CC BY
20
ФИЛОСОФИЯ
Вестник Омского университета, 2000. N.3. С. 28-32. © Омский государственный университет, 21)00
УДК 1
ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ ЗАКОН ЖИЗНИ СОЗНАНИЯ: ТЕКСТ ЧИТАЕТСЯ ТОЛЬКО ТЕКСТОМ
И.А. Бондаренко
Омский институт Московского государственного университета коммерции, кафедра гуманитарных дисциплин 644009, Омск, ул. 10 лет Октября, 195
Получена 20 марта 2000 г.
OnLological code of consciousness is reading by creating task we come to "movement of consciousness". So that; the text is reading only by the text.
В "Логико-философском трактате" (афоризм 6.44) Л. Витгенштейн почти постулирует: "Мистическое — не то, как мир есть, а что он есть". Ведь то, что мир есть, а миром будем называть реальность, нами понимаемую, или которую можем понимать как "чтойность", или фактичность, не перекрываемая содержанием мира, — это чудо. Ибо мира могло и не быть. Мы могли обнаружить себя в мире, который мы не можем понимать и описывать (каковым является мир абсурда и имитаций), что фактически тождественно несуществованию. У древних греков хаосом назывался непроясненный и сокрытый мир. Почти эзотерическая формула Парменида "бытие — есть, небытия — нет" указывает на то, что мы можем говорить лишь о том, что есть. Понятие "бытие" как раз обозначает этот момент случания мира как некоторого события, не вытекающего ни из чего. Вместе с тем в мире всегда должно быть хотя бы одно существо, способное воспринимать и понимать мир. Это минимум, без которого нет ни мира, ни нас. Нет ничего. В мире должно быть хотя бы одно существо, выполнившее акт соразмерности с. миром (тем самым я ввел допущение о том, что в миро есть законы, по которым в нем случается существо, способное этот мир понимать и познавать), фиксируемое в простейшем и непосредственном чувстве очевидности "я есть" ("я жив"). Эта дополнительность в мире живых состояний является восполняющимся условием мира и культуры. Если же "эти акты не совершаются, если не находится в культуре достаточное количество людей, способных на поддержание этого на вершине собственного усилия, то ничего нет. А если что-то и есть, то это всего лишь тени, неотличимые от живо-
го" [1]. Платоновская теория идей ведь есть прежде всего не описание какого-то фантастического идеального мира, а условие интеллигибильно-сти мира, а значит, фиксация того факта, что мы в мире, который мы понимаем и можем исследовать. Для того чтобы познавать и понимать вещи и предметы мира, на них, оказывается, нужно посмотреть через призму идеальных конструкций, возпикаюгцих в случившейся соразмерности человека и мира. Первичная связность человека и мира рождает некую упорядочивающую структуру (которую Платон проясняет введением понятия "идея"), способную порождать другие упорядоченности. Ее нельзя задать или предположить, она лишь может случиться, уже быть, если есть. Вот эту первичную сращенность мира и человека, равномощность человека миру и назовем опытом сознания. Это и есть нечто независимое от нас, случающееся в мире и проявляется нашим полаганием этого опыта сознания в виде понятия.
Некое чудо "творения" мира, нас в мире, способных этот мир понимать и в нем обустраиваться (по законам самого же мира) в экзистенциализме и было названо тайной. Тайна мира и жизни (понятая как принцип жизни), расположенная в самом основании способа укоренения человека в мире и жизни1, которое можно еще назвать экзистенциальным, или метафизическим основанием. Экзистенциалисты же выделили человека как существо (одно из сущих), которое ставит вопрос о бытии сущего, проясняя этим вопросом свое "размещение" в мире и воспроизводя себя
1,1 Мир и жизнь суть одно" [2]. Жизнь и мир едины и основании, являющееся и человеческим основанием.
в мире, поэтому вопросу о бытии всегда должен предшествовать вопрос о человеческом бытии" [3, с.379]. Задаваясь вопросом о бытии сущего или почему есть мир (нечто), а не ничто (этот вопрос и есть главный вопрос в философии), человек и воссоздает себя в качестве мыслящего или способного мир понимать. Одновременно как бы "зановорождаясь" в мире, ибо все физические процессы, в том числе и психические (в основе своей являющиеся физическими), будучи предоставленные сами себе, трансформируются в хаос (на "языке" синергетики это формулируется гак: стохастические процессы массового разброса по прошествии определенного времени неминуемо вырождаются).
