CC BY
69
Научная статья
УДК 343.102
https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-4-120-132
NIION: 2003-0059-4/22-364
MOSURED: 77/27-003-2022-04-563
Общие начала необходимой обороны. Часть первая:
вопросы теории, истории и практики, касающиеся применения норм Castle Doctrine (мой дом — моя крепость), Stand your ground (бежать не обязан), Affirmative defense (презумпция невиновности), Intruder culpability (априори виновен нападающий), Immunity from civil lawsuit (иммунитет от гражданского иска), а также концепции Duty to retreat (обязан бежать)
Никита Александрович Колоколов
Московский педагогический государственный университет, Москва, Россия, nikita_kolokolov@mail.ru
Аннотация. Право на необходимую оборону (самооборону) — необходимый элемент важного общепризнанного, естественного и неотъемлемого права человека и гражданина на самозащиту. Данное общее правило базируется на природном инстинкте всего живого на самосохранение. В основе этого права всегда лежало доверие общества к благоразумию отдельной личности, подвергшейся нападению, когда правоохранительные институты общества и государства в силу объективных (субъективных) причин не успевают придти на помощь к конкретному человеку.
Анализируются некоторые вопросы теории, истории и практики, касающиеся применения норм Castle Doctrine (мой дом — моя крепость), Stand your ground (бежать не обязан), Affirmative defense (презумпции невиновности), Intruder culpability (априори виновен нападающий), Immunity from civil lawsuit (иммунитет от гражданского иска), а также концепции Duty to retreat (обязан бежать).
Изучается состояние института необходимой обороны, как в России, так и некоторых других странах. Самостоятельным предметом анализа являются выявленные Верховным Судом РФ некоторые ошибки, допущенные участниками уголовного процесса при применении законодательства, регламентирующего понятия: «необходимая оборона» (ст. 37 УК РФ), убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК РФ), причинение тяжкого вреда здоровью при причинении необходимой обороны (ч. 1 ст. 114 УК РФ). Метод исследования: изучение теоретической базы анализируемого института, анализ комплекса конкретных судебных постановлений за последнее десятилетие.
Ключевые слова: защита, самозащита, оборона, самооборона, необходимая оборона, превышение пределов необходимой обороны, Castle Doctrine, «мой дом — моя крепость», Stand your ground, «бежать не обязан», Affirmative defense, «презумпция невиновности», Intruder culpability, «априори виновен нападающий», Immunity from civil lawsuit, «иммунитет от гражданского иска», Duty to retreat, «обязан бежать», рекомендация Президента РФ
Для цитирования: Колоколов Н. А. Общие начала необходимой обороны. Часть первая: вопросы теории, истории и практики, касающиеся применения норм Castle Doctrine (мой дом — моя крепость), Stand your ground (бежать не обязан), Affirmative defense (презумпции невиновности), Intruder culpability (априори виновен нападающий), Immunity from civil lawsuit (иммунитет от гражданского иска), а также концепции Duty to retreat (обязан бежать) // Вестник Московского университета МВД России. 2022. № 4. С. 120-132. https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-4-120-132.
Original article
© Колоколов Н. А., 2022
General principles of necessary defense. Part one:
questions of theory, history and practice regarding the application of the Castle Doctrine (my home is my fortress), Stand your ground (no obligation to run), Affirmative defense (presumption of innocence), Intruder culpability (the attacker is a priori guilty), Immunity from civil lawsuit (immunity from a civil suit), as well as the concept of Duty to retreat (obliged to flee)
Nikita A. Kolokolov
Moscow State Pedagogical University, Moscow, Russia, nikita_kolokolov@mail.ru
Abstract. The right to necessary defense (self-defense) is a necessary element of the important universally recognized, natural and inalienable right of a person and citizen to self-defense. This general rule is based on the natural instinct of all living things for self-preservation. This right has always been based on the trust of society in the prudence of an individual who has been attacked, when the law enforcement institutions of society and the state, due to objective (subjective) reasons, do not have time to come to the aid of a particular person.
Some issues of theory, history and practice regarding the application of the Castle Doctrine (my home is my fortress), Stand your ground (no obligation to run), Affirmative defense (presumption of innocence), Intruder culpability (a priori the attacker is guilty), Immunity from civil lawsuit (immunity from a civil suit), as well as the concept of Duty to retreat (obliged to flee), are analyzed.
The state of the institution of necessary defense, both in Russia and in some other countries is studied. An independent subject of analysis are some mistakes identified by the Supreme Court of the Russian Federation, made by the participants in the criminal process when applying the legislation regulating the concepts: «necessary defense» (Article 37 of the Criminal Code of the Russian Federation), a murder committed when the limits of necessary defense were exceeded (Part 1 of Article 108 of the Criminal Code RF), causing grievous bodily harm when causing necessary defense (part 1 of article 114 of the Criminal Code of the Russian Federation). Research method: study of the theoretical base of the analyzed institution, analysis of a set of specific court decisions over the past decade.
Keywords: defense, self-defense, defense, self-defense, necessary defense, exceeding the limits of necessary defense, Castle Doctrine, «my home is my fortress», Stand your ground, «not obliged to run», Affirmative defense, «presumption of innocence», Intruder culpability, «a priori guilty forward», Immunity from civil lawsuit, «immunity from a civil suit», Duty to retreat, «obliged to flee», recommendation of the President of the Russian Federation
For citation: Kolokolov N. A. General principles of necessary defense. Part one: questions of theory, history and practice regarding the application of the Castle Doctrine (my home is my fortress), Stand your ground (no obligation to run), Affirmative defense (presumption of innocence), Intruder culpability (the attacker is a priori guilty), Immunity from civil lawsuit (immunity from a civil suit), as well as the concept of Duty to retreat (obliged to flee). Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2022;(4):120-132. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-4-120-132.
Введение
Согласно Конституции РФ «каждый из нас имеет право на жизнь» (ч. 1 ст. 20), «защиту чести и достоинства» (ч. 1 ст. 21), «может защищаться всеми не запрещенными законом способами» (ч. 2 ст. 45). Правда, с сожалением приходится констатировать, что дальнейшего надлежащего закрепления право на самозащиту (самооборону, необходимую оборону) и на межотраслевом, и отраслевом уровнях до сих пор не произошло.
Право личности на самозащиту в целом, необходимую оборону в частности многими правоприменителями до сих пор воспринимается как нечто чуждое публичному правовому регулированию.
Данное обстоятельство изначально обуславливает деформацию профессионального сознания определенной значительной части правоприменителей, которые зачастую, не вникая в суть имевшего место конфликта, свои действия ограничивают наказанием лица,
причинившего наиболее тяжкий вред.
В этой связи автору на память приходят слова моего первого куратора в сфере судебной деятельности (Российская Федерация, Курская область, 1992 год): «Все эти институты сильного душевного волнения (аффекты), необходимая оборона, ее превышение — всего лишь способ уйти от уголовной ответственности за содеянное».
Впрочем, автору памятны и другие, совершенно противоположные рекомендации по применению законодательства о необходимой обороне (МССР, Кишинев, 1983-1991 годы), в частности не был обнаружен состав преступления в действиях: а) жены, которая, обороняясь от формально «совершенно безопасных» для ее жизни и здоровья побоев со стороны мужа, ножом причинила ему проникающее ранение брюшной полости; б) жителей поселка, которые, защищая от прохожих хулиганов своего соседа, весьма жестко «поколотили» дебоширов.
