CC BY
525
А.В. Малько
Малько Александр Васильевич — доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ
Саратовский филиал Института государства и права РАН
Ограничения в праве: проблемы теории, практики, политики
Ограничение, как толкуется в словарях, есть грань, предел, рубеж; удержание в известных рамках, границах; правило, ограничивающее какие-либо права, действия; стеснение определенными условиями; лимитирование сферы деятельности, сужение возможностей и т. п.1
Ограничения используются в области социального управления вместе с возникновением самого управления. Ставить границы активности индивиду или группе лиц, когда она идет во вред обществу, противоречит общим интересам, — проблема, которую человечество решает уже многие тысячи лет. Историками в принципе доказано, что в условиях первобытно-общинного строя сложилась своеобразная система нормативного регулирования, ориентированная прежде всего на ограничения. Появление норм поведения, и в особенности норм-табу, выводилось из необходимости ограничения сдерживания биологических инстинктов2. Формирование обычаев, традиций по своему характеру происходило в виде формирования норм-запретов, норм-рамок, норм-ограничений. Затем, при становлении права, общество (и особенно господствующая его часть) было заинтересовано в том, «чтобы возвести существующее положение в закон и те его ограничения, которые даны обычаем и традицией, фиксировать как законные ограничения»3.
В общетеоретическом подходе к разработке категории «правовое ограничение» важно иметь в виду следующие аспекты.
Во-первых, правовое ограничение выступает внешним фактором, влияющим на интересы субъектов права. В основе правового ограничения лежит взаимодействие внешних юридических условий (сдерживающих, лимитирующих и т. п.) и внутренней структуры личности.
Во-вторых, правовое ограничение — не всякое внешнее воздействие, а лишь информационно-целенаправленное, предполагающее сознательное изменение поведения субъекта в юридической сфере. Обыденный же смысл слова «ограничение» как синонима любого преграждающего фактора не соответствует категориальному статусу понятия «правовое ограничение». Поэтому правовыми ограничениями мы будем считать лишь такие сдерживающие средства, которые устанавливаются в праве в целях упорядочения общественных отношений и которые носят прескриптивный характер. Важно различать правомерные (правовые) ограничения от ограничений противозаконных, которые являются уже препятствиями (правонарушениями). Кроме того, не следует путать правовые ограничения и так называемые «фактические ограничения» тех или иных действий, в виде которых может выступать отсутствие финансовых, экономических и тому подобных средств.
В-третьих, на информационно-психологическом уровне правовые ограничения представляют собой лишь негативные средства (запреты, обязанности, меры наказания и т. п.) и не включают средства позитивные (дозволения, льготы, поощрения и т. д.), которые относятся к правовым стимулам как ко второй стороне управленческого процесса4.
Важно видеть всю гамму их взаимопереходов, все богатство взаимодействия стимулирующих и ограничивающих факторов в праве. Если рассматривать отдельно взятый правовой стимул, то он включает в себя как собственно стимул, так и определенные ограничивающие моменты, что выступает его дополнительным побочным эффектом. Например, поощрительные средства, установленные в трудовом законодательстве (ст. 191 Трудового кодекса РФ), развивают активность субъектов в позитивном русле, исключая возможность развития тем самым во многих других направлениях. Та же премия как материально-правовой стимул побуждает к одним отношениям и одновременно блокирует другие.
Действительно, чтобы был возможен стимулирующий процесс и удовлетворился конкретный интерес лица, необходимо удержать в известных границах его другие конкурирующие интересы (противозаконные и иные нежелательные для общества и государства). Ограничивающие моменты высту -пают здесь в роли гарантий осуществления правового стимула, входят в стимулирующий процесс и носят также позитивный характер, ибо действуют не угрожая, не применяя силу, а увлекая, обещая,
1 См.: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., М., 1881. Т. 2. С. 647—648; Словарь синонимов русского языка. М., 1986. С. 305; Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1988. С. 357.
2 См.: История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. М., 1983. С. 244, 316.
3 Маркс. К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 25. Ч. 2. С. 356.
4 См. подробнее об этом: Малько А.В. Стимулы и ограничения в праве: теоретико—информационный аспект. 3-е издание доп. и перераб.ЬДР LAMBERT Academic Publishing. Saarbrucken, Germahy. 2011. С. 79—129.
заинтересовывая. Отсюда и сочетание общественных интересов с интересами индивида строится на непринужденной основе с помощью положительных мотивационных средств. Сам же процесс правового стимулирования базируется на таких факторах, как поощрение, льгота, субъективное право, законный интерес, рекомендация и т. д.
«Сущность стимулирования состоит в том, — пишут С.А. Иванов и Р.3. Лившиц применительно к трудовым правоотношениям, — что работник не принуждается к тому или иному поведению под страхом наказания. У него имеется выбор в поведении, и он побуждается к такому поведению, в котором заинтересовано общество»1. Следовательно, хотя ограничивающие моменты и присутствуют в стимулирующем процессе, они не ликвидируют и не преуменьшают его побудительную сторону, а, наоборот, способствуют осуществлению стоящих перед правовым стимулированием целей, в определенной мере «продолжают» его.
Точно так же обстоит дело и с правовым ограничением, которое, являясь противоположной стороной правового стимулирования, характеризуется как негативный внешний фактор. Его негативность заключается в том, что оно сдерживает осуществление «собственных» интересов лица, не позволяя им удовлетвориться за счет ценности, на которую претендует управомоченный и одновременно отрицательно стимулирует это лицо удовлетворять интересы «чужие» — контрсубъекта в правоотношении. То есть правовое ограничение выражается в отрицательной мотивации, сопровождаясь, вместе с тем, и негативными стимулирующими моментами, которые, выступая в качестве дополнительного побочного эффекта, действуют с помощью угроз, давления, силы, принудительных начал. Поэтому сочетание общественных и личных интересов строится здесь на более жесткой базе и само правовое ограничение реализуется через наказание, обязанность, запрет, приостановление и т. п. И в этом случае стимулирующие элементы, находясь как бы в рамках процесса правового ограничения, не задевают его сути, а, напротив, способствуют осуществлению.
При всем единстве и взаимопроникновении стимулирующих и ограничивающих факторов они представляют собой качественно различные явления с прямо противоположными функциями. Ведь конкретный механизм юридического воздействия может быть лишь однополюсным: либо позитивным (право-стимулирующим с соответствующими дополнительными ограничивающими моментами), либо негативным (правоограничивающим с соответствующими дополнительными стимулирующими моментами).
Аргументом в пользу нашей позиции служит и определение понятия «стимул» в словарях, где оно дается как синоним понятию «поощрение»2. В российском законодательстве под стимулами понимают сугубо позитивные факторы. Например, в статье 255 Налогового кодекса РФ, где устанавливаются начисления стимулирующего характера, перечислена система именно стимулирующих средств: премии, надбавки и т. п.
