФ возлагает на органы дознания ряд полномочий не столько процессуального, сколько сугубо полицейского характера, например, по осуществлению фактического привода человека в орган предварительного расследования или в суд (ч. 7 ст. 113 УПК РФ), по проведению оперативно-розыскных мероприятий на основании поручения следователя (ч. 4 ст. 157 УПК РФ), по розыску подозреваемого или обвиняемого (ч. 1 ст. 210 УПК РФ)? Кстати, поставленные вопросы, вне всяких сомнений, перекликаются с еще одной известной проблемой уголовно-процессуальной доктрины и правоприменительной практики — проблемой фактического задержания и доставления лица в порядке ст. 92 УПК РФ. Ведь на общем фоне множества других противоречий и сложностей, присущих институту задержания подозреваемого, в контексте настоящей статьи наиболее актуальным представляется вопрос о допуске защитника: право на его участие согласно подп. 1 п. 3 ч. 3 ст. 49 УПК РФ возника-
ет не с момента формального составления протокола, а именно с момента фактического захвата лица, однако при этом в силу ч. 2 ст. 50 УПК РФ он может быть обеспечен лишь в процессуальном режиме дознавателем (!), следователем либо судом.
Конечно, в правоприменительной практике уже давно выработаны прикладные технологии, позволяющие нивелировать большинство поставленных вопросов, — в противном случае органы дознания просто не смогли бы осуществлять возложенные на них функции. И, кстати, отдельные из этих технологий представляются вполне разумными, отвечающими самому смыслу наделения органов исполнительной власти полицейского либо параполицейского типа полномочиями в сфере уголовной юстиции. Вместе с тем они лишены должного док-тринального обоснования, зачастую имеют сугубо интуитивный характер и, следовательно, не предрасполагают к надлежащему пониманию дознавателями, начальниками органов и подразделений дознания соответствующих подходов, то есть применимы лишь в более или менее «штатных» ситуациях, тогда как в неординарных случаях могут оказаться бессильными. Кроме того, далеко не все подобные технологии заслуживают положительной оценки — к великому сожалению, некоторые из них имеют негативный оттенок, поскольку основаны на банальном игнорировании законодательных предписаний. Таковыми, например, являются вызываемые совершенно понятными причинами, но при этом ограничивающие право на защиту отказы от предоставления задержанным защитников с момента фактического задержания [11, с. 61—62] и т. д.
Поэтому на сегодняшний день ощущается объективная потребность в продолжении научных исследований, направленных на формирование доктринальных основ деятельности органа дознания как субъекта российского уголовного судопроизводства и одновременно объекта уголовно-процессуального регулирования. Желание включиться в эту работу и побудило к написанию настоящей статьи.
А начать рассмотрение указанных вопросов хотелось бы с констатации ранее выявленного и уже неоднократно описанного в прежних публикациях автора статьи историко-пра-вового факта: ввиду целого ряда обстоятельств и катаклизмов, сопутствующих развитию советской и постсоветской государственности, в России постепенно сформировалась достаточно уникальная, существенно отличающаяся от зарубежных аналогов национальная модель досудебного производства, предполагающая адми-нистративизацию уголовной юстиции, включая передачу классических юрисдикционных
104
(судебно-следственных) полномочий в ведение исполнительно-распорядительных органов, в первую очередь «силовых» министерств и ведомств полицейского типа, то есть как бы частичную интеграцию функций «полиции» и «юстиции». Подобные тенденции возникли еще в начале 1920-х гг. и были обусловлены сразу несколькими причинами: а) предопределенными известным ленинским лозунгом «Вся власть советам!» преобразованиями всего государственного аппарата, невольно затронувшими и саму систему органов уголовной юстиции, и порядок реализации ими соответствующих полномочий; б) стремлением максимально обособить «отвечающие интересам трудящихся» советские юридические процедуры от соответствующих механизмов, свойственных правовым системам «загнивающих» империалистических государств; в) постреволюционным кадровым голодом, отсутствием в распоряжении советского правительства достаточного числа опытных правоведов «старой закалки», способных справиться с резко возросшим в условиях распада империи, революции и гражданкой войны объемом уголовных и квазиуголовных (трибунальных) дел [9, с. 27-36].
