Опыт зла для праведного судьи Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ресующего феномена11. Примененный принцип строгой классификации к анализу понятия «надындивидуальная память» (анализ начинался с понятия «структура памяти» и породил следующий набор смыслов, составивших содержательное наполнение интересующего нас понятия: «структура», «сетевая», «идеальная», «всецелая», «символическая») позволил сформулировать следующее определение надындивидуальной памяти; память — это идеальная сетевая структура, соединяющая в систему все элементы космоса с помощью символов.

Креативный потенциал диарезиса, на мой взгляд, состоит в том, что этот диалектический прием позволяет запустить моторику мышления и достаточно эффективно провести процедуры проблематизации и концептуализации.

М. П. Косых ОПЫТ ЗЛА ДЛЯ ПРАВЕДНОГО СУДЬИ

Для принятия справедливого решения необходимо знание как блага, так и зла. Каким образом судьи в идеальном государстве Платона обретали опыт зла?

Ключевые слова: Платонизма, этика, справедливость, суд.

Kosyh М. P. The experience of evil for the righteous judge

To reach a fair solution requires knowledge of both benefits and evil. How can a judge in the state idelanom Plato got experience of evil?

Keywords: Platonism, ethics, justice, court.

В моральном установлении жизни всем приходится быть судьями, упрекать других и самим выслушивать упреки в неправильном поведении. Полагают даже, что оценку поступков и выражение их одобрения или неодобрения нужно возводить в обязанность. Вместе с тем говорят, что следует воздерживаться от осуждения и часто раздражаются, когда судящий сам не лучше тех, кого он порицает. В произведениях Платона можно встретить любопытные соображения по поводу праведности судьи в широком смысле слова, которые интересно рассмотреть в связи с моральным суждением и «моральным судьей».

Например, в речи Протагора из одноименного диалога, очевидно выражающей расхожее мнение, указывается на то, что всем подобает быть причастными справедливости (по крайней мере, провозглашать себя справедливыми) и «всякий сердится на другого и вразумляет его, потому что эту добродетель можно приобрести старанием и обучением» (Прот., 324а). В «Алкивиаде I» Сократ напоминает Алкивиаду о том, что тот в детстве не затруднялся в высказывании относительно несправедливых детей и их поступков, но «весьма уверенно и отважно высказывал свое мнение о любом из мальчишек — что, мол, он мошенник и негодяй и играет нечестно» (Алк. 1,110b). Конечно,

11 Метод диарезиса, к сожалению, очень мало изучен, а он, на наш взгляд, вполне актуален для решения задачи введения операциональных определений, обеспечивающих проведение исследований. См. вводную статью А. Ф. Лосева к диалогу «Софист» (Платон. Сочинения: В 4 т. Т. 2 / Под общ. ред. А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса; Пер. с древнегреч.— СПб.: Изд-во С.-Петерб. Ун-та; Изд-во Олега Абышко, 2007.— С. 581-592.

получить знание того, что такое справедливость, трудно, существуют разногласия и споры по вопросам справедливости и несправедливости, но суждения о ней производят все, даже те, кто лишен добродетели. По видимому, они делают это с помощью «чудесной сметливости», о которой упоминается в двенадцатой книге «Законов»: «Даже плохие люди обладают некой чудесной сметливостью, имеющей божественное происхождение, так что многие из них, даже самые худшие, прекрасно различают в своих отзывах и в своем мнении людей хороших и дурных» (Зак., 950Ь-с).

Однако подлинному судье необходимо быть добродетельным. К примеру, в суждениях о конных, гимнастических или мусических состязаниях все обладают мерилом удовольствия, но подлинными судьями выступают не первые встречные, а получившие хорошее воспитание и добродетельные. Истинные судьи должны быть «причастными ко всей остальной разумности, особенно к мужеству». Такой судья «не должен быть ослеплен шумом толпы и своей собственной невоспитанностью... не должен из-за недостатка мужества, из-за трусости легкомысленно произносить ложное суждение...» (Зак., 659Ь). «Ведь судья восседает в театре не как ученик зрителей, но по справедливости как их учитель, чтобы оказывать противодействие тем, кто доставляет зрителям неподобающее удовольствие» (Зак., 659Ь). Еще более необходимо быть хорошо воспитанными и добродетельными тем, кто собирается стать судьями и разбирать взаимные обвинения обращающихся в суд. Добродетель такого судьи «проявляется в том, что ни ради даров, ни из страха или из сострадания, а также из вражды или дружбы» его уменье справедливо творить суд «не склоняется к нарушению распоряжения законодателя» (Пол., 305с). Вместе с тем судья как бы становится правителем, «когда своим приговором заканчивает судебное дело» (Зак., 767а).