Нами исследуются судебные некоторые ошибки, возникновение которых обусловлено неправильным толкованием юридико-технических понятий: «драка», «избиение», «защита», «оборона», «самозащита», «самооборона», «необходимая оборона», «превышение пределов необходимой обороны». По результатам исследования автором высказывается предположение о том, что подавляющее большинство ошибок, допущенных в процессе толкования ст. 37, ч. 1 ст. 108 и ч. 1 ст. 114 УК РФ, носят субъективный характер.
Президент России В. В. неоднократно подчеркивал, что «о правах человека мы больше привыкли говорить, чем по-настоящему их защищать [1]. Вопрос расширения прав граждан за самозащиту в целом, необходимую оборону, в частности, — далеко ненов. Например, только в 2013-2016 годах в Государственную Думу РФ поступило три соответствующих законопроекта (№ 265537-6 от 23 апреля 2013 года «О внесении изменения в ст. 37 УК РФ»; № 745275-6 от 17 марта 2015 г. «О внесении изменений и дополнений в ст. 37 УК РФ», № 1106899-6 от 23 июня 2016 г. «О внесении изменений в ст. 37 УК РФ») [2]. Общеизвестен лозунг «Мой дом — моя крепость» (Castle Doctrine) Не случайно перманентно велико число тех реформаторов, кто, констатируя беспомощностью полиции, активно ратует за 100 % вооружение населения.
Законодатель ожидаемого убоялся предлагаемых ему радикалами форм и методов модернизации самозащиты, посчитал, что все они крайней рискованны, ибо граждане просто перестреляют друг друга, поэтому авторы законопроектов, не учитывающие данного очевидного факта, непрофессиональны.
В очередной раз вопрос о расширении пределов необходимой обороны во всей его остроте был поднял правозащитниками 9 декабря 2021 года на заседании Совета по развитию гражданского общества и правам
человека. Неслучайно, что уже 27 января 2022 года появилось отдельное поручение Президента РФ о необходимости проработки этого вопроса. В частности, В. В. Путин настоятельно рекомендовал Верховному Суду РФ в очередной раз дополнительно проанализировать противоречивую практику применения ст. 37 УК РФ.
Как теперь хорошо известно, лозунг «Мой дом — моя крепость» в очередной раз не получил никакой поддержки в Правительстве РФ, которое 12 мая 2022 года, заручившись двумя официальными отрицательными отзывами, оценило эту революционную идею как деформацию института самозащиты в тотальное общественно опасное поведение.
Верховный Суд РФ концепцию «Castle Doctrine», а равно сопутствующие ей законодательные «идеи поголовного вооружения народа» поспешил охарактеризовать как явно «излишние», поэтому во исполнение п. 14 перечня поручений Президента РФ от 27 января 2022 года ПР-189 заявил, что судьям для осуществления справедливого правосудия достаточно четко выверенной интерпретационной практики, что касается какой-то там законотворческой деятельности по анализируемой теме, то она изначально представляется явно излишней [6].
Впрочем несмотря на данный общетеоретический подход к решению проблемы, Пленум Верховного Суда РФ рамках «Castle Doctrine» в своем постановлении от 31 мая 2022 года № 11 «О внесении изменений в постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2012 года № 19 «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление»» все же счел нужным привести следующую формулировку: «...незаконное проникновение в жилище против воли проживающего в нем лица, не сопряженное с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия, умышленное или неосторожное уничтожение или повреждение чужого имущества, приведение в негодность объектов жизнеобеспечения, транспортных средств или путей сообщения (п. 3 названного выше постановления в ред. от 31.05.2022 г. № 11)».
Автор воспринимает данный текст как посыл к минимизации «обвинительного уклона» в отношении защищающегося. Классический пример прочтения положений УК РФ по-новому является уголовное дело в отношении Крюкова В.
По приговору Дзержинского районного суда г. Новосибирска от 10 сентября 2019 года последний был осужден по ч. 1 ст. 108 УК РФ к ограничению свободы на срок 1 год 3 месяца с установлением ограничений и возложением обязанности, предусмотренных ст. 53 УК РФ.
Апелляционным определением судебной коллегии по уголовным делам Новосибирского областного суда от 10 июня 2021 года указанный приговор районного суда отменен, и вынесен новый приговор, согласно которому Крюков признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ, и ему назначено наказание в виде лишения свободы на срок 8 лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.
Определением судебной коллегии по уголовным делам Восьмого кассационного суда общей юрисдикции от 1 декабря 2021 года апелляционный приговор в отношении Крюкова оставлен без изменения.
Судом апелляционной инстанции было установлено, что 30 марта 2018 года с 22 часов до 23 часов 40 минут 30 марта 2018 года находящийся в дачном домике Крюков В. услышал, как «ломают забор». Когда он вышел во двор, то с ним беспричинно начали скандалить незаконно проникшие на чужую территорию находящиеся в состоянии сильного алкогольного опьянения Д. и бывшие с ним лица (4-5 мужчин). К этому моменту Д. успел «на почве внезапно возникших к Крюкову А. (младшему брату Крюкова В.) личных неприязненных отношений нанести ему удар кулаком в лицо, от которого Крюков А. упал, прыснул в лицом слезоточивым газом» (то есть Д. совершил тяжкое преступление — ч. 2 ст. 213 УК РФ). Продолжая свои противоправные действия Д, а также бывшие с ним мужчины стали угрожать Крюкову В. расправой, били его, брызгали в лицо слезоточивым газом. Все это время Крюков В., а равно его супруга пытались по телефону вызвать кого-либо на помощь. Поскольку Крюкова В. был ослеплен слезоточивым газом, то он стал защищаться от нападавшего на него Д. первым попавшимся под руку предметом, которым оказался топор. Защищая свои жизнь и здоровье, жизнь и здоровье членов свой семьи, Крюков В. лишил жизни Д.
По приговору Дзержинского районного суда г. Новосибирска от 10 сентября 2019 года Крюков В. был осужден по ч. 1 ст. 108 УК РФ к ограничению свободы на срок 1 год 3 месяца с установлением ограничений и возложением обязанности, предусмотренных ст. 53 УК РФ.
Однако апелляционным определением судебной коллегии по уголовным делам Новосибирского областного суда от 10 июня 2021 г. указанный приговор районного суда отменен, и вынесен новый приговор, согласно которому осужденный был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ, и ему назначено наказание в виде лишения свободы на срок 8 лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.
Определением судебной коллегии по уголовным делам Восьмого кассационного суда общей юрисдикции от 1 декабря 2021 г. апелляционный приговор в отно-
шении Крюкова В. оставлен без изменения.
Судебная коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ своим определением от 2 июня 2022 года вышеуказанные апелляционное и кассационное определения отменила и возвратила уголовное дело в суд второй инстанции. Примечательно, что решением Верховного Суда РФ Крюков В. из-под стражи был освобожден [4].
1. Естественное право человека и гражданина на самооборону
По общему и, в принципе, неоспариваемому правилу «каждый из нас имеет право на жизнь» (ч. 1 ст. 20 Конституции РФ), защиту чести и достоинства (ч. 1 ст.
