CC BY
137
ФИЛОЛОГИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2012. № 3. С. 247-252.
УДК 800 О. С. Иссерс
ОППОЗИЦИОННЫЙ ПЛАКАТ
КАК ЖАНР ПОЛИМОДАЛЬНОГО ДИСКУРСА
Рассматривается новый «старый» жанр - политический плакат. В фокусе исследования находится формирование новой дискурсивной практики, актуальной для социальной жизни современной России.
Ключевые слова: политический дискурс, жанр, плакат.
За последние два десятилетия в отечественных и зарубежных исследованиях сформировалась традиция выделения различных типов дискурса на основе преимущественного «обслуживания» тех или иных социальных сфер и институтов. Обычно в рамках таксономического подхода материалом для анализа являются «прототипические образцы», не вызывающие сомнений в их идентификации с определенной социальной сферой, а целью - своего рода инвентаризация дискурсов, циркулирующих в определенное время в конкретном социуме. В данных описаниях, как правило, не рассматриваются маргинальные и «смешанные» формы, затушевывающие четкие контуры исследовательской гипотезы. Так, к политическому дискурсу прежде всего относят выступления политических деятелей и публикации о политике в СМИ, а также «продукты» политической жизни - агитационные и пропагандистские материалы [1-6 и др.]. Однако на периферии исследовательского интереса остаются, например, разговоры о политике в неформальной сфере; истории про политику и политиков в Интернете или массовое творчество в сфере политической жизни - анекдоты, шутки, прецедентные высказывания, а также многочисленные полимо-дальные жанры, включающие не только вербальный, но и визуальный код (карикатуры, плакаты, наружная реклама, граффити и др. ).
Неоднозначность критериев выделения разновидностей (типов) дискурса и даже их номинаций связана в первую очередь с тем, что теория дискурса и методика его описания находятся еще в стадии формирования. В этом случае имеет смысл обратиться к фактам, которые даны исследователю в непосредственном наблюдении, поскольку именно в речевой практике говорящих индивидов создаются и изменяются дискурсы и их жанры. Эти факты могут подсказать оптимальный способ научного осмысления «коммуникативной реальности». Таким наблюдаемым коммуникативным объектом можно считать дискурсивную практику [7].
Многие социальные изменения могут быть поняты как изменения дискурсивных практик. Речь может идти не только о появлении новых коммуникационных каналов, но также о смешении существующих дискурсов (интердискурсивность), взаимодействии кодов (поликодовость) и формировании новых идентичностей и идеологий, стимулирующих трансформацию дискурсов. Изменяясь, существующие практики получают новые имена, переносятся в другие контексты и приспосабливаются для решения новых социальных задач. Это имеет непосредственное отношение к формированию новых дискурсивных практик, отвечающих запросам общества.
В современной практике дискурс-анализа нередко рассматриваются такие дискурсивные феномены, в которых используется не один семиотический код, а несколько, причем разных модальностей. Речь идет о так называемых поликодовых текстах, включающих, кроме вербального кода, визуальные и аудио-образы. Обилие терминов, обозначающих гетероген© О. С. Иссерс, 2012
ность текста, неоднородность текстовой «материи» (креолизированный, мультимеди-альный, вербально-визуальный и др.), подтверждает востребованность методики их анализа и описания. Интерес к данным объектам, несомненно, растет: не только особенности вербального кода, но и графическое, визуальное, цветовое оформление, а также носители сообщения и элементы окружающей среды вовлекаются в сферу современного дискурс-анализа (ср., в частности, такое явление, как ашЫеп1>реклама).
Целью нашего исследования является массовое «плакатное творчество» протестно-го электората Москвы и крупных городов, выплеснувшееся на улицы и площади России в конце 2011 - начале 2012 г. в период думской и президентской выборных кампаний. Массовые фальсификации на думских выборах 2011 г. были восприняты как оскорбление, нанесенное каждому думающему гражданину. Люди говорили с властью не только на языке массовых собраний и митингов, но и на языке плакатов. «Три месяца страна митинговала. Осваивала пространство площадей и улиц, выбирала для себя героев, учила новую лексику. Теперь пришло время разобраться, что же все-таки это было...» [8]. Полагаем, что этот вопрос волнует не только социологов, политологов, но и лингвистов.
Уличные формы политического протеста имеют длительную традицию как на Западе, так и в России. Неотъемлемой частью протестных акций является наглядная агитация, которая выражает основную идеологическую позицию протестующих и нередко проявляется в антагонизме клишированных лозунгов типа «Долой..!», «Мы за.» и т. п. У плаката как жанра политического дискурса есть своя история, которая различается в зависимости от степени организованности оппозиции и контроля его идеологического содержания и формы (см. об этом подробнее в [9]).
