CC BY-NC-ND
44
Клиническая психология
А.И. Волкова-Зуфман, Д.Г. Литинская
ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ В ФОРМИРОВАНИИ СТРАШНЫХ ФАНТАЗИЙ У ЗДОРОВЫХ ЛЮДЕЙ И СОДЕРЖАНИЯ БРЕДА У ЛЮДЕЙ С РАССТРОЙСТВАМИ ПСИХОТИЧЕСКОГО СПЕКТРА
Статья посвящена описанию устойчивых фабул пугающих фантазий психически здоровых людей (или людей с нарушениями невротического уровня) и сравнению их с фабулами бреда у людей с заболеваниями психотического спектра.
Ключевые слова: страх, фабульные страхи, страхи с устойчивой фабулой, фабульный страх, пугающие фантазии, фабулы бреда, психотические расстройства, латентный бред.
На сегодняшний день страхи можно считать одним из самых изучаемых, но тем не менее самых непонятых явлений психической жизни человека. Страх как своеобразный феномен рассматривали в своих работах представители многих философских направлений, почти всех школ научной психологии и всех направлений психотерапии. Кроме того, изучению страхов и разработке методов работы с ними посвящен достаточно большой сегмент психиатрии и медицинской психологии. Существует множество моделей описания механизма возникновения переживаний такого рода, его происхождения в онто- и филогенезе, а также в становлении и функционировании психики. Тем не менее очевидно, что в категорию «страхи» попадает огромное количество различных феноменов, имеющих разную природу и различную структуру. Кроме того, анализируя исследования по изучению страха, можно увидеть, что само понимание этого концепта весьма неоднозначно.
Все исследования, посвященные страхам, можно условно разделить на две общие группы: в одну входят те исследования, объ-
© Волкова-Зуфман А.И., Литинская Д.Г., 2015
ектом которых стали страхи как чувственные феномены, в другую - те, которые рассматривают в первую очередь когнитивные образования, связанные с этими чувственными феноменами. Первые описывают как физиологические и биохимические процессы, связанные с данным переживанием, так и особенности поведенческих реакций, не углубляясь в когнитивное содержание. Вторые же концентрируются именно на когнитивном содержании, которое игнорируется в первой группе исследований, ищут предпосылки развития страхов в предмете или сюжете этого переживания. Еще В.К. Вилюнас1 в своей работе 1979 г. писал, что страхи рассматриваются с этих двух позиций, по его мнению, неоднозначность в понимании страхов является отражением до сих пор не преодоленной общеметодологической, общефилософской дилеммы сенсуализма и рационализма.
Не приуменьшая значения изучения страхов с точки зрения чувственной сферы, а также исследований механизмов возникновения страхов на биологическом уровне, мы сосредотачиваемся на рассмотрении когнитивных образований, связанных со страхами. Предметом нашего анализа стали сами фабулы страхов, сюжеты пугающих фантазий, которые как нарратив разворачиваются в сознании человека, а не поведенческие реакции или физиологические маркеры страха, сопутствующие воспроизведению этих фантазий. Поэтому наше исследование в большей степени представляет собой феноменологический разбор смыслового содержания переживания.
Исследование особенностей проявления страхов и его причин требует не только анализа влияния психофизиологических и социально-психологических факторов, но и изучения собственного отношения человека к феномену страха, его личных переживаний, потребностей, смысловой сферы.
В данной работе мы рассматриваем общие закономерности строения сюжетов страхов, которые мы называем страхами с устойчивой фабулой, или фабульными страхами2. Так как в норме такие страхи не являются причиной критической дезадаптации и не становятся поводом для обращения к специалисту, их не принято рассматривать в качестве отдельного феномена. Тем не менее это важная часть психической жизни человека, изучение которой дает более точное понимание природы многих явлений в психотерапии. Кроме того, такого рода страхи, которые часто можно встретить у психически здоровых людей, при определенных условиях могут превратиться в полноценный симптом расстройства, и изучение данного явления в норме позволит узнать больше о близкородственных явлениях в патологии.
Слово «фабула» традиционно определяется как «фактическая сторона повествования, те события, случаи, действия, состояния в их причинно-хронологической последовательности, которые компонуются и оформляются автором в сюжете на основе закономерностей, усматриваемых автором в развитии изображаемых явлений»3. Практически в том же значении мы употребляем слово «фабула» для обозначения сюжетной линии, которую выстраивает мысленно человек, переживающий такого рода страх, становясь таким образом автором-рассказчиком и читателем (слушателем) сам для себя.