21 Конституции РФ). Основательное нормативное закрепление данных, бесспорно, естественных и неотъемлемых прав человека и гражданина, как на уровне международных соглашений, так и в Основном законе нашего государства автоматически влечет признание за каждым из жителей Российской Федерации права на самозащиту всеми не запрещенными законами способами (ч. 2 ст. 45 Конституции РФ). В число способов самозащиты (системное целое) входит и частный уголовно-правовой правовой институт — необходимая оборона (ст. 37 УК РФ), суть которой заключается в вынужденном причинения обороняющимся (предикатный потерпевший) вреда здоровью посягающему лицу (предикатный нападающий).
Если эти оба института: самозащиты и необходимой обороны имеют, во-первых, единое естественное происхождение, во-вторых, порождают общепризнанные единые и неотъемлемые права человека и гражданина и, в-третьих, уже закреплены на самом высоком национальном нормативном уровне, то по идее они должны быть как можно более полно и системно раскрыты в иных общегражданских нормативных актах.
С величайшим сожалением приходится констатировать, что развитие общегражданского законодательства в части закрепления категорий «самозащита» и «необходимая оборона» как некого исключительно важного системного целого фактически приостановилось на уровне отдельных деклараций в Конституции РФ, появления некоторых числа разрозненных норм в Федеральных законах.
Например, в абз. 1 и 2 п. 1 ч. 2 ст. 3 Федерального закона от 13 декабря 1996 года .№ 150-ФЗ «Об оружии» введено понятие «гражданское оружие самообороны», к которому, в частности, отнесено огнестрельное гладкоствольное длинноствольное оружие с патронами травматического действия. Приказом Министерства здравоохранения и социального развития РФ от
22 октября 2008 года .№ 584н «Об утверждении норм допустимого воздействия на человека поражающих факторов гражданского оружия самообороны» (далее — Приказ) утверждены нормы допустимого воздействия
патронов травматического действия к огнестрельному гладкоствольному длинноствольному оружию и бесствольному оружию отечественного производства, Из Приложению № 3 к этому Приказу следует, что при минимальной разрешенной дальности стрельбы один метр для огнестрельного бесствольного оружия и десять метров для огнестрельного гладкоствольного длинноствольного оружия нормой воздействия патронов травматического действия на организм человека является невозможность причинения тяжкого вреда здоровью.
Иными словами, если предикатный нападающий подошел к предикатному защищающему ближе, чем на десять метров — стрелять в него нельзя из длинноствольного оружия, а если этот же предикатный нападающий уже совсем рядом, душит предикатного защищающегося, то стрелять в него нельзя уже и из бесствольного оружия, в противном случае предикатный нападающий практически автоматически переводится в разряд потевших, а предикатный потерпевший становится подсудимым.
Совершенно очевидно, что приведенный в Приказе регламент по существу запрещает использование оружия самообороны в целях самозащиты. Заинтересованные граждане, которые стреляли в пристававших к ним хулиганов из оружия самообороны на более коротких дистанциях и за это затем были наказаны в уголовном порядке, попытались оспорить регламент, содержащийся в Приложении № 3 к Приказу, однако Верховным Судом РФ в удовлетворении их требований было отказано, поскольку уголовно-правовой институт необходимой обороны не содержит каких-либо числовых (количественных) параметров, так как уголовно наказуемое превышение пределов необходимой обороны не связано с оспоренной нормой и последнее не влияет на правомерность необходимой обороны [3].
Как видим, о необходимой обороне иначе как о каком-то там малозначительном, второстепенном, элементе уголовного права на уровне общегражданских федеральных законов практически ничего и не говорится.
Обратимся к некоторым из предметов нашего непосредственного анализа, например, к ст. 37 УК РФ «Необходимая оборона», которая сама по себе уже исключительно противоречива. В частности, ее базовая посылка, провозглашаемая в ч. 1, правоприменителем принимается за общее обязательное правило и толкуется им только так: право на самозащиту возникает исключительно в случае реальной опасности преступного посягательства для жизни чудом выжившего обороняющегося (предикатного потерпевшего).
Впрочем, ниже законодатель пишет уже о некой непосредственности угрозы применения такого насилия, что по идее также может декриминализировать адекватную самозащиту жертвы предикатного наси-
лия.
Еще ниже в ч. 2, состоящей из двух предложений, законодатель сначала признает за рискнувшим на самозащиту гражданином право на декриминали-зированную самооборону даже в случаях, если нападающий пока всего лишь ограничился применением (равно угрожал применением) насилие не опасного для жизни предикатного потерпевшего. Чтобы потенциальная жертва этого насилия не расслаблялась, в следующей фразе законодатель по существу дезаву-ировает сказанное в первом предложении, требуя от жертвы предикатного посягательства соответствия самозащиты характеру опасности этого посягательства.
Наконец, в ч. 2.1, которой УК РФ 1996 года был дополнен 8 декабря 2003 года (№ 162-ФЗ), допускается, что действия лица, решившегося на самозащиту могут быть декриминализированы, если посягательство было неожиданным, а жертва предикатного насилия не могла объективно оценить степень и характер опасности нападения.
Сказанное означает: согласно уголовному закону право на самооборону — декларация, признание данного права жертве предикатного насилия еще следует доказать, ибо предикатный нападающий — новый (будущий) потерпевший в результате самообороны доказывать по закону ничего не должен (ч. 2 ст. 14 УПК РФ), ибо это функция органов предварительного расследования, прокурора, суда и лица, решившегося (отважившегося) на самооборону. Скажем больше, в силу ч. 3 ст. 14 УПК РФ все сомнения в том, а было ли предикатное нападение на лиц, решившееся на самооборону, автоматически должны толковаться в пользу предикатного нападающего.
Хорошо известна и базовая причина фрагментарности и противоречивости в закреплении анализируемого естественного права в современных российских законах: речь идет об издавна господствующей в России идеи приоритета публичного перед частным. Результат: наш законодатель практически ничего не желает знать и, как следствие этого, кроме отдельных и разрозненных декларация, ничего не желает сказать: о наличии такой жизненно важной правовой категории как необходимая защита (оборона) от противоправного посягательства, не обладающего признаками конкретного преступления.
Так, согласно ст. 6.1.1 КоАП РФ «Побои» предусмотрено наступление административной ответственности за нанесение побоев, совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль. В то же время, в данном кодифицированном нормативном акте (КоАП РФ) отсутствует регламент права потерпевшего на оборону от противоправного посягательства в виде побоев.
К какой-то мере вывод о наличии такого естествен-
ного права у потерпевшего все-таки можно сделать на основании анализа ст. 2.7 КоАП РФ «Крайняя необходимость». Из текста данной нормы усматривается, что устранение опасности, в случае, например, избиения гражданина соседом, потерпевший вправе причинить вред неким охраняемым законам интересам. При этом законодатель подчеркивает, что причиняемый данным интересам вред должен быть менее значительным, чем предотвращенный вред.
По существу законодатель требует от жестоко избиваемого потерпевшего предвидеть, что нападающий точно не выйдет за пределы регламента предусмотренного ст. 6.1.1 КоАП РФ, в противном случае он, остановив хулигана, рискует из потерпевшего превратить в виновного.
