CC BY
76
УДК 94(47).084.5/6 Т.В. ЧЕНСКАЯ
доцент, кафедра истории России, Орловский государственный университет E-mail: [email protected]
UDC 94(47).084.5/6 T.V. CHENSKAYA
Associate professor, Russian History Department, Orel
State University E-mail: [email protected]
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАСТРОЕНИЯ СОВЕТСКОГО КРЕСТЬЯНСТВА В РОССИЙСКОЙ ДЕРЕВНЕ В 1926-1932 ГГ. НА ПРИМЕРЕ ОРЛОВСКОГО ОКРУГА И ИСТОЧНИКИ ИХ ИЗУЧЕНИЯ (ПО МАТЕРИАЛАМ ОКРОТДЕЛА ОГПУ)
THE PUBLIC MOOD OF THE SOVIET PEASANTRY IN THE RUSSIAN VILLAGE IN 1926-1932 YEARS. BASED ON ORLOVSKY DISTRICT AND THE SOURCES OF THEIR STUDY (ACCORDING TO THE DISTRICT DEPARTMENT OF THE OGPU)
В статье отражен процесс формирования и развития общественных настроений крестьян в переломный для российской деревни период конца 20-х - 1932 гг. и охарактеризованы источники изучения общественных настроений.
Ключевые слова: крестьянство, деревня, кооперация, коллективизация, общественные настроения, ОГПУ.
The article shows the process offormation and development ofpublic sentiment for turning peasants in the Russian village during the late 20's -1932 years and characterizes the sources of study of public sentiment.
Keywords: peasants, village, cooperation, collectivization, the public mood, the OGPU.
Период 20-х-30-х гг. XX века занимает особое место в советской истории. В это время осуществлялось становление и развитие советской политической и экономической системы, в обществе происходили большие перемены, связанные с формированием комплекса настроений и ожиданий после завершения гражданской войны, образования нового государства СССР. Многие из этих настроений оказались не более чем иллюзией. Но и иллюзии были реальностью бытия советской деревни, одной из составляющих стратегии выживания. Рассматриваемые нами годы вносили свои коррективы в систему ценностей и ожиданий, расставляли свои приоритеты в реализации интересов различных категорий населения, влияли на характер отношений между крестьянством и властью. Перемены в общественных настроениях обусловлены прежде всего нестабильностью самого периода перехода от гражданской войны к мирной жизни, а в мирной жизни к НЭПу, а затем к хлебозаготовкам, коллективизации, индустриализации, первому пятилетнему плану. 1932 г. можно считать поворотным в жизни деревни, он был объявлен «годом сплошной коллективизации», в стране начался голод. Эти особенности периода определили хронологические рамки настоящей статьи - 1932 г., тем более что это последний год первой пятилетки.
Умонастроения и психологические ориентации людей являются самостоятельным фактором политического или экономического развития, поскольку они влияют на особенности социального поведения и в значительной степени определяют механизм принятия решений, в том числе и во властных структурах. Что же касается советского периода, то его изучение с позиций со-
циальной психологии и культурантропологии только начинается.
Изучение общественных настроений советского крестьянства российской деревни 20-х-30-х гг. ХХ в. имеет свои особенности. Дело в том, что массовых источников, как, например, данные социологических опросов или мониторингов общественного настроения, просто нет, так как не функционировали публичные социологические службы. Это не означает, что власти не интересовались умонастроениями граждан, напротив, такого рода информация отслеживалась достаточно регулярно и докладывалась представителям власти, как местной так и центральной. Сбором информации о настроениях занимались в той или иной форме различные государственные или общественные организации. Но главными структурами, для которых подобного рода деятельность была обязательной, были партийные органы и органы внутренних дел и государственной безопасности.
