CC BY
44
ОПЫТ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ИТЕЛЬМЕНСКОЙ СКАЗКИ
Голованева Т.А.
THE EXPERIENCE OF THE INTERPRETATION OF ITELMEN’S FAIRY TALES
Golovaneva T.A.
Abstract
Primordially, the folklor text contains the most important information, which is extraordinarily important for human society. The effort of the interpretation of the the folklor texts is not only the intention to approach the understanding of some of its inexhaustible and hidden senses, but also the intention to try to understand the contemporary time with its help, because the folklor text gives such an apportunity. Majority of itelmens’ fairy stories present the episodes of the endless chain of events, the main character of which is Kutth. Kutth is a Man-Raven, the creator of Kamchatka and the ancestor of itelmen’s people. The role of the ancestor makes Kutth the hero, who is out of time. The composion of episodes of many itelmen’s fairy tales, narrating about Kutth, underlines the endless and continuous movement, which is the essence of the world existance. Kutth is always afoot. The movement is the natural state of micro and -macrospace. One more distinctive feature of the Man- Raven is his boundary state- he is always on the verge between the people’s world and the animal’s world, between the world of the quick and the dead. Kutth is on the verge between time and space. In the mythological itelmen’s picture of the world space was treated as a living-being, active, in other words, space was frightening. Moreover, space turns out to be the same subject of the actions as the character of itelmen’s fairy tale himself.
Space is inseparable from time. One thing is realised in another one. The play of space involves the play of time. But what is primarily? In the course of researching of itelmen’s folklor, the special perception of time by itelmens was noticed. Apparently, one can speak about special perception of time, the active time, the only motive power of which is the inner movement of Kutth. Not Kutth moves in time, but time moves in him. In itelmen’s fairy tale the character is active- time is active-space is active.
Интерпретация фольклорного текста в настоящее время затруднена многими объективными факторами. В первую очередь необходимо сказать, что сама попытка исследователя интерпретировать отчасти противоречит сущности
фольклорного текста. Исследование почти всегда предполагает опору на логическое познание, на поиски и сопоставление тех или иных фактов, вызвавших эти факты причин и следствий. Но такой подход несопоставим с иррациональным познанием мира, результатом которого и является фольклорное произведение. С одной стороны, мы сталкиваемся с неразрешимым противоречием, а с другой, возможно, логика развития человеческой цивилизации как раз и состоит в том, что на определенных этапах развития
человечества должен происходить синтез различных способов мировосприятия.
Согласитесь, что не только исследователь ставит опыт над фольклорным текстом, но и сам фольклорный текст воздействует на исследователя. Вероятнее всего, древние ительмены воспринимали жизнь Кутха совсем не так, как современный исследователь, и приблизиться к архаическому мироощущению невозможно. Но это нисколько не противоречит самой попытке интерпретации, так как опыт исследователя - отчасти опыт времени. Фольклорный текст изначально содержит важнейшую информацию, чрезвычайно ценную для человеческого общества. Ни одно поколение слушателей не может исчерпать скрытые смыслы фольклорного текста. Невозможно и избавиться от доли субъективизма в результатах
интерпретации. Но так ли это уж противоречит природе фольклора?
Фольклор не может быть абсолютно
объективизирован, в противном случае он бы перестал быть силой воздействующей. Согласитесь, что воздействие
фольклорного произведения на
эмоциональную сферу каждого слушателя, безусловно, наблюдается. Это воздействие происходит благодаря тому субъективному началу, которое заложено в самом
фольклорном тексте изначально. Попытка интерпретации фольклорного текста есть не только стремление приблизиться к пониманию некоторых из его неисчерпаемых скрытых смыслов, но это и стремление попытаться при помощи него понять современное время, ибо
фольклорный текст дает такую
возможность.
Фольклор коренных народов
Камчатки - в основе своей фольклор мифологический. Иррациональное
познание мира наделяет все сущее особой жизнью, в связи с этим, и особой верой в мир.
Обратимся к ительменской сказке «Кутх».
