CC BY
35
ЛИНГВИСТИКА
Теория языка. Русский язык: история и современность. Языковое разнообразие России. Вопросы славянского языкознания
Семантика и функционирование языковых единиц разных уровней. Концептуальный и дискурсивный анализ языковых единиц. Перцептивная лингвистика
УДК 800
Ю. В. Погребняк
ОБРАЗНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ИНТЕРИОРИЗОВАННОГО ДИСКУРСА
В предлагаемой статье рассматривается образный компонент интериоризованного дискурса, который в нашем понимании представляет собой модель внутренней речи героя художественного произведения, создаваемую автором данного произведения. Анализируются основные типы интериоризованно-го дискурса, в котором преобладает образная составляющая.
Interior discourse is viewed in the article as a model of inner speech of a fiction character. In the given article the figurative component of interior discourse is considered. The main types of interior discourse, in which figurative component prevails, are analyzed.
Ключевые слова: интериоризованный дискурс, образ-предположение, образ-воспоминание, образ-план, образ-фантазия, образ-сюжет, образ-проекция, условно интериоризованная речь, глубина интериоризации.
Keywords: interior discourse, image-suggestion, image-recollection, image-plan, image-fantasy, image-plot, image-projection, indirect interior speech, depth of interiorization.
Под интериоризованным дискурсом мы понимаем особый тип дискурса, выделяемый на основании лингвопсихологического критерия эгоцен-тричности, т. е. направленности высказывания субъекта на самого себя. На наш взгляд, интериоризованный дискурс - это более широкое понятие, чем внутренняя речь.
В отличие от внутренней речи, которая рассматривается как один из этапов речепорожде-ния высказывания и широко исследуется в психолингвистике, интериоризованный дискурс включает в себя все виды мыслительных опера-
© Погребняк Ю. В., 2011
ций субъекта, направленные «на себя» и выраженные лингвистическими средствами (от формирования замысла высказывания до его реализации в шепотной речи или голосовой речи, направленных на себя).
Особенности интериоризованного дискурса, его тесная связь с мышлением позволяют говорить о его специфических единицах.
В. Набоков, анализируя «поток сознания» в «Улиссе» Дж. Джойса, говорит о том, что не следует преувеличивать вербальную сторону мысли, так как человек не всегда думает словами, он еще думает и образами. «Поток сознания» не предполагает только поток слов, которые могут быть записаны [1]. «Поток сознания» предполагает и поток образов и впечатлений, которые также передаются автором.
Общепризнанная единица смыслообразующего уровня в модели речепорождения - смысл в отличие от значения, являющегося духовной формой общественного опыта, общественной практики. Смысл - это «окраска» значения, которая приобретается в реальной деятельности конкретным человеком. Смысл связан с личностным отношением к значению. Означающей стороной единиц этого уровня принято считать предмет-но-схемно-образную сторону знака.
При описании единиц этого уровня некоторые авторы рассматривают гипотезу К. Прибра-ма о наличии голографического компонента в структуре образов мышления. Голограммы представляют собой ассоциативные механизмы, которые обладают свойством мгновенно разворачиваться и сворачиваться и таким образом выполнять «кросскорреляционные функции». Голограммы - это «катализаторы мысли», они значительно облегчают процесс мышления [2]. На наш взгляд, голограммное строение образов раскрывает такие свойства мышления, как его мгновенность и быстрая подвижность.
Помимо представлений предметов, схем, образов, голограмм наше мышление отражает ещё и различные виды связей и отношений между этими сущностями. На первый план здесь выступают предикативные отношения, которые являются основным типом смысловой связи и которые формируются ранее других в онтогенезе. Наряду с основной связью выделяются добавочные связи - дополнительные, аттрибутивные, обстоятельственные; по типу управления и примыкания.
Активно развиваемая за последнее время теория концептов, на наш взгляд, позволяет в максимальной степени успешно приоткрыть завесу над характером означаемого и означающего в языке и речи. Вслед за В. И. Карасиком мы считаем, что концепт имеет понятийную, образную и оценочную составляющие [3].
Мы предлагаем выделять три основных типа интериоризованного дискурса, которые распадаются на ряд жанровых подтипов.
I. Интериоризованный дискурс, где ведущей является понятийная сторона плана содержания.
1. Констатация или описание фактов.
