CC BY
42
А.М. Панов (Вологда)
ОБРАЗЫ ПРИРОДЫ В КОНТЕКСТЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ ТАРЬЕЯ ВЕСОСА
Аннотация. Статья посвящена осмыслению природных образов в контексте художественной философии Тарьея Весоса - норвежского писателя, широко известного во всем мире, но малоизученного в России. Во вступительной части приводятся краткие сведения о писателе. В аналитической части дается общий обзор шести поэтических книг Весоса с указанием образов, типичных для каждого сборника. Приводится характеристика основных образов объектов природы, используемых поэтом. Рассматривается категория «мистики в конкретном», предложенная Юном Фоссе для характеристики художественной философии Весоса. В творческом развитии поэта выделяется тенденция дополнения натурфилософских взглядов идеями иррационализма и экзистенциализма, которые постепенно стали занимать доминирующую позицию в системе взглядов писателя. Автор выявляет различия между использованием образов природы и деревни Тарьеем Весосом и русскими писателями-традиционалистами XX в. В отдельных случаях проводятся параллели с образами, используемыми в прозаических работах автора.
Ключевые слова: Тарьей Весос; норвежская литература; поэзия; модернизм; художественный образ; философия.
A.M. Panov (Vologda) Imagery of Nature in the Context of Tarjei Vesaas' Artistic Philosophy
Abstract. The article contributes to understand imagery of nature in the context of Tarjei Vesaas' artistic philosophy. Tarjei Vesaas was a Norwegian writer, widely known in the world, and rarely studied in Russia. The introduction is brief overview of the poet's biography. The analytical part gives general review of Vesaas' six poetry books and discusses main imagery of each, align with characteristics of basic images of nature introduced by the poet and analytics of the "mystics in the concrete" - notion, suggested by Jon Fosse to outline Tarjei Vesaas' philosophy. In the poet's creative evolution his philosophy of nature was expanded with existentionalism and irrationalism, which gradually dominated in the writer's worldview. We mark difference between the use of nature and country-side imagery in Tarjei Vesaas and Russian traditionalist writers of the 20th century. We give some parallels between his poetic and prose works in this relation.
Key words: Tarjei Vesaas; Norwegian literature; poetry; modernism; word image; philosophy.
Тарьей Весос (1897-1970) - норвежский писатель, поэт и драматург. Он завоевал несколько национальных и международных литературных премий (в том числе премию Северного совета), выдвигался на Нобелевскую премию по литературе и получил признание во многих странах мира.
Писал он на новонорвежском языке («нюношке»), менее распространенном в литературной традиции Норвегии, чем букмол (существует два официальных варианта норвежского языка: букмол (bokmal) - «книжная речь» и нюношк (nynorsk) - «новонорвежский). Весос, как выразились его издатели, заново создал норвежскую прозу [Tarjei Vesaas. Gyldendal norsk for-lag]. Именно работы, написанные в прозе, принесли автору наибольшую известность. Российским читателям он известен по романам «Великая игра», «Птицы», «Ледяной замок», а также нескольким рассказам.
Значительно менее известен за пределами Скандинавии Весос-поэт. В России его знают лишь немногие исследователи и любители скандинавской литературы. Несколько лучше обстоят дела в англоязычном мире, Германии, Хорватии, Грузии и других странах, жители которых могут прочесть его непростые, загадочные стихи на своих родных языках. Тарьея Весоса трудно назвать плодотворным поэтом: за свою жизнь он издал более двадцати романов и всего пять поэтических сборников (его шестая книга «Жизнь у потока» была опубликована посмертно). Однако, по мнению канадского критика, поэта и переводчика Роджера Гринуолда, лучшие стихи Весоса не уступают произведениям крупнейших поэтов Норвегии XX в. - Улава Хауге и Рольфа Якобсена.
В настоящей статье я попытаюсь рассмотреть художественные образы природы, используемые Весосом в его поэтических работах. Для этого будет дан общий обзор шести поэтических сборников автора с некоторыми отсылками к его биографии, обозначены различия между использованием природных образов норвежскими и русскими писателями XX-XXI вв. Далее будут рассмотрены центральные природные образы, используемые автором - образы птицы и дерева, и показана роль аудиальных (звуковых) образов в творчестве поэта.
Творчество Весоса исследовалось, в основном, в зарубежных странах: Роджером Гринуолдом, Кеннетом Чапменом [Chapman 1969], Ингвиль Молауг Станг [Stang 1964], Турбеном Брустрёмом [Brostram 1964], Уолтером Баумгартнером [Baumgartner 1970], Юном Фоссе [Vesaas 1997, 267, 269] и др.
Анализ литературных образов Тарьея Весоса в контексте его художественной философии представляет собой методологическую проблему. С одной стороны, творчество Весоса может быть рассмотрено как синтез нескольких философских систем, в нем обнаруживаются идеи М. Хайдег-гера, элементы учения о бессознательном З. Фрейда и С. Кьеркегора, экзистенциализм, присущий философии Сартра (через призму учений Фрейда и Сартра творчество Весоса рассматривается в современных исследованиях, в частности, в работе Хадле Андерсена [Andersen 2008]), натурфилософии (витализма).
