CC BY
63UNIVERSUM:
ФИЛОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
• 7universum.com
ОППОЗИЦИЯ «НОРМА» / «БЕЗУМИЕ» В РАССКАЗЕ И.Ф. НАЖИВИНА «В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ»
Назаров Иван Александрович
канд. филол. наук, старший научный сотрудник, Государственное бюджетное учреждение культуры «Музей М.А. Булгакова»,
123001, РФ, г. Москва, ул. Б. Садовая, д. 10, кв. 50 E-mail: nazarov.postbox@gmail. com
OPPOSITION “NORM” / “MADNESS” IN THE STORY
В статье подробно рассматриваются особенности художественного воплощения феномена безумия в русской литературе эпохи конца XIX - начала XX века на примере рассказа Ивана Федоровича Наживина «В сумасшедшем доме». Уделяется внимание проблеме границы между нормой и сумасшествием, проблеме аттестации (диагностирования) душевной болезни, образу сумасшедшего дома, мотиву перехода героя из категории врача в категорию пациента, мотиву научного эксперимента, а также образу маньяка-убийцы. Центральный мотив рассказа Ивана Федоровича Наживина «В сумасшедшем доме» - сопоставление пациентов психиатрической лечебницы («больных») со «здоровыми» представителями общества: в данном контексте сумасшедший дом становится своеобразным зеркалом социума. В исследуемом рассказе обитатели лечебницы и социум взаимосвязаны,
“IN THE MADHOUSE” BY I.F. NAZHIVIN
Ivan Nazarov
Candidate of Philological sciences, Senior Research scientist, State Budgetary Institution of Culture «Mikhail Bulgakov Museum», 123001, Russia, Moscow, Bolshaya Sadovaya street, 10, App.50
АННОТАЦИЯ
Назаров И.А. Оппозиция «Норма» / «Безумие» в рассказе И.Ф. Наживина «В сумасшедшем доме» // Universum: Филология и искусствоведение : электрон. научн. журн. 2016. № 1-2 (25) . URL: http://7universum.com/ru/philology/archive/item/295 8
что позволяет выделить две условные категории - безумие личности и «безумие мира». Первая категория отражает комплекс проблем
онтологического и философского характера: несовершенство законов
мироздания, бессилие разума в попытках разрешения «проклятых» вопросов, подвижность представлений о норме в социуме. Безумец в данном контексте является своеобразным медиатором: его сумасшествие становится реакцией на различные проявления «безумия мира», результатом дисгармонии окружающей действительности.
ABSTRACT
The article considers features of artistic presentation of the madness phenomenon in detail in Russian literature of the late XIX - early XX century by the example of the story "In the madhouse» by Ivan Nazhivin. Attention is paid to the problem of the boundaries between normality and insanity, certification problem (diagnosis) of mental illness, the image of the madhouse, hero’s motive transition from the category of physician to the patient, to the motive of a scientific experiment, as well as the image of a maniac-killer. The central motif of the story "In the madhouse" by Ivan Nazhivin is comparison of psychiatric patients ("patients") with "healthy" members of the society: the madhouse becomes a kind of a mirror of the society in this context. Inhabitants of the madhouse and society are interconnected in the studied story that allows separating two conventional categories - the madness of the individual and the "madness of the world". The first category reflects the complex of problems of the ontological and philosophical nature: the imperfection of universe laws, the mind impotence in trying to resolve the "accursed" questions, mobility of concepts about the norm in society. The madman in this context is a kind of mediator: his insanity becomes a response to various manifestations of "the madness of the world", the result of disharmony of the surrounding reality.
Ключевые слова: феномен, мотив безумия, образ сумасшедшего дома, И.Ф. Наживин.
Keywords: phenomenon, motif of madness, concept of asylum, I.F. Nazhivin.
Тема безумия в мировой литературе связана с целым рядом проблем и одна из них - это попытка социально-философского определения границы между разумом и безумием, «нормой» и «не-нормой». Аспекты указанной темы освещались в произведениях писателей различных эпох и направлений: Н.А. Полевой («Сумасшедшие и несумасшедшие»), Л. Толстой («Записки сумасшедшего»), Л.Н. Андреев («Призраки»), М. Г орький («Г олубая жизнь») и другие. В данной статье мы рассмотрим указанную проблему в рассказе И.Ф. Наживина «В сумасшедшем доме».