Как видим, законодатель оставляет без ответа важнейший вопрос, что делать интеллигенту-потерпевшему (ст. 25.2 КоАП РФ) если его «хилого» бьет физически крепкий сосед пусть и «аккуратно, но сильно». При этом за спиной правонарушителя (в недавнем советском прошлом дерзкого хулигана — ч. 2 ст. 206 УК РСФСР), ныне сложно именуемого «лицом, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении» (ст. 25.1 КоАП РФ) стоят его друзья, всем своим видом показывающие, что они готовы прийти товарищу на помощь. Совершенно очевидно, что в таких условиях остановить хулигана, действующего с особой дерзостью (назовем вещи своими именами), можно только применение в отношении него эффективного физического насилия (например, выстрел из пистолета), которое, скорее всего, затем будет квалифицировано как преступление, совершенное бывшим, и как показало развитие событий очень дерзким потерпевшим.
Впрочем, как отмечалось выше, согласно ч. 2 ст. 37 УК РФ существует возможность защиты от посягательства, не сопряженного с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица либо с непосредственной угрозой применения такого насилия. Такая защита является правомерной, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны, то есть умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства.
Согласно разъяснениям, данным еще в п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2012 года №19 «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление» под посягательством, защита от которого допустима в пределах, установленных ч. 2 ст. 37 УК РФ, следует понимать совершение общественно опасных деяний, сопряженных с насилием, не опасным для жизни обороняющегося или другого лица (например, побои, причинение легкого или средней тяжести вреда здоровью, грабеж, совершенный с применением насилия, не
опасного для жизни или здоровья).
Юридическая конструкция самообороны как действия двух сторон предполагает сначала появление первого — предикатного правонарушения (преступления), а затем, в случае превышения пределов необходимой обороны, второго уже конкретного преступления. Естественно, что лицо, подвергшееся нападению, будет предикатным потерпевшим, виновный в этом нападении - предикатный нападающий и, соответственно, уже в случае превышения пределов необходимой обороны: предикатный потерпевший становится виновным (обвиняемым, подсудимым, осужденным), а предикатный нападающий - потерпевшим.
Органы предварительного расследования, прокуроры, иногда и суды спешат сделать свои окончательный выводы, исходя только из тяжести наступивших последствий, при этом забывают учесть все обстоятельства произошедшего события. Действительно, с давнейших времен существует правило: «о мертвых либо хорошо, либо ничего», да и зачем всуе говорить о мертвых, тем более, если за свое предикатное посягательство они уже наказаны судом божьим.
Анализ юридической действительности позволяет сделать вывод, что как органы предварительного расследования и прокуроры, так и суды различных инстанций зачастую фактически лишают жертв семейного насилия права на действенную оборону [10]. Под вопрос данными органами государственной власти время от времени ставится даже право на необходимую оборону лиц, стоящих на страже государственного имущества. Так сторона обвинения полностью проигнорировала возможность наличия такого права у егеря М. Впрочем, последнему повезло, такое его естественное право признала за ним коллегия присяжных заседателей, провозгласивших оправдательный вердикт [7]. Наконец, пусть и не сразу такое право признали за заключенным, которого далеко не случайно, вдруг, стал «прессовать» сокамерник [9]. Многие другие весьма спорные ситуации, базой для которых явилось фактическое отторжение правоприменителями права человека и гражданина на необходимую оборону, нами уже подробно анализировались [11].
Вызывает удивление обвинительный уклон авторов тех судебных решений, которые констатируя в приговорах и судебно-контрольных решениях факт нападения на предикатного потерпевшего, причинение вреда его здоровью, тут же трансформирую этого человека в осужденного за убийство, причинение тяжкого вреда здоровью.
Да и сам первоначальный конфликт между предикатным потерпевшим и предикатным нападающим по непонятным причинам расценивается не что иное, как обоюдная драка [18, с. 443], несмотря на то, что речь, как правило, идет о целенаправленном, беспричинном
избиении [18, с. 635-636] слабого сильным.
Отдельного разбора заслуживают регламенты, зафиксированные в ч. 1 ст. 108 и ч. 1 ст. 114 УК РФ, хотя бы, уже в силу того, что законодатель в силу одних только ведомых ему побуждений объединил в каждой из этих статей два совершенно различных института: «превышение пределов необходимой обороны» и «причинения вреда правонарушителю», ибо в частях первых этих статей речь идет о наказании действий лиц, «загнанных в угол» правонарушителем (одно психологическое состояние), то во втором — у потенциального причинителя вреда есть выбор: правонарушителя с риском для себя задержать или от греха подальше отпустить (совершенно другое психологическое состояние).
Адвокат Илья Костромов не без скепсиса констатирует: «Не давайте отпор бандиту, пока не уточните его планы» [16]. Что касается применения оружия к нападающему, то он, ссылаясь на пьесу Э. Хеменгуэя «Пятая колона», приводит следующие слова героев.
Филипп Ролингс Уилкинсу:
«Должен вас предупредить вот о чем. Выполняя задание, вы будите при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах».
Уилкинс
«Даже для самозащиты?»
«Ни при каких обстоятельствах вы меня поняли?»
Результат известен: лишенный права на необходимую оборону Уилкинс погибает [21, с. 48].
В развитых правопорядках весьма также распространен и аналогичный принцип «Стой на своем» (Stand your ground), суть которого — подвергшийся нападению, от любой опасности спасаться бегством не должен, даже если таковая возможность у него есть. Напротив, лицо, подвергшееся нападению, пребывает в полном праве встретить агрессора, как говорится, «во всеоружии».
Естественно, что существуют и иные подходы к разрешению вопроса, например, доктрина «Отступай, сколько сможешь» (Duty to retreat). Суть этой концепции: вы уклоняетесь от конфликта насколько это возможно. Преступник сломал входную дверь в квартире, вы прячетесь в ванной комнате, запираетесь на шпингалет. База данной концепции — у нападающего есть права, которые тоже надо соблюдать.
2. Право на самооборону: историко-юридиче-ский аспект
Древние римляне прямо признавали естественный (природный) характер необходимой обороны): «Vim enim vi defendere omnes leges omniaque jura permittunt (ведь силу отражать силой весе законы и права допускают)» [19, с. 194]. Вот, что об этом говорил Цицерон: «Est igitur haec, judices, non scripta sed nata lex, quam
non dedicimus, accepimus, legimus, verum ex natura ipsa arripuimus hausimus, expressimus (Итак, этот закон, судьи, не записанный, но природный, который мы не выучили, восприняли, прочли, но из самой природы взяли, почерпнули извлекли)» [19, с. 194].
Упоминания о праве на самооборону мы найдем в ст. 6 Договора Олега с греками, в Русской правде и Уложении Алексея Михайловича данное право трактуется максимально широко, так как предикатный потерпевший в праве не только защищать себя, членов своей семьи, свое имущество, но и фактически наделялся правом на расправу (то есть, судьи) по отношении к предикатному нападающему. «А хозяин, поймавший в своем домовладении тятя (вора) в ночи, вполне мог его безнаказанно и убить». Скажем больше, хозяин имел право догнать вора за пределами своего домовладения, отобрать похищенное, а если вор этот, окажет сопротивление, то и убить его».
