CC BY
223
Kleymenov Alexander Anatolevich, candidate of history science, manager of department, alek-klejmenov@yandex.ru, Russia, Tula, Leo Tolstoy Tula State Pedagogical Universi-
У
УДК 398.4
«СКВОЗНОЙ ГЕРОЙ» БЫЛИННОГО ЭПОСА
Д.В. Колосов
Анализируется образ Ильи Муромца, проходящего через все четыре традиционно выделяемые эпические поколения. Сначала Илья проявляется как архаический герой. Как борец с хтонической нечистью Илья представляет второе поколение. В качестве героя третьего поколения он возглавляет богатырскую заставу и выказывает оппозицию князю Владимиру. С угасанием эпической героики Илья Муромец исчезает, что вовсе не символизирует смерть, но - надежду вернуться.
Ключевые слова: эпос, былина, Илья Муромец, сквозной герой.
Анализируя сложную, многоплановую фигуру Одиссея, пожалуй, самого противоречивого из греческих героев, И.В. Шталь прекрасно охарактеризовала его как «сквозного героя» [20, с. 182], т.е. героя, имеющего непосредственное отношение ко всем четырем традиционно обозначаемым героическим поколениям.
Подобные герои наличествуют далеко не в каждой эпической культуре, однако отечественная, восточно-славянская традиция дает нам прекрасный тип подобного «сквозного», универсального героя для всех времен, всего отечественного героического века - могучего и непревзойденного Ильи Муромца.
По своему происхождению Илья - поздний герой, обретший популярность позже своих товарищей по «трем богатырям» - Добрыни Никитича и Алеши Поповича [8, с. 120], но быстро затмивший их в силу самого своего психологического типа - героя-вождя, наделенного архаическими, шаманистскими чертами.
Былины об Илье условно делят на циклы, основные из которых «Получение силы», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Илья Муромец и татарское нашествие», «Илья Муромец и идолище», «Илья Муромец и богатырь-нахвальщик», «Бунт Ильи Муромца против князя Владимира» [2, с. 44 сл.]. При этом «хронология» жизни Ильи далеко не всегда совпадает с временной последовательностью возникновения сюжетов.
Так, сюжет о получении силы возник позже большинства прочих и связан с народными сказками о сидне [2, с. 293; 7, 2184-2189]. С рождения Илья - сидень, «сиднем сижу цело тридцать лет» [10, с. 9], обладающий потенциально огромной силой, но в дело ее не пускающий. Он словно вне мира, но весь мир - в Илье. Поэтому можно вести речь об Илье, как об архаичном человеке, себя не осознавшем и потому на мир не воздействую-
щем. При этом его едва ли следует интерпретировать как убогого человека из народа [18, с. 231]. Это - герой первого поколения, любопытствующий, но не алчущий ни славы, ни богатства, ни власти.
Но вот появляются калики перехожие, что заставляют Илью подняться с печи. Илье поит калик медвяным питьем, вином, водой и пьет сам «чарочку питъица медвяного» [3, с. 10], получая силу великую, осознает себя индивидуальностью, микрокосмом, значением и возможностями не уступающим макрокосму, а, значит, необоримо могучим, настолько могучим, что даже «ополовинивает» силу [19, с. 124].
Происходит рождение героя, как и подобает, чудесное, почти божественное, ибо происходит в знаковые тридцать лет - возраст пророков, а калики подозрительно напоминают волхвов, некогда забредших в Вифлеем. Со временем былина обращается в сказку - и вот уже Илью исцеляют не калики, а сам Христос, который впоследствии берет его на небо в качестве божественного истребителя [3, с. 10]. Калики провозглашают появление величайшего героя, но при этом ограничивают победоносность богатыря, предупреждая его не драться со Святогором, Самсоном, Микулой, Вольгой [10, с. 10].
Показателен перечень нежелательных оппонентов. Во-первых, Свя-тогор, первопредок, изначальный герой, олицетворение гигантского первого поколения, сопоставимый с гигантскими Алоадами, реминисценция древнего могущественного божества, воплощающего всю мощь земли. Верный солярной символике А.Н. Афанасьев постулирует Святогора как тучу. - Афанасьев А.Н. Мифы, поверья и суеверья славян. Т.1. С. 377 [4, с. 177]. Самсон с «семью власами ангельскими» - позднее наслоение, наивно воспринятый христианином-пересказчиком полугерой-полуангел. Микула - олицетворение исконной земной мощи, всего народа, общности, победить какую не под силу самому великому богатырю, пусть он даже, подобно Святогору, изначален, божественен. Наконец, Вольга- герой-шаман, черпающий силу из сопричастности с энергией Природы, что не одолеет мощью, но победит хитростью, оборотничеством, оружием стихий.
