CC BY
610
N.A. Koveshnikova
PREHISTORY OF DESIGN EDUCATION: FROM RENAISSANCE TILL MODERN
AGES
The epoch of Renaissance sees the break of the integral connection between engineering and artistic creation, characteristic of the Middle Ages. It is at this point where specialization of vocation education begins. Artists are only taught in “fine arts”, while designing becomes a specific “engineering” occupation.
Key words: history, design education, designing, academies of arts, technical
schools
Получено 10.04.2011 г.
УДК 2-526.6
Д.В. Колосов, канд.ист.наук, доц., 8-910-162-42-74,
(Россия, Тула, МО Ленинский район, МУК «КСК»)
ОБРАЗ ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ В МИРОВОЙ КУЛЬТУРЕ
(ЕДИНИЧНО-БИНАРНО-ТРОИЧНО-ЧЕТВЕРИЧНАЯ
ПРОЕКЦИЯ)1
Предлагается оригинальная концепция генезиса представлении об изначальном женском божестве - ВеликойМатери, чей образ с момента возникновения подвергся многоступенчатой трансформации, проявляясь поэтапно в качестве Единого (Дити-Адити), Единого и Иного (Гея и Никта), Троицы (Селена-Артемида-Геката), мойры, норны), и, наконец Четверицы (христианская Троица иДеваМария).
Ключевыеслова: ВеликаяМатъ, Мойры, Троица, Четверица, ДеваМария.
Образ Великой Матери претерпел сложную и длительную эволюцию, непременно представляя две основополагающих стороны аспекта бытия - жизнь и смерть [15, с. 248].
Вправе предположить, что поклонение Великой Богине, символизирующей прародительницу рода, старуху-мать, возникло прежде, нежели поклонение Небесному Отцу. Очевидное, хотя и далеко не безусловное доказательство того - множество неолитических Венер [10, с. 207 сл.; 39, с. 242 сл.; 38] и позднее появление образа мужского божества в облике подчиненного богине-матери мальчика-юноши-консорта [19, с. 138; 14, с. 139].
Культ Великой Матери возник в процессе рефлексии, когда человек осознал свое единство с миром и начинал осознавать свою индивидуальность, уникальность. Предания сохранили имена многих богинь, почитавшихся некогда Великими Матерьми, что суть единой Великой Матери - «много есть имен у ней одной» [24 - Aesch. Prom. 209210]: шумеро-аккадская Тиамат, египетская Исида, греческая Гея,
каппадокийская Ма, хеттская Хебат, ханаанская Анат, каркемишская Кубаба и др. - во всем множестве культур [47, с. 277].
1 Статья приводится в сильном сокращении.
Юнг с его теорией архетипов оценил изначальную Мать, партеногенетическую богиню как бессмертную бессознательную стихию[56, с. 8]. Образ Великой Матери возник на древнейшем этапе становления сознания наряду с самыми первичными образами-архетипами, в первую очередь, - что не бесспорно, - с Уроборосом [18, с. 7]. Можно согласиться с Э. Нойманном, постулирующим вечную и неизменную сущность архетипа Матери в противовес культурному характеру архетипа Отца [24, с. 208].
Первым выражением образа изначальной стихии можно считать Великую Мать в качестве «нечто иного» - тад экам [23 - РВ X, 129], какое можно интерпретировать как непроявленность Единого и вместе с тем неукротимую тенденцию к проявленности - потенции к бинарной оппозиции (исторгающий и вбирающий все в себя Уроборос), выражаемой в понимании человека непостижимым, трансцендентным, нуминозным - в образе богини Дити-Адити (Связанность и Несвязанность) до момента их разделения.
Подобное разделение было попросту неизбежно - как выражение свойства человеческой психики. Здесь можно принять точку зрения Юнга, подробно проанализировавшего проблему единицы, двоицы, троицы и четверицы в одном из своих наиболее значимых трудов [51]. По поводу единицы Юнг пишет: «Число один притязает на некую
исключительность. Мы снова с этим сталкиваемся в средневековой натурфилософии, для которой единица - вообще еще не число; первым числом считается только двойка. Двойка есть первое число - потому что она привносит разобщение и умножение, с которых только и начинается счет. С появлением числа два рядом с Единым появляется Иное...»[51, с.
16].
