Научная статья на тему 'Ономастическая игра как операциональная детерминанта идиостиля (на примере ономастикона литературных сказок Михаэля Энде)'

Ономастическая игра как операциональная детерминанта идиостиля (на примере ономастикона литературных сказок Михаэля Энде) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
290
82
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Большакова Н. Н.

The article is dedicated to the problem of the individual style. Based on the conception of the individual style as a system of the "metatropes" the role of the proper names in the construction of the individual style of the writer who creates in the genre of the literary tale is considered. The result is that in the proper names of the writer's works of certain concepts which characterize his subjective reflection of the world and themes of his creative activity are revealed. Peculiarity of the proper names in the works of the authors, who write in the genre of the literary tale, is their playful nature.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Onomastic pun as an operational determinant of the individual style (on the example of the proper names of the literary tales of Michael Ende)

The article is dedicated to the problem of the individual style. Based on the conception of the individual style as a system of the "metatropes" the role of the proper names in the construction of the individual style of the writer who creates in the genre of the literary tale is considered. The result is that in the proper names of the writer's works of certain concepts which characterize his subjective reflection of the world and themes of his creative activity are revealed. Peculiarity of the proper names in the works of the authors, who write in the genre of the literary tale, is their playful nature.

Текст научной работы на тему «Ономастическая игра как операциональная детерминанта идиостиля (на примере ономастикона литературных сказок Михаэля Энде)»

ОНОМАСТИЧЕСКАЯ ИГРА КАК ОПЕРАЦИОНАЛЬНАЯ ДЕТЕРМИНАНТА ИДИОСТИЛЯ (НА ПРИМЕРЕ ОНОМАСТИКОНА ЛИТЕРАТУРНЫХ СКАЗОК МИХАЭЛЯ ЭНДЕ) Н.Н. Большакова

Bolshakova N.N. Onomastic pun as an operational determinant of the individual style (on the example of the proper names of the literary tales of Michael Ende). The article is dedicated to the problem of the individual style. Based on the conception of the individual style as a system of the “metatropes” the role of the proper names in the construction of the individual style of the writer who creates in the genre of the literary tale is considered. The result is that in the proper names of the writer’s works of certain concepts which characterize his subjective reflection of the world and themes of his creative activity are revealed. Peculiarity of the proper names in the works of the authors, who write in the genre of the literary tale, is their playful nature.

Целью данной статьи является выявление репрезентативных возможностей игровых онимов в построении идиостиля писателя, творящего в жанре литературной сказки.

Изучение индивидуального стиля имеет глубокие корни и традиции как в литературоведении, так и в стилистике, лингвистике текста. Среде ученых, исследовавших эту проблему, можно назвать В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, Б.А. Ларина, А.М. Левидова, А.М. Чичерина, В.П. Григорьева и др. Вопросы идиостиля изучались также активно и в зарубежной науке.

В контексте нового подхода к языку с доминирующей ролью антропоцентрического принципа появляются новые методы изучения идиостиля писателя, в соответствии с которыми автор художественных произведений рассматривается как «языковая личность» (Ю.Н. Караулов). По определению автора этого понятия, особенности автора как «языковой личности» проявляются, прежде всего, в создаваемых им текстах. При этом Ю.Н. Караулов подчеркивает, что «изучение языковой личности... требует обязательного рассмотрения ее языковых характеристик на фоне социально-поведенческого контекста.» [1]. Другими словами, воссоздание индивидуальной картины мира автора как «языковой личности» возможно лишь при привлечении к анализу известной о писателе экстралингвистической информации.

Один из подходов к такому целостному изучению идиостиля предлагает Н.А. Фатеева. Она рассматривает идиостиль как комплекс инвариантных «метатропов», для которых характерно «то семантическое отношение адекватности, которое возникает между по-

верхностно различными текстовыми явлениями разных уровней в рамках определенной художественной системы» [2]. «Метатропы» являются теми семантическими скрепами, которые способствуют установлению «автоинтертекстуальных» отношений между произведениями одного автора, понимаемых как «отношения семантической эквивалентности по разным текстовым параметрам: структуре ситуации, единству концепции, композиционных принципов, подобию тропеической, звуковой и ритмикосинтаксической организации» [2]. На наш взгляд, подход к идиостилю как к системе «метатропов» является наиболее продуктивным способом целостного изучения «языковой личности» автора, всего многообразия ее проявлений в творчестве писателя.

