CC BY
341
17. Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности: в 3 т. Т.3. М.; Л.: Госиздат, 1924. 358 с.
18. Пропп В.Я. Основные этапы развития русского героического эпоса // Пропп В.Я. Сказка. Эпос. Песня. М.: Лабиринт, 2001. С. 145-176.
19. Пропп В.Я. Русский героический эпос. М.;Л.: Наука, 1955. 552
с.
20. Шталь И.В. Эволюция эпического изображения (четыре поколения героев «Одиссеи» Гомера) // Типология народного эпоса. М.: Наука, 1975. 575 с.
Колосов Д.В., канд. ист. наук, доц., kolosoff.koul@mail.ru, Россия, Москва, Изд-во «Книговек».
«ALL-TIME HERO» OF THE EPIC D.V. Kolosov
The article analyzes the image of Il’ya Muromets, who goes through all the four traditionally isolated epic generations. First, Il’ya emerges as an archaic hero. As a fighter against the chthonic evil Il’ya represents a second generation. As a hero of a third generation he heads a warriors’ outpost, opposing prince Vladimir. As the heroic epics fades away, Il’ya Muromets disappears, which, however, does not symbolize his death, but rather suggests a comeback.
Key words: epics, folk tale, Il’ya Muromets, a passing hero.
Kolosov Dmitriy, candidate of history science, dozent, kolosoff.koul@mail. ru, Russia, Moskva, publishing firm «Knigovek».
УДК 398.4
«ТЕНИ» ЭПИЧЕСКОЙ ЭПОХИ
Д.В. Колосов
Рассматривается феномен архетипов «теней», негативного отражения, противника человека, в полной степени сформировавшихся в период развития культуры, условно именуемой героической или эпической. Именно в это время выстраивается череда субъектов, враждебных человеческому социуму или конкретному герою - мифические существа, монстры, брутальные божества и т.д.
Ключевые слова: архетип, тень, Дракон, нелюдь, трикстера.
К.Г. Юнг дал, пожалуй, самое чёткое определение той негативной стороне бытия, что мы условно обозначаем как тень, оппозицию светлого начала, дуалистически проецированную на самостную целостность лично-
сти. По Юнгу, тень - «Это как раз то, чем человек не хотел бы быть» [28, с. 470].
Подобно всем прочим архетипам, «тени» проявились на заре становления сознания, а в полной степени оформились по мере развития общества - до возникновения государства, хотя, естественно, продолжали эволюционировать и позже, равно как и обретает новые оттенки наше время.
«Тени» - противники эпического героя, назначение коего в подвиге, который выражается в инициации героя или в отстаивании самой жизни. Все эпические герои так или иначе сражаются со смертью во всех её проявлениях [25, 58]. Изредка противостояние выражается в прямом противостоянии, как в случае с Гераклом, схватившимся с Танатом. Иногда герой отстаивает жизнь, отправляясь в подземный мир мёртвых: Гильгамеш, Геракл, Одиссей, Орфей, Кер-оглы - либо преодолевая некие воды смерти: Гильгамеш, Одиссей, Хануман. Ещё чаще смерть олицетворяют враждебные божества, враги-люди, особенно чудовища - «тени», которых необходимо одолеть, трансформировать первобытный хаос в космос цивилизации. Образно говоря, «Первые свершения героя - это его действия по расчистке поля» [11, с. 326].
Эпическая эпоха разделяет первобытную архаику и собственно цивилизацию, определяемую не просто наличием развитой культуры, но и такими институтами, как сложившаяся (от уровня слоговых знаков) письменность, оформленная социальная, конфессиональная и профессиональная структура общества, наличие регламентированных законодательных и религиозных институтов. Именно в эпическую эпоху человек точно определяет круг существ, которые противостоят ему - отдельно герою и социуму в целом. В этно-хронотопическом выражении эти «антигерои» далеко не всегда представлены в полном объёме, но в целом большинство из них проявляются в любой культуре.
Условно можно выделить девять «теневых» категорий - противников героя эпической эпохи (вне последовательности их проявления): Змей-Дракон, тератоморфные существа, антагонисты-животные, великаны, чародеи, враждебные богатыри и богатырши, враждебные этносы, нелюди, недруги теофанического плана.