В государстве, где стремятся устроить суды надлежащим образом, отбирают хорошо воспитанных судей и проверяют их прошлое, а задача по вынесению решения о наказании облегчается тем, что судьям дается «общий обзор и типы взысканий, которые служили бы судьям образцами и препятствовали бы им выходить за пределы правосудия» (Зак., 876е).

Воспитание хороших судей, по Платону, должно отличаться от воспитания хороших врачей. Последним для того, чтобы стать искусными и лечить тело душой, нужно иметь дело с большим числом безнадежно больных, самим перенести болезни и быть не слишком здоровыми от природы (см. Гос., 408с1-е). Но душе судьи, поскольку она правит душой над душами, нельзя воспитываться среди порочных душ, проходить через несправедливости и самой поступать несправедливо, «чтобы по собственному опыту заключать о чужих поступках, как о чужих болезнях заключают по своим» (Гос., 409а). Хорошим судьей оказывается старик, познакомившийся с тем, что такое несправедливость, только в зрелые годы и подметивший ее «в душах других людей как нечто ему чуждое». «Понадобилось много времени, чтобы он научился разбираться в том, каково это зло,— ведь для него оно предмет знания, а не собственного опыта» (Гос., 409Ь). А вот ловкий человек, «во всем подозревающий лишь дурное, сам совершивший немало несправедливостей», оказывается псевдомудрецом. Такой человек только кажется знатоком, общаясь с себе подобными, «потому что он всего остерегается, наблюдая на самом себе дурные примеры, но, когда он встречается с хорошими людьми и с теми, кто постарше его, он выглядит глупо, так как бывает некстати недоверчив из-за своего неведения здоровых нравов...» (Гос., 409с). Выходит так, что «порочность никогда не может познать ни добродетель, ни самое себя, тогда

как добродетель человеческой природы, своевременно получившей воспитание, приобретает знание и о самой себе и о порочности» (Гос., 409(1).

Получается, что суждение возможно хотя бы с помощью «чудесной сметливости» и естественного мерила удовольствия, оно может корректироваться и направляться через указание образцов — «законов», но для подлинно праведного судьи необходимо соответствующе воспитание, уберегающее его от опыта зла-несправедливости. Однако можно вести речь о подобном опыте для судьи, имея в виду опыт наблюдения у других и опыт претерпевания несправедливости на пути к подлинной праведности, когда молодые порядочные люди казались простоватыми и легко поддавались обману (см.: Гос., 409а). Наверное, они тоже выглядели глупо, когда были некстати доверчивы и даже в некотором смысле были несправедливы, доверяя негодяям и участвуя в их делах.

По-видимому, в платоновском хорошо устроенном государстве мудрые воспитатели берегут будущих праведных судей от прямого опыта зла, а мудрые законодатели помогают им судить с помощью законов, созданных по идеальным образцам. В обычных условиях для большинства людей опыт зла кажется неизбежным, и можно говорить о некой достаточной степени праведности для вынесения моральных суждений. Ведь имеющие такой, даже прямой, опыт все-таки не полностью утрачивают добродетель. Сохраняется возможность лечения душевной болезни-несправедливости с помощью воспитания, в том числе взаимного и само-воспитания, само-лечения и само-познания. К тому же этот опыт можно толковать как перенесенную болезнь или прививку, позволяющую получить нравственный иммунитет и укрепить здоровье-справедливость.

М. Е. Буланенко

ФОРМЫ ЗНАНИЯ В АНТИЧНОМ ПЛАТОНИЗМЕ И ХРИСТИАНСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ ТРАДИЦИИ

В античной философии со времен Платона в целом было признано, что человек с уверенностью может судить только об общем (т. е. «идее» или «форме»). В христианской традиции (особенно у Максима Исповедника и Иоанна Дунса Скота) возникает противоположная точка зрения: так как Бог всемогущ, Ему не требуется никакой «идеальной модели». В свою очередь немецкая классическая философия пересматривает понятие интеллектуальной интуиции, в результате чего ее носителем оказывается человеческий дух, как нечто «универсальное» («Das Allgemeine»), а не индивидуальное. Таким образом, происходит возрождение старой платонической традиции.

Ключевые слова: знание, платонизм, христианская традиция, немецкая классическая философия.

Bulanenko М. Е. Forms of knowledge in ancient Platonism and in Christian philosophical tradition

In the ancient philosophy since Plato it was generally accepted that human knowledge can only be stable and certain if it is of what individuals have in common (i. e. of ‘idea’ or ‘form’). In Christian tradition (especially in St. Maximus the Confessor and in John Duns Scotus) emerges quite an opposite view: since God is omnipotent, He needs not any ‘ideal models’ to create concrete individuals. The German classical philosophy in its turn reconsiders the notion of intellectual intuition: if for Kant it is solely God who contemplates (and it means creates by contemplation) individuals in their actual fullness, for Fichte, Schelling and Hegel this capacity also belongs