Что же может служить критерием, позволяющим определить: какие средства относятся к правовым стимулам, а какие — к правовым ограничениям?
Вопрос о критериях — принципиальный. Дело в том, что в зависимости от формы правового воздействия (специально-юридической, информационно-психологической, воспитательной, социальной) критерии различаются, а значит, и само понятие «правовой стимул» может в определенной ситуации либо расширяться, либо сужаться.
Что касается информационно-психологического аспекта действия права, то таких критериев два:
1) предмет воздействия — конкретные интересы субъектов права;
2) характер воздействия — благоприятный (обещание либо предоставление ценности) и неблагоприятный (угроза либо лишение ценности).
Предметом правового стимулирования выступает «собственный» интерес субъекта, а характер воздействия сопровождается благоприятными юридическими условиями (свободой выбора, добровольностью, расширением возможностей и т. п.), способствующими его удовлетворению (достижению блага). Такое соединение предмета и характера воздействия ярко показывает его социальную направленность на развитие положительной активности. Не случайно, когда говорят о стимулировании производства, инвестиционной деятельности, торговли, науки и культуры и тому подобном, имеют в виду влияние на интересы соответствующих субъектов таких мер и средств, которые являются по своей сути позитивными (благоприятными) для этих интересов. Только подобным путем можно повышать активность, развивать в нужном направлении социальные отношения.
1 Иванов С.А., Лившиц Р.3. Личность в советском трудовом праве. М., 1982. С. 40. О правовых стимулах как позитивных средствах см. также: Лейст О.Э. Санкции в советском праве. М., 1962. С. 43; Каринский С.С. Материальные и моральные стимулы к повышению производительности труда. М., 1966. С. 13—16; Абрамова А.А. Дисциплина труда в СССР. М., 1970. С. 102—105; Горшенёв В.М. Способы и организационные формы правового регулирования в социалистическом обществе. М., 1972. С. 87; Лебедев В.М. Стимулирование социалистической дисциплины труда на промышленном предприятии. Томск, 1973; Конин Н.М. Стимулирование в системе методов государственного хозяйственного управления // Актуальные вопросы советской юридической науки. Саратов, 1978. Ч. 1. С. 109—112; Курилов В.И. Личность. Труд. Право. М., 1989. С. 126.
2 См.: Словарь синонимов русского языка. М., 1986. С. 387, 522; Словарь иностранных слов. М., 1988. С. 476.
Предметом правового ограничения тоже выступает «собственный» интерес субъекта. Однако характер воздействия здесь уже иной: он сопровождается неблагоприятными юридическими условиями (принудительностью, необходимостью определенного поведения и т. п.), сдерживающими осуществление данного интереса (не позволяют ему достичь благ) и тем самым создающими возможности для удовлетворения интересов контрсубъекта и общественных интересов в охране и защите. Такое соединение предмета и характера воздействия показывает его социальную направленность на блокирование отрицательной активности.
Эти критерии, отделяющие правовые стимулы от правовых ограничений, позволяют лучше увидеть цели правового регулирования, а также пути их достижения, различные механизмы действия права на информационно-психологическом уровне. Именно здесь решается вопрос: на чьи и какие конкретно интересы субъектов должно воздействовать то или иное правовое средство, чтобы достичь поставленных целей — упорядочить общественные отношения. Как видим, правовая природа и социальная (материальная) направленность стимулов и ограничений в праве различна, что и необходимо учитывать как в правотворческом, так и в правоприменительном процессах. «Действием угроз, — отмечал еще Гре-дескул, — достигается преимущественно воздержание от совершения действий, правом запрещенных, а системою наград достигается преимущественно совершение гражданами действий, желанных правом»1.
В-четвертых, правовыми ограничениями в информационно-психологическом смысле необходимо считать прежде всего конкретные (первичные) средства: наказания, запреты, обязанности, приостановления, а не юридические нормы, институты, отрасли и тому подобное, в которые данные конкретные средства воплощаются и которые лишь благодаря этому наполняются правоограничивающим содержанием.
Правовое ограничение есть правовое сдерживание противозаконного деяния, создающее условия для удовлетворения интересов контрсубъекта и общественных интересов в охране и защите; это установленные в праве границы, в пределах которых субъекты должны действовать, исключение определенных возможностей в деятельности лиц.
Наиболее общие признаки реализации правовых ограничений заключаются в том, что они:
1) связаны с неблагоприятными условиями (угроза или лишение, определенных ценностей) для осуществления собственных интересов субъекта, ибо направлены на их сдерживание и одновременно на удовлетворение интересов противостоящей стороны в правоотношении и общественных интересов в охране и защите;
2) сообщают об уменьшении объема возможностей, свободы, а значит, и прав личности, что осуществляется с помощью обязанностей, запретов, наказаний, приостановлений, сводящих разнообразие в поведении субъектов до определенного «предельного» состояния;
3) выражают собой отрицательную правовую мотивацию;
4) направлены на защиту общественных отношений, выполняют охранительную функцию;
5) предполагают снижение негативной активности.
В таком понимании термин «правовое ограничение» весьма широк по объему. Это создает, с одной стороны, возможность включить в него все другие понятия, в определенной степени ограничивающие деятельность субъектов (физических и юридических лиц, государства в целом), — обязанности, запреты, приостановления, сервитуты, лимиты, меры защиты, наказания, пресечения и тому подобное, но, с другой стороны, придает ему известную расплывчатость, неопределенность, что в той или иной мере свойственно практически всем обобщающим категориям.
Правовые ограничения понимаются подчас в более узком варианте, в котором они сводятся к «ущемленным изъятиям». «Ограничения юридические, — отмечается в Русско-украинском словаре терминов по теории государства и права, — законом установленные изъятия из правового статуса гражданина в силу определенных обстоятельств. Они ущемляют свободу и интересы личности, однако всегда носят превентивный характер, остерегают от возможных неблагоприятных последствий как субъектов, относительно которых действуют ограничения, так и иных лиц»2.
Такой подход к правовым ограничениям вызывает неоднозначные оценки. Следует поддержать то мнение, согласно которому правовые ограничения — установленные законом изъятия из правового статуса гражданина, носящие превентивный характер (имеется, вероятно, в виду вся полнота смысла этого понятия: общая и специальная превенция), остерегающие от возможных неблагоприятных последствий как субъектов, относительно которых действуют ограничения, так и иных лиц. Здесь выражено немало существенных признаков данного понятия.