Данную статью можно рассматривать как приглашение к беседе в пространстве текста. Под текстом я понимаю не столько последовательность осмысленных высказываний в рамках некой целостности или единой темы (так текст понимается в текстологии, герменевтике и поэтике), сколько средство самой жизни, позволяющее пробираться к реальности. То, что к реальности надо приходить и что она заслонена нашим же способом присутствия в ней, было установлено в культуре кон. XIX — нач, XX в. Произведение, или текст, предстает своеобразной искусственной конструкцией, которой достигается коммуника-ция с реальностью (причем путь к реальности лежит через то, что можно назвать "внутренним путешествием" изучения в себе. Не себя, а в себе. Каждый, знает он это или нет,— всегда читатель самого себя). Таким образом, текст не есть знание, но представляет собой конструкцию, при помощи которой я могу иметь знания, без подобного рода конструкции недоступные. Дело философа, как я его понимаю, не пропаганда знания, но выговаривание (свидетельствовапие) истины бытия или задание сознания бытия (которое и есть условие знаний) через извлечения своего опыта бытия, с помощью создания текста. Философ исходит из различения факта знания и содержания знания. Факт знания не вытекает из содержания знания, а имеет иные условия или основания. Ведь знанием, по определению, являются, во-первых, суждения, основанные на опыте, во-вторых, это универсальные и объективные суждения, также подтверждаемые на опыте. Возможность говорить о вещах и явлениях универсально и объективно достигается (что установили уже древнегреческие философы), если мы на них смотрим через призму идеальных предметов или искусственных образований. Последние и являются конструкциями, которыми говорящий универсально и объективно переводится в иную размерность мира, из которой человек как конечное и ограниченное своими
природными средствами существо способен так утверждать о мире. Вот в этой иной размерности мира (или то, что высвобождается в нас, но и более нас, и переживается как состояния полноты и гармонии) и возникают основания знания2.
Мир без человека незавершен. В нем всегда есть место для человека (в этом можно не сомневаться). И укореняется он в мире вот теми невербальными актами очевидного присутствия или существования, передающимися философской формулой —■ "мыслю, следовательно существую" (а лучше даже в такой редакции — "я мыслю, я существую"). Уже древние мыслители поняли, что как раз живы мы не всегда. Каждая точка жизни окружена "нежизнькУ' (хаосом), поэтому, чтобы оставаться живым, нужно делать усилие жизни (в терминологии Ницше, чтобы оставаться человеком, должно быть устремленным к сверхчеловеческому). Неживое в нашей жизни понимается довольно просто: это все то, что не есть мы, в чем мы не "проросли" своим личностным усилием (которое не случается по желанию), а есть факт мира или онтологическое со-бытие укоренения в мире. В акте укоренения человека в мире участвует какое-то сознание, сопричастное вот этому онтологическому основанию человека, которое мы как бы оживляем в себе. Одновременно это сознание "больше нас" как эмпирических существ — некое друххэе, онтологическое сознание, которое мы должны его допустить, ибо если я его не допускаю, то тем самым я отрицаю себя в качестве живого, очевидно воспринимаемого таковым3.
Таким образом, вводя представление об онтологическом или бытийственном сознании (то, что рапсе я назвал опытом сознания), я прояс-
2Последнее утверждение »неопытное (в виде допущения оно само является условием опыта), а в философии такого рода утверждения называются онтологическими, которые организуют наш опыт и являются структурой нашего опыта. Кстати, термином "философия" в данном тексте обозначена особая работа и своеобразный стиль мышления, смысл которых в предельном смотрении на ЙС1ДИ.
3Известно, что Кант критикует догматическую философию не за догматический метод (наука не может не строить свои доказательства на неких априорных принципах), но критикует за догматизм как притязание продвигаться в познании, исходя только из понятий, не предваряя это продвижение критикой способности самого чистого разума. Можно переформулировать кантоескую проблему и так: если мы будем исходить из понятий разума, а не из опыта разума (что и есть сфера практического разума), то это будут понятия и определения такого мира, в котором будет отрицаться сам факт восприятия меня самого как, несомненно, живого или в качестве мыслящего (иначе говоря, осуществляющего когитальный акт "и мыслю, я существую"). Но когитальныЙ акт, реализуемый посредством постоянного ухьатывания себя в качестве мыслящего, основан на очевидности и достоверности феномена сознания.