Отметим, что наша концепция принципиально не имеет аналогов. Ранее подобные страхи исследовались как страшные фантазии в индивидуальной психотерапии, в качестве примеров для феноменологического разбора (в частности, в работах Фрейда, таких как «Психоаналитические этюды», «Толкование сновидений», «Анализ фобии пятилетнего мальчика», «Из истории одного детского невроза», «Фрагмент анализа одного случая истерии», «Заметки об одном случае невроза навязчивости», «Психоаналитические заметки об одном автобиографическом случае паранойи (dementia paranoides)», а также в работах многих его продолжателей-психоаналитиков). Авторы этих трудов не ставили перед собой задачи собрать базу различных видов фабульного страха, они просто описывали те страшные фантазии, которые выявлялись у их пациентов в процессе терапии, уделяя большее внимание индивидуальному анализу причины возникновения таких фантазии, но не их классификации.
Проведенные нами предварительные исследования, включающие набор неформализованных интервью с испытуемыми, а также дискурс-анализ текстов современной интернет-культуры подтвердили, что набор сюжетов подобных фантазий при всем многообразии достаточно ограничен, а сами сюжеты, если их редуцировать до простейших фабул, поддаются классификации. Мы намеренно отказались от проективных методов выявления страхов, так как предметом нашего исследования стали страхи в том виде, в каком они выносятся в сознание, а не бессознательные мотивы и интенции. Для выделения фабул использовался метод, разработанный В.Я. Проппом для анализа народных сказок. В поисках универсальной методики точного описания сказки, позволяющего классифицировать или сравнивать между собой сказочные сюжеты, Пропп предлагает выделять в повествовательной канве истории постоянные и переменные величины. Названия и характерные атрибуты действующих лиц могут меняться, в то время как их действия или функции остаются неизменными. Именно по функциям действующих лиц Пропп и изучает массив народных сказок, отмечая,
что конечный набор этих функций достаточно ограничен. В своей работе «Морфология "волшебной" сказки» В.Я. Пропп пишет: «Исследование покажет, что повторяемость функций поразительна. <...> Продолжая наблюдения, можно установить, что персонажи сказки, как бы они ни были разнообразны, часто делают одно и то же. Самый способ осуществления функций может меняться: он представляет собой величину переменную. Морозко действует иначе, чем баба-яга. Но функция как таковая есть величина постоянная. Для изучения сказки важен вопрос, что делают сказочные персонажи, а вопрос, кто делает и как делает, - это вопросы уже только привходящего изучения»4.
Тем же способом можно выделить функции объектов и явлений (заметим, что неслучайно прибегаем к такой сложной формулировке: действующими лицами их можно назвать не всегда, например в сложных фантазиях о катастрофах) в устойчивых «страшных» фантазиях, имеющих четкую фабулу. В той же работе Пропп приводит основные критерии, которыми необходимо руководствоваться при определении функций: «Определение должно исходить из двух точек зрения. Во-первых, определение ни в коем случае не должно считаться с персонажем-выполнителем. Определение чаще всего представит собой имя существительное, выражающее действие (запрет, выспрашивание, бегство и пр.). Во-вторых, действие не может определяться вне своего положения в ходе повествования. Следует считаться с тем значением, которое данная функция имеет в ходе действия»5. В своей работе над выделением устойчивых фабул, характерных для фабульных страхов, мы опираемся на две, сформулированные Проппом, аксиомы:
1. Постоянными, устойчивыми элементами <...> служат функции действующих лиц, независимо от того, кем и как они выполняются.
2. Число функций, известных волшебной сказке, - ограничено6.
Аналогичными принципами мы руководствовались и при выделении типов фабул распространенных страхов. Мы предполагаем, что сам объект страха (действующий «персонаж» сюжета или пугающее явление) имеет смысл рассматривать только в индивидуальной работе, так как причину выбора объекта стоит искать в опыте человека, его ассоциативных рядах, в его личных проекциях. В некоторых случаях объект может быть выбран случайно, в других случаях объект может дать широкое поле для интерпретаций в индивидуальной работе. В обобщенной работе рассматривать все вариации выбора конкретного объекта, который может быть как
достаточно стандартным, так и весьма оригинальным, не имеет смысла - это важно в терапевтической работе с клиентом, но не может быть основанием для классификации.
Фактически в каждом страшном сюжете, рассказанном испытуемым, мы стараемся выделить единственный предикат, описывающий основную функцию действующих лиц, предметов или объ-ектов7. Мы выделили в каждой истории основную фабулу страха, игнорируя детали, описания и побочные сюжеты. Если убрать из контекста детали, можно выделить конечный набор упрощенных фабул, который практически не видоизменяется при патоморфозе.
