CC BY
45
УДК 811.111' 1
ОППОЗИЦИЯ «МУЖСКОЙ-ЖЕНСКИЙ»
В АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ВОЕННОЙ ПОЭЗИИ
© Н. В. Рабкина
Кемеровский государственный университет Россия, 650043 г. Кемерово, ул. Красная, 6.
Тел.: +7 (3842) 52 27 87.
E-mail: modesta@kemcity.ru
В статье анализируется оппозиция «мужской — женский» на материале англоязычной военной поэзии. Воинственность не входит в число традиционных женских добродетелей, поэтому гендерная перверсия концептуализируется как эсхатологический маркер. Однако на уровне мифологии архетипы войны и материнства обнаруживают много общего благодаря мифологическому образу матери-земли, объединяющему в себе разрушение и созидание.
Ключевые слова: гендер, концепт, метафора, мифология, модель мира, поэзия.
Данная работа содержит некоторые результаты диссертационного исследования по теме «Концепт WAR (война) в диахроническом аспекте (на материале англоязычной военной поэзии)». Материалом для исследования послужила поэзия, посвященная войнам XX-XXI вв.: от всемирно известных произведений британских поэтов первой мировой войны до современного творчества резидентов антивоенных сайтов Интернет типа «Poets against War».
Мы исходим из предположения, что англоязычный поэтический дискурс, тематически объединенный концептом «WAR», содержит особую модель мира, описать которую можно через экспликацию метафорических моделей по системе Дж. Ла-коффа [1], [2], [3] и бинарных оппозиций по аналогии с методом реконструкции мифопоэтических моделей мира в работах Т. В. Цивьян [4] и Г. В. Бондаренко [5]. В статье на материале женской англоязычной военной лирики рассматривается базовая дихотомическая оппозиция «мужской - женский», фундаментальная для человеческой культуры.
Вопреки известному утверждению, что «у войны не женское лицо», у концептов «Женщина» и «Война» есть много точек соприкосновения. Женское божество олицетворяет войну во многих европейских и неевропейских мифологиях: Кали -богиня войны индийского пантеона, Афина - греческого и римского, Морриган - кельтского, валькирии - германского, Дева-Обида - славянского. Признак одушевленности в рамках концепта WAR на материале английского языка до сих пор можно выделить из буквального прочтения сочетаемости соответствующих лексем с глаголами, подразумевающими наличие одушевленного агенса. Это объясняется тем, что происхождение наименования битвы в древнеанглийском языке было связано с именами валькирий. Древнеанглийские слова ‘hild’ и ‘gUd употреблялись в функции субъекта с глаголами, обозначающими действия лица, и сопровождались эпитетами, обычно характеризующими человека [6, с. 273].
Божество войны - персонификация агрессивности, в том числе и сексуальной, поэтому женские божества войны часто носили двойственный характер, являясь одновременно покровительницами
плодородия / материнства. Образ богини-матери, объединяющей в себе разрушение и созидание, восходит к архетипу матери-земли: земля, из которой, согласно многим космогоническим мифам, был сотворен человек, становится могилой, в которую возвращается его тело после смерти.
Однако в социуме воинственность и агрессивность никогда не входили в число женских добродетелей. Так, анализ фразеологических единиц современного английского языка выявляет стереотипное для англоязычного общества представление о женщине как об объекте [7, с. 163]. Такого рода культурные стереотипы веками складывались в патриархальном обществе, где женщина традиционно занимала зависимое положение. Если мы обратимся к средневековой гномической литературе (Maxims I), то обнаружим, что воинственность выступала своего рода гендерным маркером: ‘Gud sceal in eorle, / wig geweaxan, ond wif gep eon / leof mid hyre leodum, leohtmod wesan, / rune healdan, rumheort beon / mearum ond map mum ’ (84—88) -‘ Warlike valour grown / strong in an eorl, the woman shall thrive,/ loved by the tribe. She shall be cheerful, / keep counsel, and be liberal / with horses and treasures ’ [8]. Война - мужское занятие, женщина же должна поддерживать мир; мужчина и женщина принадлежат разным пространствам - Войны и Мира. Так, анализ женских персонажей древнеанглийского эпоса «Беовульф» показывает, что роль женщины - в символическом поддержании мира: разнося питье в пиршественном зале, она связывает людей социальными отношениями. Женщина создавала и кровные узы, будучи выдана замуж в другой род, поэтому часто кровная связь с обеими враждующими сторонами допускала для женщины исключительно пассивное участие в войне, сводившееся к оплакиванию павших [9, с. 108]. Образ же матери чудовища Гренделя представляет собой полную инверсию англо-саксонского идеала женщины: ее пещера описывается как ‘battle-hall’, т.е. принадлежит пространству войны.