Змей-Дракон - древнейший противник героя, образ, проявленный на многих уровнях - от архетипа до мирового змея [10]. Этот образ столь многогранен, что его можно признать одним из базовых архетипов тени, достойным того, чтобы именоваться с заглавной буквы. Из многочисленных аспектов следует отдельно выделить те, что играли наибольшую роль именно в эпическую эпоху - Дракон как противник героев - богов и людей, драконосущий человек (Даххак). Чуть ранее возникли представления о Змее как теогоническом субъекте (Уроборос, Шеша), в постэпическую эпоху - как универсальном воплощении смерти и зла в целом, а также времени и конца времён.
Образ Змея-Дракона наличествует практически во всех культурах: ближневосточных (Тиамат, Апоп, Иллуянка, Левиафан), эллинской (Пифон, Лернейская гидра, Ладон, Дракон - охранитель Золотого руна), индоиранской и туранской (Вритра, Ажи-дахака, Аждарха, многочисленные Драконы), славянской (всевозможные Змеи - противники Добрыни Никитича и Иванушки Дурака), средневекового Запада (драконы, Драконосущая мать Гренделя), кавказских (Агулшап, вешапи, Сармак, вишапы, Аждахак). Архетип Дракона тесно связан с мотивами сокровища и власти. Дракон -традиционный охранитель сокровища, которое, в свою очередь, является атрибутом власти.
Змеесущее воплощение зла и смерти нашло отражение в образах Змея-искусителя, змеи, укравшей цветок бессмертия у Гильгамеша, змеи, ужалившей Эвридику. При этом следует обратить внимание на многофор-менность драконоподобных существ (аккадский Мушруш, индийский Ви-шварупа, греческий Тифон) и амбивалентность образа Змея-Дракона у многих народов Африки, Австралии, Полинезии и, особенно, ЮгоВосточной Азии (китайские Лун и Манн).
Наряду с универсальным воплощением недруга Змеем-Драконом эпическому герою противостояли иные миксантропические существа, как правило, ужасные порождения Первоматери - на психологическом уровне причудливое выражение фобий. Это могли быть морские змеи - китообразные существа, подобные сражённому Персеем морскому чудовищу, бинарные существа, символизирующие оппозицию и единства неба и земли (Василиск), антропоморфные существа, подобные Минотавру, чудовищные порождения фантазии, вроде Химеры или Кербера.
Подле тератоморфных существ в ряду врагов героя занимали место вполне реальные обитатели животного мира, но наделённые особой силой и неуязвимостью. В греческой мифологии это побеждённые Гераклом Немейский лев и Стимфалийские птицы, у скандинавов - чудовищные волк Фенрир и пёс Гарм, пусть и выведенные за границы Мидгарда. Армянский герой Мгер разодрал руками льва, византийский Дигенис Акрит убил медведя, монгольский Гэсэр - тигра величиной с гору, ирландский Кухулин - чудовищного пса.
Противником героя мог стать не только хищник, но и иное царственное животное: бык, конь, кабан. Персидский герой Рустем убил взбесившегося слона, Гильгамеш побеждает Небесного быка, Тесей - быка Тре-зенского. Целая дружина греческих героев во главе с Мелеагром устраивает облаву на Калидонского вепря, Геракл укрощает Эриманфского вепря, столь же грозного недруга побеждает Кухулин. Пожалуй, только кони покорны своему хозяину, если не брать во внимание эпизод с укрощением вездесущим Гераклом хищных коней Диомеда да предание о смерти эпического князя Олега, с большой долей вероятности являющееся реминисценцией на культовое противостояние Перуна и Велеса.