Таким образом, согласно учению школы естественного права: «право обороны не создается государством (монархом), а только признается и санкционируется им» [19, с. 194].
Естественно не бывает прав без ограничений: «додержавший татя (вора) до петухов (утра)», право расправы с ним уже утрачивал. Лишался права на расправу предикатный потерпевший также и в том случае, если предикатный нападающий, пусть и причинил вред здоровью первого, но сдался ему на милость. В таких ситуациях, трогать этого предикатного нападавшего предикатный потерпевший трогать преступника уже не мог, даже если последнему в перспектива грозила смертная казнь — исключительная прерогатива государства (монарха).
2.1. Узурпация права на самооборону государством
Переход всей полноты власти государством (монархом) в последующие периоды человеческой истории повлекла практически полное отрицание наличия у подданных (не путать с понятием граждан) каких-либо естественных (природных) прав. Максимум, на что мог рассчитывать любой подданный, так это на дарование ему какого-то конкретного права. При таких обстоятельствах самооборона юристами того времени толковалась как месть, легитимное право на которую (наказание) принадлежало исключительно государю. Действия лица, решившегося на самовольное ограничение данного права (то есть на самооборону), воспринимались, как посягательство на неотъемлемые прерогативы монарха.
В то же время, было очевидно, что государство (монарх) не в силах предотвратить каждое отдельное преступное посягательство. Чтобы максимально минимизировать число случаев вынужденной самообороны, государство предписывало своим подданным: спасаться бегством, «уступать столько долго, елико
возможно». В то же время, авторы верноподданнических законов того периода прекрасно понимали, что вор, проникший в чужой дом, возможно, «не для кражи единой» — представлял для хозяина, членов его семьи смертельную опасность. Данный тезис явился базой для разрешения: «без страха наказания умертвить (вора), ежели его своего спасения преодолеть было невозможно». Правда, в таких случаях законодатель возлагал на предикатную жертву бремя доказывания: «Во всяком случае тот, кто сослался на оборону, должен не только доказать, что на него напали, но и что он не мог уступить или уйти без опасения смертного».
Поскольку до начала XX века «благородные» мужчины практически всегда ходили с холодным оружием, то законодатель предписывал им применять последнее только в случае, если его применил предикатный нападающий. Чтобы исключить кривотолки, был изобретен институт дуэли — разновидность поединка — инструмента, весьма распространенного на заре становления надлежащего порядка уголовного судопроизводства.
2.2. Провокация самообороны
Применительно к праву на самозащиту во все времена спорным было право предикатного потерпевшего ответить на слова, действия предикатного нападающего, имеющие, скорее всего, провокационные цели. Например, что делать мужу, если хулиган дерзко прикоснулся к интимным частям тела его жены, а то и вовсе ограничился грубыми и циничными высказываниями в ее адрес. Анализ практически всех норм о самозащите (самообороне) позволяет сделать вывод, что оснований для применения насилия (какого?) предикатный потерпевший в таких случаях лишается полностью.
Скажем больше, например, современное российское законодательство не предусматривает вообще никаких форм порицания для хулиганов. Так, вне зоны внимания остались действия вымогателей, которые, желая получить от мужчины деньги, заставили полностью раздеться его сожительницу. Для сравнения, в советский период подобные действия органами предварительного расследования уверенно квалифицировались как злостное хулиганство по признаку исключительного цинизма.
Нельзя забывать и о том, что действий хулигана, позволившего себе демонстративное прикосновение к интимным частям женщины, часто носят провокационный характер, ибо они «затравка» для планируемого предикатным нападающим нападения на предикатного потерпевшего. Конструируем ситуацию дальше: предикатный потерпевший не стерпел и ответил на действия хулигана насилием, особо подчеркнем, — нелегитимным. Данный факт автоматически превра-
щает этого предикатного потерпевшего в агрессора, ответное насилие по отношению к которому a priori законно.
С другой стороны, агрессия предикатного потерпевшего по отношению к хулигану в виде, например, удара кулаком в лицо, в рамках существующей морали, так как оставив действия хулигана безнаказанным, то есть не прибегнув к насилию в виде удара кулаком в лицо, предикатный потерпевший может понести невосполнимые репутационные издержки, в первую очередь, получит презрение жены, ну а затем и окружающих.
Скажем больше, наш современный российский правоприменитель в уголовном порядке за умышленное деяние преследует женщину, явившуюся жертвой сексуального домогательства, и которая решилась ответить на это ударом маникюрных ножниц.
Н. С. Таганцев по данному поводу писал: Признание права обороны жизни, телесной неприкосновенности, свободы и целомудрия, не возбуждает никаких сомнений. Спор существует только относительно чести и имущества» [19, с. 207].
Разрешить данный спор признанный мэтр российской уголовно-правовой науки пытается через анализ ценности охраняемого объекта. Как известно, современный законодатель в кодексах отказался от попыток перечисления в УК ценностей, которые, по его мнению, бы заслуживали самозащиты. Итак, законодатель: проблемы не снял, а всего лишь «умыл руки». Кому решать проблему? Очевидно, что суду. Все ли судьи готовы, как Б. Кардозо варить странную смесь из сомнительных (discrepant) обычаев, общих стандартов справедливости (justice) и морали? Анализ примеров из новейшей российской практики позволяет вывод, что нет, как правило, наши судьи к этому не готовы. Кого в таком случае защищает закон: женщину (жертву без телесных повреждений), ответившую на сексуальное домогательства со стороны таксиста ударом маникюрных ножниц или таксиста (жертву с телесными повреждениями)? На текущий момент превалирует правило: у кого тяжелее повреждения, тот и жертва! Аморально? Бесспорно, но это распространенная юридическая практика.
2.3. Нападение должно быть реальным
Суждение: допустить защиту от нападения только после его фактического начала, не состоятельно, поскольку на данном этапе защита становится уже невозможной, ибо обороняющийся может просто не успеть.
2.4. Аффект: состояние жертвы нападения
Законники и моралисты, требующие от жертвы нападения адекватного ситуации хладнокровного поведения, судят о том, о чем «по своей шкуре» не знают: для большинства предикатных жертв нападе-
ние — жесточайший стресс, а поскольку «у страха глаза велики», то действия жертвы могут иметь черты поведения лица, пребывающего в состоянии аффекта. Ниже будут приведены примеры, когда предикатный потерпевший, отражая нападение, наносит предикатному нападающему целую серию ударов ножом (десятки ударов), из которых для нападающего смертелен оказывается только один, да сознание этот нападающий теряет не на месте происшествия, а далеко за его пределами. Как правило, установить, каким этот удар был по счету — первым или последним, не удается.
Н. С. Таганцев под необходимой обороной понимал непреступное причинение вреда правоохраняе-мым интересам лица, нападющего на нас или на других лиц [19, с. 194].
3. Институт необходимой самообороны в США
Некоторыми принято считать, что в США господствует Castle Doctrine (мой дом — моя крепость), ее проявление — Stand your ground (бежать не обязан), базирующееся на принципе Affirmative defense (презумпции невиновности), соглано которому применительно к нашей тематике действует правило Intruder culpability (априори виновен нападающий). Более того, для США характерен Immunity from civil lawsuit (иммунитет от гражданского иска). Впрочем, не буем забывать и о концепции Duty to retreat (обязан бежать).