Иными словами, по мере развития нуминозной ментальности происходит разделение Единого на противоположные начала. Дити, воспринимаемая уже как своего рода Непроявленность, чуждая потенцирующему миру, сделалась матерью асуров, богов, оттесненных от власти. Адити - символ развития, стала матерью адитьев, открытого неба, порождающим началом [35 - РВ I 136, I 72, I 89]. Налицо двоякий образ богини-пор о дительницы и богини, порождению враждебной, преграждающей доступ творению, хотя еще и не погубительницы.
Следующей фазой развития образа Великой Матери следует признать богиню-мать как породительницу, но готовую поглотить часть сотворенного - от несовершенных созданий до совершенных.
Теперь Великая Мать производит бесчисленные создания -природного, но чаще божественного свойства. Универсальный пример подобной богини - «Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный...» [5 - Ие8. Theog. 117]. Порождение Хаоса, Гея порождает материальную основу. Самой сутью своей ей назначено исторгать из себя создания,
закладывая фундамент мира. Сознавая несовершенство многих созданий, она вбирает часть их в себя. При этом Гея не убивает собой порожденное -лишь выводит часть созданий за пределы мира.
Однако тут же, подле Геи - второе порождение Хаоса - Никта, божество, абстрактное куда в большей степени, нежели Мать-Земля, но обоснованно рассматриваемое как некая оппозиция Гее - порождающее, но созданий, исключительно враждебных человеку. Если учесть, что со временем и отпрыски Геи отойдут на второй план перед богами -олимпийцами, то Никту можно интерпретировать как грозный субститут Великой Матери [7 - Иот. II. XIV 261], принявший на себя ответственность за тот самый негатив, что подтолкнет человечество к проблеме теодицеи. Именно Никта, а не Уран - искусственный субститут Великой Матери, представляет собой Иное, агрессивно противостоящее Благой Матери.
Наметившийся принцип бинарности проявляется - резкой оппозицией, по Нойманну изначальной [24, с. 63]. Члены двоицы вступают в конфликт между собой. «Единое» и «Иное» образуют оппозицию... «Единое» же стремится удержать свое единство и единичность, тогда как «Иное» добивается того, чтобы быть именно иным, противостоящим Единому. Единое не желает отпускать от себя Иное, ибо в этом случае оно теряет свой характер Единого; Иное же отталкивается от Единого, так как в противном случае оно бы вообще не существовало. Так между Единым и Иным возникает напряжение противоположностей» [51, с. 16-17].
У вавилонян богиня-мать изначально бинарна. Тиамат, тератоморфная породительница богов, в равной степени созидательница и уничтожительница. Подобно Адити, Тиамат проявила нуминозную основу мира, подобно Дити, она препятствует проявлению потенции профанного бытия, выражаемой уже силой богов, воплощающих цивилизацию, - она готова избавиться от любого неугодного ей создания. Когда рвущиеся к власти боги коварно умерщвляют другого породителя - консорта Апсу, Тиамат объявляет им войну. Против Великой Матери, вооружившись всевозможным оружием, какое только можно представить, выступает юный Мардук, бог не просто космоса, но космического закона, единственный, кто волен положить предел той самой тенденции повернуть к энтропийной непроявленности, которую воплощает Тиамат. Мардук -бог-герой, чье назначение - убить перводракона, победа над которым «...образец победы, к которому восходят все наши позднейшие состязания с драконом, начало долговековой истории подвигов героя» [12, с. 280].
Сразив Тиамат, Мардук приступает к переустройству мира. Так как мир, потенцированный богами-прародителями, не был проявлен, Мардук перекраивает его, создавая форму. Он разрубает Тиамат надвое и создает
полноценные землю и небо - «разделив тело чудовища, мудрое создал» [56, с. 361], а затем и человека, превращая пантеистическую модель в антропоцентрическую - если «позабыть» о том факте, что шумеры возводили смысл создания и существования человека в рабском служении богам.
Сама же Тиамат как нуминозная сила зримо в профаном мире перестает существовать, воплощая собой принцип основания мира, хотя на теогоническом уровне раз в год проявляет себя в мистерии вечного повторения-обновлениявремени [46, с. 58].
По сути, та же судьбе по воле Зевса постигает и Гею, задвинутую вне пределы цивилизации богинями олимпийского пантеона.