И в этой связи нет ничего удивительного в возникновении идей о наделении органов дознания подлинной юрисдикционной правосубъектностью, о сближении выполняемых ими функций с функциями органов предварительного следствия, о предоставлении им возможности собирания полноценных доказательств, равных по юридической силе доказательствам, полученным следователем или судом2. По крайней мере, подобные позиции неоднократно высказывались советскими учеными, ратовавшими за сближение дознания с предварительным следствием, а позднее одобряющими эти преобразования [1, с. 148-149; 2, с. 13-14; 15, с. 115116 и др.]. Хотя для справедливости нельзя не обратить внимание, что некоторые советские авторы все же сохраняли приверженность к консервативным взглядам - писали о дознании не как о полноценной форме предварительного расследования, а как о деятельности полицейского характера [12, с. 144; 14, с. 68-69; 19, с. 229].
Нет ничего странного и в дальнейшем перерастании подобных идей в устойчивые тенденции, выраженные во все большей и большей процессуализации органов дознания. Ведь если ранее дознание ассоциировалось с раскрытием преступлений, с розыском обвиняемых, с обнаружением и обеспечением сохранности потен-
циальных доказательств и тому подобными первоначальными действиями полиции оперативно-розыскного и административно-правового характера [4, с. 3; 13, с. 516 и др.]3, то к настоящему времени оно постепенно превратилось в автономную, как бы альтернативную форму предварительного расследования, предполагающую дифференциацию на ординарное дознание (ст. 32 УПК РФ) и сокращенное дознание (ст. 321 УПК РФ), а сам дознаватель превратился в некого квазиследователя4.
Однако было бы большой ошибкой связывать деятельность современных органов дознания лишь с осуществлением этих самых ординарных и сокращенных дознаний - увы, именно такой недостаток присущ целому ряду научных публикаций, посвященных указанной проблематике [3, с. 237; 7, с. 368 и др.]. В конце концов, орган дознания - субъект уголовного судопроизводства, а дознание - форма его поведения. Как уже отмечалось выше, помимо собственно дознания указанные органы наделяются еще целым рядом уголовно-процессуальных полномочий по возбуждению уголовных дел, проведению неотложных следственных действий и выполнению отдельных поручений следователя. Иными словами, несмотря на постепенную процессуализацию органов дознания, на выполнение несвойственной классическим органам полицейского типа функции «юстиции», они все еще сохраняют свою исконную полицейскую природу, предполагающую безотлагательное реагирование на поступивший «сигнал» и принятие незамедлительных мер в целях выявления и раскрытия преступления, превентивного задержания потенциального подозреваемого, предварительного выяснения обстоятельств случившегося, сохранения предрасположенных к утрате или повреждению следов преступления и т. д.
Более того, представляется, что полицейская природа в той или иной степени присуща всем формам уголовно-процессуальной деятельности органов дознания. Даже предусмотренные гл. 32 УПК РФ особенности ординарного дознания, несмотря на превалирование элементов юрисдикционного (судебно-следственного) характера, все еще напоминают о полицейском происхождении этого порядка расследования -в отличие от предварительного следствия, обремененного процедурой предъявления обвинения, позволяющей выяснить позицию обвиняемого, с учетом которой полнее, всестороннее
2 Считается, что вопрос о сближении дознания и предварительного следствия официально был поставлен А. Я. Вышинским на прошедшем в 1924 г. V Всероссийском съезде деятелей советской юстиции [1, с. 148].
3 Кстати, весьма примечательно, что сам по себе русскоязычный термин «дознание» филологи обычно толкуют не как часть уголовного процесса, а как предварительное административное расследование [6, с. 171].
4 В этой связи некоторые современные авторы вообще называют следователей квалифицированными дознавателями [5, с. 330].