Наиболее информативными в данном случае являются материалы органов государственной безопасности - докладные записки о настроениях населения и всевозможные спецсводки. В 20-е гг. органы ОГПУ регулярно информировали ЦК ВКП(б) о состоянии умов в обществе, настроениях отдельных его групп. В архиве часто встречаются, например, секретные (серия «А» или серия «К») почтотелеграммы с приписками на них - копии в секретариат ЦК ВКП(б)}
Обычно информация о состоянии дел в деревне поступала от так называемых резидентов и осведомителей. Интересные данные об этом приводятся в Докладной
1 См.,например, ГАОО Ф Р-1847 Оп 1 Д 1 Л 228
© Т.В. Ченская © T.V. Chenskaya
записке Орловского окротдела ОГПУ об оперативной работе в деревне. В Орловском районе, прилегающем к городу Орлу, было 3 резидента и 42 информатора, которые отслеживали настроение следующих групп населения: крестьянство - 28 информаторов (бедняков и середняков), 1 - кулаков, 1 - сельскую администрацию, интеллигенцию - 6 информаторов, советский аппарат - 6. В остальных районах было 34 резидента и 408 информаторов, последние наблюдали следующие социальные группы: крестьянство - 311 информаторов (бедняков, середняков), кулаков - 3, сельскую администрацию и милицию 6, интеллигенцию и молодежь
- 34, соваппарат - 22 информатора, антисоветский элемент - 3 информатора.2 Как видно из приведенных данных, повышенное внимание было приковано именно к крестьянам-беднякам и середнякам, а учитывая рассматриваемые нами годы, это было не случайно.
Кроме указанного количества имеющихся информаторов по районам существовали еще информаторы и по районным городам: по освещению соваппарата
- 17 информаторов, 1 - технического персонала, 3 по промышленности, по совхозам и колхозам рабочих-батраков - 7 человек.
Всего по Орловскому округу (в том числе и город Орел) насчитывалось 43 резидента и 501 информатор. В параллельной сети - 6 человек, связанных непосредственно с районным уполномоченным.3
Работа информаторов и резидентов, помимо сбора информации о настроениях сельских жителей, сводилась и к налаживанию регулярного и полного освещения по случаям террора, убийств, поджогов в районах округа, покушений на членов сельского совета, изучение агентурным путем кулацких хозяйств.
Причем весьма интересно проходила вербовка новых информаторов. Районным уполномоченным или помощником уполномоченного давалось задание резиденту выявить в намеченном селе активистов-общественников 3-4, которые проверялись по всем линиям ОГПУ, судебного и уголовного розыска, под разными предлогами. После сбора всех необходимых данных об объектах, намечающихся к вербовке, заполнялась предварительная анкета и представлялась на утверждение начальника ИНФО с получением санкций. А затем они вербовались на месте или же вызывались в аппарат под каким-то предлогом.4
Достоверность и полнота информации, представленная в итоговых сводках о настроениях крестьянства, зависела от характера самого документа; он мог быть общего содержания и тематическим, т.е. по конкретному вопросу, как правило, о какой-либо политической компании. Главная цель тематических документов заключалась прежде всего в демонстрации всенародной поддержки, негативные же оценки и мнения представлялись в виде отдельных эпизодов. Регулярные информационные сводки содержали более полную информацию о настроениях. По форме выражения эти
2 ГАОО Ф Р-1847 Оп 1 Д 1 Л 19
3 Там же
4 Там же Л 24
настроения выступают в виде мнений (высказываний, суждений), слухов и вопросов.
