Научная статья на тему 'Обрядовые агентивы в нижегородских говорах'

Обрядовые агентивы в нижегородских говорах Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
175
37
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
НИЖЕГОРОДСКИЕ ГОВОРЫ / ОБРЯДОВАЯ ЛЕКСИКА / ОБРЯДОВЫЕ АГЕНТИВЫ / THE VOCABULARY OF NIZHNI NOVGOROD REGION DIALECTS / RITUAL VOCABULARY / RITUAL AGENTIVES

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Никифорова О. В.

Статья посвящена анализу диалектных слов со значением наименований лица в обрядах. Материалом послужила лексика говоров Нижегородской области. В статье обрядовые агентивы охарактеризованы с точки зрения мотивированности и системных отношений

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

RITUAL AGENTIVES IN NIZHNI NOVGOROD REGION DIALECTS

The article is devoted to analyzing dialect words with the meaning of person denominations in rites. The material is based on the vocabulary of Nizhni Novgorod region dialects. In the article ritual agentives are characterized from the point of view of their motivation and systemic connections.

Текст научной работы на тему «Обрядовые агентивы в нижегородских говорах»

в каком бы количестве она ни пролилась, не производя на крышу никакого действия" [3, т. 4, с. 32]. Обладая опытным познанием евангельских истин и аскетических правил, святитель Игнатий стремится раскрыть их как можно более полно и доступно как для тех, кого можно считать его духовными сподвижниками, так и для тех, кто почти не имеет положительного духовного опыта. Метафоры и сравнения позволяют проповеднику преодолеть этот разрыв, эту духовную дистанцию.

Проповедник приоткрывает перед читателем завесу, отделяющую обыденное сознание от мира, не доступного чувственному опыту, вводит его в сферу инобытия, четко обозначая и даже иногда подробно описывая ее реалии.

Например, в "Слове о смерти" он раскрывает мистическую сущность этого таинственного процесса. Для этого в начале "Слова..." он использует яркие, образные определения: "Смерть -великое таинство. Она - рождение человека из земной временной жизни в вечность" [3, т. 3, с. 67]. Обозначив смысловые границы понятия, определив явление, проповедник обнажает его сущность: "При совершении смертного таинства мы слагаем с себя нашу грубую оболочку, "тело" и душевным существом, тонким, эфирным, переходим в другой мир, в обитель существ, однородных душе" [3. т. 3, с. 67].

Как видим, в описании этого таинственного процесса святитель использует всего одну метафору: "тело - грубая оболочка", но этого оказывается достаточно, чтобы ввести читателя в мир христианской антропологии, дать представление о двусоставнос-ти человеческого естества и переключить его внимание с того, что составляет видимую сторону смерти на то, что недоступно земному зрению. Наше восприятие смерти неполно и искажено именно вследствие этой неполноты, подчеркивает святитель: "Видим только при совершении смертного тайнодействия бездыхан-ность, внезапную безжизненность тела, потом оно начинает разлагаться, и мы спешим скрыть его в земле; там оно делается жертвою тления, червей, забвения" [3, т. 3, с. 67]. То, что было грубой оболочкой души, подвержено земным законам распада, уничтожения, "тления, червей, забвения". Эта градация необычна по своему составу, она включает в себя понятия, принадлежащие к разным смысловым сферам: "Тление" - общий процесс распада, "черви" - его видимое выражение, "забвение" - результат его проявления в мире живущих.

Архитектоника проповедей святителя Игнатия характеризуется четкостью, уравновешенностью смысловых частей, своеобразной музыкальной ритмичностью членения текста.

Яркой приметой стиля святителя Игнатия-проповедника следует признать одну особенность построения экспозиции. Эк-

Библиографический список

спозиция в его проповедях, как правило, содержит цитату из Евангелия, которая становится смысловой доминантой всего поучения и зачастую выполняет функцию своеобразной цезуры, разграничителя смысловых частей текста. Например, в "Поучении 1-м в неделю по Богоявлении" смысловой и ритмико-интонационный строй определяют слова Спасителя "Покайтеся, при-ближибося Царство Небесное" [Мф. 4, 17]. Эта евангельская цитата становится основой всего построения проповеди: начиная, замыкая и пронизывая текст, она выполняет функцию его композиционного стержня.