Обращаясь к новейшей истории России, можно отметить одну важную особенность. Еще в середине 90-х гг. исследователи зафиксировали изменение тональности проте-стных выступлений. Коммуникативная и языковая природа лозунгов и плакатов того времени исследовалась в статье [10]. М.В. Китайгородская и Н.Н. Розанова, характеризуя речь на митингах, отмечали, что она значительно отличается от публичных выступлений застойных лет и включает в себя не только и не столько речь публичную, ораторскую, но и различные микродиалоги, лозунги, плакаты, а также традиционные народно-площадные жанры (частушки, прибаутки, острословицы) [11, с. 93-116].
Однако в работах предшествующего десятилетия внимание было сосредоточено в максимальной степени на языковой состав-
ляющей жанра, в котором визуальные образы играют не последнюю роль.
Всплеск митинговой активности зимой 2011-2012 гг., продолжая наметившуюся линию карнавализации политической жизни, продемонстрировал формирование новых речевых практик и коммуникативных игровых приемов. Через них становятся понятными многие социальные изменения, произошедшие в России 2000 гг.
В настоящее время массовое плакатное творчество оппозиции собрано в виде своеобразных интернет-коллекций (ЬИр^/шш^ openspace.ru и др.) и, по сути, является репрезентативной выборкой для анализа данного жанра. В рамках нашего исследования рассмотрено более 200 плакатов, использованных на 6 митингах оппозиции в Москве и Санкт-Петербурге в 2011-2012 гг.
В качестве основных направлений исследования жанра современного политического плаката, сформировавшегося в рамках новой оппозиционной культуры, могут быть рассмотрены следующие жанрообразующие признаки: коммуникативная цель, образы автора и адресата, статусно-ролевые отношения, моделируемые в данном дискурсе, прецедентные тексты и события, метафорическое моделирование, приемы языковой игры и т.д. Будучи ограниченными форматом статьи, остановимся на некоторых из них.
Жанрообразующие признаки
Основной интенцией, определяющей специфику современного плакатного творчества, можно считать установку на комический и - уже - сатирический эффект. В плакатах нового века ценится не агрессия, а -прежде всего - чувство юмора. Остроумие стало доминантой оппозиционного плакатного дискурса, предметом конкурентной борьбы, средством выделения из толпы. Плакат становится актом самовыражения - но не стихийного, в отличие от событий 90-х гг., а организованного. Накануне митингов Интернет пестрел объявлениями о конкурсе протестных плакатов, а в феврале 2012 г. в Москве состоялась выставка.
«Карнавализация языка» как яркая черта оппозиционных митингов была отмечена еще в работах 90-х гг. [11]. Однако в проте-стных акциях 2011-2012 гг. карнавальная стихия захватила не только собственно языковую форму, но и визуальную, предметную, акциональную. Тематический анализ показал, что «серьезные» плакаты составили незначительную часть всех арт-объектов (менее 10 % нашей выборки).
По коммуникативной цели четко выделяются основные группы высказываний, которые определяют и стабильный тематический репертуар. В количественном отношении на первом месте находятся ответы на оскорбления со стороны власти и ее лидеров:
Я не макака с г... Я человек с голосом.
На втором месте по актуальности тематики стоит блок обвинений в адрес властей, нередко персонифицированных:
Вы нас даже не представляете! (Поли-семантичность усиливает саркастическую окраску упрека, ставшего названием выставки протестного плаката.)
Отдайте власть народу! Ну пожалуйста... (На плакате изображен котенок, визуально снимающий категоричность первого требования.)
Немалая доля плакатных текстов мотивирована задачей самопрезентации, полемически заостренной по отношению к позиции имплицитного или эксплицированного оппонента, что сближает их с первой группой:
Я не оранжевая плесень!
Ярким жанрообразующим признаком оппозиционного плаката стали прецедентные феномены, определившие текстуальное и визуальное решение коммуникативной задачи. При этом устойчивые прецедентные события и высказывания нередко репрезентировались в схожих или даже одинаковых формах, затем тиражировались и, теряя авторство, становились частью митингового фольклора. Так, плакат Хилари, где мои бабки? (зафиксирован в Москве, Томске, Санкт-Петербурге) отсылал к прецедентному высказыванию В. Путина о «руке Госдепа США» (см. об этом ниже).