Слухи, как разновидность неформальной коммуникации, существовали всегда, однако состояние информационного пространства в СССР создавало особые условия для их активного формирования и распространения. Чем меньше у населения страны возможности доступа к достоверной информации, тем более широким является поле для возникновения разного рода фантазий и слухов. Их значение возрастает в переломные, нестабильные эпохи, атмосфера которых служит благоприятной почвой для возникновения разных страхов и опасений. Так, например в докладной записке «О подготовке к весенней посевной компании» отмечается, что среди зажиточных крестьян разносились слухи о том, что сельскохозяйственные машины будут отобраны у них для сортирования семян и обработки земли бедняцким хозяйствам. В связи с этим появились факты продажи и приведения в негодность сельскохозяйственного инвентаря. Хуторянин деревни Булгаково Воровского сельского совета Болховского района откуда-то услышал, что сельскохозяйственный инвентарь будет отобран от единоличных хозяйств и передан в обозы. В разговоре со своими односельчанами Филев говорит: «треер у меня сломан и некоторые части из него думаю продавать». Весной 1928 г. треер у него был в полной исправности и сортировал овес по заданию сельсовета. Аналогичные слухи распространились и в Дмитровском сельском совете Урицкого района, где зажиточный крестьянин, имеющий свой треер, услышав, что все сортировочные машины переходят в ведение селькресткома, разобрал его и некоторые части припрятал.5
Общественные настроения, как мы видим, нашли отражение в различных документах официального происхождения. Однако этого не достаточно для корректного исторического исследования. Все официальные источники имеют свои особенности, обусловленные их происхождением, которые необходимо учитывать при интерпретации заложенной в них информации. Эта информация является, как правило, уже соответствующим образом обработанной. Иногда составители документов фиксировали наиболее типичные тенденции в настроениях людей, но иногда их интересовали прежде всего случаи отклонения от общепринятого мнения. Чтобы получить адекватную информацию о настроениях и жизненных ориентациях населения, обозначить систему приоритетов в этих настроениях, определить круг проблем, на которых фиксируется внимание крестьян, необходим сравнительный анализ по всем группам официальных источников, а также по источникам личного происхождения, как опубликованным, так и архивным. При этом речь может идти с большей долей достоверности о тенденциях развития крестьянских настроений, об ожиданиях и главных психологических установках на конкретный отрезок времени. Таким образом, только комплексный анализ источников позволяет нам говорить с большей долей достоверности о тех 5 Там же Л 146
или иных тенденциях общественных настроений российской деревни, а точнее, о «живой» истории, мимо которой сложно пройти историку.
Палитра общественных настроений 20-х-нач. 30-х гг. чрезвычайно разнообразна. Но хотелось бы выделить несколько сюжетов, которые сами по себе являются весьма показательными для понимания общественной атмосферы того времени.
В конце 20-х гг. в Советской России начался переход к политике наступления на зажиточное крестьянство. Государство взяло курс на коллективизацию (XV съезд ВКП(б) - декабрь 1927 г.), увеличило налогообложение, отдельные категории крестьян (обычно крепкие хозяева - середняки и кулаки) лишались избирательных прав. В связи с этим в стране росло недовольство сельского населения, раздавались антикоммунистические лозунги. Особенно ярко это выразилось в увеличении фактов террора против советских работников деревни (председателей, секретарей сельских советов, членов сельсоветов и даже селькоров): убийства, поджоги, избиения. Цифры дают следующую картину - только за три месяца 1928 г. в Орловском округе по этому виду преступлений заведено 6 дел с 35 арестованными.6 Причем, по одному из них (убийство председателя сельского совета Макарова) два обвиняемых были приговорены к высшей мере наказания. Положение в деревне было настолько серьезным, что органам ОГПУ рекомендовалось ежемесячно отслеживать такие случаи и даже прилагать к докладным запискам установленной формы Таблицу № 2 «Характеристика террора в деревне по месяцам», включавшая такие графы, как: против кого направлен, характер и причины террора, социальный состав террористов.
Анализ докладных записок ОГПУ позволяет сделать вывод, что к 1929 г. ситуация в деревне еще более осложнилась. Не случайно именно в это время появился циркуляр Наркомюста от 8 января 1929 г. № 4/СС и был разослан всем краям, областям, губерниям - окр-прокурорам и председателям судов о принятии самых решительных мер борьбы с такого рода террористическими выступлениями. Причем в этом циркуляре уточнялось, что «под террором следует понимать не только убийства, ранения советских, общественных и партийных работников в деревне, но и случаи поджогов и других видов истребления имущества, побоев, насилий, происходящих на почве классовой борьбы вследствие общественной деятельности этих работников»7.