и объективнее исследовать обстоятельства уголовного дела, дознание по смыслу закона сводится к более «поверхностному» установлению таких обстоятельств и скорейшей передаче материалов прокурору как субъекту, инициирующему предстоящее судебное разбирательство. А предусмотренное гл. 321 УПК РФ сокращенное дознание и вовсе состоит в формировании обвинительного тезиса (будущей позиции государственного обвинения) не столько в «следственном», сколько в «полицейском» режиме, не требующем жесткого обоснования установленных обстоятельств результатами следственных действий и судебных экспертиз.
Однако сильнее всего полицейская природа все-таки проявляется в части производства органами дознания неотложных следственных действий и выполнения отдельных поручений следователя — подобные механизмы наиболее четко напоминают функции дореволюционной полиции, сводившиеся к осуществлению первоначального этапа досудебного производства, а также к оказанию текущего содействия судебным следователям. По смыслу УПК РФ, именно данные полномочия отнесены к ведению не дознавателя как должностного лица, а органа дознания как «командного» участника уголовно-процессуальной деятельности, предполагающего совместное нахождение в постоянной взаимосвязи координирующего руководителя и непосредственных исполнителей соответствующих познавательно-удостоверительных или обеспечительных приемов. Собственно говоря, такой принцип и заложен в основу любого исполнительно-распорядительного органа, в том числе правоохранительного органа полицейского типа: совместное решение поставленной задачи под руководством начальника, поручающего подчиненным сотрудникам выполнение отдельных действий с незамедлительными докладами об их ходе и результатах.
И в этой связи законодатель далеко не случайно, определяя перечень субъектов, уполномоченных на принятие ряда процессуальных решений, отдельно (через запятую) упоминает и орган дознания, и дознавателя (например, ч. 1 ст. 91, ч. 1 ст. 145, ч. 1 ст. 148 УПК РФ и др.). По всей вероятности, подобные правила следует применять с учетом дифференциации режимов работы органов дознания: при проведении ординарного или сокращенного дознания — ограничиваться единоличным решением дознавателя как должностного лица, а в ходе производства неотложных следственных действий — признавать необходимым вынесение соответствующего акта от имени всего органа дознания как «командного» субъекта.
Вместе с тем такие нормативные конструкции вовсе не подразумевают потребности од-
новременного и, тем более, совместного участия в производстве определенного процессуального действия или принятии процессуального решения всех должностных лиц, проходящих службу в том или ином территориальном либо специализированном правоохранительном органе: главном управлении, управлении, отделе и т. д., — абсурдность и абсолютная практическая непригодность указанного подхода очевидна любому человеку, хоть немного ориентирующемуся в нюансах работы органов полицейского или параполицейского типа. Следовательно, категорию «орган» в данном контексте надлежит толковать не в широком, организационно-управленческом, а в узком, уголовно-процессуальном смысле — рассматривать его как некий правовой субстрат, включающий: 1) руководителя (начальника органа дознания), осуществляющего контрольно-распорядительные полномочия, и 2) исполнителя (дознавателя), непосредственно производящего процессуальные действия и принимающего решения под руководством начальника органа дознания. Например, в практике издания органами дознания (не дознавателями как должностными лицами, а именно органами дознания!) уголовно-процессуальных правоприменительных актов получила распространение весьма разумная прикладная технология, состоящая в подготовке и подписании дознавателем соответствующего документа и его последующего утверждения начальником органа дознания.
И таким образом, орган дознания — не единоличный, а именно «командный» участник уголовного судопроизводства, реализующий свои функции посредством распределения по-знавательно-удостоверительных, обеспечительных, резолютивных и контрольно-распорядительных полномочий между различными лицами, замещающими определенные «рядовые» или руководящие должности в существующей иерархии органов полицейского или параполи-цейского типа.
Другое дело, что правовые нормы, регламентирующие уголовно-процессуальный статус органа дознания, далеко не всегда четко укладываются в указанную логику. Некоторые из них, будучи обусловлены не более чем некорректностью нормативных формулировок и коллизион-ностью различных отраслей российского права, не предполагают ощутимых трудностей для правоприменительной практики. Так, согласно п. 24 ст. 5 УПК РФ к органам дознания относятся не только государственные органы, но отдельные должностные лица. Этот же изъян присущ и содержанию ст. 40 УПК РФ, включающей в установленный перечень органов дознания целый ряд должностных лиц Вооруженных сил Российской Федерации, капитанов судов, глав
106
дипломатических учреждений Российской Федерации и др. Вместе с тем нетрудно догадаться, что в данном случае подразумеваются не столько органы дознания, сколько их начальники. Именно такой подход и вытекает из существующих практических рекомендаций, в первую очередь из специальной инструкции о процессуальной деятельности органов дознания Вооруженных сил Российской Федерации 5.