Метафорические модели всегда являлись чутким индикатором смены дискурсивных практик [3; 12]. В современном пространстве митинга популярен мотив избавления, реализующийся через метафору дальнего пути: Роскосмос! Выручи страну! Отправь человека на Луну! (на плакате -портрет кандидата в президенты). Отметим, что аналогичный мотив и метафоры использовались радикальными националистами Прибалтики для демонстрации отношения к русскоязычному населению.
Второй актуальный мотив - политического насилия - обозначен через сексуальноэротическую метафору:
Нельзя с женой! Нельзя со страной! Феминистки против политического насилия!
Мы знаем, что ты хочешь третий раз, а у нас голова болит!
Ярким маркером реконфигурации дискурсивных практик являются образы автора и адресата [7]. Самоидентификация оппозиции с бандерлогами, сетевыми хомячками и т. п. свидетельствует о появлении в России нового социального слоя, отсутствующего в середине 90-х гг. «Высшее образование - единственная объединяющая характеристика митингующих», - полагает
Р. Лункин, ведущий научный сотрудник Института Европы РАН. По мнению аналитиков, митинги - это следствие погружения образованного россиянина в информационное общество. Правительство, стимулируя
инновации, просмотрело основную из них -появление человека информационного, понимающего ценность своих знаний и требующего влияния на политические институты [13, с. 20]. «Ты нас звал - так мы пришли!» - заявляет оппозиционный плакат.
Убедительным свидетельством дискурсивных новаций являются обозначения статусно-ролевых отношений. Среди типовых оппозиций можно отметить как вполне традиционные для протестного дискурса, так и сформированные в последнее десятилетие:
1) оппозиция - партия власти (ЕдРо - в помойное ведро!);
2) оппозиция - сторонники партии власти (Чуров, где наши голоса?);
3) индивид - партия власти (Я не макака с г... Я гражданин с голосом);
4) Москва - Путин (Москва твоим слезам не верит! - по поводу набежавшей на глаза победившего кандидата слезы. от ветра) и др.
Прецедентные феномены
Известно, что одним из существенных факторов создания «своего круга» является общность апперцепционной базы. Для нашего анализа актуально, что в митинговом дискурсе фигурировало ограниченное число прецедентов, большая часть из которых -что естественно - имела непосредственное отношение к высказываниям государственных лидеров, процедуре и результатам прошедших выборов. В период митинговой активности 2011-2012 гг. наибольшее количество прецедентных текстов принадлежало В. Путину и В. Чурову.
Прецедент № 1. Бандерлоги
Источником цитаты стала фраза кандидата в Президенты, адресованная оппозиции:
Нужно с уважением относиться ко всем нашим гражданам. Есть конечно, люди, которые имеют паспорт гражданина РФ, но действуют в интересах иностранного государства и на иностранные деньги. С ними мы тоже будем стараться наладить контакт.
...Часто это бесполезно и невозможно. Что можно сказать в этом случае? Можно сказать: ««Идите ко мне, бандерлоги».
...С детства люблю Киплинга (ТВ, 1 канал, ««Прямая линия с В. Путиным», декабрь 2011 г.)
Слово «бандерлоги» и вариации на тему книги Редьярда Киплинга о Маугли, как и одноименный мультфильм, прочно заняли первое место по встречаемости на плакатах оппозиции (рис. 1).
Известные персонажи «Книги джунглей» Р. Киплинга - обезьяны - олицетворяют собой отсутствие культуры, агрессивность, и это обусловило развитие метафорического употребления, что подтверждается дефинициями в лексикографических источниках.
ШЯШШГ2.Г *.
Рис. 1
Бандерлог - «глупый человек», обычно мн., «шумная, бестолковая компания, крикливая толпа» [14]. В современном Рунете это популярное обозначение людей, сочетающих глупость и агрессивное поведение (ср. запись известного в русском «Живом журнале» блогера рюпеег-Ц от 15.09.2007: «По случаю высказанных нами трезвых суждений о советской истории <...> к нам набегают стада красных бандерлогов и устраивают в комментариях визгливое непотребство»).
Неясно, известно ли было автору прецедентного высказывания пейоративное значение данного слова, но, скорее всего, именно литературный образ агрессивных, неумных существ, претендующих на особую значимость и идеологически чуждых, стал основой для представления об оппозиции и ее лидерах.