В экспозиции автор объясняет причину такого смыслового и эмоционального выделения: "Покайтеся, приближися бо Царствие Небесное!". С этих глубоких и священных слов началась проповедь вочеловечившегося Слова к падшему человечеству. Простое, по наружности, учение! Но надо понять его самою жиз-нию: тогда откроется, что в этих кратких и невитиеватых словах заключается все Евангелие" [3, т. 4, с. 9]. Благая весть о спасительной силе покаяния концентрирует в себе всю полноту и мудрость евангельского учения, содержание которого, как и врата небесного Царства, открывается только кающимся. "Следуя нравственному преданию Православной Церкви, епископ Игнатий считал, что покаяние есть одна из основ, на которой должна созидаться духовная жизнь христианина, - отмечает игумен Марк (Лозинский) в своем фундаментальном исследовании творческого наследия святителя, - Руководя духовной жизнью своих пасомых, Владыка, прежде всего, старался возбудить в них чувство покаяния. Покаяние он считал основой всех видов христианского подвига" [4, с. 171]. Понять истину о необходимости покаяния для спасения, по мысли святителя Игнатия, следует не только умом и сердцем, но самой жизнью по Евангелию. Это главная идея проповеди, ее основной тезис, свое выражение она обнаруживает и на уровне архитектоники.

Таким образом, ценность святителя Игнатия для современного образованного читателя заключается не только в их глубоком, серьезном, многогранном содержании, но и в совершенстве формы. Глубокий, ясный ум, трезвое видение духовной сущности явлений и опора на обширные духовные и светские познания делают его творчество неповторимо прекрасным духовно и вместе представляют пример истинного словесного изящества. Очевидно, что в ближайшие десятилетия проблема художественного своеобразия творческого наследия святителя Игнатия Брянчанинова сохранит свою актуальность и новизну, поскольку само идейное содержание его творений - многогранное и многослойное - будет выходить на новые уровни осмысления.

1. Гатилова, Н.Н. Духовно-нравственное воспитание человека в трудах святителя Игнатия Брянчанинова: автореф. дис. ... канд. пед. наук / Н.Н. Гатилова. - Курск, 2006.

2. Осипов, А.И. Путь разума в поисках истины / А.И. Осипов. - М.: Даниловский благовестник, 2008.

3. Свт. Игнатий (Брянчанинов). Собрание творений в 7 томах. - М.: Лепта-Пресс, 2002-2003.

4. Игумен Марк (Лозинский). Духовная жизнь мирянина и монаха по творениям и письмам святителя Игнатия (Брянчанинова). - Кириллов: Кирилло-Белозерский монастырь, 2007.

Статья поступила в редакцию 09. 09.10

УДК 482-087

О.В. Никифорова, канд. филол. наук, доц. кафедры теории и истории русского языка АГПИ, г. Арзамас, E-mail: snegaovnik@rambler.ru

ОБРЯДОВЫЕ АГЕНТИВЫ В НИЖЕГОРОДСКИХ ГОВОРАХ

Статья посвящена анализу диалектных слов со значением наименований лица в обрядах. Материалом послужила лексика говоров Нижегородской области. В статье обрядовые агентивы охарактеризованы с точки зрения мотивированности и системных отношений.

Ключевые слова: нижегородские говоры, обрядовая лексика, обрядовые агентивы.

Более двух столетий большинство ведущих лингвистов мира тегоризация явлений внешнего мира, связь между языком и на-

постулируют тезис о включенности языка в культуру. Актуаль- циональным характером. В последние десятилетия при исследо-

ными темами современной лингвистики считаются языковая ка- вании вопросов функционирования языка все большее значение

60

приобретает фактор человека как активного субъекта познания, обладающего индивидуальным опытом, системой знаний о мире, отраженной в его сознании в виде концептуальной картины окружающей действительности. В качестве методологической основы научных исследований языка признается антропоцентризм, суть которого заключается в том, что "научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и ее усовершенствования. Они обнаруживаются в том, что человек становится точкой отсчета в анализе тех или иных явлений, что он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективу и конечные цели" [1, с. 212]. В русле антропоцентрической парадигмы проблема взаимодействия культуры и языка формулируется следующим образом: "Язык есть средство отражения культуры в процессах номинации, а потому выражения и воспроизведения ее вместе с использованием языка говорящим (слушающим). Это означает, что язык участвует в формировании менталитета этноса, народа, нации" [2, с. 71-72].