2. Перечисление своих мыслей, часто в форме вопросов.
3. Размышление.
4. Внутреннее рассуждение.
5. Анализ высказываний и поступков своих или другого человека.
6. Предположение.
7. Порицание и упрёк.
II. Интериоризованный дискурс, которому в большей степени присуща эмоционально-оценочная сторона.
1. Выражение эмоций.
2. Выражение оценок.
III. Интериоризованный дискурс, в котором основной является образная сторона. Такой тип дискурса также распадается на ряд жанровых подтипов.
1. Образ-предположение
Сложный психологический образ-предположение, которому посвящена целая глава, создан автором в романе Generation «П». Этот образ рисует психологический портрет современного человека, всецело подверженного влиянию телевидения. Главный герой романа, работающий «рекламщиком», общается с духом Че Гевары, который обрисовывает образ современного нам homo zapience. Происхождение этого словосочетания, по мнению автора, восходит к английскому слову zapping, которое означает быстрое переключение с одной программы на другую, к которому прибегают, чтобы не смотреть рекламу. Заппинг формирует определенный тип мышления, который становится базисным для современного человека.
Когда телевизор выключен, он является объектом номер один. Это просто ящик со стеклянной стенкой, на который мы вольны смотреть или нет <...>.
Но когда телевизор включают, он преобразуется из объекта номер один в объект номер два. Он становится феноменом совершенно другой природы. И хоть смотрящий на экран не замечает привычной метаморфозы, она грандиозна. Для зрителя телевизор исчезает как материальный объект, обладающий весом, размерами и другими физическими качествами. Вместо этого у зрителя возникает ощущение присутствия в другом пространстве, хорошо знакомое всем собравшимся <...>.
Смене изображения на экране в результате различных техномодификаций можно поставить в соответствие условный психический процесс, который заставил бы наблюдателя переключать внимание с одного события на другое и выделять наиболее интересное из происходящего, то есть управлять своим вниманием так, как это делает за него съемочная группа. Возникает виртуальный субъект этого психического процесса, который на время телепередачи существует вместо человека, входя в его сознание как рука в резиновую перчатку.
Это похоже на состояние одержимости духом; разница заключается в том, что этот дух не существует, а существуют только симптомы одержимости. Этот дух условен, но в тот момент, когда телезритель доверяет съемочной группе произвольно перенаправлять свое внимание с объекта на объект, он как бы становится этим духом, а дух, которого на самом деле нет, овладевает им и миллионами других телезрителей <...>.
. подобно тому как телезритель, не желая смотреть рекламный блок, переключает телевизор, мгновенные и непредсказуемые техномоди-фикации изображения переключают самого телезрителя. Переходя в состояние homo zapience, он сам становится телепередачей, которой управляют дистанционно. И в этом состоянии он проводит значительную часть своей жизни [4].
Описанный выше образ homo zapience как нереального существа осложняется введением в его структуру относительно простых образов -рука, входящая в резиновую перчатку, дух одержимости, который овладевает миллионами телезрителей, телепередача, которой управляют дистанционно.
Думается, что описанный выше образ-предположение о существовании homo zapience возникает в голове самого автора произведения, который делает этот образ достоянием своего главного героя и который в конечном счете находит свое выражение в письменном тексте, яко-
бы написанном известным латиноамериканским лидером.
2. Образ-воспоминание
Яркий пример образа-воспоминания представлен в романе О. Роя «Амальгама счастья». Представим лишь отдельные фрагменты образа-воспоминания, который разворачивается в произведении на несколько страниц.
Главная героиня - девушка Даша, уставшая жить в мире лжи и коварства, долгое время пыталась вспомнить образ молодого человека, которого она постоянно видела в своих снах и которого полюбила всей душой. Листая альбом со старыми фотографиями, она наконец увидела этого человека, оказавшегося ее дальним родственником, и буря воспоминаний захлестнула ее сердце.
Молодой мужчина широко обнимал их обеими руками - ее, Дашу, и бабушку, - и все трое хохотали прямо в объектив. Даша была совсем подростком, и он выглядел намного юнее, чем там, на далеком и загадочном морском берегу, и острое, жаркое воспоминание наконец коснулось Дашиного сознания и медленно распустилось там как цветок, поочередно раскрывая нежные лепестки. <...> Воспоминания нахлынули на нее, захлестнули с головой, и длинная лента памяти с устрашающей скоростью развернула перед ней свои гигантские кольца.