Однако и здесь наблюдаются некоторые шероховатости. Ведь, исходя из смысла УПК РФ, указанные субъекты вынуждены обходиться без помощи подчиненных, то есть как бы действовать в амплуа единоличных участников уголовного судопроизводства. Между тем какие-либо нормы, предоставляющие начальнику органа дознания право самостоятельного производства неотложных следственных действий, в уголовно-процессуальном законе отсутствуют; исключением является лишь возможность личного рассмотрения и проверки сообщения о преступлении (п. 1 ч. 1 ст. 402 УПК РФ). Для преодоления данной коллизии используются различные прикладные технологии. Например, в военно-юридической практике этот вопрос решается на основании подзаконного акта — вышеупомянутой Инструкции о процессуальной деятельности органов дознания вооруженных сил Российской Федерации, предписывающей начальнику органа дознания делегировать данные полномочия наиболее дисциплинированным и подготовленным офицерам, подлежащим назначению в качестве дознавателей и наделению соответствующим уголовно-процессуальным статусом посредством его же (начальника) письменного приказа. При этом очевидно, что подобный алгоритм не полностью соответствует УПК РФ, поскольку предполагает выполнение ряда процессуальных действий не совсем легитимными субъектами.
Капитаны судов, главы дипломатических учреждений Российской Федерации и другие официальные лица, возглавляющие общности людей вдали от «большой земли», либо наделяются правом самостоятельного производства неотложных следственных действий на основании не вполне согласующихся с УПК РФ положений других законодательных актов (например, ст. 69 Кодекса торгового мореплавания Российской Федерации), либо вынуждены осуществлять указанные полномочия вообще без какого-либо законодательного базиса. Кстати, некоторая ущербность подобной практики обусловливается еще и сосредоточением функ-
5 Об утверждении Инструкции о процессуальной деятельности органов дознания Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск, воинских формирований и органов: приказ Генеральной прокуратуры Рос. Федерации от 23 октября 2014 г. № 150 (ред. от 20 июля 2017 г.).
ций начальника органа дознания и исполнителя (дознавателя) в руках одного человека, являющегося и самому себе начальником, и самому себе подчиненным и таким образом полностью освобожденного от бремени ведомственного контроля. А с учетом удаленности от мест нахождения органов прокуратуры и вызванной понятными причинами достаточно низкой квалификации подобных субъектов качество сформированных ими первоначальных материалов досудебного производства, мягко говоря, оставляет желать лучшего.
Другие касающиеся органов дознания положения УПК РФ в своем системном единстве, напротив, достаточно сильно осложняют надлежащее толкование вытекающего из них правового смыла, поскольку предопределяют эклектику уголовно-процессуальных полномочий с непроцессуальными полномочиями полицейского характера, о чем уже отмечалось в ряде научных публикаций [8, с. 106 и др.].
Представляется, что подобные правотворческие изъяны были обусловлены недостаточно глубоким пониманием законодателем (читай, разработчиками проекта УПК РФ) собственных замыслов - скорее всего, авторы соответствующих положений достаточно бездумно, без должной адаптации к общей концепции досудебного производства (если, конечно, таковая вообще существовала!) переписали содержание схожих по предмету регулирования статей УПК РСФСР 1960 г.; последние, в свою очередь, были позаимствованы из УПК РСФСР 1923 г. и т. д., вплоть до Устава уголовного судопроизводства Российской империи 1864 г., придававшего деятельности органов дознания совершенно иной, сугубо непроцессуальный смысл. Другими словами, долгие годы постепенной процессуализации деятельности органов дознания весьма негативно отразились на четкости и однозначности законодательных преставлений об их правовом положении, функциях и полномочиях.