Выделяются следующие типы «метатропов»: ситуативные, концептуальные, операциональные, композиционные. Они находятся в ситуации иерархической зависимости и образуют замкнутую систему.

Ситуативные и концептуальные «метатропы» характеризуют содержательносемантический уровень идиостиля. Если первые являются отражением реальных жизненных или воображаемых событий и носят экс-тралингвистический характер, то вторые объективируют свойственные писателю концепты и концептосферы, фреймы и схемы, наполняющие тезаурус данной «языковой личности».

Свое формальное воплощение в тексте «метатропы» содержательно-семантического уровня находят в операциональных и композиционных «метатропах», являющихся детерминантами идиостиля, поскольку они оп-

ределяют процесс материализации текста. Выделяются четыре типа детерминант: 1) референциальная память слова, 2) комбинаторная память слова, 3) звуковая память слова, 4) ритмико-синтаксическая память слова, проявляющаяся, прежде всего, в идиостиле поэта, так как является памятью рифмы.

Референциальная память слова интегрирует способность слов функционировать как узуальные лексемы, поэтические тропы, так и индивидуально-авторские окказионализмы. Она зависит от комбинаторной памяти слова, «т. е. уже зафиксированной сочетаемости для данного слова в поэтическом языке, как индивидуальном, так и общем» [2, с. 60]. Звуковая и ритмико-синтаксическая организация текстов произведений данного автора определяется, соответственно, звуковой памятью слова и ритмико-синтаксической памятью слова. Все типы операциональных детерминант упорядочиваются в рамках текстов произведений данного автора при помощи композиционных «метатропов».

Итак, определение идиостиля как системы «метатропов» учитывает как экстралин-гвистические факторы, влияющие на формирование «языковой личности» автора, так и его концептуальные установки, систему композиционных функций и систему операциональных единиц. Анализ иерархической системы «метатропов» позволяет получить наиболее достоверное представление об индивидуальном стиле творческой личности как проявлении особенностей ее мышления и картины мира.

Экстралингвистические предпосылки идиостиля являются, однако, не единственным влияющим на его формирование фактором. Литературный жанр, в рамках которого творит писатель, также во многом определяет характер идиостиля. «Речевой замысел говорящего со всей его индивидуальностью и субъективностью применяется и приспособляется к избранному жанру, складывается и развивается в определенной жанровой форме» [3].

Влияние жанра на идиостиль реализуется в характере проявления в нем жанровой доминанты. Под жанровой доминантой мы вслед за Р. Якобсоном понимаем такой компонент принадлежащего данному жанру произведения, «который приводит в движение и определяет отношения всех прочих

компонентов и придает поэтическому произведению единство» [4]. Каждый литературный жанр обладает своим набором доминантных признаков. Так, одной из жанровых доминант литературной сказки является, по мнению М.Н. Липовецкого, игровая атмосфера, развившаяся благодаря «памяти жанра» из артистичной повествовательной структуры народной волшебной сказки [5]. Игра является в жанре литературной сказки текстообразующим фактором, она находит свое формальное выражение на всех уровнях организации текста литературной сказки: лексико-семантическом, синтаксическом, морфологическом, фонетическом - и, как следствие, оказывает непосредственное влияние на характер идиостиля творящего в этом жанре писателя.

Таким образом, языковая игра в пространстве текста охватывает уровни языка в целом, соотносимые с операциональными детерминантами идиостиля: референциальной, комбинаторной, звуковой и ритмикосинтаксической памятью слова. Каждая из этих разновидностей операциональных «метатропов» в тексте литературной сказки может функционировать как языковая игра и тем самым детерминировать характер идио-стиля автора литературной сказки, то есть служить формальным воплощением ситуативных и концептуальных «метатропов».