Вместе с тем, говорить о том, что «они ущемляют свободу и интересы личности» — значит подходить однобоко к этому явлению. Само предназначение правовых ограничений (коль скоро признается их превентивный характер) — прежде всего не ущемить, а сузить свободу и сдержать реализацию антиобщественных интересов личности. Термин «ущемить» не совсем здесь подходит. Во-первых, он не относится ко всем правоограничивающим средствам (например, к обязанностям, запретам, приостановлениям), ибо содержит жесткие принудительные элементы и может в определенной мере характеризовать
1 Гоедескул. К учению об осуществлении права. Харьков, 1900. С. 33.
2 Русско-украинский словарь терминов по теории государства и права / под ред. Н.И. Панова. Харьков, 1993. С. 83.
лишь меры пресечения и наказания. Во-вторых, понятие «ущемление» используется в законодательстве в качестве синонима правонарушения. Поэтому тут нужно более общее, нейтральное и одновременно менее «принудительное» понятие — сдерживание, сужение.
Иногда правовые ограничения рассматриваются в более узком варианте лишь применительно к субъективным правам, их объему, границам, в том числе и в условиях особых правовых режимов1. Однако проблема правовых ограничений к этому не сводится. Ведь ограничение субъективного права — не самоцель. Главное — через этот механизм сдержать удовлетворение интереса (который выходит в силу определенных обстоятельств за рамки законности), ибо само субъективное право призвано удовлетворять тот или иной интерес. Вместе с тем, правовые ограничения действуют на интересы не только через ограничение субъективного права, но и непосредственно (например, через угрозу наказанием). То есть правовые ограничения устанавливают границы не столько субъективным правам (в данном случае лишь формальному моменту), сколько свободе личности, процессу удовлетворения ее интересов (как содержательному моменту). Отсюда правовые ограничения необходимо рассматривать, прежде всего, применительно к проблеме конкретных интересов конкретных субъектов права, а уж затем (в качестве одной из разновидностей данной проблемы) применительно к самим субъективным правам. Поэтому понятие «правовые ограничения» включает в себя и ограничения прав физических и юридических лиц, интересов личности и власти государства и т. п.
В этом узком смысле слова (в рамках специально-юридического уровня) ограничение может быть рассмотрено как неполный, частичный запрет. «Ограничение, — пишет Ф.Н. Фаткуллин, — близко к запрету, однако оно рассчитано не на полное вытеснение того или иного общественного отношения, а на удержание его в жестко ограничиваемых рамках и т. д.»2. «Запреты в праве, — подчеркивают Д.А. Абезин и А.П. Анисимов, — указывают на полную обязанность лица воздержаться от действий, причиняющих существенный вред интересам личности и общества под угрозой наступления ответственности, а ограничение представляет собой частичное или полное сужение субъективного права, причем в результате ограничения само субъективное право не исчезает», «в отличие от полных запретов, ограничение... выступает как частичный запрет, ограничивая лишь отдельные правомочия субъективных прав граждан на определенный срок или иным образом» 3.
Законодатель тоже подчас использует такое «ограничение» в узком смысле слова в соответствующих нормах права. Так, статьи 16 и 17 Федерального закона от 27 июля 2004 года № 79-ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации» для государственного гражданского служащего устанавливают не только специальные запреты, но и ограничения.
В литературе высказана точка зрения, согласно которой «правовое ограничение как юридическая форма представляет собой установление исключений, изъятий из конкретного запрета или дозволения, введение различных обременений или дополнительных условий для возникновения возможности пользоваться каким-либо правом или исполнять какую-либо обязанность»4. По сути, правовые ограничения, по мнению Н.Н. Семенюты, занимают подчиненное положение, выступают вспомогательной формой воздействия права5.
На специально-юридическом уровне правового воздействия (на уровне собственно правового регулирования) так оно и есть. Здесь главными средствами выступают субъективные права и юридические обязанности, дозволения и запреты.
Однако в информационно-психологическом аспекте действия права правовые ограничения выступают ведущим средством вместе с правовыми стимулами и охватывают собой все то, что направлено на сдерживание противозаконного деяния, оказывая отрицательную правовую мотивацию. В этом смысле все то, что уменьшает объем возможностей, сводит разнообразие в поведении субъектов до определенного «предельного» состояния, несомненно, является правовым ограничением.
1 См., например: Подмарев А.А. Конституционные основы ограничения прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2001; Зорькин В.Д. Угрозы международной и национальной безопасности и ограничения прав человека в практике конституционного правосудия // Российское правосудие. 2006. № 2. С. 3—13; Арутюнян Г.Г. Критерии ограничения прав человека в практике конституционного правосудия // Российское правосудие. 2006. № 2. С. 14—16; Пчелинцев С.В. Проблемы ограничения прав и свобод граждан в условиях особых правовых режимов. М., 2006; Дуксин П.А. Конституционные ограничения избирательных прав граждан Российской Федерации, находящихся в местах лишения свободы по приговору суда: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2010; Петухова Н.В. Правовые ограничения инициирования, назначения и проведения референдумов в Российской Федерации: понятие и система // Государство и право. 2010. № 10. С. 112—115; Волков В.Э. Пределы свободы слова: запреты и ограничения в информационно—телекоммуникационных сетях // Государство и право: вопросы методологии, теории и практики функционирования: сборник научных трудов / отв. ред. А.Г. Безвер-хов. Самара, 2014. Вып. 3. С. 85—91.
2 Фаткуллин Ф.Н. Проблемы теории государства и права. Казань, 1987. С. 157.
3 Абезин Д.А., Анисимов А.П. Ограничения и запреты в частном и публичном праве // Правовая культура. 2013. № 1. С. 64.
4 Семенюта Н.Н. Запреты и ограничения в правовом регулировании трудовых отношений в Российской Федерации: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2000. С. 8.
5 Там же. С. 8, 5.
«Изъятие из конкретного дозволения», о котором пишет Н.Н. Семенюта, — есть правовое ограничение, так как оно возможно лишь с помощью возложения на лицо новых обязанностей активного либо пассивного плана. «Изъятия же из конкретных запретов» — это на информационно-психологическом уровне уже правовой стимул, ибо, суживая, ограничивая запрет, законодатель тем самым оказывает стимулирующее воздействие, дозволяет чего-либо субъекту, расширяет его возможности, оказывая положительную правовую мотивацию.
Таким образом, «ограничение» можно рассматривать не только в широком смысле слова (как правовое ограничение вместе с правовым стимулированием, выражающим двоичность юридической информации на уровне информационно-психологического воздействия права), но и в более узком (как самостоятельное юридическое средство, как своего рода частичный запрет, как неполное сужение субъективного права в рамках специально-юридического воздействия права). Все дело в аспекте анализа ограничений, откуда и вытекает их статус и роль в механизме правового регулирования и воздействия1.