Взаимосвязь языка и культуры считается несомненной, и это позволяет анализировать язык через культуру и наоборот. Особая роль в изучении духовной культуры этноса отводится обрядовой лексике, которая "одновременно принадлежит и языку, и культуре и поэтому заслуживает систематического изучения с позиций комплексного этнолингвистического подхода" [3, с. 216]. Обрядовую лексику можно рассматривать как средство отражения традиционной культуры народа, как источник культурной информации, "особым образом закодированной в семантике языкового знака" [4, с. 257]. Под лексикой обряда понимается "специальная терминология обрядов и верований, называющая семиотически (культурно) значимые реалии - ритуальные предметы, действующих лиц, действия, свойства, функции, отношения и т.п., обозначающие сами обряды или их части" [3, с. 216]. Система обрядовой лексики устойчива и включает в себя, по классификации Толстой С.М., следующие группы слов: названия обрядов, их комплексов, их составных частей, хронони-мы (народный календарь); названия ритуальных предметов; названия лиц - исполнителей или, реже, адресатов, или объектов ритуальных действий; названия ритуальных действий; метаязык фольклора (название песенных циклов, вербальных формул, танцев, игр и т.п.).

Несмотря на то что обрядовая лексика специфична и обладает полисемантизмом, синонимичностью, экспрессивностью, обрядовым символизмом, метафоризмом, она "подчиняется свойственным данному языку закономерностям формальной и семантической организации лексики, способам номинации, правилам соотношения с другими единицами и подсистемами словаря" [3, с. 216]. Лексика обряда является неотъемлемым компонентом обряда, шире - духовной культуры, при этом все особенности внеязыкового плана передаются в лексемах в концентрированной форме. Обрядовое слово "служит семантическим стержнем, организующим обрядовые и мифологические формы народной культуры" [5. с. 14], отражает вековую культурно-речевую традицию, русскую ментальность и определенную значимость русской речи. В нем сохраняется культурная память о материальной, социальной, духовной культуре народа. Этот уникальный пласт значения, реализующий национальную специфику, предлагают называть "символической коннотацией" [6, с. 293] или "культурной коннотацией" [7, с. 215]. Именно так языковая единица становится концептом культурного мира. "Естественный язык, когда он выполняет по отношению к культуре орудийную функцию, обретает роль языка культуры: двусторонние единицы естественного языка становится "телами" культурных знаков. Но при этом не утрачивают своего собственного языкового значения, придавая тем самым обозначаемому им содержанию культурных концептов особенности мировидения и миропонимания" [7, с. 226-227].

Описание диалектной обрядовой лексики в этнолингвистическом аспекте приобретает особый смысл в контексте антропоцентрической парадигмы. Так, культурно-историческую информацию о жизненных ценностях, о национальной специфике, о традиционной культуре несут агентивы - лексические и фразеоло-

гические единицы со значением лица. Вслед за Костромичевой М.В. под обрядовыми агентивами мы понимаем наименования лиц, тем или иным образом причастных к обряду в целом и (или) частным обрядовым действиям [8, с. 104].

Обрядовым агентивам в нижегородских говорах свойственны основные признаки диалектной лексической системы: тенденция к детализации в назывании того или иного субъекта, тенденция к сохранению внутренней формы слова.

Возможность по-разному называть какой-либо объект действительности является следствием множественности суждений о данном объекте. Особенно богато представлена в говорах Нижегородской области обрядовая лексика, называющая ритаульно значимые персонажи. Так, все участники свадьбы именуются в нижегородских говорах лексемами свадьбишные, сварьбишные, свадо-бишные, свадебники, сваребники, свадьбяны, свадьбяне, сварьбя-не, сварьбяна, перегулы, бояре, поезжане, горны, горнеи, гарные, гарные гости, гуляльщики, зватые, позыватые и др.

Обрядовые агентивы в нижегородских говорах являются производными и мотивированными обрядовой реальностью. Для носителей диалекта актуальной представляется номинация агентивов по функциональному признаку, поскольку "...символический смысл действий ритуала непосредственно участвует в формировании семантики обрядовых терминов, представленных зачастую лексикой глагольного типа" [9, с. 218].