Когда же люди, оппозиционируя богам, пытаются утвердить мир по антропоцентрическому принципу, грандиозная Великая Мать подменяется Богиней-матерью, движимой новым мотивом. На первые роли все очевиднее выходят мужские божества. Великой Матери, утрачивающей космологическую значимость, оставляется, по существу, только функция той самой божественной коровы, олицетворяющей природные циклы и плодородие [3, с. 47]. Богиня-мать вольно или невольно вступает в конфликт с человеком, все очевиднее отдающим предпочтение патриархальным божествам. Отныне она манифестирует жизнь природе, но грозит смертью человеку, олицетворяющему цивилизацию, дерзкому по отношению к Богине-матери.
Великая Мать, поначалу представавшая в роли возлюбленной, «превращается в страшную Богиню Смерти» [24, с. 76] - Ужасную Мать. Появляются бинарные противоположности, когда положительное
определяется юным женским и девственным началом (Девушка Востока и Девственница), отрицательное - старческим либо фемимужским аспектом (Старуха Запада и Левиафан).
Все ярче проявляется двойственный характер Великой Матери, поначалу едва обозначенный. Поначалу женская дуальность блага -умножающее плодородие [40, с. 153-154]. Потом бинарность обращается оппозицией, причем проявляющейся во всем [24, с. 337]. И при всей дуальности образа (в том числе и в бисексуальном аспекте [45, с. 402]) Великой Матери все ярче проявляется именно брутальность. Эта сила проявлена в образах кадмова рода - Семеле, Ино, Агаве, Автоное, какие все в той или иной степени связаны со смертью. Эта сила проявлена в образах богинь, как известных своей беспощадностью (Актеон -Артемида), так и внешне безобидных для человека (Ипполит - Афродита). Она неслучайна, но - следствие неприязни к Великой Матери, все отчетливее демонстрируемой со стороны мужской части общества, получающей преобладание с развитием патриархальных отношений.
В стремлении отстоять свою безграничную власть Великая Мать объявляет войну рвущимся к трону мужским божествам. Но в сердце
Великой Матери уже нет былого единства. Великая мать начинает терять свое всеобъемлие, превращаясь в богиню грозную, но отнюдь не во всемогучую. Азиатская Ма обретает облик Инанны, Иштар, Астарты; Гея превращается в Деметру, Персефону, Бендиду, Г еру, Г екату, Афину, Артемиду.
Именно в это время подле ипостазированных Великих Богинь появляются мужские божества. Сначала это младенцы, постепенно превращающиеся в любовников Великой Матери - консорты в образе мальчиков или женоподобных юношей [61, р. 139 sq; р. 148]: Думузи, Осирис, Адонис, Таммуз, Аттис, Иасион, Загрей, даже Критский Зевс [44, с. 312] - «бородатые Венеры», безвольные, погибающие или
подвергающиеся кастрации во имя своей покровительницы, но уже тревожащие власть Великой Матери хотя бы оттого, что вносят принцип бинарности, обеспечивающий развитие, но грозящий единству сущего. Да, эти боги не наделены еще властью вышней, зато обладают великим качеством в глазах человека - вечным возрождением, тождественным бессмертию. Рождается многоликий юный бог, - отнюдь не грозный бог-громовик, патриарх во всех его ипостасях от Индры и Зевса до Яхве.
И теперь Великая Мать вольно-невольно вынуждена оспаривать претензии своего сына, любовника, уже и соперника. В этом отношении показателен шумерский миф об Инанне, важными персонажами которого являются также еще две богини: смерти - Эрешкигаль, и виноградной лозы
- Гештинанна.
На первых порах раскол единого облика дуален: богиня милосердная и грозная, любви и войны, уже амбивалентная, но пытающаяся вернуть былое единство и потому порой все еще выступающая в единичном образе, но с двойственной сутью, иногда феми-мужеской [44, с. 195].
Как богиня созидающая, животворящей природы претендует на объединение ипостасей Великой Богини в собственном аспекте. Инанна обладает на это правом бо’льшим, чем другие богини, что олицетворяет наличие у нее неких «тайных сил», вероятно, атрибутов земного могущества. Инанна уходит в мир мертвых, где стражи подземного царства лишают Инанну ее атрибутов. Инанна побеждена, умерщвлена и подвешена на мясной крюк.
Инанна вопиет богам о пощаде, те посылают в царство мертвых плакальщиков, которым удается разжалобить Эрешкигаль, перенявшую после смерти сестры ее плодотворящую функцию и терзающуюся теперь в родах. Та готова простить неразумную сестрицу, но законы мироздания, на страже которых стоят грозные хранители-аннунаки, едины для всех. И потому Эрешкигаль требует выкуп. Жизнь на жизнь!