Илья не сразу внимает предостережению. Первый поединок его - как раз со Святогором: его, как убеждается новоявленный герой немедленно, не победить. Илья братается с великаном, признавая того старшим братом, какой уже обречен [5, с. 148]), ибо время первопредков, сверхчеловеческих великанов с наступлением эпического времени минуло. Потому Святогор по собственной воле ложится в гроб, откуда уже не выберется: мотив - уйти, не вернуться [8, с. 28-33]. Перед смертью он передает Илье Муромцу часть своей силы, но у того хватает благоразумия не взять ее всю, ибо в этом случае и Илья стал бы непомерно громоздок для своего времени, вступил бы своей мощью в противоречие с прочими эпическими персонажами, с самой эпохой - стал мертв («Дохнул бы на тебя мертвым духом» [10, с. 14]).
Умножив силу, Илья спешит в «стольный град Киев», в пути вступая в конфликт с Соловьем-разбойником. В одной из своих работ мы трактовали этого мифологического персонажа в качестве шамана, владычествующего над природой, стихиями [12 а 330-227]. Следует лишь добавить одну маленькую деталь, на которой мы, отметив, не акцентировали в этой работе внимание. Илья выбивает Соловью-разбойнику правый глаз - «Ему выбил право око со косичею» [12 а 35], традиционно символизировавший солнце. Таким образом, он оставляет за Соловьем его шаманскую силу, связанную с Луной, в большинстве традиций отождествляемой с левым глазом (напр. в Индии - с Сомой, в Иране - с Хаомой). Таким образом, богатырь еще не делает выбор между архаикой и цивилизацией, оставляя его на будущее как итог разговора с властелином - князем Владимиром. Илья пугает Владимира враждебной тому магической властью, добивается утверждения своих прав как богатыря и лишь после этого умерщвляет своего пленника. Об этом свидетельствует сам птичий облик Соловья - «Соловей не приобрел полностью человеческой наружности, но и не остался в образе птицы, представляя собой гибридное образование...» [18, а 241], его нечеловеческие возможности:
Засвистел Соловей по-соловьиному,
Зашипел проклятый по-змеиному,
Закричал собака по-звериному... [10, а 330-227] -его семейство, обладающее, подобно отцу, способностью к оборотниче-ству [10, а 143].
Прежде Илья Муромец и Соловей относились к одному миру - к архаике, но теперь, прозрев в собственной уникальности, индивидуализировавшись, Илья выступает поборником побеждающей цивилизации, традиционно олицетворяемой стенами и дорогами - Илья освобождает от Соловья закрытую «заставицей» дорогу, «прокладывает пути на Киев» [19, а 244]. Соловей - враг его, Илья одолевает врага, привозит того в Киев, всласть пугает, объявляя свое превосходство, князя и его дружинников, -А князя и бояра испужалися,
На корачках по двору наползалися ... [10, а 25] -после чего нелюдя умерщвляет. Сейчас он предстает героем второго поколения - победоносным борцом с нечистью, а лучше сказать нелюдью, подобно тому, как Г рендель казался нелюдью для шагнувшего в новый век богатырства Беовульфу, а Полифем - ступившему на порог цивилизации Одиссею.
Илья Муромец поступает на службу к Владимиру Красно Солнышко, становясь типичным героем на службе правителя. Типичным, да не совсем. Илья - coincidentia oppositorum, он совмещает в себе черты героя различных эпических периодов, причем эти мотивы переплетаются вневременно [20, а 184]. Илья - защитник, предводитель героев на богатырской заставе, сражающийся со змеесущими врагами с Востока. Но он готов взбунтовать-
ся против несправедливого правителя, претендующего на могущество властелина. Отстаивая древние языческие народные ценности, он бунтует против такого аспекта цивилизации, как государственная религия, сшибая «маковки» с церквей - «А стрелил-то он тут по божьим церквам» [10, c. 235], выказывая тем самым гибрис против власти - свойство героя третьего поколения. Таков и Ахилл, гневающийся против властных претензий Агамемнона [Hom. Il. I 6-7]. Теперь Илья - оборонитель земли Русской от иноземной нечисти - орд, нередко метаморфирующих в гиперболизированных чудищ: Калинов-царей, непомерных Идолищ.
А росту две сажени печатныих
А в ширину-то ведь сажень была печатная.
Головищо у меня да что люто лохалищо.
Глазища у меня да что пивныи чашища [10, c. 154].