Непосредственное указание на выполнение обрядовой функции лицом содержат отглагольные существительные рядиха -«ряженый, участвующий в свадебном обряде, в масленичном обряде»; плакуша - «причитальщица на похоронах»; молельщица, молилка - «женщина, которая молится над покойником»; приёмщица - «женщина, помогающая роженице во время родов, принимающая ребенка»; снарядиха, рядильщица - «лицо, одевающее невесту»; сборщик - «лицо, собирающее подарки»; обмывальщи-ца, убмывальщица - «женщина, совершающая обряд обмывания покойника»; звальщик, зват, позыватка, оповещанин - «тот, кто зовет гостей на свадьбу»; копальщик, рыльщик - «тот, кто копает могилу для покойника»; сводня - «сваха»; подносчик, разносчик - «тот, кто заведует вином на свадьбе»; провожатки - «подруги невесты»; читальщица - «женщина, которая читает молитвы над покойником»и др. Основным мотивирующим признаком для агентивов субстантивированных прилагательных также является обрядовое действие: зватый, позыватый - «тот, кто приглашает гостей на свадьбу»; наряжатые - «ряженые - участники свадебного, масленичного обряда»; сборчий - «человек, собирающий подарки на свадебном пиру»; верховые - «помощники жениха и невесты»; провожатая - «подружка невесты»; женимый - «же-них»и др. Агентивы-композиты в качестве опорного компонента содержат основу глагола, передающего действие обрядового лица: богонос - «человек, идущий перед свадебным поездом и несущий икону»; богомолка - «'женщина, которая молится над покойником»; винодел, винолий, виночерпий - «человек, распоряжающийся на свадьбе вином»; сестропродавец, сестропродави-ца - «лицо, продающее невесту на свадьбе» и др.

Функциональный признак представлен опосредованно в наименованиях, мотивированных названиями предметов, с которыми связана функция участника обряда: постельник, коробейщи-ки, подушечницы - «лица, везущие в дом жениха приданое и постель невесты»; блинница - «женщина, которая печет блины на второй день свадьбы»; лагунник - «один из участников старинного свадебного обряда, везущий за свадебным поездом лагун с пивом»; в наименованиях, мотивированных названиями лиц, с которыми связана обрядовая функция человека: приженик, подженишник - «представитель окружения жениха, распорядитель на свадьбе»; подневестница, поневестница - «подружка невесты»; полдружка, поддружье, полдружье - «помощник дружки»; подсвашка, полсваха, подсвашница - «помощница свахи»; в наименованиях, мотивированных названиями обрядов, с которыми связана обрядовая функция: сварьбяне - «участники свадьбы»; поезжане - «участники свадебного поезда». К ним относятся и обрядовые наименования, возникновение образного значения которых связано с участием обозначаемого лица в определенном обрядовом действии: ярка - «о невесте в связи с обрядом

искать ярку»; баран, барашек - «о женихе в связи с обрядом сватовства, во время которого сваха говорит: «У вас ярка, у нас баран».

Кроме того, при мотивации обрядового агентива необходимо учитывать и ряд скрытых признаков, обусловленных культурным контекстом обряда [8, с. 105-106]. Так, широко распространенный обряд ряжения гостей на второй день после свадьбы, гуляние ряженых по селу во время святок и масленицы в современных полевых записях отмечен как шуточный, игровой. Однако ряжение представляет народный обычай, уходит своими корнями в глубокую дохристианскую древность. По мнению ученых (В.И. Чичеров, В.Я. Пропп, Е.Г. Кагаров, И.М. Снегирев И.М. и др.), обычай ряжения имеет целью сделать себя неузнаваемыми, обмануть и устранить демонов, злых духов, а также уподобиться животному, являющему воплощением духа растительности и плодородия. Для наименования ряженых в нижегородских говорах используются лексемы рядиха, нарядчик, наряженка, пугало, шутница, кудес, ярила. Рядились в персонажей бытового характера: солдата, нищего, цыганку, медведя и др., надевали одежду противоположного пола. С одной стороны, агентивы рядиха, нарядчик, наряженка, пугало, шутница имеют прозрачную мотивированность, образованы от глаголов рядиться, нарядиться, пугать, шутить. С другой стороны, как считает О.А. Черепанова, исконные названия не могли быть построены на основе внешнего, внутренне незначительного признака - переодевание. Исконные названия должны быть связаны с магическим характером самого обряда ряжения. Поэтому одним из древних наименований ряженых можно считать слово ку-дес, которое входит в обширный ряд слов с корневым морфом -куд-/-чуд- с общим значением «кудесить, волховать, совершать магические действия». Следовательно, ряженые рассматривались нижегородскими крестьянами как кудесники, которым присуща колдовская сила.