С другой стороны, лирика этого автора весьма сложна для понимания по причине специфического использования языковых и художественных средств - «атипичной» грамматики, сложных аллегорий, имплицитности выражения многих мыслей. По мнению Лютера Аскеланна из универси-
тета Миннесоты, стихи Весоса - «очевидно переводимы», поскольку его образы, как правило, конкретны, а использование лексики чаще всего довольно прямолинейно [Askeland 1973]. Но здесь мы имеем дело с тем редким случаем, когда «очевидная переводимость» текстов не тождественна их «очевидной понятности».
Тарьей Весос уделял значительное внимание форме, пристально следил за развитием современного национального и зарубежного искусства, он довольно близок к модернистам. Поэт и литературный критик Гуннар Вэрнесс, анализируя модернистское движение в Норвегии, пишет:
«[в период 1940-1970-х годов, то есть в период наиболее активной поэтической работы Весоса] известные поэты до- и послевоенных лет: Тарьей Весос, Гуннар Рейс-Андерсен, Астрид Йертенес Андерсен, Клас Гилл, Ингер Хагеруп, Пол Брекке и Рольф Якобсен занимались как осторожной модернизацией того, что в норвежской литературе называется "использованием образных средств позднего символизма", так и созданием традиционных рифмованных стихов. У этих поэтов можно обнаружить какую-то степень модернизации поэтических форм, но традиционное лишь постепенно растягивалось, каждый новый шаг совершался осторожно, не постулируя ни нарушений, ни разложений, ни провокаций» [Уль-вен 2010, 13-14].
В целом, творческое развитие Весоса как поэта не выбивается из контекста развития норвежской поэзии XX в. - его модернизм не эпатажен и не «агрессивен», он не имеет целью разрушить или перестроить устоявшиеся в литературе традиции, но дает возможность по-новому взглянуть на объекты, волнующие автора.
Тарьей Весос начал писать стихи еще в юности, однако долгое время поэзия оставалась для него «увлечением», к которому он обращался лишь эпизодически. Первый большой поэтический дебют автора состоялся в 49 лет, когда увидел свет сборник стихов «Родники» (ЩеМепе). На тот момент Весос уже прочно утвердился в норвежской литературе как романист, новеллист и драматург. Критик Ингвиль Молауг Станг считает, что книга «Родники» не может быть однозначно отнесена к модернистской поэзии. Большая часть стихов в ней написана в рифмометрической форме ^а^ 1964]. В ней присутствуют романтические - песенные, балладные мотивы («Песня», «Лошадь»), чувствуется влияние символизма («Темные корабли прибывают»). Читатели, знакомые с прозой Весоса, увидят параллель между балладой «Лошадь» и сюжетом романа «Великая игра», один из эпизодов которого - забой старого крестьянского коня, много лет служившего в хозяйстве верой и правдой. Стихотворение описывает сложное психологическое состояние человека; внезапно нахлынувшие воспоминания оживляют мир детских переживаний и переносят их во взрослую жизнь:
Лошадь вернулась, и снова встает за окном
что-то простое и целое, спавшее в нем.
Здесь не до смеха - он чует недобрую весть.
Замер безмолвный вопрос: что ты делаешь здесь?
[Здесь и далее перевод стихов выполнен автором статьи. - А.П.]
Характерной чертой образа лошади в данном стихотворении является ее «очеловечивание»: она обладает лицом (норв. andlet), наделяется человеческим мышлением и даром речи.
Вообще сельский уклад сыграл важную роль в становлении личности писателя: будучи старшим сыном в семье зажиточных крестьян, в течение многих поколений обитавшей в поместье Весос, он добровольно отказывается продолжать дело отца, избрав путь литератора. При этом хутор Мидтбё, где в 1934 г. Весос со своей женой Халлдис Мурен поселился и прожил до самой смерти, находился совсем неподалеку от семейной фермы. Биографы отмечают, что поэту приходилось испытывать сильные психологические стрессы, значительный нравственный дискомфорт (чувство вины) в связи с тем, что он прервал традицию рода Весос и отверг крестьянскую жизнь. Халлдис Мурен Весос вспоминает: «Возможно, хотя он никогда не говорил об этом, в минуты самокопания он испытывал тяжелое чувство вины. Тем не менее, думаю, он был твердо уверен в том, что сделал правильный выбор» [Vesaas H.M 1997, 25]. Супруга писателя полагала, что именно поэтому Тарьей Весос так много писал о лошадях, которые были неотъемлемой части его юности. Помимо названного романа «Великая игра», одна из крупнейших прозаических работ Весоса так и называется - «Кони вороные» (норв. Dei svarte hestane). И вряд ли является случайностью, что именно лошадь является лирическому герою одноименного стихотворения (тоже крестьянину, ставшему писателем) и задает «безмолвный и строгий вопрос»: «Что ты делаешь здесь?»
Своеобразной «визитной карточкой» поэта стал свободный лирический стих «Снег и ельник», который открывает сборник:
Слово о доме -снег и ельник наш дом.
Это с первого мига родное,
прежде чем кто-то сказал: «Вот снег и ельник» -Живут они в нас -и с той самой поры всегда, всегда.
Книга «Родники» оказалась ярким поэтическим дебютом (отчасти в силу того, что Весос к тому времени приобрел прекрасную репутацию благодаря своим прозаическим и драматическим работам), однако строгая
рифмометрическая форма, следование устной и песенной народной традиции не позволили писателю в полной мере раскрыть свой философский потенциал. Впрочем, представление о сборнике «Родники» как о сборнике крестьянской, романтической поэзии было бы ошибочным, - экзистенциальные мотивы отчетливо звучат, например, в стихотворении «Темные корабли прибывают», по форме, правда, напоминающей произведение поэта-символиста:
Всё как тогда - дремавшая весна встревожена неистовой стремниной. Ты снова видишь сквозь завесу сна и чувствуешь, как страх ползет лавиной.