В силу указанного циркуляра Наркомюста, циркуляра Прокурора ЦЧО от 16 января 1929 № 9/С и в дополнение циркуляра Окрпрокуратуры от 27 ноября 1928 г. № 1р7 предлагалось к неуклонному руководству и исполнению следующих пунктов:
1. Все дела о преступлениях, направленных против партийных и общественных работников деревни, как правило, заканчивать расследованием не позднее месячного срока, никаких задержек и отсрочек на продление срока допущено быть не может.
2. Расследование должно проводиться самым быстрым и самым внимательнейшим образом. Ни одного дня без движения дело не должно находиться.
3. Нарсуды и органы дознания по получении сведений о такого рода преступлениях должны и обязаны немедленно же приступить к производству расследования с обязательным выездом на место происшествия.
4. Халатное отношение к расследованию этих дел будет рассматриваться как нежелание выполнять политические директивы партии и правительства, направленной на борьбу с контрреволюционными элементами деревни, в каждом отдельном случае будет служить поводом к привлечению виновных к ответственности, вплоть до придания суду, никаких напоминаний и добавлений в этом впредь допускаться не будет.8
Как видно из документов, за январь 1929 г. по Орловскому округу зафиксировано в Новосильском РИКе 2 случая террора на членов ВКП(б) и ВЛКСМ (покушение и поджог), в Знаменском РИКе - 1 случай на члена ВКП(б) за принадлежность к партии и 1 случай избиения работника низового соваппарата в Глодневском РИКе.9
Результаты систематизации материалов об активных антисоветских проявлениях за 1928-первые месяцы 1929 гг. показали, что по количеству этих проявлений в Орловском округе лидируют Орловский, Троснянский, Дмитровский и Урицкий районы.
Органы Окротдела ОГПУ даже рекомендовали редколлегии газеты «Орловская правда» все поступающие в редакцию материалы о террористических актах по отношению к работникам соваппарата помещать после предварительной проверки.10
Недовольство крестьянского населения вызывали не только чрезмерное налогообложение (сельскохозяйственный налог, налог по самообложению), лишение избирательных прав, но и хлебозаготовки и изъятие так называемых излишков хлеба на фоне его недостатка и дороговизны. В спецсводках Орловского Окротдела ОГПУ за 1929 г. нередко отмечалось, что со стороны бедняцко-середняцких хозяйств ощущается недостаток в хлебе, большинство крестьян употребляет хлеб с примесью суррогатов. Росли и цены на хлеб, так цена на рожь дошла до 3р.30 коп., на муку до 3р.50 коп., на овес до 1р.20 коп., на вику до 1р.10 коп. за пуд.11
Хлебозаготовительные компании вызывали в крестьянской среде не только антикоммунистические и антиправительственные настроения, но и в отдельных случаях и стихийные митинги, как например, на базаре г. Мценска. Некто Архипов И. Р. стал кричать, обращаясь к крестьянам, что на базаре хлеб стоит 6 р.за пуд, а государство требует хлеб и платит за него 1р. 50 коп., и что на эти деньги купить ничего нельзя. К Архипову присоединился Черкасов и тоже начал агитировать. Около них собралась толпа в 500 человек, которые подняли свист и некоторые из толпы выкрикивали: «Бей
6 Там же Л. 2
7 Там же Л. 135. Курсив автора.
8 Там же
9 Там же Л. 138
10 Там же Л. 102
11 ГАОО Ф Р-1847 Оп 1 Д 2 Л. 31, 32
милиционеров». К Архипову и Черкасову присоединился крестьянин из деревни Погонец Семенов П.С. и тоже начал агитировать.12 Аналогичные происшествия имели место и в других районах Орловского округа. На общем собрании деревни Однолук Болховского района при обсуждении доклада о важности хлебозаготовок со стороны крестьян слышались разговоры: «Крестьяне только должны платить налоги, должны вести хлеб в кооперацию и всеми силами поддерживать государство, которое и не думает о них заботиться».