Под честное слово Инанна покидает подземное царство, в какое вместо нее отправляется неверный супруг Думузи. С его уходом в мир мертвых умирает и природа, которую консорт, наряду с Инанной,
олицетворял. Боги начинают страдать от голода. По их просьбе сестра Думузи Гештинанна, еще одна ипостась Великой Матери, отправляется к жестокой Эрешкигаль и с немалым трудом уговаривает ее отпустить брата на землю. Инанна отпустила пленника, но с условием.
Ты - полгода, твоя сестра - полгода; пока ты будешь ходить (живым), она будет лежать недвижно, пока твоя сестра будет ходить (живой) ты будешь лежать недвижно [59].
Налицо традиционный миф об умирающем и возрождающемся божестве, олицетворяющем циклы природы. Но что интересно, прежняя дуальность обращается в троичность, когда противостоят жизнь и смерть, разделенные как в абсолютной, так и отрицательной проекции: Эрешкигаль, олицетворяющая смерть; Гештинанна - выражение единственно жизни; и Инанна, воплощающая оба начала.
Трехликая шумерская Великая Мать открывает долгую черед богинь, в той или иной степени враждебных человеку. Иштар яро преследует отвергнувшего ее любовь героя Гильгамеша, приговаривая героя к смерти, по сути - вводя в мир саму смерть. Кибела олицетворяла плодородие, но требовала кровавых жертв. Астарта становится причиной гибели Адониса. Египетская Хатор, небесная корова, рано начала отождествляться с кровавой Сехмет. Даже Исида в ее архаическом варианте - злобная волшебница и воительница, враждующая с богом Ра и со своим сыном Гором [32, с. 568], и лишь с прошествием немалого времени
превращающаяся в Богоматерь эллинистического мира. Анат, сражаясь, «по колено в крови, она окружает себя головами и руками своих жертв» [44, с. 194].
Идея троичности божественного возникла не сразу - в истоках ее конфликт между Единым и Иным, какой и приводит к появлению Третьего, являющегося ничем иным, как отказом от противоположностей, попыткой преодолеть столь ужасающую человека дихотомию. «В третьем снимается напряжение и восстанавливается утраченное единство. Абсолютно единое неисчислимо, неопределимо и непознаваемо; оно становится познаваемым лишь тогда, когда манифестируется в единице, так как требующееся для акта познания «Иное» в состоянии Единого отсутствует. Таким образом, тройка означает развертывание Единого к познаваемости. Тройка есть «Единое», сделавшееся познаваемым...» [51, с. 17].
Именно это - сложное, основанное на архетипических символах сознание человечества, вернее коллективное бессознательное было причиной возникновения «троиц», именно это обстоятельство породило и Брахму - бога искусственного, созданного единственно для того, чтобы
смягчить противоречия агрессивной двоицы Вишну-Шива и привнести должную гармонию.
Вот и греки быстро пришли в идее троичности, почитая луну в трех ее фазах: молодая, полная, убывающая, которым соответствовали три богини: Селена (девушка), Артемида (женщина), Геката (старуха). В этой троице проявляется образ богини, олицетворяющей вечную жизнь и возрождение, но в то же время связанную с культом мертвых.
Селена скорей сродни непробуженности, вечно молодой, но еще не плодотворящей. Артемида - «до-греческая (?- Д.К.) форма Страшной Матери богини» [24, с. 107], ночная охотница, могущественная и гневная, безжалостная и плодородная. Артемида - дарование жизни природе и смерти враждебным этой природе существам, иначе говоря - дерзко утверждающему свою цивилизованность человеку. И, наконец, Геката -Грозная Мать, дарующая смерть. Та самая Грозная, Страшная, Триединая (трехтелая и трехликая) Мать [55, с. 200], что равно привлекала внимание поэтов [28, с. 124], психоаналитиков, философов [11, 50, 56, 24].
Гесиод представляет Гекату космической богиней, «управляющей решительно всем в мире» [14, с. 79]. Он с упоением воспевает Грозную Матерь, приписывая ей круг возможностей, сравнимый с Зевсовым. Именно такой, всемогущественной изначально воспринимали Гекату греки. Это много позднее она превратится в богиню чародейства, магии и колдовства - «мать всякого волшебства и всех волшебниц» [2 - Apoll. Rhod. 3, 1210-1213], хтоническую ведьму со змеями в волосах.
