CC BY
91
определение глагола the definition of а verb
В.И. ТЕРКУЛОВ V.I. TERKULOV
Предложенная статья посвящена интеграционному семасиологическому определению общей семантики глагола с точки зрения лингвальной когнитологии. Автор считает, что в основе объединения разных словоформ в глагольную номинатему лежит грамматическая когнитивная метафора, которая трактует в лингвальном мире действие и состояние, связанные с одинаковой языковой формой, как процесс. В основе этой метафоры лежит гештальтность глагола, то, что в предложении он обозначает интерпретированную языком ситуацию.
Ключевые слова: гештальт, глагол, когнитивная метафора, лингвальный концепт, скрипт, фрейм.
Suggested article is devoted to integral semaseological definition of the verb general semantics from the point of view of lingual cognitology. The author considers that the basis for combination of various word forms into verb nominatheme is grammatical cognitive metaphor by which action and condition that relate to the similar language form are interpreted as process in lingual world. This metaphor is based on verb geschtalt, which means that in sentence the verb denotes the situation interpreted by the language.
Keywords: geschtalt, verb, cognitive metaphor, lingual concept, script, frame.
Традиционно глаголом называют как минимум четыре морфологических объекта: личные формы типа пишешь, писал, пиши, писал бы, инфинитив (писать), причастие (писавший), деепричастие (написав). Вряд ли можно найти какие-то аргументы, подтверждающие частеречное тождество рассматриваемых единиц: разные формы глагола имеют разный набор грамматических показателей и грамматических значений, что не позволяет дать им единую грамматическую трактовку. Кроме того, они выполняют разные функции в предложении: личные формы, формы прошедшего времени и т.д. настроены на выполнение предикативной функции, инфинитив - функции как предиката, так и разнообразных актантов глагольной рамки (я иду читать, он любит петь, искусство декламировать). И поэтому очень часто высказывается мнение о том, что «система основных форм глагола не составляет грамматического класса, поскольку в морфологическом и синтаксическом плане являет собой очень пеструю картину» [5:109]. Остается надежда только на семантический признак, но и она не оправданна.
Есть два подхода к интерпретации общей семантики глагола. Некоторые ученые утверждают, что глагол обозначает одновременно действия и состояния. Это нельзя признать убедительным, поскольку основание интерпретации разных единиц как односущностных должно как раз и опираться на данную односущностность, то есть иметь в своем основании интегрированное определение. Предлагаемая другими учеными интегрированная трактовка семантического тождества глагола, предполагающая возможность такой односущностной интерпретации, также не очень убедительна. Обычно говорят о том, что основой объединения разных по семантике единиц в разряд глаголов является наличие у них семы процессуальности [6:582]. Здесь налицо поиск референтного, внеязыкового объяснения семантики элемента языковой системы. Однако такой подход всегда обречен на неудачу. Онтологиче-
5G
ский, внеязыковой мир существует объективно вне той системы координат, которая формируется языком. С точки зрения физического бытия человека процесс - это «последовательная смена явлений, состояний в развитии чего-нибудь». Трудно предположить какую-либо последовательную смену явлений и состояний, например, в семантике глаголов лежать, быть, принадлежать и т.д.
Однако следует согласиться с теми учеными, которые, как это ни парадоксально, все-таки констатируют наличие сем процессуальности у всех глагольных форм, указывая при этом на то, что эта процессуальность представляет собой не онтологическую, а языковую интерпретацию признака: «Как значение грамматической предметности не совпадает с лексическим значением предмета, так и категориальная семантика действия (процессуального признака) не тождественна с лексической семантикой глаголов» [3:141]. Здесь, правда, налицо грамматическая интерпретация процессуальности. Прослеживается другой путь - путь лингвальной интерпретации бытия в целом.
Предполагаем существование между онтологическим миром (миром физического бытия человека) и человеком некоей промежуточной сущности - лингвального мира, то есть организованного языком мира событий. Обычно для пояснения сущности лингвального мира приводим фразу: За окном весь день идет дождь. На первый взгляд, в ней отражено физическое внеязыковое событие. Однако даже она несет в себе «ложь» онтологического бытия, которая, собственно, и становится «правдой» сотворенной языком реальности.