В 1947 г. выходит второй поэтический сборник автора - «Игра и молния» (Leiken og 1упе0. Выход этой книги ознаменовал, можно сказать, переход автора от натурфилософии к иррациональным и экзистенциальным взглядам. Рискну предположить, что основная концепция книги - страх в различных его проявлениях. Центральным мотивом стал языческий ужас перед неизвестным, для обозначения которого автор использует образ молнии:
Молния в черных тучах таится в пронзительной спертой тиши, готовая хлынуть на землю горящей змеей. Тот, кого она ранила в сердце, о ней не расскажет: одно попадание слепого луча несет одинокую смерть.
(«Молния»)
Образ змеи, олицетворяющей экзистенциальный страх, время от времени встречается и в последующих работах автора («Путь змеи через гору», «Жизнь у потока» и др.). Тема страха явно перекликается с сюжетом одного из важнейших произведений Весоса - романа «Птицы» (Fuglane), увидевшего свет 10 лет спустя после выхода сборника «Игра и молния» (в 1957 г.). Главный герой романа - Маттис, сельский житель, слывущий дурачком (лишь потому, что его взгляды на жизнь не совпадали с мировоззрением односельчан), испытывает панический ужас перед молнией и прячется от нее в уборной.
В книге «Игра и молния» тема страха раскрывается широко и многогранно: автор описывает тревожность молодой девушки, едва покинувшей родной дом («В синем плаще»), ощущения человека, который боится, что близкие не видят в нем поддержки («Где-то ветер шепчет»), боязнь войны
как глобального явления, способного погубить всю планету («Дождь над Хиросимой») и т.д. Описывая людские страхи, автор не является, тем не менее, ни пессимистом, ни фаталистом, в его стихах не ощущается безысходности или нравственных страданий, которые отчетливо звучат, например, в произведениях Гунвор Хофму.
Третья книга - «Счастье для путников» (Lykka for ferdesmenn) - выходит два года спустя - в 1949 г. Норвежский поэт, драматург и прозаик Юн Фоссе, выделявший в стихах Весоса хайдеггеровскую категорию «мистики в конкретном» (норв. mystikken i det konkrete), пишет: «Мой любимый поэтический сборник - "Счастье для путников". Образно выражаясь, на его страницах стихи оправляются в путешествие по миру конкретного, - и дорога приводит к мистике в конкретном» [Vesaas T. 1997, 267, 269].
Центральной темой книги действительно может быть названо путешествие - будь то путешествие в пространстве («Там, где горел огонь», «Пограничный столб»), по жизненному пути человека («Из сейчас») или через время («Уставшее дерево»). В стихотворении «Девушки на склоне» поэт высказывает мысль о том, что дорога, пролегающая в пространстве, порой приводит не к материальной цели, а на новый жизненный этап. В ночь на Ивана Купалу (норв. Jonsok-natt) девушки приходят на склон холма и участвуют в языческом празднестве. Совершая обряд, они мистическим образом переживают опыт взросления. Дорога, таким образом, символизирует стремление к непознанному. При этом поэт прямо заявляет о том, что мир принципиально непознаваем:
Истина недостижима.
Можно лишь стать у дороги и ждать, -
не промчится ли мимо
вращаясь,
как спицы вокруг оси в колесе вечности.
(«Все же возле нас»)
Говоря о «мистике в конкретном», Юн Фоссе называет важную особенность поэтического повествования Тарьея Весоса - его привязку к конкретному месту: дороге, лесному озеру, одинокому дому, осиновой роще и т.д. В сборнике нередко можно встретить аллегорические образы, не просто напоминающие, а как бы «привязывающие» ландшафт или природный объект к чертам человеческого характера: долины стыда («Бродящая башня»), скалы упрямства («Грохот подо льдом»), «Тревожное озеро» («Гребет и гребет»). Именно в такой «привязке» к конкретному месту раскрывается мистическое, экзистенциальное начало, присутствующее в творчестве автора. Таким образом, мы имеем все основания говорить о высокой роли топоса в работах автора.
В книге «Счастье для путников» поэт активно и весьма специфически использует аллегории. Специфика эта состоит в такой степени детализации, что аллегория более не воспринимается как аллегория - первое впечатление от прочтения таково, что речь идет о конкретных явлениях материального мира:
Столб безмолвно скомандует: Стой -
здесь граница пути, что был пройден тобой.
(«Пограничный столб»)
Использование таких средств придает поэтике Весоса неповторимое своеобразие и в то же время затрудняет понимание и анализ его произведений. Характерной чертой сборника «Счастье для путников» является (за некоторыми исключениями) оптимистичный настрой - уверенность в том, что силы человеческого разума хватит, чтобы преодолеть нравственные, психические, философские невзгоды, которые встречаются на жизненном пути:
Жизнь, жизнь, жизнь -Кто это поет? Всяк, кто не мертв,
так поет по пути средь туманных теснин навстречу себе самому.