Однако рассматривать правовые ограничения только с позиции формальной логики будет недостаточно. Чтобы исследовать их в более полном объеме, всесторонне важно использовать ресурсы логики диалектической, которая проявляется в том числе с помощью анализа парных категорий.
Верно подчеркивается философами, что материалистическая диалектика имеет дело не только с основными законами, но и с целым рядом других законов, в частности выражающихся в соотношении так называемых парных категорий2.
Проблема парности юридических категорий одна из самых малоисследованных в правоведении. А между тем с позиции данного подхода значительно расширяются познавательные возможности при рассмотрении тех или иных взаимоотносящися юридических явлений и процессов, полнее фиксируются их внутренние связи, четче устанавливаются как элементы единства, так и элементы противоположности. «Для отнесения соотносимых юридических понятий к числу парных категорий в каждой паре необходимо определить специфическое единство противоположностей и раскрыть его через различия, тождества, переходы применительно к существенному первого, второго и т. д. порядка, проявляющемуся в раздвоении противоречивых моментов и сторон»3.
Приведенная методологическая установка применима и к стимулам и ограничениям, которые выступают в качестве парных юридических категорий. Парность категорий «правовой стимул» и «правовое ограничение» есть своеобразное проявление действия диалектического закона единства и борьбы противоположностей (как источника в том числе и социально-правового развития).
Что же дает основание считать правовые стимулы и правовые ограничения парными юридическими категориями?
На этот счет можно высказать следующие аргументы, свидетельствующие как о «тесных отношениях» правовых стимулов и ограничений на практике, так и о необходимости их совестного рассмотрения в теории.
Правовые стимулы и правовые ограничения — парные юридические категории, ибо они:
1) выражают двоичность юридической информации;
2) внутренне диалектически связаны;
3) взаимообеспечивают в регулировании друг друга;
4) обозначают в своей совокупности специфический баланс мотивационных юридических средств;
5) являются двумя обобщающими категориями, вбирающими основные юридические средства в сфере информационно-психологического действия права.
Во-первых, правовое стимулирование и правовое ограничение выражают двоичность юридической информации в том смысле, что несут в себе самую малую порцию информации и являются своеобразными равновероятными альтернативами, из которых строится программа правового регулирования. «Передача информации, — заметил Н. Винер, — возможна лишь как передача альтернатив»4.
В конечном счете любое управленческое решение сводится в целом ни к чему иному, как к альтернативе информационных средств: «да» (стимул) или «нет» (ограничение). Наиболее ярким подтверждением этого выступает референдум, который проводится на основе Федерального конституционного закона «О референдуме Российской Федерации» от 28 июня 2004 года № 5-ФКЗ5 (в ред. от 24.04.2008). В соответствии со статьей 70 данного нормативного акта «в бюллетене воспроизводится текст вопроса (вопросов) референдума и указываются варианты волеизъявления участника референдума словами «За» или «Против»...».
Средства, используемые на всенародном голосовании, выражающиеся в ответах «за» («да») или «против» («нет»), есть первичная клеточка любого управленческого решения, которая лишь в более сложных вариантах употребляется и в законах, и в указах, и в других правовых актах (причем как нормативных,
1 См. подробнее: Малько А.В. Стимулы и ограничения в праве: теоретико—информационный аспект. 3-е изд., доп. и перераб. Saarbrucken. 2011. С. 142—143.
2 См.: Диалектическая логика / под ред. З.М. Оруджева и А.П. Шептулина. М., 1986. С. 61.
3 Васильев А.М. Диалектическая связь категорий общей теории права // Советское государство и право. 1974. № 1. С. 18.
4 Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М., 1968. С. 54.
5 Собрание законодательства РФ. 2004. № 27, ст. 2710.
так и правоприменительных). Обозначая собой либо правовой стимул («да») и открывая юридические возможности для определенной деятельности, либо правовое ограничение («нет») и суживая юридические возможности для конкретного поведения, референдум в наиболее простом виде показывает структуру и содержание любого управленческого решения в принципе, выступает с помощью механизма «одобрения— неодобрения» наипростейшей моделью формирования правовой информации решающего плана.
Стимул и ограничение дают только два ответа на поставленные объектом управления вопросы: либо «да», либо «нет», либо «действовать», либо «воздержаться» и в этом смысле полностью справляются с фиксацией наличия либо отсутствия какого-то конкретного изменения. Не случайно ведь информацию определяют как «снятую неразличимость — как разнообразие. Информация налицо там, где имеется разнообразие, неоднородность, она «появляется» тогда, когда хотя бы два «элемента» в совокупности различаются, и она «исчезает», если объекты «склеиваются», отождествляются»1.
Правовой стимул и правовое ограничение как раз и выступают в виде своеобразного дихотомического деления, суть которого заключается в делении объема понятия (в нашем случае информационного действия права) на два производных элемента по формуле исключенного третьего: «А или не-А». Подобная специфическая дихотомия «стимул—ограничение» подтверждает их диалектическое единство и различие.
Во-вторых, что касается диалектической связи, то правовые стимулы и ограничения не только противоположны друг другу, но и во многом внутренне едины, ибо выступают двумя информационными сторонами управленческого процесса.
Рассмотрим диалектику их взаимопроникновения. Стимул и ограничение, выступая оппозиционными по отношению друг к другу, в то же время каждый противоположен самому себе. Истина противоположностей, отмечал Гегель, «состоит лишь в их соотношении друг с другом, стало быть, в том, что каждое из них и в самом своем понятии содержит другое»2.
Следовательно, всякий правовой стимул как позитивное средство, стимулируя одни поступки, одновременно позитивно ограничивает другие. Среди информационного влияния психологических функций на личность следует выделять в процессе управления, по справедливому мнению В.Г. Асеева, «собственно стимулирование, воздействие с целью направить поведение в желательную сторону и «затормозить» нежелательные тенденции»3. Всякое же правовое ограничение как негативное средство, наоборот, сдерживая одни поступки, одновременно негативно стимулирует другие.
В литературе подчас правовые ограничения вообще не выделяются, а практически все средства относят к правовым стимулам, разделяя их на два вида: положительные (льготы, поощрения) и отрицательные (правовые последствия неблагоприятного характера)4.