Имена собственные обладают особой силой моделирования мира поэта. Как отмечает Л.М. Нюбина, они «несут в себе огромный потенциал ассоциативных представлений и культурно-исторических знаний» [6]. В произведениях авторов, творящих в жанре литературной сказки, онимы часто формируются по законам языковой игры. Т. А. Гридина называет такую модификацию языковой игры «ономастической игрой» и трактует ее как «разновидность языковой игры, в основе которой лежит способность говорящих к актуализации ассоциативного потенциала имен собственных с целью создания особого мотивационного контекста их восприятия» [7].

На примере ономастикона литературных сказок немецкого писателя Михаэля Энде проиллюстрируем, каким образом ономастическая игра становится операциональной детерминантой некоторых ситуативных и концептуальных «метатропов» его идиостиля, то есть «материализует» картину мира автора.

Зб

Как отмечают исследователи творчества Михаэля Энде (P. Boccarius, V. Kinnius, C. Ludwig), на творческую систему писателя повлиял его интерес к азиатской культуре, религии и философии. Образ Азии присутствует в таких топонимах, как Phantasien («Бесконечная история»), Mandala (дилогия «Джим Кнопка и Лукас Машинист» и «Джим Кнопка и 13 лютых»), Morgen-Land («Момо»).

Эти топонимы - названия стран, в которых протекают события трех литературных сказок Михаэля Энде. Вступая в автоинтер-текстуальные отношения, они взаимно интегрируют семантику друг друга. В каждом из этих названий скрывается намек на их взаимосвязь с Азией. Причем степень экс-плицитности этого семантического компонента в составе данных топонимов различна. Так, имя страны Mandala в дилогии о Джиме Кнопке этимологически восходит к названию символических изображений, которые создавали буддийские монахи в Тибете, и ассоциируется у читателя с восточными религиями, такими, как буддизм и индуизм. Таким образом, при образовании данного топонима Михаэль Энде прибегает к такому приему языковой игры, как «метонимическая конкретизация», то есть к «наглядному изображению чего-либо по конкретной детали, конкретному действию» [8].

В названии страны Phantasien, где происходят события литературной сказки «Бесконечная история», эта связь менее эксплицитна. На сему «восточная страна» указывает зашифрованное в имени страны Phantasien название реально существующего континента Азия (Asien).

Механизм языковой игры, на основе которого строится данный оном, основан на контаминации лексем Phantasie и Asien. При этом происходит процесс намеренно ложной мотивации одного из контаминируемых слов, приводящий к изменению его звукового облика. Т.А. Гридина называет этот процесс «ложноэтимологической реноминацией»,

который «предполагает обязательное наличие в процессе уподобления двух лексем интерпретируемого члена (узуальной лексемы, подвергаемой трансформации) и интерпретирующего члена (псевдомотиватора - созвучной лексемы, формальное сближение с которой проясняет, устанавливает внутреннюю форму опорного наименования)» [9]. В

результате такой контаминации один из сегментов интерпретируемого слова замещается корневым элементом псевдомотиватора.

В литературной сказке «Момо» мы также встречаем топоним, обладающий сходным имплицитным значением. Это название страны Morgen-Land, в котором обыгрывается полисемия слова Morgen. Значение существительного der Morgen актуализирует в сочетании со словом Land сему «страна восходящего солнца», т. е. страна, лежащая на Востоке. Если же рассматривать первую часть этого топонима как наречие «morgen», то он становится маркером фантастического пространства, для которого неприменимы понятия о времени и пространстве реальной действительности. Это страна, находящаяся в завтрашнем дне. Именно такое толкование этого имени дает в тексте произведения М. Энде:

Es war nicht im Gestern, und es war nicht im Heute, sondern es lag immer einen Tag in der Zukunft. Und darum hiess es das MorgenLand (Ende M. Momo, 52-53).