При классификации распространенных нарративов, лежащих в основе сюжетов страхов с устойчивой фабулой, обнаружилось сходство такого рода фантазий с фабулами бреда, возникающего при расстройствах психотического характера.
Сама по себе фабула бреда не является собственно признаком заболевания и зависит от социально-психологических, а также культурных и политических факторов, в рамках которых находится больной. Известно, что содержание бреда культурно-специфично и меняется от эпохи к эпохе, в то время как фабулы гораздо более устойчивы в патоморфозе. Если содержательная часть, как правило, бывает общей для больных, принадежащих к одной и той же культуре, отражая особенности интересов и размышлений всего человечества и характерные для данного времени, культуры, верований, образованности и др. факторы8. По этому принципу выделяются три группы бредовых состояний, объединенных общей фабулой: бред преследования, бред величия и депрессивный бред.
Мы обнаружили в рассказах испытуемых об их страхах идеи, схожие с идеями собственно бреда преследования, бреда ущерба, бреда отношения (фабульные страхи социального характера), бреда воздействия, эротического бреда, бреда сутяжничества (взаимосвязан со страхом несправедливого обвинения, высказанным сразу несколькими испытуемыми), бреда ревности (страхи, связанные с предательством), бреда инсценировки и бреда «двойника», бреда одержимости (страх потери контроля, страх безумия и т. д.), ипохондрического бреда, нигилистического бреда. Идеи величия не отражаются в фабулах устойчивых страхов по причине того, что обычно они сопровождаются повышенным фоном настроения и не классифицируются как страхи. Возможно, если рассматривать навязчивые фантазии разного характера (а не только пугающего), можно найти эквивалент идей величия, но так как в настоящее время тема нашего исследования ограничивается страхами, мы остановимся на идеях, обобщаемых как идеи преследования и депрессивные идеи.
Описывая сходство между идеями бреда и фабулами страхов можно было бы предположить, что устойчивые страхи (особенно возникающие непроизвольно и навязчивые) представляют собой явление того же порядка (с похожим механизмом формирования), что и идеи бреда. Разница выражается в интенсивности переживаний. Согласно некоторым предположениям навязчивые фабульные страхи классифицировались бы психиатрами как латентный бред, один из признаков вялотекущей шизофрении.
Действительно, стадии вялотекущей (малопроградиентной шизофрении) описываются, в частности, как состояния, характеризующиеся явлениями навязчивости, обсессивно-фобическими расстройствами, истерическими проявлениями. Симптоматика вялотекущей шизофрении с обсессивно-фобическими расстройствами характеризуется широким кругом тревожно-фобических проявлений и навязчивостей: панические атаки, носящие атипичный характер; ритуалы, приобретающие характер сложных, вычурных привычек, поступков, умственных операций (повторение определенных слов, звуков, навязчивый счет и др.); страх внешней угрозы, сопровождающийся защитными действиями, «ритуалами» (страх перед проникновением в организм ядовитых веществ, болезнетворных бактерий, острых предметов и др.); фобии контрастного содержания, страх сумасшествия, потери контроля над собой, опасения причинить себе или окружающим повреждения; постоянные навязчивые сомнения в завершенности, законченности своих действий, сопровождаемые ритуалами и перепроверками (сомнения в чистоте своего тела, одежды, окружающих предметов); боязнь высоты, темноты, пребывания в одиночестве, грозы, пожаров, страх покраснеть на людях и т. д. Однако подобные выводы кажутся ошибочными. Вопрос о целесообразности выделения вялотекущей шизофрении как отдельного заболевания в нозологии расстройств многократно поднимался многочисленными критиками данной концепции. Но даже оставив за рамками нашего исследования вопрос о том, нужно ли выделять такого типа расстройства в качестве отдельной нозологической единицы, отметим, что сами по себе идеи, которые мы обнаружили у наших испытуемых, категорически не могут быть поводом для постановки им какого-либо диагноза из «большой психиатрии». Причин для этого несколько. Во-первых, никакой другой симптоматики (в том числе негативной) у них не обнаружено, в том числе - при проведении клинических тестов (мини-мульт). Во-вторых, фантазии, которые они высказали при опросах, не носят характера бредовых или сверхценных идей, так как испытуемые полностью отдают себе отчет в их иррациональности, фантастичности, отсутствии связи с реальностью. Принцип
реальности не страдает при воспроизведении данных фантазий, никакой убежденности в возможности осуществления своего страха испытуемые не проявили. Однако мы не можем исключить, что в некоторых случаях, когда пациент-невротик делится с врачом содержанием своих фантазий и, в том числе, фабульными страхами, это может стать поводом для диагностики у него малопроградиент-ной шизофрении.