Рубеж XIX-XX столетий отмечен как время «больной эпохи» [3], во время которой феномен безумия находит свое оригинальное воплощение в творчестве А. Белого, З.Н. Гиппиус, Н.С. Гумилева, А.И. Куприна, Ф. Сологуба и других писателей. Интерес представляют и менее известные воплощения указанного феномена: «Воззвание партии союза сумасшедших из больницы святого Николая Чудотворца» [2] или рассказ неустановленного автора «Безумие» [1]. Для творчества И.Ф. Наживина, отечественного писателя начала XX века, характерен интерес к теме сумасшествия и ее различным социальнофилософским аспектам (в частности, интерпретация безумия как нравственной болезни государственной власти, социума, отдельной личности), что обнаруживается в романах «Душа Толстого» (1927), «Софисты» (1931), «Иудей» (1933). Развивая тему безумия, Наживин во многом опирался на идеи Л.Н. Толстого, представленные в рассказе «Записки сумасшедшего», романе «Воскресенье» и других произведениях.
Рассказ Наживина «В сумасшедшем доме» был опубликован в 1905 году в одноименном сборнике произведений. В центре внимания рассказа -пребывание героя в земской психиатрической лечебнице в качестве гостя-экскурсанта. Герой оказывается в сумасшедшем доме не в статусе пациента, а пребывает там с определенной целью (интерес к вопросам человеческого духа): указанная ситуация посещения психиатрической лечебницы
(исследование, экскурсия, сон) - популярный сюжет в мировой литературе и встречается в произведениях А.Ф. Войекова («Дом сумасшедших»), Эдгара По (“The system of Dr. Tarr and professor Fether”) и других писателей. Проводником героя в сумасшедшем доме является один из врачей-ассистентов -вместе они посещают мужское и женское отделения и изолятор. Основным лейтмотивом рассказа становится вопрос о психическом и нравственном здоровье пациентов клиники и общества, который сразу же озвучивается ассистентом: «Чем больше я наблюдаю этих сумасшедших, тем более затрудняюсь... нащупать разницу... - отвечал он - По мнению тех - эти сумасшедшие, по мнению этих - те: а кто прав, трудно сказать. По-моему, разницы нет» [4, с. 234].
Ассистент сопоставляет диагнозы, истории болезни пациентов
и сопоставляет их со «здоровыми» представителями общества - в данном контексте лечебница в произведении Наживина становится своеобразным зеркалом социума. Так, женщине, дошедшей до помешательства на идее самоотверженности, противопоставлены самовлюбленные министры
и филантропы, убежденные в своей исключительности. По аналогичному принципу автор строит и другие смысловые пары: посредственные литераторы, отравляющие умы молодежи бульварными романами, и бывшая дьяконица, страдающая от похоти и неспособная выразить свои мысли литературным языком; безумная, прячущаяся от галлюцинаций, и общество, стремящееся развязать войну против воображаемого врага; буйные безумцы и «здоровые» граждане, находящиеся в исступлении из-за воздействия патриотизма и газет. В указанных эпизодах ситуация безумия обладает отчасти положительной коннотацией: «разумные» поступки здоровых людей безнравственны
и ориентированы на достижение материальных ценностей, в то время как «безумцы», несмотря на отталкивающую внешность, оказываются «морально чисты».
Социум и обитатели лечебницы в рассказе Наживина взаимосвязаны, что позволяет выделить две условные категории - «безумие мира» и безумие
личности. Первая категория отражает комплекс проблем онтологического и философского характера: несовершенство законов мироздания, бессилие разума в попытках разрешения «проклятых» вопросов, подвижность представлений о норме в социуме. В данном контексте герой-безумец является своеобразным медиатором: его сумасшествие становится результатом
дисгармонии окружающей действительности, реакцией на различные проявления «безумия мира». Характерно, что в рассказе Наживина оба пространства (социум и лечебница) получают характеристику большого и малого сумасшедшего дома.