Ещё более грозными противниками героя являются антропоморфные существа. Прежде всего это великаны: недружелюбные греческие циклопы, скандинавские ётуны, якутские абасы, монгольские мангусы и мангад-хаи, иранские дэвы, индийские ракшасы, кавказские гумиры. Великаны многолико-уродливы, свирепы, прожорливы - не прочь полакомиться че-ловечинкой, зачастую многоголовы (стовосьмиголовые и тысячевосьмиголовые мангадхаи, десятитысячеголовые мангусы [1, 254; 19, 49; 13, 69]), порой наделены драконовыми чертами, порой обладают даром оборотни-чества. Для этих врагов эпических героев свойственна непомерная физическая мощь и, обычно, столь же непомерная гротескная наивность - в последнем причина закономерного поражения соперника-переростка.
Куда опаснее великанов оказываются демоны и колдуны, наделённые искусством чародейства. Подобные демоны-колдуны - не что иное, как реминисценция архетипа культурного героя, наделённого магической силой - шамана. Многочисленные этносы Кавказа, Сибири и Турции верили в демона Албасты, монголы - в Шулмасы. Особенно опасными считались колдуньи - славянская Маринка, абхазская Арупап, скандинавская Гулль-вейг, армянская Гишерамайрер, адыгская Нашгушидза, уродливые бабки-ведьмы и мангадхайки сибирских народов.
В основе веры в колдуний, присутствующих почти во всех эпических традициях, - мотив конфликта с женщиной или из-за женщины, мотив героического сватовства или борьбы за женщину [12, 259-269; 18, 41 сл.]. Но подобный конфликт неизменно вторичен. Изначально беды настигают героев, как месть отвергнутой, обманутой, осмеянной женщины: богини или смертной [4, с. 160]. Ужас небытия настигает Гильгамеша после того, как он высмеивает страстное желание к нему богини Иштар. Богиня Анат предлагает угаритскому герою Акхиту в обмен на чудесный лук бессмертие, но тот отказывается и погибает [23, с. 154 ]. Арджуна навлекает на себя бесплодие, отвергнув любовь нимфы Урваши. Одиссей утрачивает бессмертие, расставшись с Калипсо. Знаменитый суд Париса, когда герой пусть поневоле отказал в первенстве двум величайшим богиням Олимпа, становится искрой пожара войны, приведшей к гибели Героического века.
Нельзя не обратить внимания на мотив противостояния богатырской деве, оспаривающей силу и доблесть героя. Эллинские витязи принуждены сражаться с амазонками, мужам не уступающими; якутские богатыри с богатырками. Уязвлённая гордость Брунгильды приводит к гибели германских Нибелунгов, Брюнхильд - скандинавского Сигурда. Славянские богатыри Илья Муромец, Дунай, Добрыня, Соловей Будимирович не без труда отводят угрозу от «богатырок», «поляниц» или колдуний [18, с. 123; 7, с. 45; 6, с. 272-276; 19 , с. 143, 161]. Давид гибнет от руки коварной султанши [5, 352], казахский Кобланды-батыр едва не погибает от руки отвергнутой им богатырши Карлыги [8, с. 167 ], Нюргун Боотур с превеликим трудом справляется с богатыршей Кыыс-Нюргун [17, с. 363], адыгская Даханаго
Девяносто девять храбрых
Витязей она сразила [14, с. 518].
Здесь очевидно «наследие» матриархата, когда женщина оспаривала влияние мужчины, причём делала это на равных, порой и превосходя. Когда же под натиском варваризации авторитет женщин был окончательно утрачен, соперница-богатырша начала восприниматься одним из недругов, при этом нередко опаснейшим, губящим героя, подобно Кримхильде [26, с. 83], потом же богатырша выродилась в колдунью [21, с. 60; 3, с.64].
Ещё один недруг героя - враждебный богатырь. Поначалу подобный богатырь противостоит герою как равный поединщик, оба они по сути своей - Recke, что означает изгнанник, одиноко странствующий герой. Это одиночество на психологическом уровне объясняется самим происхождением архетипа героя - отпрыска Великой Матери, проявляющегося в момент разделения последнего образа на Благую и Г розную Богини, и появлением ещё одного архетипа - Отца. Г ерой обречён противостоять родителям: Отцу - в силу пресловутого Эдипова комплекса, Матери же - как неизбежному инцестуальному объекту. Лишь преодолев их, герой доказывает свою состоятельность и право быть властелином обоих миров - вышнего и повседневного [11, 180]. Лишь тогда герой выступает лидером социума. До этого он - неприкаянный странник, Recke.