(«Счастье и закон»)
Следующая книга автора - «Земля сокрытых огней» (L0ynde eldars land), вышла в 1953 г. Земля сокрытых огней - сложный аллегорический образ, описывающий потаенный внутренний мир человека. Представляется вполне закономерным, что образ «Земли сокрытых огней» создал именно норвежец. Такое описание хорошо подходит к коренному скандинаву: нордический характер предполагает сдержанность, самоконтроль, сильную волю, за которыми, как за каменным панцирем, могут таиться сильнейшие эмоции:
С виду покойна земля огней -все неподвижно, тихо на ней.
Но в этот миг внутри горы лавина жаркая, ярится.
(«Тихая земля»)
В противоположность северному человеку, житель более южных стран - итальянец, мексиканец, представитель кавказских народностей -больше напоминал бы «Землю открытых огней». Тем не менее, думаю, что Весос описывает ситуацию, характерную для всех жителей Земли: в сознании каждого человека протекают тайные, неведомые процессы, которые могут быть скрыты как от окружающих, так и от него самого. «Скрытое пламя», живущее в нас, может получить разрядку и выплеснуться наружу, или же тихо тлеть в нашем разуме и угаснуть лишь вместе с ним. Земля сокрытых огней - это довольно широкая концепция, описывающая мир подсознательного. Тема горения проходит через всю книгу - в стихотворениях «Всё вдаль», «Огненная птица» и кульминационной части сборника - балладе «Жар», повествующей о психическом выгорании, эмоциональном самоуничтожении человека, признаки которого могут быть скрыты до тех пор, пока не произошла катастрофа. При этом поэт отходит от указания на связь между природными феноменами и эмоциональными состояниями и проявлениями, - в стихотворении «Жар» не говорится об «огне страсти», «совести», и т.п. Повествование ведется о человеке, который сгорает фактически, выжигая землю, меняя до неузнаваемости окружающий ландшафт (здесь мы снова сталкиваемся с привязкой к месту и мистикой в конкретном), оставляя после себя лишь «холм стылого пепла». Баллада «Жар» - наиболее объемное произведение из всех шести сборников Тарьея Весоса. Поэт с аналитической четкостью и предельным вниманием к деталям описывает процесс горения человека и пробуждения подземного пламени, и в этом описании образ «Земли сокрытых огней» распадается на множество атрибутивных компонентов, - мы встречаем потоки лавы, трещины в земле, волны жара, горы пепла и сгоревшие дома. Все это стихотворение - одна большая аллегория, границы применимости данного выразительного средства расширяются здесь максимально.
При этом в сборнике присутствует немало стихов, не связанных с идеей «Земли сокрытых огней», или, что немаловажно, связанных с ней не напрямую:
Твоя тихая лодка -ты ей имя не дал. Твоя тихая лодка -не нашла свой причал. Тайная лодка на суше.
(«Лодка на суше»)
Вероятно, лодка на берегу (в оригинальном тексте - «возле берега») символизирует скрытые устремления человека (порой безотчетные, неясные для него самого), которым не дано воплотиться в жизнь.
При сложной концептуальной организации книги и современности большинства входящих в нее стихов, поэт не теряет преемственности с устной народной традицией центральной Норвегии - третий раздел сборника целиком состоит из коротких стихотворений, написанных в традиционной, описательной, наивной манере:
Дом стоит у дороги, здесь вас напоят водой. В доме живет дед Кетиль -древний и снежно-седой.
Дрожь пробирает от жажды, ты сбился с дороги домой. Увидит тебя старый Кетиль и выйдет походкой хромой.
(«Кетиль»)
Весос неожиданно возвращается к романтическим образам сельских жителей, типичных для книги «Родники» - из семи стихотворений этого раздела в четырех используются образы людей. Халлдис Мурен Весос вспоминала, что эти стихи были изначально написаны для детей [Уе-saas Н.М. 1979, 153]:
Цок-цок - звени, подковка. По камням процокай ловко.
Топ, топ - устали ножки. В горку - по крутой дорожке.
Скок-поскок, резвись, конек! Краток волюшки денек.
(«Краток волюшки денек»)
Произвольно или нет, но, включив в книгу раздел детских стихов, Весос усложнил ее композицию и сделал свою мистику еще более конкретной. Поэт не просто играет на контрастах между традиционной и модернистской литературой, а как бы переносит действие из воображаемой «Земли сокрытых огней» на землю вполне реальную. Здесь мы встречаем фактически существующие объекты: реки Токке и Бору («В морозную пору»), горное поселение Хаукели, что в фюльке Телемарк в централь-
ной Норвегии, ущелье Дирескар («В Хаукели все дома»). Возможно и дед Кетиль, о котором идет речь в стихотворении, рассмотренном выше, был когда-то добрым знакомцем писателя.
Мы видим, что в книге «Земля сокрытых огней», которая в большей степени является образцом модернистской литературы с выраженной экзистенциальной направленностью мышления, встречаются черты романтизма и виталистической философии.
Последний прижизненный сборник стихов автора - «Будь новой, наша мечта» (Ver ny, vár draum), увидел свет в 1956 г. На типичном для Весоса фоне: психологическом («Женщина в доме», «За гранью мига»), философском («Кольца яви», «Саблезубый тигр»), мистическом («Колдунова трава», «Великая гора»), в книге неожиданно появляются лирические стихи. В отличие от предыдущих сборников, здесь присутствует немало образов, характерных для поэзии романтизма - женщина («Женщина в доме»), влюбленные («Твои колени и мои»), черный лебедь, Венера («Под звездой Венерой»), и т.д. Будучи уже немолодым человеком, поэт словно обретает второе дыхание, - его лирический субъект снова смотрит на мир юными, влюбленными глазами. Но в философском плане Весос далек от наивного юношеского идеализма и романтизма, характерного для его ранних работ. Он анализирует людские взаимоотношения, которые порой оказываются источником нравственных страданий. При этом нередко он делает это в непривычном для себя лирическом ключе, чему немало способствует использование соответствующих художественных образов:
За гранью мига, за гранью свары за гранью муки за гранью гнева
не тебя ли я вижу?