Однако такая позиция противоречит, имеющимся в наличии у правового воздействия двум прямо противоположным и одновременно диалектически взаимосвязанным информационным атрибутам — правовым стимулам и правовым ограничениям. И дело здесь вовсе не в терминологии, как может первоначально показаться. Дело в более глубинных вещах — в методологии. Ведь если рассматривать негативное (отрицательное) стимулирование в отрыве от правового ограничения, то получается, что анализируются дополнительные моменты явления без учета его основного элемента в содержании. Тут второстепенные, обеспечивающие ограничивающий процесс, факторы абсолютизируются и поднимаются до уровня ведущих, происходит отвлечение от существенной стороны объекта, делаются несоответствующие выводы на основе исследования его неглавных сторон, теряется нечто сохраняющееся в явлении, его внутренний закон. Вот почему, говоря о негативном (отрицательном) стимулировании, важно видеть в нем прежде всего главное — ограничивающую суть, ибо это правовое ограничение, а уж затем как дополнение к нему сами негативные стимулирующие моменты, исходящие от ограничений, что вольно или невольно вынуждены признавать сторонники «синтетического» понимания правового стимулирования.
«Стимулирование, — пишет, например, В.М. Баранов, — есть одно из тех диалектических понятий, которое выражает тождество, охватывает единство двух относительных противоположностей — поощрения и ответственности. Если ответственность является негативной стороной метода стимулирования, то поощрение представляет его позитивную сторону»5. Вместе с тем, это не мешает ему на странице 39 писать о том, что «если юридическая ответственность является «стопором» морально-отрицательной активности (правонарушений), то правовые нормы поощрения выступают стимулятором морально-положительной активности людей (новаторства, инициативности и т. п.)»6. Здесь уже юридическая ответственность представлена как ограничение, а поощрение — как стимул.
1 Бирюков Б.В. Кибернетика и методология науки. М., 1974. С. 243. См. также: Шалютин С.М. Об объективных предпосылках кибернетики и ее перспективах // Кибернетика и диалектика. М., 1978.
2 Гегель. Наука логики. М., 1971. Т. 2. С. 63.
3 Асеев В.Г. Мотивация поведения и формирование личности. М., 1976. С. 149.
4 См.: Гоибалёв Н.П., Сухин В.А. Проблемы материального и морального стимулирования труда // Право и социальное планирование. М., 1981. С. 136; Чубуков Г.В. Правовые формы поощрения работников сельского хозяйства. М., 1980. С. 14.
5 Баранов В.М. Поощрительные нормы советского социалистического права. Саратов, 1978. С. 6. См. также: Пронина М.Г. Обеспечение исполнения норм гражданского права. Минск, 1974. С. 161.
6 Там же. С. 39.
Поэтому ориентация лишь на стимулирующие (как позитивные, так и негативные) начала выражает определенную однобокость в рассмотрении управленческих процессов, произвольном и необоснованном снятии другой противоположной стороны — правового ограничения, без чего невозможно и правовое стимулирование, и в целом юридическое воздействие. При этом одностороннем подходе остается без ответа следующий вопрос: если правовые стимулы призваны содействовать социально полезному поведению, побуждать к положительной активности людей, то какие правовые средства призваны противодействовать социально вредному поведению, сдерживать отрицательную активность?
Если же под таким углом зрения (то есть с самых широких позиций) взглянуть на правовые ограничения, то и они могут охватывать собой все юридические инструменты. Ведь всякое правило в конечном счете можно рассматривать в качестве ограничения: оно не только побуждает к одним действиям, но одновременно сдерживает, пресекает другие. Верно в этой связи отмечается в литературе, что само по себе всякое «правило есть ограничение»1, ибо с информационно-психологической точки зрения оно не только негативно сдерживает с помощью основной функции правовых ограничений (запретов, обязанностей, наказаний и т. п.), но и позитивно косвенно ограничивает с помощью правовых стимулов (что является дополнительным эффектом дозволений, льгот, поощрений) удовлетворение тех или иных интересов.
Тогда получается, что все правовые средства только и делают, что ограничивают. Но в этом случае остается без ответа уже другой вопрос: какие юридические инструменты призваны содействовать социально полезному поведению, стимулировать положительную активность людей?
Ответы на поставленные вопросы будут найдены сразу же, как только в поле нашего зрения окажутся два информационно-психологических средства, взаимодополняющих друг друга в правовом воздействии, — правовые стимулы и правовые ограничения.
Следовательно, парность их выражается и в том, что они функционально взаимосвязаны: если основная функция правовых стимулов заключается в развитии положительной активности при одновременном позитивном сдерживании отрицательной, то основная функция правовых ограничений — в сдерживании отрицательной при одновременно негативном стимулировании положительной активности у людей.
К тому же, включая позитивные и негативные моменты в одно понятие «правовое стимулирование», мы тем самым не сможем показать с помощью такой категории принципиально различное отношение со стороны права к тем или иным интересам субъектов, не сможем показать прямо противоположное значение правовых средств для удовлетворения либо неудовлетворения определенных стремлений в правоотношении.
Кроме того, такое излишне обобщающее понятие, нивелируя двоичность юридической информация, не сможет выполнить функцию информационную, сигнальную, свидетельствующую об изменениях в среде, а значит, и не способно будет вызвать соответствующие изменения в управляемой системе (в поведении субъекта).
Поэтому именно правовое стимулирование и правовое ограничение, совместно участвуя в упорядоченности общественных отношений, выступают в качестве позитивной и негативной стороны одного процесса — информационно-психологического действия права. В этой связи верно замечено А.М. Васильевым, что «как парные категории, очевидно, следует рассматривать лишь такие соотносимые понятия, которые отражают взятые с точки зрения единой основы противоположные проявления ее сущности, позитивные и негативные стороны одного процесса» (подчеркнуто мною. — А.М.)2.
В-третьих, признаком парности правовых стимулов и правовых ограничений выступает их взаимообеспеченность в процессе правового регулирования. Так, установление в части 2 статьи 8 Конституции РФ права частной собственности создает мощные юридические стимулы. Однако для того чтобы он начал действовать и был к тому же справедливым, государство должно для собственников фиксировать юридические ограничения, устраняя тем самым нежелательные для общества крайности в использовании собственности. Власть собственника по отношению к принадлежащей ему вещи не безгранична, ибо он обязан принимать меры, предотвращающие ущерб здоровью людей и окружающей среде; вынужден в случаях, на условиях и в пределах, предусмотренных законодательством, допускать ограниченное пользование его имуществом другими лицами и т. п. В целях нормальной реализации права собственности государство через такие формы, как запреты, обязанности, наказания и другие, должно ставить правовые ограничения и в отношении всех посягающих на эту собственность. В части 1 статьи 35 Конституции РФ прямо закреплено, что «право собственности охраняется законом».
Следовательно, в целях успешной реализации субъективного права (как стимула) одних лиц устанавливают юридические обязанности и запреты (ограничения) для других лиц, а также юридическую ответственность (ограничение) в отношении самого управомоченного за злоупотребление этим правом.
1 Борисов В.В. Правовой порядок развитого социализма. Вопросы теории. Саратов, 1977. С. 69. См. также: Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978. С. 107; Лапаева. В.В. Кибернетика и правоведение: теоретический аспект междисциплинарных связей // Кибернетика и право. М., 1984. С. 39—40.