В одиночку истребляют своих врагов Геракл и Тесей, фактически в одиночку идёт против Гренделя Беовульф. Нередко противником героя выступает его собственный сын (мотив вражды с Ужасным Отцом, позиционирующим через образ Грозной Матери через Дядю). Особая роль брата матери у первобытных племён подробно рассмотрена Рэдклиффом-Брауном - [20, 20 сл.] к Отцу [16, с. 203]; обыкновенно это случается по незнанию родителя и порождённого. Одиссей сражается с сыном Телегоном, Илья Муромец с Сокольником, Рустем с Сохрабом, Кухулин с Конла-охом...
Позднее враги героя выступают предводителями дружин, армий, а потом и целых народов. Восприятие недруга переносится с отдельного противника или группы лиц на этнический уровень - иранцы сражаются с ту-ранцами, ахейцы - с троянцами, кауравы - с пандавами, против цивилизованного Востока идут ужасные Гог и Магог.
Достигая своего апогея, ненависть к иноплеменнику-богатырю становится столь ожесточённой, что возникает причудливый архетип нелюдя. Нелюдь - не просто враг, но существо иного мира, имеющее лишь косвенное отношение к традиционному миропорядку. Нелюдь - не просто враг, которого нужно победить, он - то, чего не должно быть, что необходимо вычеркнуть из новой реальности.
Это герои, оставшиеся в архаическом прошлом, отказывающиеся принять законы цивилизации в ущерб патриархальным традициям, ясу -вместо устного приговора племени. Они - не люди, они - нелюди, проти-
вопоставленные миру и противопоставившие себя новому социуму - богатырей, героев с их неуёмной жаждой славы. Нелюди обречены исчезнуть. И они исчезнут.
Нелюди внешне и внутренне отличны от человека, но они не боги и не чудовища. Нелюдь не исключает себя из мира людей. Напротив, он всячески подчёркивает свою готовность в этот мир вернуться, точнее, вернуть новый мир к себе. Типичный нелюдь - циклоп Полифем, единственный из сородичей вступающий в контакт с явившимися в его мир итакийцами.
Полифем не испытывает вражды к незваным гостям, он просто не воспринимает их людьми. Это они в его представлении нелюди, Полифем же воспринимает себя человеком, не сознавая того, что оказался вне пределов своего хронотопа. Потому Полифем обречен вступить в конфликт с Одиссеем - конфликт, в котором в силу своей особенности восприятия мира он обречён потерпеть поражение [9].
Ещё более яркий образ нелюдя подарила нам германо-скандинавская традиция. Это Грендель из эпоса о Беовульфе. Хтонический герой, Грен-дель, ...грабитель грозный, / тать кровожорный [2] пожирает людей -выродков в его понимании, представителей наставшего мира, чуждых миру старому, как чужды становятся первогерои миру новому. При этом «кровожорный тать» не трогает тех, кто расположился на ночлег вне пределов дворца Хеорот. Налицо стремление твари разрушить именно идеальный мир новых героев, обособившихся кастой и отчасти противопоставивших себя прочему обществу, при общем сохранении социума. Победить Гренделя может лишь такой же архаический герой, готовый отказаться от архаической сути в пользу цивилизации. Таким героем и становится Беовульф, для которого Грендель - часть собственного мира, бывший брат, но уже враждебный, ибо человек ощущает себя индивидуальностью, т.е. позиционирует быть богом, Грендель же - человек, стремящийся в обрат-но-тварное состояние, изгой для нового мира, отторгнутый социумом за некое преступление, иначе говоря, за неприятие нового мира, новых норм. В паре Беовульф-Грендель мир начинает дихотомировать, расходиться по противоположным полюсам, чтобы впоследствии вновь собраться воедино - уже в лице рефлектировавшего человека.