Иначе чем еще можно объяснить вытекающее из содержания УПК РФ явно двойственное понимание органов дознания: 1) в процессуальном смысле - как субъектов уголовного судопроизводства и 2) в каком-то ином, по всей вероятности, полицейском смысле - как органов исполнительной власти, уполномоченных на осуществление оперативно-розыскной и (или) административной деятельности полицейского типа? Как еще можно объяснить положения закона, предписывающие органам дознания (не полиции, не иным органам полицейского типа, а именно органам дознания, то есть субъектам уголовно-процессуальных правоотношений!) осуществлять явно выбивающиеся из сферы процессуального регулиро-
вания вышеупомянутые оперативно-розыскные и административно-правовые мероприятия (ч. 7 ст. 113, ч. 4 ст. 157, ч. 1 ст. 210 УПК РФ)? Кстати, содержание ч. 7 ст. 113 УПК РФ дает все основания предполагать, что законодатель вообще окончательно запутался в этих вопросах, поскольку предписывает осуществлять «следственный» привод каким-то неопределенным органам дознания, а «судебный» — сотрудникам органов принудительного исполнения Российской Федерации.
Конечно, включение подобных мероприятий в сферу полномочий органов дознания — непростительная ошибка, обусловленная все тем же недопониманием данного правового феномена. В конце концов, орган дознания — это не фактически существующий коллектив, включающий определенное количество сотрудников, занимающий служебное помещение, располагающий неким имуществом и т. д., — таковыми как раз являются полиция или иные органы полицейского либо параполицейского типа. Орган дознания — не более чем процессуальный статус, то есть сугубо формальная, юридическая конструкция, предполагающая совокупность полномочий, сводящихся к дискреционным дозволениям, предписаниям, запретам и подлежащих реализации строго в рамках уголовно-процессуальной деятельности. По крайней мере, в других сферах законодательного регулирования такого статуса не существует. Следовательно, наделить органы дознания выходящими за предмет уголовно-процессуального регулирования оперативно-розыскными, административно-правовыми и прочими непроцессуальными полномочиями — все равно, что предоставить какому-либо невластному субъекту уголовного судопроизводства (не просто как физическому лицу, а именно как субъекту уголовного судопроизводства!) никоим образом не связанную с его участием в соответствующих правоотношениях юридическую возможность, например, наделить потерпевшего правом посещения друзей, свидетеля — правом поездки на курорт и т. п.
Поэтому, предписывая органам дознания осуществление фактического привода подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля, розыска лица и других оперативно-розыскных мероприятий (ч. 7 ст. 113, ч. 4 ст. 157, ч. 1 ст. 210 УПК РФ), законодатель, вне всяких сомнений, допускает достаточно существенную неточность. Любые подобные следственные или судебные поручения надлежит адресовать не органу дознания как субъекту уголовно-процессуального регулирования, а именно полиции (органам внутренних дел), ФСБ России и другим органам полицейского либо па-раполицейского типа, наделенным требуемы-
ми государственно-властными полномочиями. Именно в таком, к слову, совершенно разумном, ключе и урегулированы некоторые иные уголовно-процессуальные отношений, что в очередной раз свидетельствует о нечеткости законодательных представлений о разграничении категорий «органы дознания» и «органы исполнительной власти полицейского (па-раполицейского) типа». Например, ч. 7 ст. 164 УПК РФ дозволяет следователю привлекать к участию в следственном действии оперативных сотрудников — не должностных лиц органов дознания, каковыми они, по сути, и являются, а именно должностных лиц органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. В части контроля и записи переговоров используется более обтекаемая, но все же достаточно разумная формулировка — следователю предписывается поручать указанные операции не органу дознания, а «соответствующему органу» (ч. 4 ст. 186 УПК РФ).