Чудовищно отталкивающий облик Великой Матери как богини смерти со временем получил широкое распространение. У шумеров это Эрешкигаль, у скандинавов - Хел [20, с. 31]. Атрибутика Грозной, Ужасной Матери присуща многим женским божествам - скандинавским валькириям, греческой колдунье Цирцее, божествам сибирских народов.
Некогда символы Великой Матери, Ева и Пандора обращаются в источники всех бед [14, с. 88]. Что уж говорить о Кали, демонице, окрашенной кровью бесчисленных жертв! Образ богини смерти трансформировался в Великую Мать как богиню неотвратимости, пугающей Судьбы. Та же Кали созвучна Калки - последней аватаре Вишну, всаднику Страшного суда, олицетворению времени-кала как субстанции, с наибольшей ясностью отражающей власть времени как движущей силы бытия - из жизни в смерть и к новой жизни [12, с. 118].
У греков этот образ нашел выражение в Ананке, «которая склонила древнейшего человека под иго первого ужаса» [11, с. 335], и Мойрах. Воспринимавшаяся поначалу как личная, фетишизированная участь каждого человека, пряха-Мойра со временем сделалась олицетворением Судьбы как некоего всеобщего мирового закона. [8, с. 41 сл]. Причем характерная тенденция к оформлению нуминозного в троичном отчетливо прослеживается именно в образе Мойр, что постепенно сделается
образцом для многих других феми-божеств. Если Гомер знает только одну Мойру [7 - Hom. II. V 613], «антиквар» Павсаний, описывая Дельфийский храм Аполлона, говорит о двух [25 - Paus. X 24, 4] (не исключено, что одна из Мойр еще до классической эпохи была заменена парной статуей Мойрагетов Зевса и Аполлона), Гесиод представляет Мойр в их классическом выражении - Лахесис, Клото, Атропос, а лучше сказать, некоем предсклассическом, ибо определяет их то дочерьми Никты [5 -Hes. Theog. 218], т.е. ярко выраженными хтоническими, грозными богинями, а то, в поздней транскрипции - дочерьми Зевса [5 - Hes. Theog. 901-906]. Порой образы Мойр сливаются - «Трехликие Мойры» [48 -Aesch. Prom. 516].
Мойры всевластны - даже и над богами. Но в условиях агрессивного патриархата власть их недолговечна. Очень скоро и Зевс, и Аполлон забирают функции грозных богинь, становятся Мойрагетами, не определяющими Судьбу [25 Paus. I 40, 4], но готовыми над ней поиздеваться [9 - Eur. Alc. 1012].
Мойры открывают череду трехипостасных богинь - Эриннии, столь яростно преследовавшие Ореста [9 - Aesch. Eum.], Медузы, хариты, три троицы Муз, трехликая Геката, у скандинавов - норны [20, с. 23], - в конечном счете, едино являющиеся проявлением Великой Матери, трансформированной подсознательным стремлением человека к душевной гармонии в троицы.
И все эти богини отступают, играя все более подчиненные роли, под натиском патриархальных божеств - Мардука, Яхве, Зевса, Аполлона, Одина. Образ Великой Матери принижается, переходит из нуминозной области в насмешливую к богам трагедию, эпику, в фольклор.
Однако признание Великой Матери не исчезало никогда, даже с абсолютной победой патриархата. По мере разочарования человека в космических богах, по мере стремления к обретению божества личного, почитание Великой Матери обретало новую силу. Об этом свидетельствуют оргиастичные мистерии Матерей в Малой Азии и Греции, знаменитое обретение Римом богини Ма - черного камня из Пессинунта [13 - Liv. XXIX, 10 sq], олицетворение всей сути мира в образе Великой Матери Лукрецием [16- Lucr. 594 sq.], трактат «К Матери богов» Юлиана Отступника [16, с. 262].
Все очевиднее становится потребность в иной Великой Матери, равноипостасной богини и смертной, при этом амбивалентной [53, с. 129]
- несущей жизнь, смерть, надежду на возрождение.
Греки подобную Деву знали - полубогиню-полусмертную Елену Троянскую, своей красотой сведшую с ума мир - красота как рождение Любви - и сделавшуюся невольной причиной великой Вражды [60 - Diels.
17] - гибели не просто многих героев, но, в конечном счете, и всего Героического века.