И, наконец, последний противник героя - архетип теофанического свойства, когда боги порой безо всякой причины ополчаются против людей. На психологическом уровне здесь очевиден мотив Жестокого Отца либо Грозной Матери. Божество, перманентно враждебное человеку, явление не такое уж редкое. Во-первых, это божество, произошедшее от культурного героя, как, скажем, Локи - трикстер, одной рукой наделяющий социум благами, другою же - дарованное отбирающий. Подобное божество-трикстер - явление едва ли не философское, ибо свои бинарным воздействием на миропорядок он обеспечивает поступательное развитие мира.
Другим оппонентом социума и обеспечивающего существование этого социума героя является Великая Мать - древнейший из теофанических архетипов. Поначалу основа мироздания, миропорядка, Великая Мать со временем приобретает брутальные черты. Все ярче проявляется двойственный характер Великой Матери: бинарность во всем - Великая Мать «ужасная и пожирающая, благосклонная и созидающая, помогающая, но также прельщающая и разрушающая; животная и божественная, сладострастная блудница и неприкосновенная девственница, невообразимо старая и вечно молодая» [16, с. 337].
Чудовищно отталкивающий облик Великой Матери как богини смерти со временем получил широкое распространение. У шумеров это Эреш-кигаль, у скандинавов - Хель. Атрибутика Грозной, Ужасной Матери присуща многим женским божествам - скандинавским валькириям, греческой колдунье Цирцее, якутской Илбис Кыысе. Верно, богиней смерти была костеногая баба-яга, со временем превратившаяся в фольклорно-ироничный персонаж. Образы божественных умертвительниц принимают греческая Ламия, британская Банши, ирландская Медб, безымянная мать Гренделя -«женочудовище», «тварь зломрачная», Сурхайиль в «Алпамыше», многочисленные сибирские демоницы. Помимо лично-ужасающей сути, они ещё и Великие Матери всех чудовищ. Некогда символы Великой Матери, Ева и Пандора обращаются в источники всяческих бед. Что уж говорить о Кали, демонице, окрашенной кровью бесчисленных жертв!
Помимо чётко проявленного брутального архетипа Великой Матери другим противником героя является Отец [15, с. 107]. И, наконец, локальное противоборство герою проявляют и позднейшие боги - цивилизации. Враждебные божества известны многим культурам. Это олимпийцы: не раз пытавшийся извести человечество Зевс, жестокий Арес, мстительные Посейдон, Аполлон, Артемида; это ближневосточные Анат и Иштар; это кавказские Пако и Балсаг, это самодийские Тодоте и Нга... Нередко враждебное божество проявляется на этно-конфессиональном уровне - фили-стимский Дагон или финикийский Молох в глазах израильтян.
Боги чаще вредят, нежели помогают герою. Боги, обретая личину Рока, часто являются причиной гибели героя. Эта идея особенно ярко проявляется в греческой традиции, где Рок преследует не просто отдельных героев, но целые роды: Танталидов (Тантал, Пелопс, Атрей, Фиест, Агамемнон, Эгисф, Орест), Кадмидов (Кадм, Ино, Агава, Пенфей, Актеон), Лабда-кидов (Эдип и сыновья), Алкмеонидов (Амфиарай и Алкмеон). И, наконец, врывается в Героический век чудовищной Троянской войной, когда герои едва ли не поголовно истребляют друг друга.
Подводя краткий итог вышеизложенному, подчеркнём, что именно в эпическую эпоху проявились архетипы «теней», противников эпического героя, и что с течением времени эти архетипы отнюдь не исчезли, оставшись важнейшим аспектом культуры, исторического пространства, актив-
но влияя на индивидуальное и коллективное сознание, выстраивая каркас сюжетов произведений литературы и искусства.
Список литературы
1. Абай Гэсэр Могучий. Бурятский героический эпос. М.: Восточная литература РАН, 1995. 526 с.
2. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М.: Худож. лит., 1975. 751 с.
3. Былины: в 2 т. Т.2. М.: Гослитиздат, 1958. 521 с.
4. Гринцер П.А. Эпос древнего мира // Типология и взаимосвязи литератур древнего мира. М.: Наука, 1971. С. 134-202.
5. Давид Сасунский: армянский народный эпос. М.: Гослитиздат, 1958. 395 с.