30
И.Л. Бондарепко
няю условия, при которых возможны мысль или причинная связь или объективное и рациональное суждение. Можно сказать и так: если мир задается понятиями, то в этом мире я не мог изменяться, а значит, и не мог быть живым (ибо живо то, что может меняться), что противоречит очевидности когитального сознания (такого сознания, которое участвует в качестве очевидного основания в процедуре "когито", включающей два взаимосвязанных момента: мышление о чем-то и осознание или "ухватывашге" себя мыслящим о чем-то. Тем самым я конституирую себя в качестве мыслящего или могущего мыслить о чем-то). Бытийствеиное сознание выступает условием (или трансцендентальным основанием) случившегося восприятия или случившейся мысли. Оно выявляет некий горизонт, позволяющий иметь о мире объективные и рациональные суждения, вообще воспринимать мир, а не его возможную " игру с нами". Это горизонт живого сознания, который мы и проясняем введением абстракции "бытийствеиное сознание" и тем самым воссоздаем на самосознательиых контролируемых основаниях все то, что связано с деятельностью сознания. Бытийствеиное сознание, несомненно, связано с деятельностью человека, но одновременно не переживается как психологическое состояние. Можно сказать и так, что это сознание реализуется через человека, но вместе с тем оно "более человека", своеобразное событие расширения или синтеза, случающегося в трансцендентном пространстве. Какое-то "большое" сознание, бытийно укорененное, дающее "добро" человеческому миру, само остающееся в тени и до конца не разворачиваемое в артикулируемой ясности теоретического построения (у древних греков был термин "фюсис", переводимый как природа)4.
Для экспликации бытийственного сознания применяется непрямой язык философии, в том числе и язык феноменологии --■ сопутствующий элемент любой философии. Феноменологическая философия как раз вырастает из проблемы ин-дивидности акта мысли или акта восприятия, для чего (как уже говорилось) различают, допустим, содержание мысли и факт или событие случайна мысли. Этот факт или событие мысли предполагает, что я в качестве мыслящего должен состояться как факт мира (невозможный простым желанием мыслить), что в свою очередь
4 Но здесь надо услышать не то значение, которое термин приобрел в Новое время, а иное, понятое как порода или родстао, то, что позволяет проступать вещам и явлениям из хаоса неопределенности согласно своей природы или рода. Бытийствеиное сознание и есть нечто, дающее жизнь родственному, или своеэаконному, а не бастардам иных родов вещей.
связано с некоторой элементарной включенностью бытийственного сознания во все, что я моху описывать, исследовать, воспринять. Если подобная включенность состоялась, пусть даже в деятельности одного существа, то мы имеем мир, который можем понимать и жить в нем, жить достойно. Вместе с тем это определенный мир, в котором что-то можно, а что-то нельзя. Ограничения налагаются конфигурацией случившейся элементарной включенности или жизнью формы, которая в разных мирах разная. Кант называл ее проблемой синтеза или добавляемой фактичностью. Многое должно сойтись, что невозможно свести волевым усилием (даже если мы очень пожелаем сделать это), даже в случае простого акта восприятия. Должны быть выполнены какие-то связности, допускающие занятие жизнью данного существа всех его точек. Тогда и случится восприятие, или акт мысли, или ток жизни (за ними везде одна и та же структура). Случившееся схождение выступает нижней границей реально происшедшего события, или (как я назвал) ограничением живой формы, необходимое даже в случае такого элементарного события, как восприятие.
Таким образом, есть то, что было названо жизнью формы, или состоявшейся включенностью (случившаяся фактичность), порожденной деятельностью живого существа, но никогда не бывающая его эмпирическим состоянием. В философии их издавна называли чистыми состояниями (чистая мысль, чистая любовь, чистая вера и др.). Они существуют в нашем символическом языке и являются неким горнилом, в пространстве которого рождается то, что естественным образом быть не может. Есть, например, символ бескорыстной любви, соотнесенность с которым порождает в нас состояние, позволяющее нам любить по-человечески, а не как животные. Паша любовь, если она случилась, трансформирует нас же, делая мудрее и прекраснее.
Иначе говоря, человек — это существо, само себя создающее, и всегдашним элементом этого само поддерживающего существования выступает философия. Человек — это существо, ответственное за свое существование (значит, и свободное), а следовательно, несет в себе моменты или зерна философии, могущие "прорасти" или "заговорить" в виде философских произведений. Сама же возможность этого прорастания задана случившимся — "однажды и впервые", феноменом философии как целостностным событием, расположенным одновременно по многим точкам, которое в феноменологии называется конституированием. Человек может развивать и рационально прояснять "заговорившую" в нем философию потому, что мы уже находим-
с -а в мире, где необратимо случилось со-бытие философии. Мир без философии и мир, в котором это событие случилось, разные миры. В этом смысле вопрос о происхождении философии — псевдовопрос. Мы уже в мире, где случился феномен философии, и нам остается принять этот факт мира и всмотреться в него, откликаясь на зов "заговорившей" (если она "заговорила") в нас философии {озадаченность вопросом "как это возможно?" и указывает на прорастание зерна философии в душе), Тогда философ уже не может не быть философом (фактически я выразился тавтологично, но иначе нельзя сказать о том, о чем идет речь. Мы в тавтологии разума, если случился феномен философствующего). Это уже судьба, а создаваемый текст и будет средством движения внутри феномена философии (кстати, в этом смысле философия изучает саму же философию).