И не бывала ты прежде
милее и краше.
(«За гранью мига»)
Шестой поэтический сборник «Жизнь у потока» вышел вскоре после смерти автора в 1970 г. Критики почти единодушно признали книгу лучшей крупной поэтической работой Весоса [Through Naked Branches... 2001, xvii]. Сын поэта Улав Весос вспоминает: «Большинство стихов из этого сборника Тарьей Весос написал в последнее лето своей жизни, и в этих стихах он более откровенен и свободен, чем в предыдущих книгах» [Vesaas T. 1997, 6]. Основной идеей книги вновь стала дорога - как в своем
материальном воплощении («Дальнобойщик»), так и в метафизическом понимании («Птица»), а порой - как отвлеченный, универсализированный образ, который может трактоваться очень многозначно. Образы дороги и странствий используются в сборнике «Жизнь у потока» едва ли не чаще, чем в третьей книге Весоса «Счастье для путников». Однако здесь мы отчетливо просматриваем их эволюцию: на этот раз дорога ведет уже не к мечте, олицетворяет не стремление к непознанному, а возвращение к началу, откуда каждый начинает свое жизненное путешествие («Вечерний путь домой», «Родные холмы»).
И если в предыдущем сборнике «Будь новой, наша мечта» мы видим образы, типичные для литературы эпохи романтизма, то на страницах книги «Жизнь у потока» встречаются выразительные средства, характерные для поэтов-романтиков. В частности, это прямолинейные сравнения, в которых автор буквально разъясняет читателям те или иные явления: прямо сравнивает идеи с семенами («Семя сеют вслепую»), крылья птицы - с забвением («Птица»), дорогу - с разрезом ножа:
Дорога окончится ночью, а ночь завершится в дороге Дорога проходит разрезом ножа через жизнь. Добро отделяет от зла. Дорога это дорога до последнего дня.
Используя романтические образы, описывая природные явления, автор, тем не менее, не совершает решительного возвращения к романтизму и натурфилософии, - он расширяет палитру художественных средств, что можно объяснить стремлением к эксперименту.
Мир образов Тарьея Весоса интересен и довольно своеобразен. Как вдумчивый, внимательный художник, он черпает вдохновение из объектов, создаваемых природой, которые неизменно преобладают в его творчестве. Антропогенные объекты оказываются, скорее, исключениями (грузовой автомобиль, атомный взрыв, заводская труба и т.д.). Отдельное место занимает образ человеческого сердца, которое нередко персонифицируется, однако он не вписывается в категорию «природных» и заслуживает отдельного разговора.
В стихах Весоса нам встречаются застывшие в безветренную погоду осины и лесное озеро с черной водой, мышь-полевка, затаившаяся под снегом, и бескрайние еловые леса, уходящие за горизонт, луг, поросший полевыми травами и широкая ледяная равнина. От внимания поэта не ускользают те мелочи, которые в повседневной жизни остаются незаметными для большинства людей: поэт называет многие виды, словно обращается по именам к старым знакомым: манжетки («Мы с тобой в полном покое»), дягиль «Жизнь у потока», купырь («Луг»)», вика («Луг, «Легкая зыбь»),
линнея («Из лета в лето»), седмичник («Кто выдержит - всегда отыщет»). При этом для обозначения «действующих лиц» автор зачастую ограничивается лишь общими фразами: человек («Среди синих теней», «Жизнь у потока»), змея («Путь змеи через гору»), птица и т.д. Названные «действующие лица» нередко представляют собой некоторые универсальные символы, - это образы, вмещающие целые концепции. На мой взгляд, размытые образы субъектов на фоне таких четких рисовок второстепенных деталей, с одной стороны, позволяют придать стихам выразительность и динамизм, с другой - реализуют принцип поиска «мистики в конкретном», о которой говорит Юн Фоссе.
Весос нередко проводит сложные параллели между обманчиво наивными образами природы и миром человеческих переживаний, и это в чем-то роднит поэта-модерниста с романтиками и символистами предыдущих эпох. Однако с литературоведческих позиций Тарьея Весоса, подробно и со знанием дела описывавшего крестьянский быт, не следует помещать в один ряд ни с ними, ни со многими русскими авторами, пишущими о природе и сельской жизни.