Недостаток хлеба и дороговизна зернопродуктов истолковывались по-разному в крестьянской среде: «они, то есть власть, весь собранный хлеб перевозят в запас и готовятся к войне. В последнее время стало известно, что Ворошилов отказался от командования войсками, ввиду того, что они стоят за линию Троцкого, видно, что за советы никто не пойдет, вот если война, тогда пойдем бить коммунистов, пощады не будет».13
Индивидуальное обложение хозяйств сельхозналогом происходило по ст. 27 и 28. По донесениям ОГПУ в Орловском округе повсеместно вызывал протест размер налога, но еще большее недовольство, и не только зажиточной части деревни, вызывал налог по самообложению, который исчислялся от размера сельскохозяйственного. Были случаи, когда и беднота, и даже члены сельского совета были против самообложения, как например в деревне Малая Тросна. Там против 25% самообложения выступил батрак-пастух и еще несколько бедняков, в результате удалось с большим трудом провести 15%. То же самое произошло и в Малаховской слободе, где собрание было сорвано. А в Средненском сельсовете Верховского РИКа вообще был поставлен вопрос: «Нужно ли самообложение или нет?». И лишь 8 человек высказались за его необходимость, а остальные, в том числе и член сельсовета (некто Шуркин), проголосовали и выступили против. По Подзоваловскому сельскому совету Урицкого района лишь со второй попытки крестьяне проголосовали за 25% самообложения, но в разговорах между собой указывали, что это не они согласились на 25%, а их заставили. Во Мценском районе в селе Большое Теплое крестьянин Абросимов Тихон Семенович даже агитировал в деревне и призывал на собрании к срыву самообложения.14
Нередки были случаи, когда в одном сельсовете деревни воспринимали и соответственно голосовали по-разному по самобложению, в зависимости от практической необходимости последнего. Так, в Петушинском сельсовете Новосильского района (1928 г.) крестьяне деревни Хутори единодушно приняли 25% самообложения, даже бедняки, имевшие льготы по сельхозналогу, согласились платить от одного до трех паев, чтобы на эти средства построить школу. А жители деревни Петушки того же сельсовета категорически не приняли самообложения, мотивируя свой отказ словами Кладовщикова о том, что год был неурожайный.15
12 Там же Л. 105
13 Там же Л. 32
14 ГАОО Ф Р-1847 Оп 1 Д 1 Л. 150
15 Там же Л. 149, 150, 151
Нередко на собраниях сельские жители отмечали несправедливость, непосильность налогового бремени и что проводимый принцип самообложения вносит лишь раскол и вражду среди крестьян. Так, Зимин С. (бывший судья) говорил: «Не нужно нам самообложение, поскольку оно непосильно». Член Поленовского сельсовета Новосильцев (маломощный) предлагал: «Мое предложение на самообложение по 10 копеек с души, но ни чуть с налогового рубля, а если мы будем брать самообложение с налогового рубля, то мы этим оскорбим тех граждан, которые платят по 17 и по 18 рублей налога». Крестьяне села Рог Первой слободы Корсаковского района в своих выступлениях указывали, что проводимый принцип налогообложения вносит вражду среди крестьян, нужно чтобы платили все поровну, а то при таких порядках человека с рождения учат иметь вражду к другим, разделяя крестьян на кулаков, бедняков и середняков.16
И действительно, мы не можем не согласиться с глубиной этого высказывания. Политика большевиков привела к резкому обострению во взаимоотношениях различных социальных групп деревни. Нередки были явления, когда на собраниях допускались грубые высказывания в адрес и кулаков, и бедняков, порой не лишенные истины. Так, крепкий середняк Шепелев уже упоминавшегося нами Корсаковского района говорил с иронией: «Бедноту надо освободить, это даст возможность ей играть в карты и пьянствовать» или: «самобло-жение платить нужно, но вся беда в том, что беднота не платит, давно у нас не было бы бедноты, если бы все они работали, но им лучше сидеть ничего не делать за спинами».