В этой фразе дождь идет. Однако в реальности он не просто не умеет ходить, но даже не имеет внешних признаков «хождения»: его движение осуществляется не в горизонтальной, а в вертикальной плоскости. Дождь, следовательно, здесь не просто осадки, но одушевленное, введенное в систему человеческих ценностей событие. Словосочетание целый день, в случае, если оно является только номинантом ситуации онтологического мира, должно обозначать дождь, который идет либо двадцать четыре часа (день как сутки), либо светлое время суток (день как противоположность ночи). В реальности же мы говорим так о любом затяжном дожде, даже если он начался, например, в 8 часов утра и закончился в 11 часов ночи. День, следовательно, здесь - это тот промежуток времени, который назван номи-натемой день, а не реальная астрономическая категория. Нет четкости и в локативном определении дождя. Приведенная фраза констатирует то, что мир разделен в языке на две части - перед окном (в комнате) и за окном (на улице). Дождь в этом предложении идет во всем мире «за окном». Однако в реальности он «происходит» только в той местности, где нахожусь я. Наше восприятие события мотивировано именно его языковой интерпретацией: дождь идет за окном весь день только в лингвальном мире. В реальности он падает в определенной местности только некоторое время.
Еще четче идея лингвальности события отмечается при введении в него так называемых ментальных концептов типа «любовь», «дружба» «удовольствие» и т.п., которые являются все же сотворениями языка, то есть выступают как лингвальные концепты. Фраза Я получил удовольствие от этого с точки зрения онтологического мира туманна хотя бы потому, что номинатема удовольствие полностью растворяется в линвальном бытии человека и не имеет релевантного состояния в онтологической действительности. Мы обозначаем указанным словом психофизически разные состояния- удовольствие от любви, еды, физических нагрузок и т.д (физи-
ческие), от общения, успехов, побед и т.д. (социальные), от книг, музыки, созерцания красивых людей (эстетические) и т.д. Даже в пределах каждого из указанных классов удовольствий зачастую нет сходств - удовольствие от любви абсолютно отличается от удовольствия от еды. Что же тогда говорить об удовольствиях, имеющих разноклассовые источники? Можно ли найти что-то общее у удовольствия от еды и у удовольствия от музыки? В сущности, удовольствие - это только то, что названо номинатемой удовольствие. А это значит, что концепт «удовольствие» привязан не столько к реальности, сколько к знаку, то есть является знакообразуемым концептом. Впрочем все концепты знакообразуемы - они лингвальны.
Лингвальные концепты, следовательно, не констатируют знания, а формируют их. Причем благодаря концептуальной метафоре не так, как ментальные концепты. Например, номинатема лиса может быть соотнесена с двумя ментальными концептами - «животное» и «хитрый человек», но только с одним лингвальным концептом. Актуализация его в животном и человеке осуществляется как расширенная референция, обусловленная отождествлением в образе этих двух денотатов. Вот как описывает этот процесс Н.А. Красавский: «В основе метафоры лежит какое-либо сравнение, определённое формальное или функциональное сходство между различными фрагментами действительности. Человеческое сознание, фиксируя подобного рода сходства, как бы уподобляет один предмет, его признаки, в целом одно явление другому предмету, явлению [4: 23] (выделено автором - В.Т.). Язык отождествляет в лингвальной реальности человека и животное.
Способность к метафоризации пронизывает все уровни языковой структуры, в том числе и грамматический. Именно формально закрепленная грамматическая когнитивная метафора, интерпретирующая разные состояния как лингвально процессуальные, и является причиной их глагольной формализации. В основе этой метафоры лежит гештальтность глагола, то, что в предложении он обозначает цельную ситуацию.