Тогда же возникает мотив богатырской девы, оспаривающей силу и доблесть героя. Эллинские витязи принуждены сражаться с амазонками, мужам не уступавшими [9 - Eur. Heraclid. 408-415; 27 - Plut. Thes. 26-28]. Уязвленная гордость Брунгильды приводит к гибели германских Нибелунгов [26], Брюнхильд - скандинавского Сигурда [20, с. 76].
Параллельно возникает архетип пленницы, определяемой
Нойманном как кристаллизацию анимы из архетипа Матери. Освобождаемая героем, она становится дружественной женской фигурой, с помощью которой уничтожается чудовище [24, с. 219-220].
Высшим выражением амбивалентной Великой Богини становятся смертные женщины - Матери бессмертных богов, напр. Семела. Но истинное возрождение культа Богини-Матери произошло позднее, уже с Anno Domini, когда Дева Мария явила миру Сына Человеческого, принятого впоследствии Богом.
К тому времени троичное восприятие божества сделалось уже повсеместным. Даже евреи с их абсолютным монотеизмом были поманены идеей троичности. Филон Александрийский, чаявший «поправить» иудаизм посредством греческой философской мысли, использовал понятие Логоса, придав ему функцию божественной ипостаси и нарекши «перворожденным Сыном несотворенного Отца» [31, с. 28]. Третьим божественным элементом стала София [51, с. 27; 15, с. 327], сохранившая свою значимость и у гностиков: Бог, София, Христос [49]. (Впоследствии образ Богородицы как Великой Матери нередко сливается с образом Софии [23, с. 132]).
Но своего апофеоза идея Троицы достигла в христианском учении. Христиане отвергли идею единого бога - из-за своей исключительности Единица в чистом виде существовать не может, ибо отрицает многообразие мира. Необходимо умножение единого, возникновение оппозиции. Это - Двоица, противопоставление двух начал, породитель противоположности, обуславливающей развитие. В теологическом плане Двоица означает антагонизм божественного и антибожественного, Добра и Зла, Бога и Антибога. Потому Двоица несовершенна, недаром даже в Библии это подсознательно отмечено. Работу второго дня - отделение воды от тверди - Создатель не оценил привычной фразой «что это хорошо» (Быт. 1, 6-8).
Более того, в Евангелии от Матфея отмечено явное противостояние Отца и Сына, когда Отец оставляет Сына (Мф. 27, 46). Какое-то время на роль Третьего претендовала Дева Мария, первая «по благодати» [1, с. 78]. Ей поклонялись коллоридиане, она воспринималась своего рода Духом Святым [51, с. 28, 63]. Причины быстрого развития культа Девы Марии, в общем-то, оспаривающего, если не подрывающего ортодоксальную христианскую доктрину, множественны - от общей традиции почитания феми-божеств: Великой Матери Кибелы, Исиды и пр. [21, с. 24-26] до той
роли, какую играли в христианской церкви женщины, известные своим фанатизмом [33, с. 177].
Несмотря на традиционную приверженность материнским культам и выражено значимую роль в новом культе женщин, церковь долго и упрямо сопротивлялась возвышению культа новой Великой Матери, либо не признавая ее высшего назначения, либо удостаивая уничижительного «титула», вроде Богоприемницы [4, с. 183]. Здесь сказывается фемифобия, свойственная высшему духовенству в частности и античному миру в целом. Потому-то третьим и стал абстрактный для большинства прихожан Дух Святой.
Но приверженность к материнским культам была очевидна [52, с. 32], что наиболее трезвомыслящие христианские иерархи и теологи с ней просто не могли не считаться. Гностики отождествляли Святой дух с Марией [51, с. 160]. Поэтому уже Ориген, оппонируя несторианцам, упрямо именовал Деву Марию Theotokos - Богоматерью [36 - Socr. Schol. Hist. VII, 32], в честь нее начинают сооружаться алтари либо используются в качестве святилищ алтари различных Великих богинь.
Но, думается, главную роль в обожествлении Марии сыграл психологический фактор, тонко проанализированный Э. Фроммом [41]. По Фромму, Дева Мария в какой-то степени выступила субститутом Бога-Отца [41, с. 69], значительной частью христиан, например, маркионитами и гностиками, воспринимавшегося злым богом [34, с. 189-ё95].
Другим стимулом к становлению культа стало отождествление Девы Марии с Храмом [43, с. 64] и церковью, в IV веке окончательно оформившейся структурно [41, с. 69].