Гендерная перверсия выступает в текстах Библии и Эдды эсхатологическим маркером. Следует заметить, что англоязычной военной лирике
170
раздел ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
присуща эсхатологическая направленность, начиная с древнейших ее образцов, где тождество макро- и микрокосма определяет интерпретацию гибели индивида как гибели целого универсума [10]. Смешение мужских и женских социальных ролей служит эсхатологическим маркером и в поэзии современности. Противопоставление «мужской - женский», как и оппозиция «свой - чужой» [11], исчезает только после смерти: ‘She (death angel. — Н. Р.) flatters and unsexes every man ’ (A. Lewis [12]).
Так, А. Глюксманн пишет, что своеобразной аллегорией второй иракской кампании стала известная по первым полосам газет фотография, на которой «своенравная солдафонка тащит на поводке арабского самца на четвереньках» [13, с.14]. Этот эпизод был незамедлительно обыгран в поэзии Интернет: ‘American Female soldier with nude Arab on a leash./ Is this the metaphor for American omnipotence or impotence?’ (E. Wormwood [14]).
Американки, занятые в военной сфере, гордятся тем, что участие женщин в войне восходит к истокам американской нации: Women fought as hard as the men to build this country and shot as many Indians... [15, с. 209]. Однако с позиции Мифа борьба женщин за равноправие в военной сфере - действие, ведущее к разрушению универсума. Появление женщины «в строю» ведет к разделению внутри «Своих» и размытию основополагающей для этнической самоидентификации оппозиции «Свои - Чужие», что четко прослеживается в стихотворении женщины-военнослужащей, где образ мужчины-соратника сливается с образом врага: ‘We’ve faced the same enemies as you, / even had more enemies than you / for sometimes you were our enemy’ (L. K. Cameron, [16]). Женщина-поэт подчеркивает оппозицию ‘we’ - ‘you’, агрессивность мужского начала и стереотипно свойственную мужчинам мегаломанию: your muddy roads, your heavy guns, your mighty airplanes, your giant ships, your broken engines and heavy equipment.
Оппозиция «мужской - женский» часто эксплуатируется в политическом дискурсе. Во время первой мировой войны гендерные метафоры использовались в агитационных плакатах (например, немецкий офицер держит за руку маленькую девочку - аллегорическое изображение Франции). В период первой иракской кампании использование глагола ‘rape’ (насиловать) по отношению к Кувейту, подвергнувшемуся нападению со стороны Ирака, позволило политикам США активизировать концепт фемининности, уподобив эту страну слабой женщине, нуждающейся в защите [17]. Интересно, что во время второй иракской кампании образ умирающей на руинах женщины, матери появился в военной поэзии уже в отношении к самому Ираку: ‘Stumbling, staggering walking corpse of a woman, / milk-laden breasts leaking blood / from her ripped, torn body’... (E. Anderson, [18]).
Если обратиться к собственно женской англоязычной военной лирике, то здесь на передний
план выдвигаются экзистенциальные блага «дети» и «любовь», определяющие тему материнства. У поэтесс начала ХХ в. отношение к войне было во многом сформировано государственной политикой. В стихотворениях женщин того времени едва ли можно найти открытый протест против войны -растиражированный на агитационных плакатах образ Пьеты активизировал архетип жертвенности [19, с.90]. Отсюда в женскую поэзию привносится мотив сознательной жертвы: уходящие на фронт сыновья изначально не принадлежат матери, так как что Бог дал, то Он имеет право забрать, а голос народа, нации, власти, которая управляет этим народом - это голос Бога: ‘Не Who has given them — are they not His? / Your son and my son and now the Lord’s’;’You are my all, I give you to the nation’ (K. Tynan, M. Peterson [20]).