Кстати, на основании вышесказанного можно без труда ответить и на еще один поставленный в начале настоящей статьи вопрос — о должностных лицах, которым может быть поручено непосредственное осуществление полномочий органа дознания по возбуждению уголовных дел, производству неотложных следственных действий и выполнению отдельных поручений следователя. Исходя из сугубо процессуальной направленности органов дознания, возможности производства следственных действий, вынесения некоторых имеющих серьезные юридические последствия решений, подобные полномочия могут осуществляться субъектами с теоретической подготовкой в области права, обладающими необходимыми умениями и прикладными навыками, а также должным уровнем правосознания, правопонимания и другими качествами, необходимыми для самостоятельного участия в правоприменительной практике. Поэтому вполне очевидно, что реализацию указанных полномочий следует поручать лицам, замещающим офицерские должности, предполагающие наличие высшего юридического образования. В этой связи вполне допустимым представляется участие в таком качестве оперативных сотрудников различных правоохранительных органов, участковых уполномоченных полиции, лиц, осуществляющих админи-стративно-юрисдикционные полномочия и т. д. А конкретный перечень подобных должностных лиц надлежит устанавливать соответствующему министерству или ведомству с учетом профиля деятельности и специфики выполняемых функций — именно такой подход и заложен в современное нормативно-правовое и методическое обеспечение государственных органов, наделенных полномочиями органа дознания.
108
Вместе с тем возлагаемые в настоящее время на органы дознания полномочия полицейской направленности, например, по осуществлению фактического привода человека или участия в розыске обвиняемого, вполне могут реализовываться представителями рядового или младшего начальствующего состава правоохранительных органов. Они же могут принимать непосредственное участие в фактическом задержании (захвате) и доставлении потенциального подозреваемого в орган предварительного расследования, но без права самостоятельного обеспечения участия защитника. Рассмотрение последнего нюанса -обеспечение задержанному права на защиту -
Список литературы:
1. Вышинский А. Я. Курс уголовного процесса. Москва, 1927.
2. Громов В. И. Дознание и предварительное следствие. Теория и техника расследования преступлений: руководство для органов дознания и народных следователей / под ред. Н. В. Крыленко. 2-е изд. Москва, 1926.
3. Калентьева Т. А., Шадрина М. Д. Актуальные проблемы регламентации деятельности органов дознания в РФ // Вестник Волжского университета имени В. Н. Татищева. 2019. Т. 1. № 2.
4. Квачевский А. А. Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по судебным уставам 1864 года. Теоретическое и практическое руководство. Санкт-Петербург, 1867. Ч. 2.
5. Курс уголовного процесса / под ред. Л. В. Головко. 2-е изд. Москва, 2017.
6. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. Москва, 2006.
7. Пархалюк Д. М. Особенности процессуальной деятельности таможенных органов как органов дознания // Вопросы российской юстиции. 2021. № 12.
8. Победкин А. В. Тайное проникновение оперативно-розыскной деятельности в открытую дверь уголовного судопроизводства // Судебная власть и уголовный процесс. 2018. № 2.
9. Россинский С. Б. Досудебное производство по уголовному делу: сущность и способы собирания доказательств. Москва, 2021.
10. Россинский С. Б. Задержание подозреваемого: конституционно-межотраслевой подход. Москва, 2019.
11. Россинский С. Б. Защитник с момента фактического задержания (в контексте конституционно-межотраслевого подхода) // Российская юстиция. 2018. № 12.
не входит в замысел настоящей статьи, но, как уже отмечалось выше, имеет самое непосредственное отношение к проблемам определения сущности и характера деятельности органов дознания; подробному освещению этих вопросов посвящены другие публикации автора [10, с. 107-113; 11, с. 60-63].
В заключение хотелось бы выразить надежду, что высказанные в настоящей статье позиции в конце концов все-таки будут восприняты законодателем и правоприменительной практикой, вследствие чего исчезнут соответствующие трудности и противоречия, все еще возникающие в ходе возбуждения и предварительного расследования уголовных дел.
References:
1.
2.
3.
4.
Vyshinskij A. Ya. Kurs ugolovnogo processa. Moskva, 1927.