Ительменская сказка «Кутх» была услышана и записана Е.П.Орловой в 1926 году от Михаила Заева, уроженца села Утхолок Тигильского района.
Опубликована сказка «Кутх» в книге Е.П.Орловой «Ительмены. - Историкоэтнографический очерк». [3]
По-видимому, стремление дать определенное название тому или иному эпизоду приключений Кутха является достаточно поздним явлением, более того, название предполагает некоторую
композиционную законченность. В ходе полевой экспедиции мы неоднократно убеждались в том, что ительмены
совершенно не склонны давать какие-либо названия своим рассказам. Приключения Кутха воспринимаются ительменами как само течение жизни, имеющее особую значимость именно благодаря своей
бесконечности (цикличности?). Называние предполагает искусственное отделение одного эпизода от другого. И Крашенинников, и Стеллер подчеркивали, что ительмены могли часами рассказывать истории про Кутха.
Название «Кутх» могло быть
применимо к любой сказке, входившей в состав вороньего цикла. Стремление ительменов каким-либо образом называть сказки, по-видимому, связано с соответствующими требованиями
собирателей ительменского фольклора. В исследованиях Стеллера мы находим фольклорные тексты без указания названий, множество историй о Кутхе следуют одна за другой. [ 4.С.150-156.]
Вероятно, стремление отделить одно сюжетное звено от другого, дать название каждому из них, связано с желанием исследователей упорядочить ительменский фольклор, сделать его более удобным для изучения.
Исследователи неоднократно
подчеркивали, что основу ительменского фольклора составляет «вороний цикл». [1.С.29.]
Большинство ительменских сказок представляют собой эпизоды нескончаемой цепи приключений Кутха. Кутх-ворон-человек, творец Камчатки и прародитель ительменского народа. Роль прародителя делает Кутха героем вневременным, связывающим собой нити прошлого, когда он жил со своей женой Миты на Камчатке и когда рождались от их союза первые ительмены, нити настоящего и нити будущего, когда будут жить потомки Кутха. Кутх - посредник между
вневременным и временным, между
прошлым, настоящим и будущим и вечностью.
В ительменских сказках
повествование о Кутхе может начинаться совершенно без какого-либо зачина (традиционной формулы начала сказки)
«Однажды Кутх сказал Миты:...» [3.С.143.]
Кутх - постоянный персонаж ительменской картины мира и указание на его существование было излишним. Отсутствие зачина еще более подчеркивает взаимосвязанность тех или иных
приключений Кутха в общей нескончаемой истории о Кутхе и его потомках.
Наравне с беззачинной композицией в ительменских сказках выделяется и минимальный зачин, который можно
свести к формуле: «Когда-то Кутх жил с женой».
«КУТХ
Когда-то Кутх жил с женой. Однажды Кутх пошел за рыбой к морю. Взял удочки. Пришел к озеру, сразу принялся удить. Много наудил. Маленьких рыбок выбрасывал, больших выбирал себе. Крупных рыб запряг и сразу поехал домой.
Дома жена приготовила большую толкушу, чтобы рыб кормить. Кутх, едучи домой, обещал рыбам, что н каждой остановке будет скармливать по пластине юколы.
Положив в нарту толкушу, Кутх сразу поехал. Ехал очень быстро. Приехал в березняк. Собаки остановились и сразу запросили:
- Ну-ка, корми нас!
- Кутх сказал:
- -Еще немного повезите!
Собаки опять понеслись очень быстро. Кутх даже засмеялся. Притащив его в низину, собаки опять остановились, сказали:
-Ну, Кутх, корми нас!
Кутх опять сказал:
-Еще немножко повезите!
Собаки-рыбы, горбуши так рассердились, сразу рванулись прямо к озеру. Кутх испугался, начал кричать:
-Горбуши, горбуши, горбуши! Остановитесь! Уже дам вам толкуши!
Рыбы, как безухие (глухие), все тащили.
Кутх пытался соскочить, да зацепился ногой за нарту. Рыбы принеслись к озеру, сразу вскочили в воду. Кутх утонул».