В использовании лексемы ярила для наименования ряженого в нижегородских говорах можно увидеть следы древних представлений крестьянина о культе земледельческого труда. Этнографами отмечено слово Ярила в описании обрядовых похорон Костромы, а в некоторых местностях (Владимирская, Костромская губернии) - Ярилы, чучела мужчины. Данный обряд отражает религию убиваемого и воскресаемого божества растительности. Связь Костромы (Ярилы) с земледельческим трудом несомненна. Природа умирает зимой и воскресает весной, поэтому обряд похорон Костромы (Ярилы) не зависел от церковных праздников и совершался в различные сроки от Троицы до Петрова дня. Употребление лексемы ярила для наименования ряженого в свадебном, масленичном, святочном обрядах, возможно, своего рода акт воздействия на плодородие земли.

Для того чтобы отвращать зло, помешать сглазить свадьбу или будущую счастливую и богатую жизнь, в нижегородском

Библиографический список

свадебном поезде обязательно присутствовал знахарь, колдун, волшебник - вежливец. В его обязанности входило оберегать от всякого колдовства молодую чету и всех поезжан. Считалось, что без присутствия колдуна свадьба будет неблагополучной, а семейная жизнь молодых - несчастливой. Вежливец имел озабоченное лицо, озирался по сторонам и что-то нашептывал: по народным объяснениям, так он борется с нечистою силою, которая следует за новобрачными и строит им козни. Приведенные примеры агентивов позволяют рассматривать нижегородские говоры как источник определенных знаний, как информацию о воззрениях древних людей на мир, как результат своеобразного творчества русского народа.

В нижегородской обрядности выделяются как специфические агентивы, используемые только в одном обряде, так и ме-жобрядовые. К первой группе относятся все наименования лица с морфемами -сват-/-свад-/-свар-, -гарн-/-горн-, функционирующие в свадебном обряде, с морфемой -вит-/-вив-, репрезентирующие участников родильного обряда. Вторая группа представлена лексемами ряженые, рядихи, ряженки, нарядчики, наря-женки, пужалки, святошники, святошки, пугало, шутницы, кудес, ярила - «ряженые, участвующие в свадебном обряде, в святках, в масленичном обряде»; вопленица, плакальщица, причётница, «женщина, которая вопит в свадебном и погребально-поминальном обряде» и др.

Для системных отношений нижегородских обрядовых агентивов характерно наличие параллельных обозначений. Широко представлен лексический параллелизм: провожатая, дружная подружка, первая подружка, боярка, тайная подружка, коренная подружка, черемонка «подружка невесты на свадьбе»; но-шатель, разливальщик, распорядитель, подносчик, винолий, гвоздарь «персонаж, распоряжающийся вином на свадьбе»; чача, маршал, ведущий «персонаж, руководящий обрядом в день свадьбы»; вопленица, выльщица, вылья, вытьянка «женщина, которая причитает над покойником». Параллели могут состоять из однокоренных слов, отличающихся аффиксами: молодуха, молодушка, молодица, молодёна, молода - «невеста на второй день свадьбы»; сватья, сватуха, сватунья, свахонька - «женщина, занимающаяся сватовством».

Таким образом, отличительными чертами обрядовых агентивов в нижегородских говорах являются многочисленность, мотивированность, причем в говорах наблюдается большее, по сравнению с литературным языком, разнообразие лексем для наименования обрядовых персонажей, то есть в этом проявляется подтверждение известного тезиса о том, что "диалект рисует в красках то, что литературный язык представляет лишь в общих чертах" [10, с. 39]. Кроме того, обрядовым агентивам присуща культурно-мифологическая и символическая основа, отражающая веками складывающийся менталитет русского народа, его эстетические и нравственные ориентиры.