В противовес этому индивидуальному восприятию образы популярной книги стали переосмысливаться и трансформироваться по принципу «отталкивания» от первоисточника и его «официального» истолкования. 19 декабря 2011 г. на портале К5 медиагруппы «Живи» был размещен очередной выпуск проекта «Гражданин поэт», где в новом стихотворении Дмитрия Быкова «Свежий закон джунглей» удав Пуу держит в страхе всех зверей, кроме бандерлогов. Последние игнорируют его гипноз и в конечном итоге превращаются в Маугли - людей, перед которыми удав бессилен. Данный сюжет совершенно не связян с популярной «Книгой джунглей». Кроме того, у Киплинга и в мультфильме фигурирует не удав, а питон Каа - положительный персонаж. В одном из переводов (Чистяковой-Вэр) питон заменен на удава. У Д. Быкова этот выбор обретает политическую остроту, имплицируя авторитарный тип поведения власти.
Поддерживая режим диалога с оппонентом, в репликах на плакатах содержится
ответ на прецедентное высказывание: Каа, ты нас звал? Так мы пришли!
Образ служит и основой для самоидентификации: Бандерлоги всей России, соединяйтесь! (рис. 2).
Бандерлоги всей России
Соединяйтесь.
Рис. 2
Прецедент № 2. Чуров-волшебник
Поводом для обыгрывания в оппозиционных текстах стал диалог президента Д. Медведева и главы Центризбиркома
В. Чурова после выборов в декабре 2011 г. Отчитавшись президенту о работе своего ведомства. Глава ЦИК сообщил, что его прогноз по выборам был точнее, чем у ведущих социологических институтов.
Чуров: - Мы обычно проводим конкурс социологических прогнозов. В данном случае десять ведущих социологических компаний приняли участие... Победителями стали Институт социологических исследований и фонд исследований проблем демократии -это по явке. Мой прогноз был самым точным. Я ошибся только на 0,2 %.
Медведев: - Вы же волшебник почти. Вас так некоторые лидеры партий называют.
Чуров: - Я только учусь.
Этот диалог, а также не раз описанная в интернет-источниках технология выборной «карусели» с открепительными талонами послужили мощным стимулом для массового речевого творчества в рамках метафорической модели «Чуров - волшебник»:
Предсказываю недорого. Осьминог Чу-
ров.
Волшебника - в сказочный Магадан!
Выборы без волшебства!
Медведей - в цирк. Фальшебников - на нары!
Не надо нас чуровать!
ЧуроКК меня!
Прецедент № 3. Деньги Госдепа
Основой для цитирования стал ответ
В. Путина во время телевизионного интервью 1 каналу «Разговор с Владимиром Путиным. Продолжение».
Корреспондентом канала Э. Мацкяви-чюсом был задан вопрос:
- В день митинга в центре Москвы люди надевали белые ленточки. Эти ленточки едва ли не символ будущей цветной революции в России. Вы согласны с такой оценкой?
Премьер ответил:
- Что касается цветных ленточек и революций. В отношении цветных революций, по-моему, все ясно. Думаю, это схема родилась не сама по себе. Мы знаем события «оранжевой революции.» в Украине.
В другом интервью В. Путин более определенно назвал персонифицированного «заказчика» - Хилари Клинтон:
- Она задала тон некоторым нашим деятелям внутри страны, дала сигнал. Они этот сигнал услышали и при поддержке Госдепа США начали активную работу (8.12.11).
Оппозиция подхватила эту мысль, вывернув ее наизнанку в традициях народно-смеховой культуры. Формами диалогического ответа стали эксплицированные заявления: Я здесь бесплатно, Мне никто не заплатил. (рис. 3); пародийное требование
денег с Госдепа США: Хилари, где мои деньги?; псевдосправки в получении денег от Госдепа, а также «овеществление» подкупа в виде денег номинацией 1 хиллари, 100 бараков и т. п.
Прецедентный феномен № 4: грамматическая ошибка
Своеобразным интернет-мэмом стала фраза из интервью активистки движения «Наши» (г. Иваново): «Мы стали более лучше одеваться». Ошибка в образовании формы сравнительной степени стала узнаваемым знаком конкретной социальной группы, кодом позиции сторонников партии власти. На основе этого речевого прецедента были созданы новые, идентифицирующие оппозицию:
Мы стали более лучше собираться.
Нас стало более больше!
Мы стали более лучше делать плакаты
Приемы языковой игры
Традиционными приемами языковой игры, в том числе и в плакатном дискурсе оппозиции, являются актуализация внутренней формы и прием паронимической аттракции: Небольшая путиница в протоколах. В целом - все очуровательно!; Осто-путело! (кстати, социологи отметили, что вместо ответа о причинах своего выхода на улицы многие информанты ограничивались репликами в той же грамматической форме: «достало все», «надоело» [13, с. 20]).