Как известно, половина семей в США вооружена. Казалось бы, данный факт автоматически должен предполагать максимально широкое толкование права граждан Америки на самозащиту вообще, на самозащиту собственности и, естественно, на необходимую самооборону. Изучение национальной доктрины позволяет сделать вывод, что все не столь однозначно. Да, американцы признают общее правило: «если человек причиняет вред другому лицу при самообороне, то он не является преступником, так как не имеет преступного умысла» [13, с. 48].
Только вот это самое общее правило на доктри-нальном уровне толкуется предельно узко. «Для успешного признания случая самообороны подсудимый должен показать, что при восприятии данной ситуации любым разумным человеком не было никакой возможности избежать причинения вреда другому лицу. В случаях, если была возможность избежать опасности с помощью бегства (при условии, что это можно было сделать безопасно) ибо позвонив в полицию, заявления о самообороне отвергаются. Более того, для самозащиты не должна применяться большая сила, чем это необходимо для предотвращения грозящего вреда. Кроме того, лицо не может защищать собственность с использованием смертоносной силы, если в такой ситуации не имеется угрозы причинения личного вреда» [13, с. 49].
Например, домовладелец из окна видит вора и
стреляет в него. При таких обстоятельствах присяжным надлежит оценить: «обоснованно ли домовладелец решил, что может стать жертвой насильственного преступления» [13, с. 49]. Не случайно, американские юристы говорят: «Если вы уж решились на применение оружия, то стреляйте наповал, ибо раненый в суде докажет, что предикатная жертва не смогла его правильно понять.
Аналогичен подход американцев и к жертвам систематического домашнего насилия (истязания), которые, в режиме постфактум, вдруг, запоздало решились на самозащиту. Доктрина и от них требует: звонить в полицию, по возможности бежать или иным способом уклоняться от применения насилия к предикатному насильнику. Американские криминологи по этому поводу цинично пишут, что женщин на ответное насилие (самооборону) надо провоцировать гораздо сильнее, чем мужчин [13, с. 157].
Безусловный интерес представляет суждение американских криминологов о том, что ответ насилием на насилие, насилием на оскорбление в значительной степени зависит от субкультуры, в которую погружен конкретный человек. Для некоторых субкультур характерно правило: никакую агрессию, вне зависимости, в какой форме она выражена, нельзя оставлять без ответа, в противном случае человек не только теряет уважение в конкретном обществе, но и становится изгоем [13, с. 421].
Отдельным направлением американской криминологии является анализ соотношения понятий «владение оружием» и «самооборона». С одной стороны, «страх перед преступностью является самым важным мотивом к приобретению оружия», с другой, констатируется: только 10-15 % семей приобретают для самозащиты, а «владение оружием для самозащиты — это скорее психологическая вера в безопасность нежели способ реального предотвращения преступного поведения» [13, с. 663-664].
В тоже время, установлено, что, например, в 1988-1993 года оружие в целях самозащиты применялось в 2,5 млн. случаев, то есть в 3-4 раза чаще, чем для его использования в преступных целях [13, с. 665]. По другим данным: американцы до миллиона раз в год применяют другие в целях самозащиты, в процессе этого добропорядочные владельцы огнестрельного оружия убивают от 1,5 тыс. до 2,8 тыс. преступников, что больше, чем число правонарушителей погибших от рук полицейских (до 1 тыс. в год).
Несмотря на то, что для нападающего безразлично, «владеет жертва оружием» или нет, применение огнестрельного оружия наиболее действенное средство для уменьшения виктимизации населения [13, с. 666].
В США существует понятие — «оружие субботней ночи» — дешевый, малоэффективный пистолет
для бедняков, которым вооружены, как потенциальные предикатные нападающие, так и предикатные жертвы. По этому поводу американские криминологи говорят, что «любое оружие, которое можно использовать для самозащиты, небесполезно» [13, с. 670]. Культура использования оружия — элемент общей культуры, неотъемлемая часть воспитания и мировоззрения [13, с. 671].
4. Особенности толкования института необходимой оборона в ФРГ
Проблемам необходимой обороны (§ 32 II StGB) в учебниках уголовного права Германии, как правило, посвящается отдельная глава [20, с. 296-320], в которой после общих слов о балансе интересов общества в целом и «избиваемой» личности, авторы сразу же переходят к анализу предикатного посягательства — нападению, выяснению вопроса, а было ли таковое?
Отвечая на данный вопрос, некоторые немецкие ученые понятие «нападение» толкуют необычайно широко. Под нападением помимо привычного для нас посягательства на жизнь, здоровье, половую неприкосновенность, часть и достоинство, в частности, может пониматься:
• посягательство на чужое имущество;
• использование чужой частной дороги;
• фотографирование без разрешения;
• весьма значимая в германском этикете интимная сфера;
• ночной покой [20, с. 298].
Вот так, не больше ни меньше, по мнению высоко ценящих свой покой немцев: «достала» жильца шумная компания, следовательно, он исключительно правомерно открыл по ней огонь из ружья, что поделаешь: довели бюргера до крайности. Чего в таком поведении лишенного сна человека больше: аффекта, лютой злобы или необходимой обороны, судить читателю.
Для сравнения: 4 апреля 2020 года в темное время суток жителя п. Елатьма Касимовского района Рязанской области Ф. разбудила компания, шумевшая под окнами его квартиры. Ф. сделал «весельчакам» замечание, последние явно «в поисках приключений», пообещав разобраться с Ф., направились к подъезду дома, где в упор были расстреляны высоко ценившим свой покой Ф. [17]. В нашем Отечестве был охарактеризован исключительно как безжалостный, хладнокровный убийца. Не исключено, что в ФРГ могли усмотреть у него и состояние необходимой обороны. Действительно: правонарушители (нападавшие) в ночное время граждан беспричинно беспокоили, на правомерное замечание не только не прореагировали, но «двинулись» разбираться с Ф.
Для сравнения: неизвестный мужчина систематически заглядывал в окна спальни, нарушая тем самым покой супругов (нападение?). В отличие от рязанских
мелких хулиганов, будучи обнаруженным, правонарушитель из Германии сразу же убегал. Установить личность виновного длительное время не удавалось даже с помощью полиции. Тогда хозяин дома принял кардинальное решение: незнакомца подстрелить. Как квалифицировать действия «нападавшего» (§ 32 II StGB)? Мнения немецких юристов разделись [20, с. 303]. Интересно мнение читателя: систематическое назойливое подсматривание за супругами - нападение? Особенно, если полиция бессильна?
Юристы Германии в таких ситуациях подчеркивают: в момент самообороны должна отсутствовать помощь от органов государства [20, с. 298], выдавая тем самым жертвам сталкинга [8] индульгенцию на самооборону. При этом обороняющийся не вправе подменять полицию, например, бороться с порнографией, задерживать агентов иностранной разведки (застрелить шпиона) [20, с. 299].
Особый интерес для российских юристов представляет суждение их немецких коллег о том, что обороняющийся должен проявлять осмотрительность не к самому нападению, а к его противоправности [20, с. 300]. Действительно, предугадать, как далеко в своем посягательстве может зайти нападающий, крайне трудно, порой на оценку данного параметра жизнь отводит жертве доли секунды, в то же время, обороняющийся сразу понимает, что его, например, бьют неправомерно.