1 Кубрякова, Е.С. Эволюция лингвистической идеи во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) /Е.С. Кубрякова // Язык и наука конца 20 в. - М., 1995.

2. Телия, В.Н. Культурно маркированная коннотация языковых знаков как понятие лингвокультурологии /В.Н. Телия // Семантика языковых единиц. Доклады 4 международной научной конференции. Ч.2. Фразеологическая семантика. Словообразовательная семантика. -М.: Альфа, 1994.

3. Толстая, С.М. Терминология обрядов и верований как источник реконструкции древней духовной культуры / С.М. Толстая // Славянский и балканский фольклор: Реконструкция древней славянской духовной культуры: источники и методы. - М.: Наука, 1989.

4. Брысина, Е.В. Диалектная речь как источник народной мудрости / Е.В. Брысина // У чистого источника родного языка: Сборник научных статей к 60-летию профессора В.И. Супруна. - Волгоград: Изд-во ВГПУ "Перемена", 2008.

5. Толстые, Н.И. и С.М. О задачах этнолингвистического изучения Полесья / Н.И. и С.М. Толстые // Полесский этнолингвистический сборник: Материалы и исследования. - М.: Наука, 1983.

6. Толстой, Н.И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике / Н.И. Толстой. - М.: Изд-во "Индрик", 1995.

7. Телия, В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты / В.Н. Телия. - М.: Языки русской культуры, 1996.

8. Костромичева, М.В. О диалектных обрядовых агентивах / М.В. Костромичева // Актуальные проблемы русской диалектологии: Тезисы докладов Международной конференции 23-25 октября 2006 г. - М.: Институт русского языка им. В.В. Виноградова РАН, 2006.

9. Хоробых, С.В. К вопросу о семантических отношениях морфем в лексике ритуала (на материале "Этнолингвистического словаря свадебной терминологии Северного Прикамья", "Словаря свадебной лексики Орловщины") / С.В. Хоробрых // Русское слово: литературный язык и народные говоры: материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения доктора филологических наук, профессора Г.Г. Мельниченко. - Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2008.

10. Радченко, О.А. Диалектная картина мира как идиоэтнический феномен / О.А. Радченко, Н.А. Закуткина // Вопросы языкознания. - 2004. - № 6.

Статья поступила в редакцию 09. 09.10 УДК 81.42

А. С. Гавенко, канд. филол. наук, доц. АлтГАКИ, г. Барнаул, Email: shandina_as@mail.ru

ИНТЕРМЕДИАЛЬНАЯ МЕТАТЕКСТОВАЯ СПЕЦИФИКА СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО РАССКАЗА (НА МАТЕРИАЛЕ РАССКАЗА А. ВОЛОСА "MOON")

В статье рассматривается интермедиальная метатекстовость современного русского рассказа как способность базового текста манифестировать оцениваемые, комментируемые, поясняемые заимствования из невербальных семиотических систем, выявляется роль интермедиального метатекста в процессе художественной коммуникации.

Ключевые слова: художественный текст, рассказ, интермедиальность, интермедиальный метатекст, невербальная семиотическая система, дискурс.

Проблема изучения языка современной художественной литературы - одна из актуальных в современной лингвистике, что во многом объясняется многогранностью и противоречивостью современного литературного процесса. В современном литературном пространстве наблюдаются новые художественные тенденции, которые, с одной стороны, находятся в активном взаимодействии с традицией, а с другой - свидетельствуют о поиске авторами новых форм выражения и о новых явлениях в современном художественном дискурсе.

Специфика художественной литературы ХХ-ХХ1 вв. во многом определяет необходимость выведения на первый план идей постмодернизма, так как именно постмодернизм в наибольшей степени актуализировал те проблемы, которыми по сей день являются первостепенными в сфере изучения языка художественной литературы, в частности, вопрос о взаимодействии художественных языков (кодов).