Ах, какое лето стояло в тот год над Женевой! <...>. Она часами бродила по улочкам старого города; заходила в маленькие антикварные лавочки, нарочитая скромность и пыльный полумрак которых были обманчивы - безделушки здесь стоили целое состояние; пила кофе с домашними сливками на широких террасах, украшенных цветами; каталась на лодке по озеру... О, разумеется, не в одиночестве: <...>.
Однажды они с ним с утра принялись высчитывать ту степень родства, которая могла бы связывать их, и к полудню бросили эту затею, раздосадованные решительной невозможностью свести концы с концами хитроумными сплетениями генеалогического древа <...>.
Ни он, ни она не называли то, что происходило между ними, любовью или даже влюбленностью. Просто Женева была очаровательным праздником - и Марио дарил милой русской девочке с чуть удивленными светлыми глазами этот праздник легко и щедро, не задумываясь о том, как много дарит ему сама Даша [5].
Этот образ-воспоминание является центральным для всего произведения, так как вокруг этого образа строится сюжет романа.
3. Образ-фантазия
Например, в следующем отрывке представлены мечты главного персонажа о «сладкой» жизни.
Батюшки! ...Это что же будет? А будет, что таким макаром Бенедикт до того разбогатеет, что, глядишь, и работать не надо! Да! А начнёт мышей в рост давать! Слуг наймёт: одних дом сторожить, да и дом-то надо светлый, высокий, двухъярусный, с прибамбасами по кровле-то! .А других слуг, чтоб сторожей сторожили. Следили, чтоб те не взяли чего! А третьих... Эй холопы, отворяй, барин едет!.. Вот все падают ниц. Бенедиктовы сани во двор въезжают и прямо к терему. А из терема навстречу Оленька, белая лебедушка: здравствуй, свет мой, Беня, а попрошу к столу, уж так заждала-ся... все-то глазоньки проглядела... [6]
4. Образ-проекция
Образы-проекции отражают феноменальную способность мышления соотносить мысли, события и факты, на первый взгляд кажущиеся не-соотносимыми, но в индивидуальном сознании субъекта имеющие некие связи.
В приведенном ниже отрывке главный герой соотносит образы российских политических лидеров 90-х гг. и поствоенные образы фашистских лидеров, причем в сознании Татарского это сравнение приобретает гротескные черты, подчеркивая абсурдность резкой смены политических взглядов с тоталитарных советских на демократические.
По телевизору между тем показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет. Теперь они говорили точь-в-точь то самое, за что раньше сажали других, только были гораздо смелее, тверже и радикальнее. Татарский часто представлял себе Германию сорок шестого года, где доктор Геббельс истерически орет по радио о пропасти, в которую фашизм увлек нацию, бывший комендант Освенцима возглавляет комиссию по отлову нацистских преступников, генералы СС просто и доходчиво говорят о либеральных ценностях, а возглавляет всю лавочку прозревший наконец гауляйтер Восточной Пруссии. Татарский, конечно, ненавидел советскую власть в большинстве ее проявлений, но всё же ему было непонятно - стоило ли менять империю зла на банановую республику зла, которая импортирует бананы из Финляндии [7].
5. Образ-план
В приведенном ниже отрывке Багдадский эмир строит план борьбы с вором, который посмел проникнуть в его гарем.
Эмир у входа тоже пребывал в заторможенном состоянии. С одной стороны, так и не мог перекричать своих женщин, а с другой - что толку на них орать, если логического разрешения ситуации все равно днем с огнем не сыщешь. Ведь вроде бы все просто - зайди в гарем, самолично проверь помещение и, если там кто есть, - хватай злодея за шиворот да тащи в
шариатский суд. А лучше - руби его тут же, на месте преступления... Оставалось одно «но» (честно говоря, их было два, просто второе вытекало из первого.). Вдруг этот Багдадский вор действительно там и вместо того, чтобы покорно склонить голову перед мощью закона, вздумает оказать сопротивление? Если он действительно так силен и страшен, то в одиночку выходить на такого преступника - опасно! Лучше заручиться поддержкой проверенных слуг и послать их вперед, а уж самому появиться в нужном месте в нужный час для совершения акта последнего приговора [8].