Гораздо интереснее обнаружить закономерности в формировании страшных фантазий у здоровых людей и содержания бреда у людей с расстройствами психотического спектра.
К. Ясперс в своей работе «Общая психопатология» писал, что «симптоматика любого психического расстройства находится в соответствии с тем уровнем душевного развития, которого достиг больной». При формировании клинической картины заболевания все дело в различном уровне способности к дифференциации, т. е. «преумножении качественных форм опыта» у разных людей. А именно в том, как человек умеет «расчленять обобщенный, туманный психический опыт на некоторое число отчетливо определенных переживаний» и тем самым «сообщать опыту богатство и глубину». В том, как он «производит анализ и синтез предметного сознания»9, что позволяет «расширять возможности мышления, понимания, образа действия, различения и сопоставления».
Синдромальное предпочтение больным тех или иных фабул не базируется на нейробиологических процессах, а эндогенные биологические факторы посредством аффектов не способны определять глубину и специфичность «интеллектуализированных» психопатологических синдромов. Если же на формирование содержания и фабулы бреда не влияет само заболевание, а только свойства личности и внешние факторы (в том числе, культурные), то мы можем рассматривать механизм возникновения бредовых идей и механизм формирования устойчивых фантазий как близкородственные.
Современные исследования, проводившиеся медиками, биологами и нейропсихологами, убедительно доказывают, что «нейроби-ологические и патофизиологические механизмы, ответственные за развитие психоза, не способны формировать семантику патологии и определять содержание бредовых идей»10. Фабула (содержание) бредовых идей у больных с психотическими расстройствами связана в большей степени с личностными особенностями пациентов, социальным контекстом их жизненной ситуации, доминирующими мировоззренческими установками общества в конкретный временной период - такая позиция в современной психиатрии признается практически всеми специалистами11. Тогда мы можем предположить, что на тех же индивидуально-психологических и смысловых
установках человека, которые, безусловно, задаются во многом социально и культурно, базируются и непатологические фантазии, которые проявляются без заболевания вообще или при заболеваниях невротического уровня.
Итак, проведя исследование, мы пришли к ряду выводов. Во-первых, существует набор устойчивых фабул страхов, общий для людей, принадлежащих к одной культуре. Во-вторых, содержание этих страхов в обобщенном виде сходно с фабулами бреда, возникающего в качестве продуктивной симптоматики при расстройствах психотического уровня у людей, принадлежащих к той же культуре. Эти факты предоставляют широкое поле для дальнейших исследований, посвященных как фабульным страхам и их структуре, так и механизмам формирования бредовой симптоматики, неизменно важных и в работе со здоровыми людьми, и в помощи людям, страдающим бредовыми расстройствами.
Примечания
1 Вилюнас В.К. Психология эмоциональных явлений. М.: Изд-во МГУ, 1976. С. 656.
2 Волкова-Зуфман А.И. Страхи с устойчивой фабулой как феномен психической жизни здорового человека // ПРОЛЕГОМЕНЫ. Тр. науч. семинара «Теоретические проблемы клинической психологии». 2014. № 1 (3). С. 99-109.
3 Литературная энциклопедия: В 11 т. / Под ред. В.М. Фриче, А.В. Луначарского. М.: Изд-во Коммунист. акад.; Совет. энцикл.; Худож. лит-ра, 1929-1939.
4 Пропп В.Я. Морфология «волшебной» сказки. М.: Лабиринт, 1998. С. 18.
5 Там же. С. 19.
6 Там же.
7 Кондаков Н.И. Логический словарь / Отв. ред. Д.П. Горский. М.: Наука, 1971.
8 Дереча Н.А. Общая психопатология: Учеб. пособие. Ростов н/Д.: Феникс, 2011. 187 с.
9 Ясперс К. Общая психопатология. М.: Практика, 1997. С. 951.
10 Менделевич В.Д. Механизмы формирования фабулы бреда: роль личностно-средового и потребностно-мотивационного факторов // Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б. Ганнушкина. 2013. № 6.
11 Менделевич В.Д., Фролова А.В., Солобутина М.М. Понимание психически больными мира психически здоровых. Казань: Медицина, 2008.