Gromov V. I. Doznanie i predvaritel'noe sled-stvie. Teoriya i tekhnika rassledovaniya prestu-plenij: rukovodstvo dlya organov doznaniya i narodnyh sledovatelej / pod red. N. V. Krylen-ko. 2-e izd. Moskva, 1926. Kalent'eva T. A, Shadrina M. D. Actual Problems of Regulation Inquiryin Russia // The Reporter of Volzhsky University after V. N. Tatischev. 2019. T. 1. № 2. Kvachevskij A. A. Ob ugolovnom presledovanii, doznanii i predvaritel'nom issledovanii prestu-plenij po sudebnym ustavam 1864 goda. Teo-reticheskoe i prakticheskoe rukovodstvo. Sankt-Peterburg, 1867. Ch. 2.
Kurs ugolovnogo processa / pod red. L. V. Golovko. 2-e izd. Moskva, 2017. Ozhegov S. I., Shvedova N. Yu. Tolkovyj slovar' russkogo yazyka: 80 000 slov i frazeologicheskih vyrazhenij. Moskva, 2006. Parhalyuk D. M. Osobennosti processual'noj deyatel'nosti tamozhennyh organov kak organov doznaniya // Voprosy rossijskoj yusticii. 2021. № 12.
Pobedkin A. V. Tajnoe proniknovenie ope-rativno-rozysknoj deyatel'nosti v otkry-tuyu dver' ugolovnogo sudoproizvodstva // Sudebnaya vlast' i ugolovnyj process. 2018. № 2.
Rossinskij S. B. Dosudebnoe proizvodstvo po ugolovnomu delu: sushchnost' i sposoby sobi-raniya dokazatel'stv. Moskva, 2021.
10. Rossinskij S. B. Zaderzhanie podozrevaemogo: konstitucionno-mezhotraslevoj podhod. Moskva, 2019.
11. Rossinskij S. B. Defender from the Moment of Actual Detention (in the Context of Constitutional-Inter-Sectoral Approach) // Russian Justice. 2018. № 12.
5.
6.
7.
9.
12. Савицкий В. М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. Москва, 1975.
13. Случевский В. К. Учебник уголовного процесса. 4-е изд. Санкт-Петербург, 1913.
14. Стремовский В. А. Участники предварительного следствия в советском уголовном процессе / отв. ред. В. Е. Чугунов. Ростов-на-Дону, 1966.
15. Строгович М. С. Уголовный процесс: учебное пособие для юридических институтов, правовых школ и юридических курсов. Москва, 1938.
16. Уголовно-процессуальное право (уголовный процесс): учебник / под ред. Э. К. Куту-ева. Санкт-Петербург, 2019.
17. Уголовный процесс: учебник / под ред. В. А. Лазаревой. Москва, 2015.
18. Уголовный процесс: учебник / под ред. К. Ф. Гуценко. Москва, 2005.
19. Чельцов М. А. Советский уголовный процесс. 2-е изд. Москва, 1951.
12. Savickij V. M. Ocherk teorii prokurorskogo na-dzora v ugolovnom sudoproizvodstve. Moskva, 1975.
13. Sluchevskij V. K. Uchebnik ugolovnogo processa. 4-e izd. Sankt-Peterburg, 1913.
14. Stremovskij V. A. Uchastniki predvaritel'nogo sledstviya v sovetskom ugolovnom processe / otv. red. V. E. Chugunov. Rostov-na-Donu, 1966.
15. Strogovich M. S. Ugolovnyj process: uchebnoe posobie dlya yuridicheskih institutov, pravovyh shkol i yuridicheskih kursov. Moskva, 1938.
16. Ugolovno-processual'noe pravo (ugolovnyj process): uchebnik / pod red. E. K. Kutueva. Sankt-Peterburg, 2019.
17. Ugolovnyj process: uchebnik / pod red. V. A. Lazarevoj. Moskva, 2015.
18. Ugolovnyj process: uchebnik / pod red. K. F. Gucenko. Moskva, 2005.
19. Chel'cov M. A. Sovetskij ugolovnyj process. 2-e izd. Moskva, 1951.
Для цитирования:
For citation:
Россинский Сергей Борисович. Орган дознания как объект уголовно-процессуального регулирования // Труды Академии управления МВД России. 2022. № 4 (64). С. 101-109.
Rossinsky Sergey Borisovich. An Investigative Agency as an Object of Criminal Procedural Law Regulation // Proceedings of Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia. 2022. № 4 (64). P. 101-109.
109