Гештальтность глагола объективируется при помощи набора лингвальных грам-матико-семантических признаков, с которым языковое сознание связывает эту лингвальную процессуальность. К ним относятся:
1) признак предикативности: способность глагола быть центром предложения, вбирающим в себя семантику не только признака, но и объекта (переходность, наклонение, залог и лицо);
2) признак лингвальной процессуальности: представление об обозначенном глаголом признаке как о протекающем во времени (вид) и существующем во времени (время), различаются акциональный процесс (скрипт) и статальный процесс (фрейм).
Лингвальный концепт является не только квантом лингвального мира, но и знанием о знаке, объективирующем данный лингвальный концепт, который в этом случае становится инвариантом знака, определяющим границы его тождества. Например, лингвальный концепт «читать» обозначается глаголом читать, и все его формы могут быть определены как находящиеся в состоянии тождества только в том случае, если они осуществляют референцию в пределах сферы ответственности данного концепта, актуализируя те или иные его стороны. Например, прочитал (время), читал бы (условие), читать быстро (скорость), я же читаю (причина), читать книгу (объект) и т.д. Очевидно, что кроме обеспечиваемого связью с одним и тем же концептом семантического тожества знака, необходима еще и собственно
языковая, формальная составляющая этого тождества. Этой составляющей я считаю формальную взаимосвязанность всех языковых воплощений концепта. Однако в этом случае мы вынуждены признать, что читаю и читал быстро являются реализациями одного и того же знака, поскольку:
1. Осуществляют референцию в пределах одного концепта, актуализируя его разные характеристики: в первом случае - то, что действие происходит сейчас, а говорящий является производителем данного действия, а во втором - то, что действие происходило раньше и с высокой интенсивностью (быстро).
2. Они формально взаимосвязаны через звукокомплекс чита-.
Как видим, один и тот же номинативный знак может выражаться как синтетически, актуализируя те или иные компоненты структуры лингвоконцепта при помощи внутренних составляющих структуры знака (морфем), так и при помощи зависимых слов, то есть аналитически. Глагол отождествим не только со словом (читаю), но и словосочетанием (читал быстро, буду читать), и сочетанием со служебным словом (читал бы). Именно то, что в речи номинативная единица, связываемая в словаре со словом, вырывается за пределы слова, и позволило мне считать, что любая номинативная единица должна рассматриваться в пределах дихотомии «язык - речь». При этом на уровне языка основой тождества этой единицы является лингвальный концепт, сформированный знанием о созданном языком лингвальном мире и знанием о возможности своей формально взаимосвязанной реализации в речи. На уровне речи осуществляется формализованная актуализация лингвального концепта в пределах его референции (отнесения к конкретному факту и событию) и коагуляции (актуализации того или иного коммуникативно значимого элемента лингвоконцепта) при помощи слова, словосочетания или сочетания слов. Единицу языкового уровня я называю номинатемой, речевого - глоссой.
Такой подход позволяет по-новому интерпретировать структуру двусоставного нераспространенного предложения. Я предполагаю ([7]), что существует противопоставление субстантных концептов, обозначающих референты лингвального мира, и гештальтных концептов, обозначающих ситуации лингвального мира, представляя их в виде фреймов и скриптов. Оно реализуется и на уровне предложения, где концепты выступают уже не как номинативные, а как предикативные конструкции. Базовым коммуникативным воплощением концепта является простое двусоставное предложение, поскольку именно оно представляет собой «основной структурно-семантический тип простого предложения, обладающий наиболее полным набором дифференциальных признаков» [1:28]. Такой статус простого двусоставного предложения позволяет считать, что в нем когнитивные сущности представлены в чистом виде.
Простое двусоставное предложение может реализовать либо семантику суб-стантного концепта, когда номинатема-сказуемое констатирует наличие у концепта, обозначенного номинатемой-подлежащим, той или иной характеристики (Я летчик), либо семантику гештальтного концепта, когда подлежащее становится обозначением концепта, провоцирующего возникновение ситуации, обозначенной глагольной гештальтной номинатемой-сказуемым (я становлюсь летчиком). В первом случае речь идет о несентенциональных предикатах, а во втором - о сентенцио-нальных, к которым, собственно, относится глагольная номинатема.