Но, несмотря на то, что и контекст, и окказиональная форма этого имени собственного объективируют именно второе нестандартное значение топонима Morgen-Land, первое значение все равно «просвечивается» сквозь основное и влияет на интерпретационный процесс. Характеристики страны, лежащей на Востоке, накладываются на характеристики страны, лежащей в завтрашнем дне. Такая интерпретация топонима MorgenLand тем более вероятна, чем более читатель знаком с другими произведениями М. Энде, в которых Азия также является местом протекания событий. Другими словами, эти три литературные сказки вступают между собой в автоинтертекстуальные отношения, маркерами которых становятся операциональные «метатропы» в форме игровых онимов.

Воззрения восточных философов как ситуативные метатропы идиостиля Михаэля Энде нашли отражение также в таких они-мах, как имя улицы Niemals-Gasse и дома Nirgend-Haus в произведении «Момо», замка Nimmerauf в дилогии о Джиме Кнопке, страны Niemandsland и сада Niemandsgarten в литературной сказке «Ничейный сад», имя тени Nimmermehr в сказке «Театр теней Офелии»,

имя поглощающей страну Фантазия пустоты Nichts и имя Niemand, которым называет себя в одном из эпизодов «Бесконечной истории» ее главный герой. В этих операциональных метатропах благодаря звуковой и комбинаторной памяти слова из произведения в произведение отражается заимствованная Михаэлем Энде из восточной философии идея «ничто» как абсолютное начало всего. «Ничто, пустота (шунья) является абсолютным началом в восточных системах, главным образом в буддизме» [10].

Механизмом языковой игры для большинства этих онимов является окказиональное словосложение, когда в пределах одного слова сталкиваются две семантически несовместимые лексические единицы, а также перевод отрицательных местоимений (niemand и nichts) в разряд существительных в результате использования заглавных букв. В последнем случае игровой эффект возникает за счет семантической амбивалентности онимов Niemand и Nichts. Будучи по форме и синтаксической функции именами собственными и служа для идентификации определенных реалий, эти имена собственные в то же время отрицают существование обозначаемых ими объектов, так как наследуют семантику отрицательных местоимений, из которых они образованы.

Еще одной темой, которая является доминирующей для творчества Михаэля Энде и формируется под влиянием восточных философских учений, является тема «времени». Операциональными детерминантами этой темы являются имена героев, персонифицирующих время в произведениях писателя: магистр Secundus Minutus Hora («Момо»), рудокоп Yor («Бесконечная история»), персонаж многих рассказов цикла «Зеркало в зеркале» Hor.

Впервые Михаэль Энде обращается к теме времени в литературной сказке «Момо», с маркирующим тематическую направленность этого произведения вторым названием «Странная история о ворах времени и ребенке, который вернул людям украденное время». Свое формальное выражение концепт времени помимо многочисленных символов находит в имени Hora, которое носит один из персонажей этой литературной сказки и является заимствованием из латинского языка (ср.: hora лат. - час). Магистр Хора управ-

ляет человеческим временем и является его персонификацией. Воплощая в своем образе характерное для восточной философии представление о времени как о бесконечном циклическом процессе, магистр Хора предстает в этом произведении как обладающий бессмертием человек, постоянно меняющий свой возраст.

В произведениях «Бесконечная история» и «Зеркало в зеркале» встречаются также персонажи, имена которых, воплощая звуковую память слова, являются операциональными детерминантами концепта времени. Это имя Yor («Бесконечная история») и имя Hor («Зеркало в Зеркале»). Также как и в литературной сказке «Момо», эти онимы наряду с другими лексическими маркерами этого концепта служат для формализации представлений о цикличности и бесконечности времени. Механизмом языковой игры, при помощи которого образуются эти имена собственные, является ассоциативное отождествление окказиональных парономазов Yor и Hor с их узуальным прототипом Hora.