Более того, с окончательным установлением символа веры, с «реабилитацией» Бога-Отца, с признанием Отца и сына Равнозначными, формируется самостоятельный культ Богородицы, официально
выведенный за пределы Троицы, но в то же время с ним тесно связанный.
И вот тогда возникла опасность Четверицы, совершеннейшего числа, воспетого Пифагором, которое есть «архетип, встречающийся
практически повсюду» [51, с. 69].
В отличие от Троицы, искусственно рожденной менталитетом человека цивилизованного, Четверица естественна. Это идеал,
присутствующий везде. Но в психологическом плане Четверица вносит новый разлад, ибо это - удвоенная Двоица, предполагающая удвоение же противостояния. Поэтому церковь решительно отвергла сначала стремление гностиков присовокупить к Троице четвертый элемент в лице Антибога (Дьявола, Сатаниэля, Люцифера и пр. - по сути, субститутов Ужасной Матери), а затем попытку введения в символ веры 4-й ипостаси -Сущности Бога (единства сущности - образ из инкунабулы «Библия бедняков» [37, с. 172] ).
Именно по этой причине Богородица была формально вынесена за пределы Троицы, хотя фактически присутствует в ней [37, с. 108]. Но любовь к Богоматери, достигшая своего апогея в Х-Х11 вв., оказалась столь очевидна и велика, нередко превосходя почитание Бога, к тому же отношение к субъектам Троицы в средневековом обществе было далеко не однозначным - все это способствовало тому, что, в конечном счете, Западная церковь формально признала Деву Марию «царицей небесной» (1950 г.) [53, с. 158], Восточная сделала то же фактически, тем самым завершив в христианской традиции «реабилитацию» культа Богини-Матери как изначального божества, архетипа образа Великой Матери.
Список литературы
1. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: «Наука», 1977.
2. Аполлоний Родосский. Аргонавтика. М.: «Ладомир», 2001.
3. Басилов, В.Н. Избранники духов. М.: «Политиздат», 1984.
4. Болотов, В.В. Лекции по истории древней церкви. /в 4 т. М.:
«Алина-Москва», 1994. Т.4.
5. Гесиод Теогония. М.: «Гослитиздат», 1963.
6. Гиббон Э. История упадка и крушения Римской империи. М.; Л.: «Прогресс»-«Культура»-«Ювента», 1994.
7. Гомер,. Илиада . М.: «Дюна», 1993.
8. Горан В.П. Древнегреческая мифологема судьбы.
Новосибирск: «Наука», 1990.
9. Еврипид. Трагедии/ в 2 т. М.: «Ладомир», 1999.
10. Зыбковец В.Ф. Человек без религии. М.: «Издательство политическойлитературы», 1967.
11. Иванов В. Дионис и дионисийство. СПб.: «Алетейя», 2000.
12. Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой. М.: «Рефл-бук», 1997.
13. Ливий Тит. История Рима от основания города./в 3 т. М.: «Наука», 1994. Т.2.
14. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии / Мифология греков и римлян. М.: «Мысль», 1996.
15. Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А Афина Паллада /Греческая культура в мифах, символах и терминах. СПб.: «Алетейя», 1999. С. 227-328.
16. Лукреций Кар Тит. О Природе вещей. М.: «Худлит», 1983.
17. Мелетинский Е.М. Мифы древнего мира в сравнительном освещении / Типология и взаимосвязи литератур древнего мира. М.: «Наука», 1971.
18. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: «РГГУ»,
1994.
19. Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М.: «Наука», 1982.
20. Младшая Эдда. Л.: «Наука», 1970.
21. Николаев Ю. В поисках божества. Киев: «София», 1995.
22. Нойманн Э., Юнг К.Г. Искусство и время /Психоанализ и искусство. М.: «КЕБЬ-Ьоок», 1996.
23. Нойманн Э., Юнг К.Г.Леонардо да Винчи и архетип Матери / Психоанализ и искусство. М. «ЯЕБЬ-Ьоок», 1996.
24. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания. М.: «ЯЕБЬ-Ьоок»-Киев: «Ваклер», 1998.
25. Павсаний. Описание Эллад/ в 2 т. М.;Л.: «Искусство», 1938-40.
26. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М.: «Художественная литература», 1975.
27. Плутарх. Тесей /в 2 т. М.: «Правда», 1994.Т.1.
28. Поздняя латинская поэзия. М.: «Художественная литература»,
1982.