Естественно, что юристы Германии проводят границу между обороной и отмщением [20, с. 307], незначительной ценностью защищаемого объекта (например, убийство за курицу) [20, с. 310].
Критических воспринимают юристы их ФРГ и провокацию нападения, полагая, что потенциальный нападающий должен держать себя в руках [20, с. 312].
Наконец, немцы распространяют институт необходимой обороны даже на действия государства [20, с. 314-317].
В рамках субинститута «превышение пределом необходимой обороны», юристы из Германии выделяют: 1) интенсивное и 2) экстенсивное такое превышение [20, С. 317-320].
5. Право на необходимую оборону в СССР
Принято считать, что к началу 70-х годов в СССР удалось сформировать уголовно-правовую доктрину, отвечающую базовым ценностям советского социалистического общества. Основные идеи обновленного уголовно-правового учения были изложены, во-первых, в «Курсе советского уголовного права» (шеститомник) [14, с. 346-380], подготовлен Институтом государства и права Академии наук СССР (редакционная коллегия А. А. Пионтковский, П. С. Ромашкин, В. М. Чиквадзе); во-вторых, в «Курсе советского уголовного права» (пятитомник) [15, С. 465-501], подго-
товлен по постановлению Редакционно-издательского совета Ленинградского университета (ответственные редакторы проф. Н. А. Беляев и М. Д. Шаргородский).
В «академической» и «ленинградской» версиях цитируется ст. 13 Основ уголовного законодательства, согласно которой «необходимая оборона — правомерная защита против посягательства на интересы Советского государства, общественные интересы, на лично и права обороняющегося или других лиц путем причинения какого-либо вреда нападающему» [14, с. 346; 15, с. 465]. Авторы курса институт необходимой обороны толковали довольно широко. Они, в частности, приветствовали участие граждан в защите Советской власти, социалистической собственности, удержании преступников [14, с. 347]. Ниже читаем, что «советское уголовное право признает право обороны не только за тем, кто подвергается нападению, но и за всяким третьим лицом, явившимся свидетелем непосредственного преступного посягательства [14, с. 368-369]. Имеется в анналах академической науки также четкий и однозначный ответ тем ученым и практикам, которые расценивают убийство сексуального насильника как превышение пределов необходимой обороны. В анализируемом Курсе читаем: «Не будет превышением необходимой обороны, когда женщина, обороняясь от попытки ее изнасиловать, убивает насильника» [14, с. 371].
Безусловно, особый интерес представляет содержащееся в академическом издании суждение о том, что суды «констатируя факт превышения необходимой обороны, сводят это лишь к доказанности причинения вреда нападавшему, а вопрос в чем именно заключалось это превышение тщательно не исследуется» [14, с. 371-372], что ведет к «неоправданному ограничению общественно полезной деятельности защищающегося» [14, с. 372].
Ниже авторы Курса цитируют постановление Пленума Верховного Суда СССР от 4 декабря 1969 года «О практике применения судами законодательства о необходимой обороне» [5] и делают вывод, что советский человек не должен спасаться бегством от насильников, ибо это «чуждо принципам советской морали и социалистическому правосознанию» [14, с. 372].
Авторы «ленинградского» Курса свое повествование начинали с того, что писали: «коммунистическая мораль одобряет общественно опасное посягательство» [15, с. 466]. Однако они тут же предупреждают, что недопустимо причинение существенного вреда для отражения административного правонарушения [15, с. 468]. Ниже в данном Курсе мы читает, что предикатному «потерпевшему не следует ожидать «первого удара», введение в доказывание понятия «начало нападения» будет только на пользу преступникам» [15; С. 472].
Авторы обоих Курсов иллюстрируют свое по-
вествование обильным цитированием примеров из судебной практики высших судебных инстанций, анализ содержания которых позволяет сделать вывод о том, что институт необходимой обороны всегда трудно давался отечественному правоприменителю в понимание, результат: наказывался не предикатный нападающий, а выживший, лицо, здоровью которого был причинен вред меньшей тяжести. Предикатные потерпевшие предостерегались от «перестраховыва-ния» при причинении вреда здоровья предикатным нападающим [15, с. 496].
Авторы «ленинградского» Курса рассмотрели коллизию (ст. 104 и 105 УК РСФСР): совпадения совершения убийства при превышении необходимой обороны лицом, находящимся в состоянии сильного душевного волнения, обусловленного преступным посягательством предикатного нападающего. Ученые предлагали квалифицировать содеянное по ст. 105 УК РСФСР (до двух лет лишения свободы), чтобы не допускать неоправданного завышения наказания (ст. 104 УК РСФСР — до 5 лет лишения свободы) [15, с. 537].
Если в трудах ученых понятие «необходимая оборона» толковалось широко, адекватно реальным потребностям общества, то в практических комментариях того периода мы отмечает сужение анализируемого понятия до примитивных ситуаций [12, с. 32-36].
6. Право на необходимую оборону в постсоветском обществе
Крах «коммунистических» воззрений на необходимую оборону предопределил обновление соответствующей уголовно-правовой доктрины. Авторы «Энциклопедии уголовного права» [22, с. 66-169] по этому поводу совершенно справедливо отмечают, что «эффективность использования права на необходимую оборону во многом зависит от гарантированности его государством, отсутствия опасности быть привлеченным к уголовной ответственности для лица, защищающего личные и общественные интересы» [22, с. 67]. Авторы Энциклопедии не менее справедливо отмечают, что «подходы к пониманию права на необходимую оборону за последние десятилетия менялись неоднократно» [22, с. 67], правосудие неспособно защитить интересы простого небогатого россиянина [22, с. 74]. «С горечью приходится констатировать, что во времена царя Алексея Михайловича (см. Уложение 1649 г) честь и достоинство женщины на Руси охранялось на много лучше, чем в наше время» [22, с. 75].
Неудивительно, что авторы Энциклопедии используют в своем повествовании такие термины, как «своевременность защиты» «ее неограниченность», «допустимость причинения вреда» [22, с.111, 113, 119]. Рассуждая о «соразмерности причинения вреда» [22, с. 123] предикатному нападающему, авторы Энциклопедии анализируют сложившуюся судебную практику,
к сожалению, данное исследование трудно признать удачным, ибо о «красной черте» отграничивающей допустимую самооборону от превышения ее пределов ничего нового практически не сказано [22, с. 604-652].
Продолжение следует
Список источников
1. Выступление Президента России В. В. Путина на Всероссийском совещании прокуроров // Официальный сайт Президента России. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www. kremlin.ru/events/president/transcripts/21161 (дата обращения: 24.05.2022).
2. Законопроекты: № 265537-6 от 23 апреля 2013 года «О внесении изменения в ст. 37 УК РФ»; № 745275-6 от 17 марта 2015 г. «О внесении изменений и дополнений в ст. 37 УК РФ», № 1106899-6 от 23 июня 2016 г. «О внесении изменений в ст. 37 УК РФ» // Система обеспечения законодательной деятельности Государственной автоматизированной системы «Законотворчество». [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://sozd.duma.gov.ru/ (дата обращения: 30.05.2022).