Проблема взаимодействия художественных языков возникла в сфере изучения категории межтекстовых взаимодействий и в исследовательской литературе получила различные терминологические обозначения: "взаимодействие искусств", "синтез искусств" и "интермедиальность". Термин "взаимодействие искусств" (М.П. Алексеев, В.Н. Альфонсов, Н.А. Дмитриева, Д.С. Лихачев, А.И. Мазаев, К.В. Пигарева и др.) связан с возникновением и развитием искусства и во многом синонимичен термину "синтез искусств" (А.Я. Зись, М.С. Каган и др.), который был конкретизирован в области фольклористических и культурологических исследований как феномен взаимодействия различных видов искусств на более поздних стадиях развития художественной культуры. Термин "интермедиальность", наиболее распространенный в настоящее время, был введен немецким ученым О. Хансен-Леве в 1983 г., получил детальную разработку в трудах Н.Г. Крауклис, Н.С. Олизько, И.П. Смирнова, А. Ти-машкова, Н.В. Тишуниной и др. и в большей степени соответствует специфике филологических исследований, так как акцентирует идею взаимодействия разных семиотических систем в том числе в вербальном контексте.

Проблема взаимодействия различных видов искусств не потеряла актуальности и в настоящее время, особенно это становится явным в переломные периоды, когда в ситуации творческих опытов, экспериментов, попыток осмыслить пройденные этапы и осознать тенденции развития культуры возникает необходимость создания новых художественных языков, в том числе и на основе взаимодействия выразительных возможностей различных видов творчества.

Сложность литературного пространства конца ХХ - начала XXI века позволяет многим исследователям утверждать о разнообразии и разнородности художественных "инициатив" и отсутствии "каких-либо объединенных эстетических усилий" [1, с. 10]. Существующие точки зрения на состояние современного литературного процесса в России свидетельствуют о взаимодействии различных художественных принципов, объективирующих-

ся посредством реализации категории как межтекстовых отношений, так и интерсемиотических в пределах конкретного художественного текста и формирующих в процессе такого взаимодействия новые тенденции в художественном дискурсе. В настоящее время дискуссии о специфике современного литературного процесса свидетельствуют о разнообразии художественных тенденций и сложности их осознания: критики утверждают, с одной стороны, о фактах "академического" постмодернизма, с другой -о формировании нового литературного направления, ориентирующегося на реалистическую эстетику и поэтику [2; 3 и др.] и активизировавшегося именно в начале XXI в., причем тенденции "нового реализма" в его различных ответвлениях получают развитие в том числе в творчестве тех писателей, которые в настоящее время воспринимаются уже как "классики" постмодернизма (В. Пелевин, В. Сорокин, В. Пьецух и мн. др.) [см.: 4; 5].

С нашей точки зрения, выявление и изучение новых тенденций в художественном дискурсе в аспекте реализации категории межтекстовых отношений должно иметь внутрижанровый характер, что также определяется спецификой поэтики современной литературы, а именно: ее сложным мутационным характером, проявляющимся на разных уровнях (стиля, жанра, эстетики и др.) [6, с. 6]. Последнее утверждение свидетельствует и о возможности исследователя, оставаясь в рамках внутри-жанрового исследования, выходить за пределы жанра - к его мутационным формам.

Анализ текстов постмодернизма различных жанровых характеристик позволяет утверждать, что создание "поликодовых" сообщений в большей степени характерно для романного постмодернистского дискурса, нежели для дискурса постмодернистского рассказа (ср., например, романы В. Пелевина "Generation П", "Желтая стрела", "Священная книга оборотня" и др. с рассказами этого же автора), при этом в текстах рассказов, ориентированных на реалистическую эстетику и поэтику, "поликодовость" приобретает метатекстовый характер: художественный код той или иной семиотической системы, реализуемый вербальными средствами, становится объектом комментирования, интерпретации, восприятия и т.д. Такой феномен представляется правомерным обозначить термином "интермедиальная метатекстовость". Исследование данного явления, с нашей точки зрения, актуализируется, с одной стороны, уникальностью и неоднозначностью идеи "синтеза искусств", реализуемой в контексте словесного художественного произведения, с другой - его семантической насыщенностью и смысловым потенциалом, реализующимся на уровне диалогического взаимодействия автора и читателя. При этом метатекстовость понимается как способность базового текста манифестировать оцениваемые, комментируемые, поясняемые и др. текстовые заимствования (в том числе и в семиотическом смысле), метатекст (метатекстовый фрагмент) - результат реализации метатекстовости. Важно отметить, что собственно термин интермедиальность имеет множество вариантов понимания (например, как отождествления формы произведения невер-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.