Следует сказать о двух признаках последней.
1. Она объективирует лингвальную интерпретацию ситуации, то есть является воплощением гештальтного концепта. Основная составляющая лингвальной про-
цессуальности - это представление о ней как о ситуации, гештальте. При этом гештальт может выступать в глаголе в двух видах:
а. Как скрипт, сценарий (акциональный процесс), то есть представление о динамической ситуации, например, читать, бежать и т.д.
б. Как фрейм (статальный процесс), то есть как представление о статической ситуации, например, лежать, видеть, состоять и т.п.
2. В двусоставном предложении есть только две номинатемы: подлежащее, номинирующее определенным языком гештальт-агент, то есть некоего «ответственного за ситуацию» (дом строится рабочими, рабочие строят дом), и сказуемое, указывающего на саму ситуацию. Все зависимые компоненты как подлежащего, так и сказуемого, являются элементами их номинатемной структуры. Иначе говоря, гештальтное предложение обычно репрезентирует в себе дихотомию «гештальт-агент» (создатель гештальтной ситуации, выраженный группой подлежащего) - «глагольный гештальт-предикат» (то есть, собственно, гештальт -ная ситуация). Например, в предложении Серебряный ключ открыл золотую дверь гештальт-агентом является глосса серебряный ключ номинатемы ключ, а гештальт-предикатом - глосса открыл золотую дверь номинатемы открыть. Об этом писал С.Д. Кацнельсон: «В содержательном плане глагольный предикат - это нечто большее, чем просто лексическое значение, он в то же время содержит в себе макет будущего предложения» [3:83]. Предикат имеет «места» или «гнезда», заполняемые в предложении словами, категориальные признаки которых находятся в соответствии с категориальными признаками «гнезда», и которые входят в глагольную номинатему как в единую номинативную единицу. Эти гнезда я называю актантами или, по-другому, аргументами глагола. Их со времен Ч. Филлмора [8] называют глубинными падежами. Считаем, что термин падеж в данном случае не совсем удачен, поскольку он связан в нашем сознании с именем, в то время как аргументы могут быть актуализированы и при помощи других частей речи, например, наречия. Классификация аргументов дается в работах многих ученых - Ч. Филлмора, В.К. Гака, И.П. Сусова, Г.А. Золотовой и других. Предлагаем свою классификацию. Автором различаются два типа аргументов, зависимых частей глагольной номинатемы, формирующих ее аргументную или актантную рамку.
Во-первых, это комплементарные аргументы, указывающие на объекты, связанные с ситуацией, обозначенной глаголом. Среди них выделяются:
1. Фактитив. Данный аргумент актуализирует объект, возникающий в результате обозначенного глаголом процесса. Есть две разновидности фактитива. Во-первых, это финитив, указывающий на объект, которого еще нет, и который только возникнет в результате определенного действия: я варю мыло (преобразование: жир - мыло). Во-вторых, это трансгрессив, который актуализирует объект преобразования: я варю мясо. Трансгрессив указывает на объект, который уже есть, но приобретает в результате воздействия на него новое качество (преобразование: сырое мясо - вареное мясо).
2. Патиентив - аргумент, вербализующий объект, на который направлено действие. Здесь следует различать:
а) аллатив - аргумент, указывающий на объект, над которым совершается действие: я открываю дверь.
б) дистрибутив - аргумент, указывающий на объект, подвергающийся распределению: мы сеем зерно.
в) бенефициантив - аргумент, вербализующий объект, в пользу которого совершается действие: я все это делаю для жены.
г) контрагентив - аргумент, указывающий на объект, против которого направлено действие: я лечусь от хандры.
3. Каузатив комплементарный. Данный аргумент обозначает объект, являющийся стимулом для гештальт-агента для создания гештальтной ситуации: я люблю жену. В указанном предложении «жена» является причиной состояния влюбленности гештальт-агента я.
4. Комитатив комплементарный- аргумент, вербализующий объект, выступающий в роли сопроводителя: ехал с друзьями.