Дело в том, что взаимоотношения между Весосом-поэтом и природой могут показаться русскому читателю весьма необычными. Если русский автор XX в. писал о природе, деревне, глубинке, то обычно он ассоциировался с символизмом, имажинизмом, почвенничеством. Яркими примерами являются вологодские «традиционалисты» Василий Белов, Николай Рубцов, для обозначения которых в русской критике возник специфический термин - деревенщики. Слово это, в моем понимании, не несет уничижительной эмоциональной окраски, а лишь служит для более полной и подробной классификации литературных течений России. Деревня для таких писателей - это малая родина, колыбель традиционного жизненного уклада, символ национального характера. С современным литератором из Скандинавии ситуация совершенно иная. Сельская местность, природные объекты и явления становятся для него не очагами сохранения и возрождения народных традиций, как это было с представителями норвежского национального романтизма (несмотря на то, что норвежское село исправно выполняет эту функцию и поныне), а точкой, с которой можно по-новому взглянуть на мир и себя. Датский писатель Мартин Хансен пишет: «В деревне современный [норвежский] писатель находит нечто новое - не единичное, а универсальное». Именно из деревни, по его мнению, открывается широкий, глобальный взгляд на вещи. Это мнение поддерживает и Р. Гринуолд: «В окружении лесов и холмов он [писатель] находит точку, с которой открываются широчайшие перспективы» [Through Naked Branches... 2001, xviii]. Возможно, это покажется парадоксальным, но именно богатый опыт жизни и труда на селе, общения с природой во многом определили успех Весоса как поэта-модерниста. «Природные» аллегории нередко эволюционируют и получают развитие в сложных сюрреалистических образах:
Гладь стеклянной горы светит вечерней порой -мерцает гора нераздельности в дивных ночах...
(«Мы полним бескрайние ночи»)
Здесь мы подходим к образу гор и скал, который также нередко встречается в стихах автора. Образ стеклянной горы может трактоваться весьма широко и многозначно. По мнению Тура Ульвена, стеклянная гора символизирует социальную целостность, к которой подсознательно стремится каждый из нас. Образы гор могут олицетворять довольно широкий спектр объектов. Так, в произведении «Шторм у скалы» гора символизирует терпение человека перед ударами судьбы - стихии:
Чуть шелохнется скала. А потом - ни на миг не дрогнет. Ни на волос не сдвинуть скалу.
В то же время в стихотворении «Рыдавшая гора» мы встречаем сложную, противоречивую фигуру, которая при внешней монолитности и несокрушимости не в силах совладать с эмоциями и подавить свои внутренние состояния:
Всегда рыдают горы. Когда их узнаешь, то замечаешь тысячелетние отметины от слез. Рыдания и горы -в каждом сердце.
Гора может олицетворять как некий идеал, временами отчетливо представляемый, а порой скрытый, но всегда недостижимый («Великая гора»), так и неизъяснимый экзистенциальный ужас («Гребет и гребет»). Однако, по моему мнению, образы гор, которым Весос уделял немало внимания, все же не могут считаться центральными в его творчестве, в отличие от тех, речь о которых пойдет ниже.
На страницах книг Тарьея Весоса мы снова и снова встречаем два образа, которые, вероятно, были очень близки писателю - это птица и дерево. Образ птицы у Весоса может ассоциироваться, прежде всего, с вдохновением, стремлением к новому, неведомому и отчасти недостижимому, а порой - с какой-то природной силой. Наиболее отчетливо, на мой взгляд, это прослеживается в одноименном стихотворении из книги «Жизнь у потока», в котором птица выступает в роли «проводника» в неизведанное:
Птица ждала, стоя возле дороги.
Чудом была та птица. Забвеньем -громадные крылья. Сердце ее билось в такт с моим.
Мы сквозь неизвестность поплыли.
Отринув сомнения и горе.
В романе «Птицы» Маттис воспринимает тягу вальдшнепов как некое таинство - природную мистерию, открываемую лишь избранным: по его мнению, пренебрежение этим зрелищем есть одно из крайних проявлений душевной черствости и слепоты, неблагодарности к природе и самой жизни. Среди ночи будит Маттис свою сестру Хеге и, когда, та, устав от дневных забот, отказывается посмотреть на птичий танец, он испытывает досаду и горечь. В романе «Ледяной замок» птица играет второстепенную, антагонитистическую роль стража или слуги той неведомой и бестелесной силы, которая забрала жизнь одной из героинь - хищная птица вьется над Ледяным замком, извергая молнии из глаз, то появляясь, то исчезая. Присутствие птицы усиливает ощущение враждебного, мистического мира, олицетворяемого Ледяным замком. А в стихотворении «Жила-была», именно птица сообщает юной Березке весть о грядущих таинственных переменах (которые вскоре и происходят).
В некоторых произведениях Весоса птица является нам не целиком, а частями (читатель «видит» лишь крылья или перья птицы, а порой лишь «слышит» их). Так, в стихотворении «То, что живет в моем доме» фигурируют только «неясные птичьи крыла», которые являются из ночного мрака и открывают лирическому герою некое тайное знание:
Неведомы ночи границы. Улетучился запах, померкли цвета. Неясные птичьи крыла ныне открыли все.
Сама же птица, которой и принадлежат таинственные крылья, остаётся для нас незримой, - поэт говорит о ней как о чуде, которое мы не в силах ни постичь, ни даже представить. Примечательно, что при значительной детализации своих «природных» образов, Весос практически не называет ни одного вида птиц, что может указывать на связь образа птицы с иррациональным, мистическим мышлением.