3. Определение Кассационной коллегии Верховного Суда РФ от 26 мая 2009 года № КАС09-212 // Электронный архив Верховного Суда РФ.
4. Кассационное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 2 июня 2022 года № 67-УД22-6-К8 // Электронный архив Верховного Суда РФ за 2022 года.
5. Бюллетень Верховного Суда СССР. 1970. № 1.
6. Зуева Ю. В. Институт самозащиты по законодательству России (доктрина, практика, техника). Автореферат на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород, 2022. 30 с.
7. Колоколов Н. А. Суд с участием присяжных заседателей : особое внимание к доказательствам, допустимость защиты путем обвинения других лиц // Уголовный процесс. 2018. № 5. С. 32-43.
8. Колоколов Н. А. Угроза убийством. Мотивы : от ревности и сталкинга до хулиганства // Вестник экономической безопасности. 2019. № 4. С. 162-174.
9. Колоколов Н. А. Вынужденная самооборона в СИЗО. Кассационный суд пересмотрел фактические обстоятельства дела // Уголовный процесс. 2020. № 11. С. 84-89.
10. Колоколов Н. А. Обвинение «с запасом» заметила только вторая кассация // Уголовный процесс. 2020. № 3. С. 56-63.
11. Колоколов Н. А. Право на необходимую обо-
рону : практика Верховного Суда РФ // Российский правовой журнал. 2021. №2(7). С. 104-124.
12. Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М. : Юридическая литература, 1971. Ст. 13 УК РСФСР «Необходимая оборона».
13. Криминология / Под ред. Дж. Ф. Шелли. СПб, 2003.
14. Курс советского уголовного права. В 6 т. М. : Издательство «Наука», 1970. Т. II. С. 346-380.
15. Курс советского уголовного права. Часть общая. М. : Издательство Ленинградского университета, 1968. Т. 1.
16. «Не давайте отпор бандиту, пока не уточните его планы». Интервью В. Гринкевича у адвоката И. Костромова // Профиль. 2022. № 21-22 от 06.06.2022.
17. Сергиевская Н. «Громко разговаривали под окнами» : мужчина расстрелял пятерых человек в Рязанской области // 6https://russian. rt.com/russia/article/734757-elatma-strelba-pyat-pogibshie.
18. Словарь русского языка в четырех томах. М. : Русский язык, 1985. Т. 1.
19. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. В 2 т. Т. 1. М., 1994.
20. Фристер Г. Уголовное право Германии. Общая часть. М. : ООО «Интропик Медиа», 2013.
21. Хемингуей Э. Пятая колона. Собр. Соч. в 4 т. 1968. Т. 3.
22. Энциклопедия уголовного права. Т. 7. Обстоятельства, исключающие преступность деяния. Издание проф. Малинина. СПб., 2007. С. 66-169; Т. 13. Преступления против жизни и здоровья. СПб., 2013. С. 604-652.
References
1. Speech of the President of Russia V. V. Putin at the All-Russian meeting of prosecutors // Official website of the President of Russia. [Electronic resource]. Access mode: http://www.kremlin. ru/events/president/transcripts/21161 (accessed: 24.05.2022).
2. Draft laws: № 265537-6 of April 23, 2013 «On Amendments to Article 37 of the Criminal Code of the Russian Federation»; № 745275-6 of March 17, 2015. «On amendments and additions to Article 37 of the Criminal Code of the Russian Federation», № 1106899-6 of June 23, 2016 «On Amendments to Article 37 of the Criminal Code of the Russian Federation» // System for ensuring legislative activity of the State Automated System «Lawmaking». [Electronic resource]. Access mode: https://sozd.duma.gov.ru/ (accessed: 30.05.2022).
3. Ruling of the Cassation Board of the Supreme
JURISPRUDENCE
Court of the Russian Federation № KAS09-212 dated May 26, 2009 // Electronic Archive of the Supreme Court of the Russian Federation.
4. Cassation ruling of the Judicial Board for Criminal Cases of the Supreme Court of the Russian Federation № 67-UD22-6-K8 dated June 2, 2022 // Electronic Archive of the Supreme Court of the Russian Federation for 2022.
5. Bulletin of the Supreme Court of the USSR. 1970. № 1.
6. Zueva Yu. V. Institute of Self-defense under the legislation of Russia (doctrine, practice, technique). Abstract for the degree of Candidate of Legal Sciences. Nizhny Novgorod, 2022. 30 p.
7. Kolokolov N. A. Trial with the participation of jurors: special attention to evidence, the admissibility of defense by accusing other persons // Criminal trial. 2018. № 5. P. 32-43.
8. Kolokolov N. A. Death threat. Motives : from jealousy and stalking to hooliganism // Bulletin of Economic Security. 2019. № 4. P. 162-174.
9. Kolokolov N. A. Forced self-defense in a pre-trial detention center. The Cassation Court reviewed the factual circumstances of the case // Criminal trial. 2020. № 11. P. 84-89.
10. Kolokolov N. A. The accusation «with a margin» was noticed only by the second cassation // Criminal trial. 2020. № 3. P. 56-63.
11. Kolokolov N. A. The right to necessary defense : the practice of the Supreme Court Courts of the Russian Federation // Russian Legal Journal. 2021. № 2(7). P. 104-124.
12. Commentary to the Criminal Code of the RSFSR. M. : Legal literature, 1971. Article 13 of the Criminal Code of the RSFSR «Necessary defense».
13. Criminology / Edited by J. F. Shelley. St. Petersburg, 2003.
14. Course of Soviet criminal law. In 6 volumes. M. : Publishing House «Science», 1970. Vol. II. P. 346-380.
15. Course of Soviet criminal law. Part general. M. : Leningrad University Press, 1968. Vol. 1.
16. «Do not repulse the bandit until you clarify his plans». Interview of V. Grinkevich with lawyer I. Kostromov // Profile. 2022. № 21-22 dated 06.06.2022.
17. Sergievskaya N. «They were talking loudly under the windows» : a man shot five people in the Ryazan region // 6https://russian.rt.com/russia/ article/734757-elatma-strelba-pyat-pogibshie.
18. Russian Dictionary in four volumes. Moscow : Russkiy yazyk, 1985. Vol. 1.
19. Tagantsev N. S. Russian Criminal Law. Lectures. The general part. In 2 t. t. 1. M., 1994.
20. Frister G. Criminal law of Germany. The general part. M. : LLC «Intropic Media», 2013.
21. Hemingway E. Fifth column. Collected works in 4 vols. 1968. Vol. 3.
22. Encyclopedia of Criminal Law. Vol. 7. Circumstances excluding the criminality of the act. Publication of prof . Malinina. SPb., 2007. P. 66-169; Vol. 13. Crimes against life and health. SPb., 2013. P. 604-652.
Информация об авторе
Н. А. Колоколов — заведующий кафедрой судебной власти, правоохранительной и правозащитной деятельности Московского педагогического государственного университета, доктор юридических наук, судья Верховного Суда РФ (в почетной отставке).
Information about the author N. A. Kolokolov — Head of the Department of Judicial Power, Law Enforcement and Human Rights Activities of the Moscow State Pedagogical University, Doctor of Legal Sciences, Judge of the Supreme Court of the Russian Federation (honorary retired).