Использовался и прием речевой маски, идентифицирующей оппонента не лучшим образом: Уточка: кря-кря-кря; Путин: бла-бла-бла.
В дискурсивном пространстве митинга нашли отражение коммуникативные практики, свойственные рекламному дискурсу, с его полисемантичностью (Вы нас даже не представляете!), интердискурсивностью
(Видали мы твои галеры!), вхождением в городское пространство и «орекламливани-ем» его. Так, над площадями реяли воздушные шары с надписью: «Еще раз надуете -лопну!», где визуализировалась метафора обмана (рис. 4).
Рис. 3
Рис. 4
Заимствованием из рекламного дискурса также является так называемая мистификация жанров, когда один жанр оформляется как другой (см. об этом в [15]). Так, несогласие с официальной политикой властей выражалось в форме объявления: Меняю Путина на Ходорковского.
Нередко основой для создания синергетического эффекта протестного плаката как полимодального жанра является интерпретация визуальных образов, в том числе и прецедентных. Этот прием традиционно используется в различных полимодальных жанрах - карикатурах, плакатах, комиксах и др. - и позволяет создать новое содержательно-смысловое единство, которое фиксируется в вербальном высказывании. Такое взаимодействие А.Е. Чернявская называет визуализированной интертекстуальностью [16, с. 209].
Визуализация иронических подтекстов была представлена ставшим популярным в последние 5-10 лет жанром демотиваторов. Так, известная фраза «Спасибо деду за победу» обретала обличительный смысл под фотографией президента Д. Медведева, пожимающего руку бородатому председателю Центризбиркома В. Чурову.
Как показали наблюдения, дискурсивные практики не только отражают социальные сдвиги в обществе, но и сами «выстраивают» социальную реальность и речевое поведение индивида. Они являются движущим или, по крайней мере, определяющим фактором социальной жизни и не «дремлют» в ожидании внешних стимулов, способных их побудить. Напротив, они скорее побуждают людей к такому речевому поведению, в котором их специфика наиболее полно проявляется.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Карасик В. И. О типах дискурса // Языковая
личность: институциональный и персональный
дискурс : сб. науч. тр. Волгоград : Перемена, 2000. С. 5-20.
[2] Паршина О. Н. Российская политическая речь: теория и практика. М. : Изд-во ЛКИ, 2007.
[3] Паршин П. Б. Исследовательские практики, предмет и методы политической лингвистики // Бсі^а ііпдиівйсае арріісаіае. Проблемы прикладной лингвистики - 2001 : сб. статей / отв. ред. А. И. Новиков. М. : Азбуковник, 2001.
С. 181-208.
[4] Чудинов А. П. Политическая лингвистика : учеб. пос. М. : Флинта, 2006.
[5] Чудинов А. П. Современная политическая коммуникация : учеб. пос. Екатеринбург : Изд-во Уральского гос. пед. ун-та, 2009.
[6] Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. Волгоград : Перемена, 2000.
[7] Иссерс О. С. Дискурсивная практика: к определению понятия // Современная речевая коммуникация: новые дискурсивные практики : моногафия. Омск, 2011. С. 37-61.
[8] Орешкин Д. Полезная площадь // Огонек. 2012. № 11.
[9] Березовая Л.Г. «Красный» и «белый» плакаты Гражданской войны // Гражданская война в России. 1917-1922 : лекции и учеб.-метод. матер. / отв. ред. С. В. Карпенко. М. : Изд-во Ипполитова, 2006. С. 481-511.
[10] Баранов А. Н. Языковые игры времен перестройки (Феномен политического лозунга) // Русистика. 1993. № 2.
[11] Китайгородская М. В., Розанова Н. Н. «Свое»
- «чужое» в коммуникативном пространстве митинга // Русистика сегодня. 1995. № 1. С. 93-116.
[12] Баранов А. Н. Введение в прикладную лингвистику. М., 2001.
[13] Филина О. Бессистемная оппозиция // Огонек. 2012. № 11.
[14] Гоачев А. М. Словарь современного молодежного жаргона. М., 2006.
[15] Иссерс О.С. Стратегия рефрейминга в аспекте лингвокреативной деятельности // Лингвистика креатива : монография. Екатеринбург, 2009.
С. 216-229.
[16] Чернявская В. Е. Лингвистика текста: Полико-довость. Интертекстуальность. Интердискур-сивность. М. : Либроком, 2009.