2 Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. М., 1976. С. 244.
Если же говорить о юридической обязанности, то это, вероятно, самое трудновыполнимое правовое средство, ибо здесь субъект (в отличие от осуществления дозволения и запрета) затрачивает «личную энергию».
Учитывая, что юридическая обязанность есть правовое ограничение в отношении собственных интересов обязанного лица, содержащее одновременно дополнительные негативные стимулирующие моменты, побуждающие действовать в интересах управомоченного, для обеспечения ее успешной реализации используются как многообразные ограничивающие (меры приостановления, защиты, наказания и т. п.), так и различные стимулирующие средства (поощрения, льготы, компенсации, выплаты и т. д.). Разумеется, исполнение обязанности под влиянием только ограничивающих обеспечительных факторов возможно. Но это далеко не всегда выступает достаточной гарантией ее качественной реализации. Да и государство вовсе не заинтересовано в том, чтобы все обязанности исполнялись исключительно под воздействием принуждения, под давлением силы. Вот почему для наиболее эффективного выполнения отдельных обязанностей, в которых заинтересовано общество и государство, устанавливаются меры поощрения (как самые сильные побуждающие средства), необходимые для того, чтобы стимулировать подобное осуществление (то есть процесс ограничения собственных интересов во имя интересов упра-вомоченного и интересов общества в целом) путем обещания за данные постоянные социально полезные действия соответствующих благ, ценностей1.
Тем самым поощрение в случае заслуженного поведения обязанного лица компенсирует затраты, некоторую самоущемленность одних интересов за счет удовлетворения других («юридический альтруизм» возмещается «юридическим эгоизмом»). Поэтому юридические обязанности требуют к себе «повышенного гарантирующего внимания» и зачастую даже при самой совершенной системе правовых гарантий выступают наиболее слабым звеном в механизме правового воздействия, его «ахиллесовой пятой».
Более того, в литературе рекомендуется повысить роль механизмов государственного поощрения (стимулирования) добросовестного (инициативного) исполнения гражданами юридических обязанностей. «В процессах нормотворчества и правоприменения, — верно отмечается К.В. Хачатуровым, — должна учитываться пропорциональная зависимость юридической обязанности и государственного поощрения: чем выше уровень (степень) сложности (обременительности, опасности) исполнения юридической обязанности, тем выше должна быть мера (степень) поощрения за ее исполнение»2.
Вместе с тем, не всякие правовые ограничения обеспечиваются такими мощными правостимулиру-ющими средствами, как поощрения. Например, соблюдение запретов (пассивных обязанностей) нет необходимости поддерживать подобными мерами, ибо они не сопровождаются активным общественно значимым поведением.
Есть и другие взаимообеспечивающие связи между правовыми стимулами и правовыми ограничениями: в целях законного и справедливого осуществления самих мер поощрения и наказания устанавливаются свои субъективные права и юридические обязанности для лиц, применяющих право. За «спиной» же этих прав и обязанностей опять же располагается соответствующая система юридических средств. Таким образом, мы наблюдаем «широкое сотрудничество» правовых стимулов и правовых ограничений в сфере взаимного гарантирования и «взаимопомощи».
В-четвертых, подтверждением парности правовых стимулов и правовых ограничений является и то, что в своей совокупности они обозначают специфический баланс правовых средств на уровне информационно-психологического действия права. Речь в данном случае идет о зависимости изменений в правовых стимулах от изменений в правовых ограничениях. И наоборот. Ведь они взаимосогласуются и взаимосоотносятся друг с другом, создавая и сохраняя тем самым определенное равновесие в правовом регулировании.
Если, например законодатель, расширяет чьи-либо юридические возможности, то он же, как правило, вынужден чьи-то возможности суживать. Другого пути нет, ибо увеличить права одних субъектов можно лишь за счет сужения прав других, за счет дополнительных обязанностей, необходимых для обеспечения расширяющихся прав. Так, на период введения чрезвычайного положения в соответствующих нормативных актах расширяются права временной администрации и одновременно ограничиваются права личности, общественных организаций и т. п. Это перераспределение юридических возможностей делается ради быстрейшего наведения порядка. В данном случае дополнительные ограничения прав и свобод личности являются как бы юридической основой для расширения полномочий органов государственной власти в целях получения большей маневренности и большего простора для оперативного и наиболее оптимального выхода из создавшейся ситуации. В качестве примера можно привести Указ Президента РФ от 25 июля 1994 года № 1541 «О введении чрезвычайного положения на части территории Республики Северная Осетия и Ингушской Республики»3, в котором были установлены как ограничения для граждан и общественных организаций (запреты, приостановления, дополнительные
1 См.: Лазарев В.В. Применение советского права. Казань, 1972. С. 24.
2 Хачатуров К.В. Юридические обязанности гражданина Российской Федерации (проблемы теории и практики): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2000. С. 7.
3 Российская газета. 1994. 27 июля.
обязанности, меры наказания и т. д.), так и расширены в необходимых пределах юридические возможности Временной администрации.
В более общем виде данный вывод звучит так: стимулирование одного из субъектов правового общения предполагает, что соответствующим образом ограничивается связанный с ним другой участник правоотношения.
Это же обобщение включает в себя и многие иные ситуации, в том числе и следующие: при введении новых льгот и поощрений (как правовых стимулов) для одних лиц законодатель неизбежно должен установить целый ряд дополнительных ограничений (обязанностей и мер наказания) уже в отношении тех лиц, которые призваны будут их осуществить, обеспечить.
Есть и другие аспекты (уровни) балансирования, сопровождающиеся изменением «прихода» и «расхода» стимулирующих и ограничивающих средств на разных сторонах юридических связей. Так, специфической разновидностью правовых стимулов можно считать освобождение от тех или иных правовых ограничений: наказаний, обязанностей, запретов. Например, в уголовном праве смягчение обременения (наказания) в отношении конкретного лица может выступать в качестве поощрения. «Меры уголовно-правового поощрения, — верно подчеркнуто В.М. Галкиным, — всегда означают устранение обременений, а не предоставление вознаграждений, широко распространенных в других отраслях права. По своему содержанию это меры личного, а не имущественного свойства. Даже когда наказание могло бы выразиться в имущественной форме (штраф и др.), суть освобождения от него — не в облегчении материального положения виновного, а в сохранении определенного социального статуса»1. «Поощрительные нормы уголовного права, — отмечает также В.А. Елеонский, — отличается от других норм данной отрасли тем, что они одобряют, стимулируют социально полезное поведение путем устранения или смягчения реального или потенциального уголовно-правового обременения»2.