Но сквозь патриотизм видны горечь и боль, появляется мотив комплекса вины за рождение ребенка в том мире, где он заранее обречен на мучительную смерть: ‘But we were crazed (...) I, for ever telling to my mind / glory it was and gladness, to give birth / To human kind’ (J. P. Peabody); ‘In this great war to which your birth has brought you... ’ (M. Peterson).
В результате жизнь человека предстает в виде пути - линейного, незамкнутого пути от чрева матери к неизбежной смерти на войне. В связи с этим появляется мотив противопоставления детских ножек той дороге скорби, которой они вынуждены следовать (road of thorn) : Little, soft, unworn, sweet rest, warm — vows, vigil, thorn, flooded trench, numb, cold, pain, desert, sand, dread.
В женской поэзии, посвященной Вьетнамской войне, мы обнаруживаем совсем другую картину: мотив комплекса вины усиливается, ранее вуалировавший его мотив патриотизма и жертвенности исчезает. Здесь звучит прямое обвинение правительства в гибели сына. Особенно подчеркивается тот факт, что солдаты не были похоронены должным образом, и их тела не были отправлены на родину. В подсознании функционируют представления о том, что без проведения обряда захоронения душа не может попасть в лучший мир и обречена на вечное скитание. При этом образ гроба, могилы, без чего в христианской традиции невозможно рождение для новой жизни, семиотически ориентирован на образ чрева, материнского лона, что акцентуируется рифмой womb — tomb, например: ‘I raised him from a seed within my womb / And nurtured him for eighteen years / So you could hide his Tomb? ’ (D. R. Rutland [21]).
Мотив чувства вины за рождение заранее обреченного на смерть сына достигает апогея в стихотворениях американской медсестры, побывавшей на Вьетнамской войне (псевдоним Dusty [22]). ‘Why did you not warn me, my mothers? ’ — с таким вопросом обращается она в стихотворении, посвященном рождению ее первенца, ко всем ветхозаветным матерям, чьи дети были обречены на гибель - включая и мать Христа, с которой начинается Новый
Завет: ‘Mary, how did you bear to bear the child, / whose destruction was foretold?’ (‘Initiated in Agony’). Образ матери, соединяясь с образом медсестры, обретает вселенский масштаб и сакральный смысл - мать стоит в начале жизненного пути, и именно ее зовут раненые на смертном одре. Таким образом, линейный незамкнутый путь - жизнь солдата - становится замкнутым: от матери к военной медсестре, которая замещает мать (мифологический цикл жизни, когда созданное из матери-земли возвращается в землю): ‘I am the last person you will see /1 am the last person you will touch /1 am the last person who will love you ’ (‘Hello, David’).
Плодородие, сотворение жизни всегда были связаны с темой литературного творчества. В женской военной поэзии эта тема получает интересное выражение - она раскрывается через образ медсестры. Так, память о раненых, прошедших через ее руки, навсегда остается в ее душе. Метафора души здесь - контейнер, пропускающий через себя потоки информации внешнего мира: ‘I will stay with you / and watch your life / flow through my fingers / into my soul (‘Hello, David’ Dusty). Their blood yet drips through my soul / Their moans still echo through my heart ’ (‘My Dead Are Not Silent ’). Воспоминания о солдатах и сама человеческая жизнь уподобляются лирическому произведению: ‘Like Emily Dickinson, / tucking tight little poems / into the corners and crannies / of her father’s home /1 tuck their names / into the crevices / of my crenellated heart ’ (‘Like Emily Dickinson ’). Стихотворения проходят такой же жизненный путь, как и солдаты - они рождаются, живут и гибнут на войне: ‘. a sultry land where poems might be / born or blasted to bits ’ (‘Close Call ’). Медсестра-поэт уподобляет свое сердце зеркалу (‘The mirror of my heart’). Сердце здесь предстает не только как вместилище эмоций, но и как вместилище памяти -отраженные однажды в этом зеркале, раненые и погибшие солдаты навсегда остаются в нем в виде воспоминаний. Навсегда - потому что события, нашедшие отклик сострадания и сопровождавшиеся сильными негативными эмоциями, остаются в памяти, не угасая, в течение долгих лет. Чтобы как-то облегчить свою душевную боль, автор - сознательно или интуитивно - приходит к библиотерапии. Воспоминания, таким образом, превращаются в стихи. А природа возникновения стихов объясняется через метафору человеческой жизни. То есть, если мы сведем к схеме все сказанное, то получится замкнутый круг из метафор: человек (солдат) = воспоминание = стихотворение = человек (солдат).