С этой «страницей» жизни Ильи связаны старины об Илье и татарском нашествии, Илье и чужеземном богатыре, трех поездках Ильи Муромца. Теперь Илья выступает ярко выраженным оборонителем родной земли, свершающим «подвиги во славу родине» [18, c. 172], что свойственно этике уже не классической, а этизированной.
«Целесообразно направленная сила», Илья по характеру своему - ярко выраженный лидер, неоспоримый предводитель героев. В принципе, даже возглавляя дружину, Илья остается одиночкой, что свойственно классическому эпическому герою, выступающему в гордом одиночестве, в отрыве от социума, нередко в негласном противостоянии с ним [17, c. 69]; недаром по-немецки богатырь - «Recke», что означает изгнанник, одиноко странствующий герой. Поэтому часто герой совершает свой подвиг один или в сопровождении друга-субститута, которому назначено заменить павшего героя или, напротив, пасть вместо него; редко - избранной дружины (кыпк чоро Манаса), какая обыкновенно безлика и неиндивидуали-зирована [14, c. 81], нечасто отличается постоянством, предавая своего вождя.
Обычно на битву Илья выезжает один, призывая подмогу лишь против врага, многократно превосходящего силой. Попытки прочих героев оспорить авторитет Ильи Муромца заканчиваются провалом. Илья сильнее прочих героев, он старше их, ибо пришел к богатырству по меркам того времени стариком, «старым казаком» [15, c. 231-245], в то время как другие великие герои подчеркнуто молоды, порой юны - Г еракл, Ахилл, Ку-хулин. Илья основателен во всем - в бою, готовый биться с утра до самой ночи, в то время как легковесный Алеша Попович напуском смел. Илья беспощаден к врагу, в то время как Добрыня готов заключить мировую, «заповедь великую» [19, c. 187]. Да и действует в бою Илья, в отличие от молодших богатырей витязем не третьего, «очеловеченного», а второго, исполинского поколения, «палицею в 90 пуд», а то и голыми руками, что пострашнее оружия.
Схватил Илья татарина за ноги,
Который ездил во Киев-град,
И зачал татарином помахивати:
Куда ли махнет - тут и улицы лежат,
Куды отвернет - с переулками... [10, c. 82]
Илья чужд любых корыстных мотивов, какие нет-нет да проскальзывают в поведении его сотоварищей. Он не властолюбив, не тщеславен, не сребролюбив. Некий герой-идеалист, чрезмерно идеализированный народным сознанием. Такого, пожалуй, не встретишь ни в какой иной легендарной традиции.
Наконец, Илья Муромец наделен свойством, делающим его исключительным в череде героев всех эпох и народов, - он в абсолютной степени не ведает страха смерти [19, c. 232].
И оставляет он бренный мир, как и положено истинному непонятому герою, - исчезает. Илья отправляется за чудесным кладом, какой есть не что иное, как всенародное счастье. Он находит сокровище, отдает его правителю с тем, чтобы тот распределил его, и окаменевает - уходит из мира. (Присутствие мертвого в мире живых по Леви-Брюлю можно объяснить законом партиципатии [13, c. 241]) с надеждой, когда миру в том будет нужда, вернуться [10, c. 394] - вернуться спасителем).
Илья исчезает вовремя - как раз на рубеже перевоплощения защитников отчих пределов в слуг князя и цивилизации, как раз вовремя, дабы не застать гибель Г ероического века, гибнущего в безвременье четвертого поколения героев, как это случилось с гомеровыми героями, либо перетекающего их эпоса в фиксированную историю, на пороге эпохи иной, в которой «старому казаку» Илье нет места.
Кстати об истории... Проблема любого эпического героя заключается в том, существовал ли он в реальности или же как выражение буйной фантазии последующих поколений, синкретизировавших образ идеального предка. Другой вечный вопрос: что было ab initio: герой мифический либо же герой реальный?
В первом случае живой человек из плоти, сделавшийся после смерти легендой; либо некий архетип, «примеренный» на реального и ничем не выдающегося человека. В череде русских былинных героев едва ли вызывает сомнения историчность Добрыни, дяди Владимира, что прославился насильственной христианизацией Новгорода. Это как раз тот случай, когда вполне заурядный исторический персонаж впоследствии по воле потомков был наделен чертами великого эпического героя.
Ведя речь об Илье Муромце, можно представить обратную метаморфозу, когда герой - реальный иль нет - архетипичный, возникнув легендой, обретает квазиисторическое «платье». Едва ли можно принять точку зрения А.Н. Афанасьева о происхождении образа Ильи от бога-громовика и реального исторического лица («он жил около 1188 года») [4, c. 298].