6. Образ-сюжет
Например, в следующем отрывке в мыслях главного персонажа зреет геройский сюжет его борьбы с бюрократическим начальством.
Вдруг прокрутится сам собой (с безотчётной стремительностью) сюжет; к примеру, на той работе затеялась какая-то не то трусость, не то некий произвол, так что все молча сторонятся, смиряются, и только никогда не приспосабливающийся Геннадий Юлощёков говорит: нет! ...Не кричит, заметь, но спокойно и с достоинством говорит: нет... и вот уже ведут в кабинет некоего сверхначальника, куда я и вхожу с поднятой головой. Начальник массивен, величествен... [9]
Образы в интериоризованном дискурсе могут быть конкретными и абстрактными с преобладанием последних.
Приведем пример конкретного образа, возникшего в сознании главного героя произведения.
Сделалось грустно, но не оттого, что нет такси, и даже не оттого, что едва не задавили, а оттого, что в его глазах он сам, Геннадий Павлович Голощёков, всё ещё стоит, пригнувшись, там, за переходом улицы, стоит и, вглядываясь в свете фонаря, старательно, озабоченно отдирает от ворса пальто замерзшие льдыш-ки, отдирает заботливо и усердно, как и положено их отдирать старому холостяку [10].
Немаловажным моментом является то, что компоненты содержания мышления могут соотноситься с различными кодовыми системами: зрительной, слуховой, речедвигательной, обонятельной, вкусовой. Различным людям в разной степени присущи эти сенсорные системы.
Также выделяются в зависимости от преобладающего канала связи субъекта с внешним миром зрительные, слуховые, кинетические, обонятельные образы. Однако для интериоризован-ного дискурса характерны, как правило, смешанные типы образов.
Например, в следующем отрывке представлен одновременно зрительно-обонятельно-кинетичес-ки-слуховой образ.
Ох-ти, охтеньки, а нам, малым да сирым, в ночи на крыльце стоять, вдыхать морозную тьму, выдыхать тьму чуть тёплую, переступать с ноги на ногу, задирать личико к далёкому небесному Веретену, слушать, как слёзы мороженым горошком шуршат, скатываются в заросли бороды, слушать, как молчат чёрные избы на чёрных пригорках, как поскрипывают чёрные деревья, как ноет метельный ветер, как доносит порывами - чуть слышно, но явственно -далёкий, жалобный, северный, голодный вой [11].
Результаты нашего исследования показали, что образная составляющая занимает центральное место в структуре интериоризованного дискурса. Следовательно, можно сделать вывод, что мышление современного человека образно, метафорично, как и мышление древнего человека. Однако в современном мире на первый план выступают не прямые, а вторичные, переосмысленные образы [12].
Интериоризованный дискурс с преобладанием образной составляющей обычно имеет форму условно интериоризованной речи. Условно инте-риоризованная речь представляет собой переданные автором произведения внутренние мысли, которые могут даже не находить вербального выражения во внутренней речи персонажа. Условно интериоризованная речь, как правило, сопряжена с глубокой степенью интериоризации дискурса и имеет в своей структуре мощную образную составляющую.
Примечания
1. Набоков В. Джеймс Джойс «Улисс» (1922) / пер. Е. Касаткиной // Лекции по зарубежной литературе. М., 2000. С. 367-464.
2. Прибрам К. Языки мозга. М., 1975, 464 с. Цит. по: Тарасов Е. Ф, Уфимцева Н. В. Методологические проблемы исследования речевого мышления // Исследование речевого мышления в психолингвистике. М., 1985. С 72.
3. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград, 2002.
4. Пелевин В. О. Generation «П»: роман. М.: Экс-мо, 2005. С. 117-121.
5. Рой О. Амальгама счастья. М., 2009. С. 160-169.
6. Толстая Т. Н. Кысь. М., 2003. С. 96.
7. Пелевин В. О. Generation «П». С. 18-19.
8. Белянин А. О. Багдадский вор: фантастический роман. М., 2004. С. 289.
9. Маканин В. С. Один и одна. М., 1988. С. 141.
10. Там же. С. 42.
11. Толстая Т. Н. Кысь. С. 73.
12. Коледа С. Моделирование бессознательного. Практика НЛП в российском контексте. М., 2000.