29. Поэзия и проза Древнего Востока. М.: «Художественная литература», 1973.
30. Православная энциклопедия. М.: «Пр. энц.», 2002. Т. V.
31. Реале Д., Антисери А. Западная философия от истоков до наших дней./ в 4 т. СПб.: «Петрополис», 1995. Т.2.
32. Редер Д.Г. Исида / Мифы народов мира. М.: «Советская энциклопедия», 1992. Т. 1.
33. Ренан Э. Марк Аврелий и конец античного мира. М.: «Терра»,
1991.
34. Ренан Э. Христианская церковь. М.: «Терра», 1991.
35. Ригведа/ в 3 т. М.: «Наука», 1999.
36. Сократ Схоластик. Церковная история. М.: «Росспэн», 1996.
37. Стефанов Ю.Н. Комментарии // ВФ. 1993. №3.С. 97-133.
38. Токарев С.А. К вопросу о значении женских изображений эпохи палеолита / Ранние формы религии. М.: «Политиздат», 1990. С. 552563.
39. Токарев С.А. Ранние формы религии. М.: «Политиздат», 1990.
40. Топоров В.Н. Из хеттско-хурритской этимологии: Теофорное имя КАМЯШЕРА. М.: «Наука», 1985.С. 146-160.
41. Фромм Э. Догмат о Христе. М.: «Олимп», «АСТ-ЛТД», 1998.
42. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. М.: «Политиздат», 1980.
43. Шукуров Ш.М. Образ храма. М.: «Прогресс-традиция», 2002.
44. Элиаде М. История веры и религиозных идей /в 3 т. М.: «Академический проект», 2008.
45. Элиаде М. Мефистофель и андрогин / Азиатская алхимия. М.: «Ладомир», 1998.
46. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. М.: «Ладомир», 2000.
47. Элиаде М. Миф о воссоединении / Азиатская алхимия. М.: «Ладомир», 1998.
48. Эсхил. Трагедии / пер. с древнегреч. В. Иванова. М.: «Наука»,
1989.
49. Юнг К.Г. Брат Клаус / Бог и бессознательное. М.: «Олимп»-«АСТ», 1998.
50. Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов / пер. А.А. Спектор. Мн.: «Харвест», 2004.
51. Юнг К.Г. Попытка психологического истолкования догмата о Троице / Ответ Иову. М.: «Канон», 1995.
52. Юнг К.Г. Предисловие к книге Zwi Werblowsky «Lucifer und Prometheus» / Бог и бессознательное. М.: «АСТ», 1998.
53. Юнг К.Г. Психологические аспекты архетипа матери / Бог и бессознательное. М.: «Олимп»-« АСТ», 1998.
54. Юнг К.Г. Психологические типы. М.; СПб.: «Прогресс-юниверс», 1995.
55. Юнг К.Г. Психологический аспект фигуры Коры / Бог и бессознательное. М.: «Олимп»-« АСТ», 1998.
56. Юнг К.Г. Символы матери и возрождения / Между Эдипом и Озирисом. Львов; Москва: «Совершенство», 1998.
57. Юнг К.Г. Символы трансформации / пер. с нем. В. Зеленского. М.: «ПентаГрафик», 2000.
58. Юнг К.Г. Феноменология духа в сказке / Бог и бессознательное. М.: «Олимп»-« АСТ», 1998.
59. Якобсен Т. Сокровища тьмы / пер. с англ. под ред. И.М. Дьяконова. М.: «Восточная литература» РАН, 1995.
60. Якубанис Г. Эмпедокл: философ, врач и чародей. Киев: «Синто», 1994.
61. Mellaart J. Catal Huyuk a neolithic tawn in Anatolia. LondonSouthampton, 1967.
D.V. Kolosoff
THE IMAGE OF MOTHER SUPERIOR IN THE WORLD CULTURE (UNIT-BINARY-TERNARY-QUATERNARY PROJECTION)
The article proposes an original conception of genesis of notions about the initial female deity - the Great Mother whose image, since her origin, underwent a multi-stage transformation, emerging progressively as the Single Entity (Diti-Aditi), the Single and the Other (Gaia and Nikta), Trinity (Selena-Artemis-Gekata), the Moirae, the norns and, finally, Quartet (Christian Trinity and Virgin Mary).
Terms: Great Mother, Moirae, Trinity, Quartet, Virgin Mary.
Получено 22.04.2011 г.