Илью Муромца русские летописцы не упоминают, зато как эпический персонаж богатырь Илья присутствует сразу в нескольких западноевропейских преданиях. Поэма ломбардского цикла Орттнит представляет нам некоего Илью из Руси. Среди героев норвежской саги о Дитрихе Бернском есть некий Илья, ярл Греции, брат короля Руси Владимира [15, с. 217; 2, с. 408].
В результате мы имеем уникального эпического героя, воплотившего в себе черты всех героических поколений, мы имеем великую легенду, обретшую историчность с торжеством линейного времени...
Список литературы
1. Аникин В.П. Русский богатырский эпос. М.: Просвещение, 1964. 192 с.
2. Астахова А.М. Илья Муромец в русском эпосе М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1958. С. 393-419.
3. Астахова А.М. Народные сказки о богатырях русского эпоса. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1962. 120 с.
4. Афанасьев А. Н. Мифы, поверья и суеверья славян: поэтические воззрения славян на природу: в 3 т. Т.1. М.; СПб.: Эксмо, 2002. 761 с.
5. Балашов Д.М. Из истории русского былинного эпоса: «Потык»
и «Микула Селянинович» // Русский фольклор. Вып. XV. Л.: Наука, 1975.
С. 26-54.
6. Балашов Д.М. Святогор // Русский фольклор. Вып. ХХ. Л.: «Наука», 1981. С. 10-21.
7. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М.: Худож. лит., 1975. 751 с.
8. Былины: в 2 т. Т.1. М.: Гослитиздат, 1958. 564 с.
9. Гомер. Илиада. М.: Дюна, 1993. 431 с.
10. Илья Муромец. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1958. 560 с.
11. Калугин В.И. Герои русского эпоса. М.: Современник, 1983.
351 с.
12. Колосов Д.В. Трактовка эпизода с ослеплением Полифема в аспекте символики глаза // Известия ТулГУ. Гуманитарные науки. Вып. 5. Тула: Изд-во ТулГУ, 2006. С. 330-337.
13. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-Пресс, 1999. 608 с.
14. Липец Р.С. Эпос и Древняя Русь. М.: Наука, 1969.
15. Миллер В.Ф. К вопросу о возрасте и казачестве Ильи Муромца // Миллер В.Ф. Народный эпос и история. М.: Высш. шк., 2005. 391 с.
16. Миллер В.Ф. Очерк истории русского былинного эпоса // Миллер В.Ф. Народный эпос и история. М.: Высш. шк., 2005. 391 с.
17. Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности: в 3 т. Т.3. М.; Л.: Госиздат, 1924. 358 с.
18. Пропп В.Я. Основные этапы развития русского героического эпоса // Пропп В.Я. Сказка. Эпос. Песня. М.: Лабиринт, 2001. С. 145-176.
19. Пропп В.Я. Русский героический эпос. М.;Л.: Наука, 1955. 552
с.
20. Шталь И.В. Эволюция эпического изображения (четыре поколения героев «Одиссеи» Гомера) // Типология народного эпоса. М.: Наука, 1975. 575 с.
Колосов Д.В., канд. ист. наук, доц., kolosoff.koul@mail.ru, Россия, Москва, Изд-во «Книговек».
«ALL-TIME HERO» OF THE EPIC D.V. Kolosov
The article analyzes the image of Il’ya Muromets, who goes through all the four traditionally isolated epic generations. First, Il’ya emerges as an archaic hero. As a fighter against the chthonic evil Il’ya represents a second generation. As a hero of a third generation he heads a warriors’ outpost, opposing prince Vladimir. As the heroic epics fades away, Il’ya Muromets disappears, which, however, does not symbolize his death, but rather suggests a comeback.
Key words: epics, folk tale, Il’ya Muromets, a passing hero.
Kolosov Dmitriy, candidate of history science, dozent, kolosoff.koul@mail. ru, Russia, Moskva, publishing firm «Knigovek».
УДК 398.4
«ТЕНИ» ЭПИЧЕСКОЙ ЭПОХИ
Д.В. Колосов
Рассматривается феномен архетипов «теней», негативного отражения, противника человека, в полной степени сформировавшихся в период развития культуры, условно именуемой героической или эпической. Именно в это время выстраивается череда субъектов, враждебных человеческому социуму или конкретному герою - мифические существа, монстры, брутальные божества и т.д.
Ключевые слова: архетип, тень, Дракон, нелюдь, трикстера.
К.Г. Юнг дал, пожалуй, самое чёткое определение той негативной стороне бытия, что мы условно обозначаем как тень, оппозицию светлого начала, дуалистически проецированную на самостную целостность лично-