Употребляемые в философской работе понятия-символы достаточно подвижны, поэтому не стоит к ним "особо привязываться". Нужно хорошо представлять, с чем философия имеет дело, ибо здесь мы сталкиваемся с принципиально невыразимым. Если наука беспристрастна, а искусство невозможно без заинтересованного и предельно пристрастного обращения с миром, то философия учит созерцанию. Иначе говоря, это некое третье состояние, смысл которого в предельном видении. Наука "смотрит" на мир с позиций самого же мира, исключая любую субъективность. Искусство демонстрирует мир "глазами человека". Философия рассуждает о мире с "границы мира", откуда возможно различение субъективного и объективного, возможности и действительности, движения и покоя и т.д. Следовательно, дело не в определении понятий, но в практическом попадании на "границу мира", или в "умное место" . Только тогда возможно различение названных и других понятий, ибо мы в пространстве "практического разума" как средства, с помощью которого возможно предельное видение.
Философ же, как я представляю, является "специалистом" по незнанию. Его сверхзадача -напоминать (и оберегать!) о том, что есть незнание, присутствие которого в культуре живительно (несмотря на отчаянные попытки последней высветить все "алоллоническим" светом знания и артикулировать в нормах и правилах). Это незнание следует понимать как наличие в жизни человека такого, чего нельзя знать в принципе. В том смысле, что в жизни случаются события, невыводимые из уже известного, к чему нельзя прийти простым продолжением наших естественных возможностей. Иначе говоря, есть невозможные вещи, которые возможны только потому, что
они уже есть (своеобразные возможные невозможности). Например, нельзя вывести из понятий бытие или дедуцировать из нравственных норм совесть, предполагать понимание или допустить сознание. Эти явления должны случиться как акты мира. Если же они случились, то мы, с очевидностью в них присутствуя, уже не можем сказать, откуда они. Кант в свое время, имея в виду вот эти самоосновные явления, говорил, что не только не можем указать причину их появления, но этого и не нужно делать. Ведь они уже необратимо есть! Грамотное отношение к такого рода "практическим событиям" - в их приятии. Вся проблема как раз и состоит в том — принял или не принял уже данное. Если принял, то следствием такого приятия будут совестливые поступки, "держание" мысли своими мыслительными усилиями, событие понимания. Можно даже сказать, что человек вообще может жить или познавать благодаря наличию незнания в культуре. Такое продуктивное незнание Николай из Кузы называл "ученым незнанием", или "святым незнанием"5, а экзистенциалисты — тайной. Мы в этой тайне с очевидностью участвуем, но вместе с тем понимаем, что она уникальна и ин-дивидна, а значит, непередаваема. Наше участие в тайне может лишь вспыхнуть как "живое состояние" пришедшей в движение души (не случайно подобного рода явления символизированы образом огня, "ниоткуда приходящего" и "в никуда уходящего") и всегда остающейся "на пороге слов". Иное именование невыразимого — реальность, говорить о которой можно лишь опосредованно или символически. К этой реальности и устремлены философские, усилия. Именно поэтому используемый язык философии всегда символичен (иносказателен). Смысл его - - в косвенном говорении о принципиально невыразимом, что ты несомненно и очевидно видишь и в чем участвуешь, но выразить не можешь. Ты видишь гармонию или слышишь ноту существующего, но не существующего эмпирически лада (что и называется метафизическим переживанием). Следовательно, такое видение является событием, как и событием является случившаяся мысль, событием, которое не совпадает с содержанием самой же мысли. И вот это событие где-то существует, но где? Его нет в мире вещей, ибо "место занято" самими вещами, которые не могут быть совершенными как явления эмпирического мира. Но этого события "видения" нет и в "голове", т.к. там также "место заполнено" содержанием виденного.
В феноменологической философии пробле-
3Нам доступно абсолютное потому, пишет Кузаиец, что "мы обладаем знающим незнанием" [4].