Дерево, как представляется, символизирует силу земли и жизнь в ее непостижимой тайне: оно безмолвно и неподвижно, но под корой струятся соки, исполненные жизненной силы, оно легко переживёт и человека, и зверя, и в этом тоже состоит его тайное могущество. При этом под корой может таиться нежная, хрупкая жизнь, - например, в стихотворении «Утренняя песня возле дерева» дерево, «женственное от корней до ветвей», стоит, «пряча под корой обнаженность», и источает живицу. В уже упомянутом романе «Птицы» две сухие осины, торчавшие на отшибе, селяне прозвали «Маттис-и-Хеге», чтобы посмеяться над братом и сестрой, живущими словно бы отдельно от всего поселка, и именно привязка их имен к деревьям делает насмешку особенно колкой и обидной. Героиня новеллы «Мамино дерево» - старая женщина, прикованная к инвалидному креслу, обретает способность говорить откровенно, лишь оказавшись под кроной любимого старого дерева; касаясь его коры, она словно пробуждает в себе мистическое знание, которое его сын не в состоянии понять, что и приводит к конфликту. В стихотворении «Безымянное древесное кольцо» умерший в юности человек воплощается в одном из древесных колец и начинает жить новой, иной жизнью:
Так в юности ты стал кольцом древесным в нем застывает сок, игре послушный. Год твоей смерти в дерево впечатан. А дерево растет, стремится к небу, потоком сил, струящимся сквозь полночь, и ты теперь в том дереве, средь многих -в кольце, где твоих жизней вьется нить.
Как в случае с птицей, автор порой использует образы частей дерева -например, в стихотворении «Встреча в горах» путники, проведшие долгое время в безжизненных холодных скалах, видят одинокий лист на ветке и заворожено смотрят на него, как на символ жизни и любви. В одном из наиболее сложных произведений Весоса - «Сквозь голые ветви» - ветви дерева словно сами тянутся к лирическому субъекту, навевая мысли о том, как проходит его жизнь и как воспринимает ее он сам:
Голые ветви марта
жмутся к стеклу,
вот-вот они канут
во мглу неприветного марта.
Но пока они зримы,
нежны и стройны несказанно.
Связь между лирическим субъектом и ветвями дерева туманна и иррациональна (при этом в стихотворении прослеживаются и натурфилософские идеи, в частности, мотивы «мыслящей природы»). И подобно неяв-
ленной, но существующей птице из стихотворения «То, что живет в моем доме», здесь мы видим лишь ветви - само дерево увидеть невозможно. В отличие от туманного, неопределенного образа птицы, дерево представлено более конкретно и «осязаемо» - мы нередко встречаем упоминание конкретных видов: ольха («Песня»), осина («Среди синих теней»), ива («Весенний дух»), клен («Скрытые события») и т.д.
Образы птицы и дерева в стихах Тарьея Весоса многогранны и разнообразны, а подчас противоречивы. Так, птица может быть протагонистом («Птица») или антагонистом («Мелкие грызуны»), а может и вовсе занять нейтральную позицию стороннего наблюдателя («Безымянное древесное кольцо»). Дерево оказывается то древним богатырем, которого в силах измотать и убить лишь время и, соответственно, олицетворять силу и выносливость, («Уставшее дерево»), то юной девушкой, застенчивой и растерянной, и символизировать, таким образом, неопытность и нежность («Жила-была», «Искатель у ивы»):
Самое тайное - дерево, немое от песни о том, что никто не поймет, как молодая невеста под небесами.
(«Апрель»)
Говоря о мире поэтических образов Весоса, необходимо указать на одну важную особенность. Поэт зачастую ориентируется не на визуальные, зрительные, а на звуковые образы [Through Naked Branches... 2001, xiv]. Существует множество стихов, в которых Тарьей Весос выступает не только (и не столько) как визионер, но и как настороженный, внимательный слушатель («Возница», «Грохот подо льдом» и др.):
Уже утро?
- Мы с той стороны, где утра и вечера нет. -Мы, просыпаемся, слышим: движется что-то - там, где удвоилась ночь. Гремит подо льдом, оно не из нашего мира. Скрыты за грохотом глыбы, -немящая толща.
(«Грохот подо льдом»)
Движение льда, образы ледяных глыб воспринимаются в произведении не визуально, а на слух. Также в стихотворении «Грохот подо льдом»
просматривается параллель с романом «Ледяной замок», героини которого - школьницы Сисс и Унн - периодически слышат грохот льда на озере. Именно этот звук, раздающийся в любое время суток, то пугает, то успокаивает их, и в конечном итоге заманивает Унн в Ледяной замок, где она встречает свою смерть. Р. Гринуолд отмечает, что наиболее яркий и противоречивый звуковой образ присутствует в стихотворении «Кошмар», когда грохот гор, проваливающихся под землю, достигает такой силы, что лирический субъект лишается ушей:
Я слушал, застыв, и заметил вдруг
у меня отвалились уши - вокруг стало тихо.
Но я, оглушенный знал, что округа трясется от крика.
Эти звуковые аллегории могут быть особенно сложны для восприятия, поскольку не так широко распространены в литературе.
Все поэтические сборники автора имеет свои отличительные особенности, характерные художественные образы и литературные приемы. Как мне представляется, влияние натурфилософских взглядов на творчество поэта на определенном этапе ослабло и уступило место иррациональному и экзистенциальному началам - но лишь отчасти. В определенный период Весос создает работы, которые (за некоторым исключением) все больше и больше сопротивляются толкованию. Речь идет о книгах «Счастье для путника» и «Земля сокрытых огней». Если в первой он прямо указывает на то, что скала может олицетворять, например, страх, равнина - чувство стыда, дорога - жизненные перемены, то во второй все чаще отказывается от подобных пояснений. Однако в следующей книге - «Будь новой, наша мечта», мы видим характерную «романтическую» палитру образов, а в последнем сборнике - «Жизнь у потока» Тарьей Весос время от времени использует вполне романтические метафоры (что указывает на некоторую склонность к натурфилософии) и начинает объяснять свои мысли простыми словами (причем это происходит именно тогда, когда мы ожидаем от автора не ответов, а вопросов). Таким образом, творческий путь автора нельзя рассматривать с литературоведческих позиций как однозначный переход от романтизма к модернизму, а с позиций философских, - как переход от натурфилософии к экзистенциализму. Однако мы можем говорить, что система художественных образов и философских воззрений автора постепенно расширялась и усложнялась.