Итак, проведенный нами анализ некоторых имен собственных в произведениях Михаэля Энде позволяет сделать вывод о том, что они репрезентируют определенные темы его творчества и являются операциональными детерминантами некоторых ситуативных и концептуальных метатропов. Выводя на поверхность глубинные семантические зависимости, лежащие в основе картины мира писателя, операциональные детерминанты в форме имен собственных сами строятся под влиянием индивидуально-авторского опыта и представлений писателя. С другой стороны, игра, являясь доминантным признаком жанра литературной сказки, также находит свое отражение в форме имен собственных. Многие репрезентирующие определенные ситуативные и концептуальные метатропы онимы образуются в соответствии с принципами языковой игры и являются объектами ономастической игры.

1. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 2003. С. 236.

2. Фатеева Н.А. Поэт и проза: Книга о Пастернаке. М., 2003. С. 19.

3. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 270-271.

4. Якобсон Р. Язык и бессознательное. М., 1996. С. 119.

5. Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки (на материале русской литературы 1920-1980-х годов). Свердловск, 1992.

6. Нюбина Л.М. //Язык. Человек. Культура: материалы междунар. науч.-практич. конф. Смоленск, 2002. С. 153-159.

7. Гридина Т.А. // Режим доступа: http://

proceedings.usu.ru/proceedings/? base=mag/0020 (01_04-2001)&xsln=showArticle.xslt&id=a40 &doc =../content.jsp. Загл. с экрана.

8. Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М., 1983. С. 200.

9. Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и

творчество: моногр. Екатеринбург, 1996.

С. 131.

10. Типухин В.Н. // Режим доступа: http://omsu. omskreg.ru/vestnik/articles/y1999-4/a051/article. html#begin. Загл. с экрана.

Поступила в редакцию 25.09.2006 г.

СПОСОБЫ МОДЕЛИРОВАНИЯ МАКРОСОБЫТИЯ В СИНТАКСИСЕ А.Ю. Фомина

Fomina A.Y. The means of macroevent structuring in syntax. The article touches upon the problem of the concept-scheme “parity” as a means of macroevent structuring.

Круг проблем, поднимаемых когнитивной лингвистикой, включает изучение взаимодействия языковых и неязыковых знаний, установление механизмов их структурирования и способов репрезентации в языке. В таком ракурсе исследование конструкций с вторичной предикацией является актуальным, так как они полипропозициональны и репрезентируют своей структурой взаимосвязь двух микрособытий. В связи с этим важным представляется выявление особенностей репрезентации знаний таким типом конструкции.

Обращение к теории номинации [1, 2], которая имеет множество точек соприкосновения с когнитивной лингвистикой, позволяет наметить взаимосвязи номинативной и познавательной деятельности человека в преломлении к синтаксису. Б.А. Серебренников отмечает, что хотя слова в определенной степени отражают картину мира, полное ее понимание предполагает познание связей, в которых находятся между собой объекты и явления действительности. Автор пишет, что «познание картины мира в таком понимании может быть осуществлено только в связной речи» [2, с. 57], тем самым подчеркивая важную роль синтаксической конструкции в отражении картины мира.

Исследование взаимоотношений между высказыванием и отражаемым им событием привело к пониманию предложения как сложного знака. В отличие от слова значимым для его образования будет категория предикативности, являющаяся для него формообразующей. По мнению О.А. Котовой, в качестве формы выражения категории предикативности рассматривается структура Nп + V (имя в именительном падеже и глагол в личной форме), то есть сочетание подлежащего и сказуемого. О.А. Котова указывает, что «... если рассматривать Ы„ + V/как форму выражения предикативного знака, она будет отвечать следующему условию: эта форма при любой лексической наполняемости, то есть при любой реализации в речи, будет выполнять функцию сообщения» [3]. Именно функция сообщения является основным отличием предикативного знака от других языковых знаков, выполняющих функцию называния. Предикативный знак имеет форму и значение. Значением предикативного знака О.А. Котова называет отнесенность содержания сообщения к действительности.

Однако наиболее распространенной считается точка зрения, согласно которой предложение как языковой знак имеет план содержания в виде пропозиции и план выраже-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.