А некоторые крестьяне уповали на смену власти. Черкаев Захар из деревни Гладкое (Мценский РИК) отмечал: «Все одинаковы на селе и для всех нужны машины, пруды и т.п., необходимо настаивать, чтобы брали со всех поровну. Вот власть другая придет, всем этим сукам, лодырям как следовательно всыпет17»
К началу 1929 г., на фоне укрепления и создания колхозов и совхозов, у части крестьян возникало чувство недоумения и протеста. Ходили слухи, что «в коллективе (т.е. в колхозе) появится комиссар, который будет командовать, заставлять работать, сам ничего не делать, государству же легче будет обдирать крестьян, имея своего человека-командира в коллективе.»18 Крестьяне, привыкшие к единоличному хозяйствованию, сомневались в осуществимости кооперации. Такие настроения находили отражение в частных беседах. Так, бедняк деревни Покровки Верховского района сказал: «Какая нам жизнь в колхозе, брат с братом не может ужиться, а то чужие, один - работает, другой гуляет, кроме брани там ничего хорошего нет»19 Мысли на этот счет, высказанные в Верховском районе, были схожи с тем, что говорили в Урицком, хотя эти районы даже не граничили друг с другом. Так крестьянин деревни Давыдовой
16 Там же Л. 151, 148
17 Там же Л 151
18 Там же Л 182
19 Там же Л 183
сказал: «Какой-то коллектив хотят устроить, когда они с отцом не живут вместе, а как же чужие могут жить вместе, это наверное придется работать на лентяев.»20
Основная масса крестьян, в том числе бедняков и середняков, сохраняли устойчивую ориентацию на индивидуальное ведение хозяйства. В деревне Герасимовой Болховского РИКа в частной беседе крестьяне указывали: «Государство задалось целью коллективизации крестьянского хозяйства, но это очень трудно провести потому, что мы привыкли к собственности»21 Но были случаи, когда крестьяне, пытаясь осмыслить происходящие процессы в деревне, нередко вносили свои предложения, замечания и даже предлагали, как и что можно сделать лучше. В ряде деревень крестьяне отмечали: «У нас еще много эгоизма и некультурности. У нас если производятся общественные работы, один идет, другой нет, а некоторые идут не работать, а для вида. По-моему необходимо было бы создать показательные коллективы под руководством вождей и тем
20 Там же
21 Там же
самым заинтересовать массы»22. И, как известно, чуть позже государство действительно станет создавать образцовые совхозы и колхозы.
По сообщениям ОГПУ, опасение и недовольство крестьян вызывали методы проведения коллективизации, и в документах приводятся такие высказывания, как: «Мужиков разделили на три группы, ссорят мужика с мужиком, насильно загоняют в колхозы. Разве за это мужик боролся в 1918».23
Используя трудное положение в деревне, большевики действительно подтолкнули крестьян к борьбе с кулачеством, что привело к еще большему обострению обстановки в деревне и помогло перейти к проведению в жизнь плана сплошной коллективизации.
Таким образом, палитра общественных настроений советской деревни 20-х-30-х годов была разнообразной, мы затронули лишь некоторые аспекты: развитие антисоветских настроений, восприятие крестьянами Советской власти и ее политики в деревне (налогообложение, хлебозаготовки, коллективизацию).
22 Там же
23 Там же
Библиографический список
1. Государственный архив Орловской области (ГАОО) Ф.Р 1847 Оп.1 Д.1 Л,
2. Ф.Р 1847 Оп.1 Д.2
References
1. F.R 1847 Op.1 D.1 L State Archive of the Orel Region (SAOR),
2. F.R 1847 Op.1 of 2