Рассматривая поэтическое наследие Тарьея Весоса в целом, мы видим, что центральными образами в его произведениях являются образы природы, важнейшие из которых - образы деревьев и птиц. Преобладание «природных» образов может навести русскоязычного читателя на ассоциации с русскими писателями-традиционалистами и дать ошибочное представление о Тарьее Весосе как о писателе-символисте или романтике, однако между Весосом и представителями романтического и символического направлений есть существенные различия. Прежде всего, они состоят в том,
что русские традиционалисты консервативны, а Весос - напротив, стремился к эксперименту и «модернизации». В своем интервью телеканалу NRK он говорил так: «Экспериментировать совершенно необходимо. Если этого не делать, наступает стагнация или деградация».
Данная статья представляет собой довольно общий взгляд на мир художественных образов Тарьея Весоса с опорой на его поэтическое наследие и, отчасти, биографию. Несомненно, многие из них заслуживают более пристального внимания. В перспективе исследование может быть развито за счет углубленного анализа образов в контексте конкретных философских учений, на примере отдельных поэтических сборников и произведений, лингвистического анализа, применения статистических методов, контент-анализа.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ульвен Т. Избранное: стихи / пер. с норвеж. И. Трера и Д. Воробьева при участии М. Нюдаля и Г. Вэрнесса. Кноппарп; Чебоксары, 2010.
2. Askeland L. 30 Poems by Tarjei Vesaas, Kenneth G. Chapman: Reviewed Work // Scandinavian Studies. 1973. Vol. 45, № 1. P. 81-83. Stable URL: http:// www.jstor.org/stable/40917286
3. Baumgartner W. Slik var den draumen: Om Tarjei Vesaas som visjon^r / trans. Leif M^hle // Norsk litterar arbok 1970. Oslo, 1970. S. 9-33.
4. Brostram T. Frig0relsens veje // Tarjei Vesaas / ed. J.E. Vold. Oslo, 1964. S.184-196.
5. Chapman K.G. Hovedlinjer i Tarjei Vesaas diktning. Ä sanse det slik det er. Oslo; Bergen, 1969.
6. Stang Y.M. Lyrikken // Ei bok om Tarjei Vesaas / ed. Leif M^hle. Oslo, 1964.S.223-272.
7. Tarjei Vesaas. Gyldendal norsk forlag. URL: http://eng.gyldendal.no/Gyl-dendal/Authors/Vesaas-TaijeiGyldendal norsk forlag.
8. Vesaas H.M. I Midtb0s bakkar: minne fra eit samliv. Oslo, 1997.
9. (a) Vesaas T. Dikt i Samling. Oslo, 1997.
10. (b) Vesaas T. Tarjei Vesas' beste Tarjei Vesaas / O. Vesaas (ed.). Oslo, 1997.
11. Vesaas T. Through Naked Branches: selected poems of Tarjei Vesaas / translated and edited by R. Greenwald. Princeton, 2001. (Lockert library of poetry in translation).
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Andersen H.O. Vesaas, Freud og Sartre. Nypoesi, 15.09.08. Available at: http://www.nypoesi.net/old/essays/vesaas.html. (In Norwegian).
2. Askeland L. 30 Poems by Tarjei Vesaas, Kenneth G. Chapman: Re-
Новый филологический вестник. 2018. №1(44). --
viewed Work. Scandinavian Studies, 1973, vol. 45, no. 1, pp. 81-83. Stable URL: http://www.jstor.org/stable/40917286. (In English).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
3. Baumgartner W. Slik var den draumen: Om Tarjei Vesaas som visjon^r. Norsk litterar arbok 1970. Oslo, 1970, pp. 9-33. (Translated from English to Norwegian by Leif M^hle).
4. Brostram T. Frig0relsens veje. Void J.E. (ed.). Tarjei Vesaas, pp. 184196. Oslo, 1964. (In Norwegian).
5. Stang Y.M. Lyrikken. Leif Mwhle (ed). Ei bok om Tarjei Vesaas. Oslo, 1964, pp. 223-272. (In Norwegian).
(Monographs)
6. Chapman K.G. Hovedlinjer i Tarjei Vesaas' diktning. A sanse det slik det er. Oslo; Bergen; Troms0, 1969. (In Norwegian).
Панов Александр Михайлович, Институт социально-экономического развития территорий РАН.
Младший научный сотрудник. Исследователь, переводчик. Исследовательские интересы: поэзия Тарьея Весоса, Гунвор Хофму, норвежский модернизм, теория поэтического перевода.
E-mail: livvedstraumen@inbox.ru
Panov Aleksandr M., Institute for Socio-Economic Development of territories of Russian Academy of Sciences.
Associate Researcher. Researcher, translator. Research interests: poetry of Tarjei Vesaas and Gunvor Hofmo, Norwegian modernism, the theory of poetic translation.
E-mail: livvedstraumen@inbox.ru