По-видимому, композиция,
включающая в свой состав минимальный зачин, все-таки является более поздней. Традиционный зачин свидетельствует о процессе перехода мифологических представлений о Кутхе, как вневременном и сущем, к восприятию Кутха, как сказочного персонажа, и в этом случае его жизнь ограниченна далеким, почти невероятным прошлым.
Эпизодированная композиция
многих ительменских сказок,
повествующих о Кутхе, как бы подчеркивает бесконечное и непрерывное движение, которое и составляет суть
существования мира. Кутх - всегда в движении. Движение - естественное
состояние макро- и микрокосмоса.
Движение не требует стимула и, вероятно, самодостаточно.
Еще одно отличительное свойство ворона - человека - пограничность
состояния. Кутх - на грани между миром людей и миром животных, между миром живых и миром мертвых. Кутх пограничен во времени и в пространстве. Он всегда на грани. Но и потомки его, ительмены, живут на границе, всегда там, где пространство суши смыкается с пространством водным, и то, и другое дает жизнь. Жизнь есть следствие соединения
противоположностей. Все исследователи социальной организации ительменов отмечают, что ительменские селения располагаются в прибрежной зоне. [2.С.9;
3.С.37-38; 4. С.127.]
Движение к морю естественно для героя ительменской сказки: «Однажды
пошел Кутх к морю». Логика повествования почти сразу прерывается как бы попутным замечанием: «Взял удочки». Интересно, что ительмены никогда не ловили рыбу при помощи удочек, а использовали либо плоские сети, либо запоры, либо гарпуны. [4. С.101.] По-видимому, уточнение: « Взял удочки»-результат включения заимствованного элемента в традиционную канву ительменской сказки.
Нарушение логической
упорядоченности закономерно для сказочного сюжета. Кутх, собираясь идти за рыбой к морю, приходит к озеру: «.. .Однажды Кутх пошел за рыбой к морю. Взял удочки. Пришел к озеру, сразу принялся удить. » Пространственная подвижность, по-видимому, традиционный элемент развертывания сюжета
ительменской сказки. Направляясь к одному объекту легко можно прийти к другому. Пространство в мифологической картине мира ительменов, по-видимому, ощущалось как живое, подвижное, иначе говоря, пространство играющее. Более того, пространство оказывается таким же субъектом действия, как и непосредственно сам герой ительменской сказки.
Пространство неотделимо от времени. Одно реализуется в другом. Игра пространства рождает и игру времени.
Если попробовать соотнести сюжетные звенья сказки с линейно упорядоченной хронологией, можно увидеть явные противоречия: Кутх
отправляется удить рыбу, чтобы жена наделала из рыбы толкуши. Наловив рыбы, но, еще не приехав домой, Кутх, тем не менее, обретает корыто с уже приготовленной дома толкушей. Кутх, находясь на берегу озера, ставит в нарту корыто с толкушей, которая приготовлена женой Кутха дома из той рыбы, которую он только что наловил на берегу озера.
Стремясь логически соотнести сюжетные звенья сказки, мы неизбежно оказываемся перед неразрешимым противоречием. Но для рассказчика-ительмена и его слушателей в таком порядке следования событий нет ничего противоестественного. Вероятно, здесь можно говорить об особом восприятии времени, о времени подвижном, единственным двигателем которого является внутреннее движение Кутха. Не Кутх движется во времени, а время в нем. Подвижен герой - подвижно время -подвижно пространство.
Пространство, играющее с Кутхом, и само становится объектом игры.
Кутх, запрягая рыб, как бы побуждает их перенестись в иное пространство. В пространстве леса рыбы будут играть совершенно иную роль.