6. Илья Муромец. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. 560 с.
7. Калугин В.И. Герои русского эпоса. М.: Современник, 1983.
351 с.
8. Кобланды-батыр. Казахский героический эпос. Алма-Ата: Жа-лын, 1981. 100 с.
9.Колосов Д.В. Восприятие образа нелюдя от архаики до наших дней. В печати.
10. Колосов Д.В. Девятиглавый дракон: Мифо-психоаналитическая интерпретация образа Змеи-Змея-Дракона // Вопросы культурологи. М., 2013. №7.
11 Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой. М.: Рефл-бук-Ваклер-АСТ, 1997. 230 с. (электронный вариант).
12. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники. М.: Изд-во вост. лит., 1963. 462 с.
13. Монголо-ойратский героический эпос. СПб.; М.: Всемир. лит., 1923. 255 с.
14. Нарты. Кабардинский эпос. М.: Госиздат, 1957. 527 с.
15. Нойманн Э. Леонардо да Винчи и архетип Матери // Юнг К.Г., Нойманн Э. Психоанализ и искусств. М. ; Киев: КЕБЬ-Ьоок; Ваклер, 1996. 152 с.
16. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания. М. ; Киев: ЯЕБЬ-Ьоок; Ваклер, 1998. 464 с.
17. Нюргун Боотур Стремительный. Якутск: Якутское книж. изд-во, 1947. 410 с.
18. Пропп В.Я. Русский героический эпос. М.;Л.: Наука, 1955. 552 с.
19. Пухов И.В. Якутский героический эпос олонхо. М.: Изд-во АН СССР, 1962. 256 с.
20. Рэдклифф-Браун А.Р. Структура и функция в примитивном обществе. М.: Восточная литература РАН 2001. 304 с.
21. Сказители: искусство звучащего слова. М.: Советская Россия, 1989. 128 с.
22. Старшая Эдда. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. 260 с.
23. Угаритский эпос. М.: Наука, 1993. 339 с.
24. Фирдоуси. Шахнаме. Т.1. М.: Наука, 1957. 675 с.
25. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.: Вост. лит. РАН, 1978. 800 с.
26. Хойслер А. Германский героический эпос и сказание о Нибе-лунгах. М.: Изд-во иностр. лит., 1960. 446 с.
27. Юнг К.Г. Психология архетипа ребёнка // К.Г. Юнг Бог и бессознательное. М.: Олимп-АСТ, 1998. 480 с.
28. Jung C.G. The Practice of Psychotherapy // C.G. Jung Collected works. V. 16
Колосов Д.В., канд. ист. наук, доц., kolosoff.koul@mail.ru, Россия, Москва, Изд-во «Книговек».
«SHADOWS» OF THE EPIC ERA D. V. Kolosov
The article considers the phenomenon of the arch-types of "shadows", of negative reflection, and the man's adversaries fully formed in the period of culture development conventionally defined as historic or epic. That is precisely when a succession of subjects emerges hostile to the man's social medium or the specific hero, i.e. mythical creatures, monsters, brutal deities, etc.
Key words: arch-type, shadow, Dragon, unman, trickster.
Kolosov Dmitriy, candidate of history science, dozent, kolosoff.koul@mail. ru, Russia, Moskva, publishing firm «Knigovek».
УДК 27-79+27.86 (470) «18/19»
ЦЕРКОВНЫЕ РЕФОРМЫ, НАПРАВЛЕННЫЕ НА ИЗМЕНЕНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ РАСКОЛЬНИКОВ И СЕКТАНТОВ В КОНЦЕ XIX - НАЧАЛЕ ХХ вв.
(РЕГИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ)
О.Л. Лисицына
Анализируется влияние конфессиональной политики на изменение положения раскольников и сектантов в конце XIX - начале ХХ вв. в Тульской епархии.
Ключевые слова: церковные реформы, конфессиональная политика, раскольники, сектанты, Тульская епархия.
Среди реформ конца XIX - начала ХХ вв. видное место занимали церковные реформы, которые находились в тесной связи с другими ре-