Кроме того, в уголовно-исполнительном праве при проведении амнистии (снятии правовых ограничений) тоже расширяются юридические возможности, стимулирующие факторы, но в данном случае, разумеется, не поощрительного плана. Иначе говоря, не всякое освобождение от наказания осуществляется в виде поощрения.
То же самое можно сказать и об отмене либо снижении налога как юридической обязанности, обременения (то есть правового ограничения), что может «вылиться» в конкретную льготу для определенных категорий субъектов права (то есть в стимулирующее средство); и об устранении отдельных запретов в отношении граждан и хозяйствующих субъектов, что сопровождается практически всегда одновременным расширением дозволений, учитывая известный принцип «дозволено все, что не запрещено». Так, в Указе Президента РФ от 15 ноября 1991 года «Об отмене ограничений на заработную плату и на прирост средств, направляемых на потребление»3, в котором отменяется целый ряд запретов и обязанностей в сфере зарплаты в преамбуле вместе с тем сказано, что данный нормативный акт принят «в целях создания условий для повышения трудовой активности работников», то есть в целях ее стимулирования.
И наоборот, специфической разновидностью правового ограничения можно считать те или иные «уменьшения» правовых стимулов (то есть лишение прав путем установления дополнительных обязанностей, запретов, наказаний, отмена льгот, преимуществ и т. п.).
Следовательно, как сужение правового ограничения выступает в основном а качестве правового стимула, так и «сокращение» правового стимулирования ведет, в свою очередь, к расширению право-ограничивающих средств.
В-пятых, парность правовых стимулов и правовых ограничений выражается и в том факте, что они являются двумя обобщающими категориями, вбирающими основные юридические средства в сфере информационно-психологического действия права, специфическими обобщенными методами правового воздействия.
Слово «метод» обычно применяется для обозначения способов, приемов, образа действия, практического осуществления чего-либо. Существо метода как способа воздействия состоит в характере волеизъявления одного участника юридического управления в отношении другого4.
Наиболее универсальными методами социального управления в целом выступают убеждение и принуждение. Убеждать — значит склонять людей к определенной деятельности, соответствующей их воле, без силового давления, расширяя свободу выбора. Принуждать — значит склонять людей к определенной деятельности посредством силового давления (вопреки воле управляемых), ограничивая свободу их выбора. Эти методы присущи различным социальным нормам, регуляторам: морали, нормам общественных организаций, обычаям, в том числе и праву.
1 Галкин В.М. Система поощрений в советском уголовном праве // Советское государство и право. 1977. № 2. С. 95.
2 Елеонский В.А. Поощрительные нормы уголовного права. Хабаровск, 1984. С. 15. См. также: Баранов В.М. Поощрительные нормы советского социалистического права. Саратов, 1978. С. 67—68; Звечаровский И.Э. Уголовно-правовые нормы, поощряющие посткриминальное поведение личности. Иркутск, 1991. С. 37, 45, 49, 50; Ведяхин В.М. Правовые стимулы: понятие, виды // Правоведение. 1992. № 1. С. 53.
3 Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 47, ст. 1609.
4 См.: Конин Н.М. Методы государственного хозяйственного управления // Правоведение. 1975. № 5. С. 27—28.
В информационно-психологической плоскости действия права убеждение и принуждение во многом проявляются в виде двух других обобщающих методов — правовом стимулировании и правовом ограничении. Само правовое стимулирование есть одновременно и процесс убеждения в выгодности той или иной юридической ситуации, определенного правового средства, процесс добровольности выбора наиболее приемлемой формы поведения. Убеждение как универсальный метод социального управления лежит в основе правового стимулирования, фундаментирует его, пронизывает своей (присущей для него) специфической силой. Собственно правовое стимулирование «замешано» на убеждении, на таком психологическом воздействии, когда субъект выбирает, отдает предпочтение более убедительным (более заинтересованным) в этом смысле правовым инструментам и характеру поведения. Другое дело, что степень убеждения в разных правовых стимулах различна и ее отсутствие говорит скорее о слабости процесса стимулирования, чем о его силе.
Здесь, разумеется, следует учитывать и тот факт, что эффективность убеждения посредством стимулов во многом зависит и от сознания субъекта, от уровня его правовой культуры и т. п.
Вместе с тем, сфера убеждения в праве не совпадает полностью со сферой правового стимулирования. С одной стороны, первая шире, чем вторая. Ведь убеждение применяется больше в сфере воспитательного (педагогического) действия права, где акцент переносится на сознательное отношение личности к своему поведению, нежели в информационно-психологической, где основным объектом является интерес, «В отличие от стимулирования, — верно заметил В.М. Лебедев, — убеждение адресуется не к интересу работника, а к его сознанию. Оно способствует воспитанию самодисциплины рабочих и служащих посредством существенного повышения уровня их сознательного отношения к труду, к своим обязанностям в процессе производства»1. Поэтому к формам реализации метода убеждения относят, в частности, пропаганду правовых норм, содержащих цели и образцы поведения в различных ситуациях, формирование у граждан внутреннего убеждения в необходимости соблюдения этих норм2.
С другой стороны, надо учитывать и тот факт, что кроме позитивного стимулирования (собственно стимулов) есть еще и стимулирование негативное, которое оказывают в процессе своего действия правовые ограничения. Поэтому если брать и данный аспект (информационно-психологический) во внимание, тогда сфера общестимулирующего действия права будет шире, чем сфера убеждения.
Соотношение принуждения и правового ограничения в принципе такое же. С одной стороны, область принуждения в праве шире, чем область правового ограничения. Последнее невозможно и бессмысленно без первого. Правовое ограничение есть процесс правового принуждения на информационно-психологическом уровне в потенциальном или реальном выражении, в выполнении действий в общественных интересах либо в интересах управомоченного. Вместе с тем, учитывая диалектику правовых стимулов и правовых ограничений и тот факт, что сами правовые стимулы тоже играют позитивно сдерживающую (ограничивающую) роль, следует заметить, что в этой плоскости сфера общеограничиваю-щего действия права будет шире, чем сфера принуждения.
Отсюда соотношение самих правовых стимулов и правовых ограничений в определенной мере отражает лишь общесоциальную проблему соотношения убеждения и принуждения.
Теперь попытаемся определить характер связи правовых стимулов и правовых ограничений с методами правового регулирования. В частности, оценивая правовое стимулирование как собирательное понятие, можно согласиться с теми авторами, которые рассматривают его в качестве метода государственного управления, метода правового регулирования3. Но такой подход требует некоторой коррекции. Дело в том, что правовое стимулирование и правовое ограничение обозначают собой более крупный пласт юридической сферы — информационно-психологические средства действия права, выражая двоичность нормативной юридической информации. Они шире по своему объему, чем традиционные методы правового регулирования, так как сам метод может выступать либо в качестве стимулирующего, либо в качестве ограничивающего фактора. Например, выделяемые в литературе диспозитивный, рекомендательный и поощрительный методы являются правостимулирующими по своему позитивному характеру и тем самым включаются в понятие «правовое стимулирование». Верно в этой связи замечено В.М. Горшенёвым, что «частными разновидностями методов стимулирующего свойства служат, например, рекомендательный и поощрительный», «непосредственное назначение которых сводится к тому, чтобы побуждать волевые поступки отдельных членов или коллективов общества, отвечающие новым общественным отношениям»4.