Крупные рыбы, попав на сушу, в чуждый им мир, не умирают, а перевоплощаются в иное состояние. Пространство определяет их внутреннюю сущность. Рыбы, оставаясь рыбами, по существу внутренне становятся собаками. По-видимому, можно говорить об определенном пространственном
воздействии. Внешний мир определяет мир внутренний. Мир взаимозаменяем и взаимопроникаем. Единородность всего сущего предполагает возможность перехода одного состояния в другое, и граница чрезвычайно непрочна. Мир, отраженный в фольклоре ительменов, это мир грани. Пограничье - естественное
состояние не только пространства и времени, но и персонажа. Существа, впряженные Кутхом, попадая в качественно различные пространства, являются одновременно и рыбами, и собаками. Но воспринять качественное воздействие пространства возможно только в том случае, когда имеется потенциальная склонность к перевоплощению, что связано с представлением обо всем сущем как единородном.
Запрягая рыб, заставляя их перенестись в иное пространство, Кутх играет. И рыбы-собаки оказываются в некоторой степени в зависимости от него.
Кутх играет, его игра-основа движения. Обман отчасти является одним из элементов игры. Но именно этот обман и делает Кутха зависимым от его же игры. Жадность Кутха неизбежно должна быть наказана. Как только собаки-рыбы чувствуют обман, Кутх теряет способность руководить событиями. События перестают подчиняться его желаниям. Разуверившись в правдивости игры, рыбы оказываются вне власти Кутха. Мир взаимозависим. Слова Кутха теряют свою силу, и одновременно с этим герой временно утрачивает
способность подчинять себе мир. Теперь уже Кутх оказывается зависимым, в некотором смысле даже пойманным. Не случайно Кутх цепляется ногой за нарту. Его попытка соскочить, обмануть,
увернуться согласно логике сюжета неизбежно должна быть неудачной.
Слабость и сила, зависимость и независимость, мудрость и глупость, более того, жизнь и смерть перетекают друг в друга, ибо не являются непреодолимо чуждыми, а, напротив, составляют
неразделимое целое.
Мир ительменской сказки предельно динамичен, он весь в постоянном движении, нет ничего, что было бы статичным. Взаимопереходность миров, их взаимопроницаемость - естественны для архаического мироощущения.
Смех Кутха мгновенно переходит в испуг, ощущение победы - в зависимость, хитрость - в глупость, жизнь - в смерть, и наоборот. Смерть Кутха не воспринимается как трагедия, или конец. Смерть - одно из
состояний постоянно изменяющегося мира.
Можно говорить о некоем круге, в который организованно пространство этой ительменской сказки. Кутх собирается к морю, но приходит к озеру и таким образом оказывается во власти тех самых сил, которые потом затянут его на дно. Не только Кутх играет с пространством и временем, но и само пространство-время играет с ним. Кутх наловил много рыбы, а, может быть, эта рыба сама попалась на удочку Кутха, предвкушая будущее лакомство, приготовленное из той же самой рыбы? Кутх ведет или Кутх ведом? Одно состояние перетекает в другое. Кутх и мир бесконечно играют друг с другом. Игра предполагает собой и перевоплощение: море, к которому собирался Кутх, оказывается озером; мелкая рыба, которую выбрасывал Кутх, оказывается уже приготовленной толкушей; рыбы, попадая в иное пространство по сути своей уже собаки.
Но, вынырнув из озера, пробежав собаками через березняк и низину, рыбы вновь возвращаются в озеро. Пространство естественным образом округляется. Есть некая константа, которая, как ось, держит этот играющий мир, полный
перевоплощений в равновесии. Все неизбежно должно вернуться в исходное состояние. И погружение Кутха в воду есть некое возвращение его (прародителя) в первичную водную субстанцию,
растворяющую в себе и дающую новое рождение. Сокрытие Кутха в водной глубине - естественный переход к новому бесконечно повторяющемуся рождению, отражающему космический,
воспринимаемый архаическим сознанием ритм, который и является основой всего сущего.
Литература
1. Богораз-Тан В.Г. Основные типы фольклора северной Евразии и Северной Америки // Советский фольклор. М.-Л., 1936, № 4-5.
2. Крашенинников С.П. Описание земли Камчатки. Т.2. Петропавловск-Камчатский., 1994.
3. Орлова Е.П. Ительмены. Историко-этнографический очерк. СПб., 1999.
4.Стеллер Г.В. Описание земли
Камчатки. Петропавловск-
Камчатский.,1999.