Отдельного внимания в рассказе удостаиваются пациенты - бывшие врачи. Автор обращается к мотиву перехода героя из категории врача в категорию пациента, отмеченному в творчестве различных художников: Л.Н. Андреев (Мысль»), М.П. Арцыбашев («Смех»), М.А. Булгаков («Морфий»), А.П. Чехов («Палата № 6») и других. Таковыми становятся санитар, обезумивший после боя у Вафангоу (увидев поле, усеянное телами убитых, герой не может видеть живых и постоянно плачет), а также земский фельдшер Григорий Иванович, утративший рассудок на почве теологически-экономических споров. Центральная фигура рассказа, ассистент героя - в финале рассказа также внезапно оказывается одним из пациентов клиники. Бывший врач, он утратил рассудок из-за «несовершенности форм» в окружающем мире. Воспринимая природу как прообраз вечного цикла (бессмертия), герой, используя цианид, сначала убил («вернул природе») природе старую свинью и больную собаку, а затем и собственного брата, страдающего идиотизмом. После неудачной попытки «вернуть» нищего-пьяницу врач оказался в психиатрической лечебнице. Заметим, что в образе ассистента прослеживаются переплетение популярных в литературе эпохи Серебряного века тем и мотивов: научный эксперимент, интерес к психологии маньяка (убийцы, одержимого определенной идеей). В указанном аспекте рассказ Наживина сопоставим с рассказами Л.Н. Андреева «Мысль», В.Я. Брюсова «Теперь, когда я проснулся...» и другими.
В образе ассистента Наживин затрагивает различные аспекты темы безумия, в частности проблему аттестации (диагностирования) душевной болезни. В художественном произведении аттестация безумия происходит в соответствии с характерными атрибутами: внешний вид (одежда)
и поведенческие особенности (смех, взгляд), речь и умозаключения, нарушение норм общественного поведения и другие - внешний вид и поведение ассистента не позволяет герою заподозрить в нем безумца. В данном контексте отдельного внимания заслуживает мотив переодевания: медицинский халат также скрывает истинный статус ассистента. Важными для поддержания «иллюзии здоровья» оказываются и знания по медицине, которыми располагает ассистент. Также примечательно, что Наживин развивает в рассказе традиционный мотив прозрения безумца в сумасшедшем доме. Находясь на лечении, герой приходит к мысли о «всеобщей жизни» (в которой люди, животные, цветы, все - единое целое): «То же и в области духа: преемственностью, общностью чувств, желаний, мысли я соединен в одно со всеми миллиардами живших, живущих и грядущих в жизнь
людей» [4, с. 255]. В финале рассказа ситуация безумия ассистента приобретает форму кольцевой композиции - так, настоящие врачи прогнозируют скорое выздоровление ассистента, однако главный герой, пораженный здравомыслием собеседника, перед своим уходом просит ассистента не выздоравливать, что возвращает нас к изначальной проблеме «норма» - «безумие» [4, с. 264].
Таким образом, в рассказе Наживина «В сумасшедшем доме» тема безумия становится объектом авторского осмысления на бытовом и философском уровнях. Писатель подчеркивает зыбкость границ между нормой
и сумасшествием; обращаясь к двум взаимосвязанным категориями (безумие личности и «безумие мира»), автор создает галерею парных образов: обитателей психиатрической клиники и представителей социума, где образ сумасшедшего дома в рассказе становится своеобразным зеркалом общества.
Список литературы:
1. ГАРФ Ф. 1167. Оп. 1 ед. хр. 4744.
2. ГАРФ Ф. 1834. Оп. 1. ед. хр. 438.
3. Крафт-Эбинг Р. Наш нервный век: Популярное сочинение о здоровых и больных нервах / [Соч.] Д-ра фон Крафт-Эбинга, проф. при Мед.фак. Имп. ун-та в Граце. - СПб.: А. Каспари, 1898. - 201 с.
4. Наживин И.Ф. В сумасшедшем доме: Очерки и рассказы / Ив. Наживин. -СПб.: Книгопеч. «Труд и польза», 1905. - 288 с.
References:
1. State Archive of the Russian Federation (GARF). Fund 1167, Inventory 1, File 4744. (In Russian, unpublished).
2. State Archive of the Russian Federation (GARF). Fund 1834, Inventory 1, File 438. (In Russian, unpublished).
3. Kraft-Jebing R. Our nervous Century: A popular treatise on healthy and diseased nerves. Saint Petersburg, A. Kaspari Publ., 1898, 201 p. (In Russian).
4. Nazhivin I.F. In the madhouse: Essays and Stories. Saint Petersburg, “Trud i pol'za” Publ., 1905. 288 p. (In Russian).