32
И.Л. Бондаренко
мой феномена была прояснена сфера связностей сознания (опыт сознания), которая всегда уже есть (если она случилась) и упакована в материальную форму. Эта сфера сознания ----- абсолютна, ибо не нуждается ни в чем другом, кроме себя (то, что может быть понято посредством себя же), Но одновременно — сфера абсолютной индивидности, ибо может быть лишь событийным расширительным элементом индивидуального усилия мысли, не совпадающего с содержанием мысли. Расширительная' полнота может лишь событийно случаться, когда проделыва-ется усилие мысли, и не может искусственно повторяться и тиражироваться6.
Таким образом, сфера бытия сознания (бытия мысли) есть некая сфера полноты, смысла и мгновенной связности всех элементов сознания, не случающаяся в предметном мире и не переживаемая психологически человеком. Она существует лишь феноменально (виртуально) в виде упаковок в вещи, которые и называются феноменами (эпифаииями). В классической философской традиции под "феноменом" понимали явление существенного. Сущность — это то, что есть по истине, тогда как явление лишь скрывает сущность. Сущность явлена, но явление здесь все же остается несамостоятельным, показывающе-скрывающим образованием, полностью исчеза-емом в воссоздаваемой сущности. Современная же философская традиция иначе трактует явление, потому и употребляется латинизированный вариант термина — - "феномен", имеющий не гносеологический, а онтологический смысл. Смещение смыслов и переопределение понятий — обычное дело в философии7.
Итак, "феномен" - онтологическое понятие, обозначающее нечто, одновременно являющееся и духовным, и материальным8. Феномен — это некая "ментальная вещь" (Леонардо да Винчи) или "интеллигибельная вещь", которая, если мы ее воспринимаем, не требует проделывания актов рассудочного мышления (он духовен потому, что сам собой, своим "телом" показывает что-то, вместе с тем, феномен и есть это что-то, когда нет нужды в опосредующей процедуре менталь-
6"Напрягаться" надо самому, собой и на себс, ибо мысль, как и верность, и любовь, и нравственность - события индивидуальные, сопровождающиеся своеобразной "вспышкой" жизни сознания. И о этом смысле — абсолютная индивидпость.
7Так, я греческой философии понятие "Логос" в философии Гераклита или Платона как "умного места", из которого видна истина, ибо является сферой полноты и собранности, трансформируется в "топос" у Аристотеля, а "логос" Стагирит по большей части отождествляет с логикой.
8Формальное содержание этого понятия передается
словесной конструкцией — "само-по-себе-себя-кажсщее, очевидное" [5].
ных доопределений). Феномен действует в нас вещественно, собой, он самоговорящ. (Причем в отличие от Э. Гуссерля, я считаю, что феноменом может быть не любая вещь, но лишь та, с которой произошла "встреча" и в нее "упаковалось" нечто о нас. И тогда феномен несет правду моего состояния). Вопрошающий феномены как бы "запускает" себя (соотносясь с феноменом) на другую, естественным образом невозможную траекторию духовной топологии. Тогда проблема бы имя сознания — это проблема места, но не в физическом пространстве, а в некотором топо-се, который проясняется с помощью метафизических допущений и феноменологической дескрипции.
Эту структуру сознания бытия или жизнь сознания и следует попытаться "держать" или длить своим пониманием того способа выражения, каковым являются философские конструкции, или, если воспользоваться постмодернистским термином, — концепты9. Иначе говоря, создавая текст, мы проясняем или распаковываем (читаем) текст самого сознаиия бытия (каковым и является структура сознания бытия), как бы оживляя его своим соответствием. У Платона конструктом, "оживляющим" жизнь сознания, выступает представление о форме как рациональной структуре вещи, Р. Декарт создает текст, смысл которого в непрерывном творении себя и мира под знаком Вога, а Э. Гуссерль создает конструкцию о внутреннем сознании времени. Состояние сознания или "движение в сознании", в которое мы приходим, задаваясь вопросом "как это возможно?" и создавая текст, совмещается с уже существующим сознанием бытия, и мы что-то видим или понимаем, ибо это совмещение и есть "умное место".
[1] Мамардашвили М.К. Мысль в культуре // Ма-мпрдишвилм М.К. Как я понимаю философию. М., 1990. С. 145.
[2] Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 56.
[3] Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПб., 1997.
[4] Николай Кузанский. Апология ученого незнания // Соч. М., 1980. Т. 2. С. 16.
[5] Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 28.
[6] Делез Ж., Г 'ваттари Ф. Нто такое философия? СПб, 1998, С. 46.
9Концептом в соьременном пост модернистском философствовании называются построения, позволяющие прояснять и держать основания теоретической деятельности и опыта, "Концепт — это, разумеется, познание, но только самопознание, и познается в нем чистое событие, не совпадающее с тем состоянием вещей, ь котором оно воплощается" [б].