1 Лебедев В.М. Стимулирование дисциплины труда в производственном коллективе // Советское государство и право.
1971. № 7. С. 133. См. также: Вопленко Н.Н. Социалистическая законность и применение права. Саратов, 1983. С. 20.
2 См.: Кудрявцев В.Н., Никитинский В.И., Самощенко И.С., Глазырин В.В. Эффективность правовых норм. М., 1980. С. 102.
3 См.: Конин Н.М. Стимулирование в системе методов государственного хозяйственного управления // Актуальные вопросы советской юридической науки. Саратов, 1978. Ч .1. С. 110; Баранов В.М. Поощрительные нормы советского социалистического права. Саратов, 1978. С. 6; Гуменюк Т.А. Стимулирование правомерного поведения личности в условиях развитого социализма: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1983. С. 7—10; Орлов А.И. Стимулирование как метод государственно-хозяйственного управления (административно-правовое исследование): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1987. С. 14.
4 Горшенёв В.М. Способы и организационные формы правового регулирования в социалистическом обществе. М.,
1972. С. 87. См. также: Кулапов В.Л. Рекомендательные нормы советского права. Саратов, 1987. С. 71.
Добавим лишь, что к стимулирующим средствам следует относить и диспозитивный метод, который тоже призван побуждать к законопослушному поведению, деянию. Императивный же метод как властный, принудительный, негативный способ воздействия — составная часть правового ограничения. Такое соотношение показывает, что правовое стимулирование и правовое ограничение — методы более обобщенного уровня, нежели традиционные. Они выступают в информационно-психологической сфере в качестве «родовых» по отношению к «видовым» (императивному, диспозитивному, рекомендательному и поощрительному) методам. Об этом же по сути дела пишут В.Н. Кудрявцев, В.И. Никитинский, И.С. Самощенко, В.В. Глазырин: «Внешнее воздействие на волю и сознание людей с помощью права может носить различный характер, но в целом сводится к двум основным методам: методу стимулирования определенных видов деятельности и методу властных предписаний, реализация которого обеспечивается возможностью применения мер принуждения»1.
Думается, далеко не случайно, что правовое стимулирование и правовое ограничение в литературе понимают весьма неоднозначно: и как методы, и как способы правового регулирования, и как принципы2, и как функции права и т. д. Эти понятия действительно отражают явления, обобщающие многие информационно-психологические процессы и закономерности.
Парные категории «правовые стимулы» и «правовые ограничения» возникли под влиянием потребностей практики охватить двумя наиболее общими понятиями разнообразные юридические инструменты: с одной стороны, субъективные права, законные интересы, льготы, привилегии, иммунитеты, надбавки, доплаты, компенсации, поощрения, а с другой стороны, юридические обязанности, запреты, приостановления, лимиты, меры пресечения, меры защиты, меры наказания и т. д.
Правовые стимулы и правовые ограничения не подменяют данные разноплановые юридические средства, а в определенной мере интегрируют, унифицируют их. Так же, например, как понятие «субъективное право» проявляется в конкретных правах на свободу и личную неприкосновенность, на участие в управлении делами государства, образование, труд, социальное обеспечение, охрану здоровья, так и юридическим выражением правового стимула выступают поощрения, льготы, привилегии, иммунитеты, надбавки, доплаты, рекомендации, дозволения и т. п. То есть правовой стимул — абстракция, как собственно и субъективное право, но лишь более высокого уровня. Соглашаясь с оценкой Д.И. Писарева, что «просто рыбой быть нельзя — надо быть щукой, карасем или окунем», можно сказать, что и «просто стимулом» быть нельзя — надо быть поощрением, льготой, дозволением и пр.
Это же следует сказать и о правовых ограничениях. Ведь в правовой сфере нет другой подобной по своей широте категории, которая бы включала все необходимые сдерживающие и лимитирующие элементы информационно-психологического действия права.
Тщательная регламентация отношений в юридической области немыслима без этих двух обобщающих информационных ориентиров возможностей и их пределов для субъектов права, ибо они в концентрированном виде обозначают собой степень благоприятности либо неблагоприятности конкретных правовых факторов для интересов участников правоотношений.
Характер и формы логической связи между стимулами и ограничениями как парными юридическими категориями проявляются в действии разных элементов структуры нормы права, в различных стимулирующих и ограничивающих средствах. Но наиболее полно и ярко — в полярных явлениях на уровне санкции — поощрении и наказании. Поощрения и наказания — доведенные до противоположности (до крайности) виды стимулов и ограничений, между которыми присутствуют и другие разновидности. Поощрения и наказания — ядро стимулирования и ограничения, их основные рычаги, ведущие силы, главная опора. Стимул ведь не зря в словарях определяют подчас в качестве поощрения, а само «поощрение» употребляют в паре с «наказанием».
Итак, стимулы и ограничения, выступая парными юридическими категориями, демонстрируют имеющиеся между ними сложные связи и взаимодействия, диалектику «совместного проживания», пути эволюции.
Верно подмечено М.И. Байтиным, что «проблема правовых стимулов и правовых ограничений в виде парных юридических категорий — сравнительно новое и перспективное направление в юридической науке». По его мнению, «один из важных и вместе с тем на сегодня наименее исследованных аспектов этой проблемы — сочетание стимулирования и ограничений в праве как общий организационный правовой принцип»3.
Таким образом, анализ стимулирующих и ограничивающих средств как парных юридических категорий может способствовать совершенствованию понятийного аппарата общей теории права, обогатить ее методологические функции в отношении отраслевых юридических наук, оказать определенные «услуги» правотворческой и правоприменительной практике и соответствующей политике.
1 Эффективность правовых норм / В.Н. Кудрявцев, В.И. Никитинский, И.С. Самощенко, В.В. Глазырин. М., 1980. С. 101.
2 О принципе сочетания стимулов и ограничений в праве см.: Байтин М.И. Сущность права. 2-е изд., доп. М., 2005. С. 132—133.
3 Байтин М.И. О принципах и функциях права: новые моменты // Вопросы общей теории государства и права. Саратов, 2006. С. 163. Его же. Сущность права. 2-е изд., доп. М., 2005. С. 162—163.