Таким образом, если в стихотворениях женщин начала века тема вины перед обреченным на гибель ребенком принимала вид осознанного жертвоприношения, то в творчестве женщин второй половины ХХ в. она становится выражением анти-
военного протеста. Несомненно, разрушение окутывавших войну романтических стереотипов и, как следствие, появление женской антивоенной поэзии стало одним из главных достижений эмансипации: ‘ What if the Generals all said “GO! ” / But the Mothers of the world all said “NO! ”? ’ (C. Sharik [23]).
Таким образом, на уровне мифологии архетипы войны и материнства обнаруживают много общего: мифологический образ матери-земли объединяет в себе разрушение и созидание - из земли был сотворен человек и в нее же возвращается его тело после смерти. Однако в англоязычной культуре участие женщины в войне воспринимается как гендерная перверсия и выступает маркером «недолжного бытия».
ЛИТЕРАТУРА
1. Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. The University of Chicago Press. 1980.
2. Lakoff G. // Research. 1991. № 23. P. 25-32.
3. Lakoff G. Whose Freedom? The Battle Over America's Most Important Idea. Farrar, Straus and Giroux, 2006.
4. Цивьян Т. В. Модель мира и ее лингвистические основы. М.: КомКнига, 2006. -280 с.
5. Бондаренко Г.В. Мифология пространства древней Ирландии. М.: Языки славянской культуры, 2004. -416 с.
6. Русяцкене Р. Лексика, обозначающая «смерть», в контексте древнеанглийской поэзии // Слово в перспективе литературной эволюции: К 100-летию М. И. Стеблин-Каменского. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 272-282.
7. Шишигина О. Ю. Объективация концепта «Женщина» в английской фразеологии: дис ... канд. филол. наук. Кемерово, 2003. -190 с.
8. Maxims I. URL: http://colecizj.easyvserver.com/porodch2.htm.
9. Chance J. Grendel’s Mother and the Women of Beowulf // Readings on Beowulf. The Greenhaven Press to British Literature, 1998. P. 106-112.
10. Матюшина И. Г. Древнейшая лирика Европы. М.: РПГТУ, 1999. Т. 1. -246 с.
11. Рабкина Н. В. Оппозиция СВОЙ-ЧУЖОЙ в составе концепта «ВОЙНА» (на материале политического и поэтического дискурсов) // Концепт и культура: мат-лы III международной научной конференции (Кемерово, 27-28 марта 2008 г.). Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. С. 634-642.
12. Poets Against War. URL: http://poetsagainstthewar.org.
13. Глюксманн А. Философия ненависти. М.: Транзиткнига, 2006.
14. Poets Against War. URL: http://www.poetsagainstthewar.org/ displaypoem.asp?AuthorID=19690.
15. Holm J. Women in the Military. An Unfinished Revolution // Presidio Press, Novato, 1983.
16. Women Veterans Poetry Page. URL: http://userpages.aug.com/ captbarb/poetry.html.
17. Lakoff G. // Research. 1991. № 23- P. 25-32.
18. Poets Against War. URL: http://poetsagainstthewar.org/-displaypoem.asp?AuthorID=8688.
19. Draper R. P. An Introduction to Twentieth-Century Poetry in English. // St. Martin’s Press. New York,1999.
20. Female Poets of the First World War. URL: http://www.acls.org/-op29cummings.htm# cummings.
21. Veterans Day 2000. URL: http://home.att.net/~dstormmom/-vetday00.htm.
22. Dusty’s Poetry Page. URL: http://www.illyria.com/-
dustyhp.html.
23. Military Salute. URL: http://members.tripod.com/~xmjr/ mili-tarysalute.html.
Поступила в редакцию 05.04.2008 г. После доработки — 18.05.2008 г.