5. Медиатив - аргумент, вербализующий объект, являющийся средством для выполнения действия. Различаются:
а) инструменталис, указывающий на объект, являющийся орудием для выполнения действия: я рублю топором;
б) собственно медиатив, актуализирующий неинструментное средство: я лечусь водкой;
в) фабрикатив, указывающий на материал, из которого сделан, изготавливается предмет: дом сделан из камня.
6. Дестинатив комплементарный - аргумент, определяющий назначение действия, например, я обеспечиваю её старость.
Во-вторых, это прозекутивные актанты, указывающие на обстоятельства, формирующие ситуацию, обозначенную глаголом. Здесь следует различать:
1. Локатив - аргумент, указывающий на место, связанное с процессом: я лечу высоко, я лежу в кровати.
2. Темпоратив - аргумент, указывающий на время, связанное с процессом: я приеду утром, я спал весь день.
3. Калитатив - аргумент, указывающий на качество процесса: я пишу быстро, я читаю с удовольствием.
4. Каузатив прозекутивный - аргумент, указывающий на причину возникновения процесса: он сказал это сгоряча.
5. Коррелятив - аргумент, определяющий соответствие/несоответствие объекта другому объекту, например, он делает все как калека.
6. Интенсив - аргумент, указывающий на степень реализации процесса: он выпил-то чуть-чуть, она не очень его жалела.
7. Нумератив - аргумент, указывающий на кратность процесса: она дважды ему сказала об этом, он опаздывал много раз.
8. Комитатив прозекутивный - аргумент, указывающий на совместность субъектов реализации процесса: мы сделали это втроем.
9. Дестинатив прозекутивный - аргумент, указывающий на цель процесса: он нарочно ничего не сказал, она сделала это назло ему.
Итак, констатируем, что объединение глагольных словоформ в единую номина-тему осуществляется на основе грамматической когнитивной метафоры, интерпретирующей в лингвальном мире действие и состояние как процесс и формирующей лингвальный гештальт. Данное формирование происходит как объективация в речи актантной рамки глагольной номинатемы в глоссе-словосочетании. Я различаю комплементарные актанты, актуализирующие объектную рамку глагола, и прозеку-тивные актанты, показывающие его обстоятельственную рамку.
Предложенный подход к трактовке общекатегориальной семантики глагола отграничивает его от девербативов, причастий и деепричастий. Последние не являются носителями предикативной функции и базой для синтаксического гештальта. Такой взгляд семасиологичен и синтаксичен по своей сути, поскольку объективирует путь «форма - функция - значение». Противоположный подход - ономасиологический и лексико-семантический - даст абсолютно иную картину частей речи, в которой, повинуясь логике семантической интерпретации словоформы, мы должны будем считать глаголами все обозначения действия: и собственно глаголы, и причастия, и деепричастия и даже девербативы. Различие их формы будет трактовано только как мимикрия ономасиологического глагола к его речевым функциям. Однако это тема для будущих исследований.
Литература
1. Беловольская Л.А. Синтаксис словосочетания и простого предложения (конспекты лекций): Учебное пособие. Таганрог, 2001. 55 с.
2. КамынинаА.А. Современный русский язык: морфология: Учебное пособие. М. : Изд-во МГУ, 1999. 240 с.
3. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. Л.: Наука, 1972. 216 с.
4. Красавский Н.А. Немецкие инвективы: опыт лингвогендерологического описания // Концептосфера и языковая картина мира. Кемерово: Кемеровский полиграфический комбинат, 2006. С. 21-26.
5. Кузнецов С.А. О категории репрезентации русского глагола // Исследования по славянским языкам. №6. Сеул, 2001. С. 109-126.
6. Русская грамматика / Глав. ред. Н.Ю. Шведова: В 2 т. Т. 1: фонетика, фонология, ударение, интонация, словообразование, морфология. М.: Наука, 1980. 784 с.
7. Теркулов В.И. Номинатем : опыт определения и описания. Горловка: ГГПИИЯ, 2010. 228 с.
8. Филлмор Ч. Дело о падеже // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1981. Вып. X.
С. 369-495.
