CC BY
125
[3, с. 199].Толстой отмечает, что, собираясь в поход, казаки так прилаживали оружие, чтобы оно не звенело и не бренчало. «Бренчащее оружие - величайший срам для казака» [3, с. 287].
Реплику Лукашки о своем коне: «Кабардинский ловтавро» Толстой счел нужным пояснить в сноске: «Тавро завода кабардинских лошадей Лова считается одним из лучших на Кавказе» [3, с. 247]. То, что Лука добыл себе «лов-тавро», характеризует его как знатока коней и показывает, что «малолеток» из бедной семьи, наконец, приобрел хорошего коня, необходимого каждому казаку. Толстой поясняет, что малолетки - «казаки, не начавшие еще действительной конной службы» [3, с. 205]. Провожая Лукашку на кордон, мать говорит: «...возьми в сенях мешочек. У людей заняла, тебе на кордон припасла. Али в саквы положить» [3, с. 209]. «Саквами называются переметные сумки, которые казаки возят за седлами» [3, с. 209]. Но у Лукашки коня не было, он перекинул саквы через плечо и пошел. Мешочек нужен при переправе через реку.
Толстой пишет, что «любовь к праздности, грабежу и войне составляет главные черты гребенского казачества» [3, с. 158]. Наряду с этим мы видим казака -бедняка Ерошку, который опровергает это утверждение. В черновых вариантах повести старик рассуждает: «И зачем она война есть? То ли бы дело, жили бы смирно, тихо, как наши старики сказывали. Ты к ним приезжай, они к тебе. Так рядом, честно да лестно и жили бы» [4]. Эти строки не вошли в окончательную редакцию текста, но Ерошка и здесь остался противником войны и горячим сторонником дружбы между русскими и горцами. Сам автор, Толстой, справедливо полагал, что нет причин у русского и кавказских народов для обоюдной вражды и ненависти [6, с. 419].
Обычай куначества понадобился Толстому, чтобы показать реальность дружбы между народами. Ерошка - противник войн, в старое время у него «вся Чечня кунаки были» [3, с. 206]. Кунаки отдаривали друг друга: привозили «пеш-кеш» - подарок. У Лукашки тоже есть в горах друг - кунак Гирей-хан. Следуя обычаю, Лука привез Оленину кинжал и объяснил: «Как можно, - кунаки! Меня так-то за рекой Гирей-хан привел в саклю и говорит: выбирай любое. Вот я эту шашку и взял. Такой у нас закон» [3, с. 247]. В условиях затяжной войны на Кавказе дед Ерошка учил Луку, что не каждому кунаку всегда можно доверять: «Верить - верь, а без ружья спать не ложись» [3, с. 206]. Куначество между казаком и Олениным не состоялось; так Толстой еще раз показал чуждость Оленина станичной жизни.
Виноградарство, развитое у гребенских казаков, привело к бытовому употреблению у них вина, и казачья семья даже в обычные дни пьет чихирь. Пьют и мужчины, и женщины, по очереди, прямо из горлышка кувшина или вкруговую из деревянной чашки - «чапуры» [3, с. 240]. Но «пить по-казацки» даже в мужской компании - значит не напиваться. Толстой пишет, что «Оленин, решив «жить по-казацки», «взяв чапуру (деревянную чашку, вмещающую в себе стаканов восемь), налил вина и выпил почти всю». Девкам это «казалось странно и неприлично», потому что пил он не по-казацки [3, с. 242].
Обедают летом чаще всего в саду около хаты, ужинают в «избушке». Одно из любимых блюд в станице - пилав из фазана. Обеденный стол в страдные дни: чихирь, виноград, сушеная рыба, каймак и хлеб. В хате обедают, сидя за столом на лавках, но в сад выносят низенький круглый татарский столик. Перед обедом из кувшина омывают руки. Сидят за столиком, поджав ноги, по-восточному. Так обедает богатый хорунжий Иляс со своей семьей. Толстой обращает внимание и
Библиографический список
на одежду казаков: «Щегольство в одежде состоит в подражании черкесу. Лучшее оружие добывается от горца. «Казачки носят одежду черкесскую: татарскую рубаху, бешмет и чувяки, но платки завязывают по-русски» [3, с. 158].
Тщательное описание одежды, манеры ее ношения характеризуют действующее лицо. На Лукашке надета широкая, кое-где порванная черкеска, шапка заломлена назад по-чеченски, ноговицы спущены ниже колен: «Одежда его небогатая, но она сидела на нем с особою казацкою щеголеватостью, которая состоит в подражании чеченским джигитам. На настоящем джигите все всегда широко, оборвано, небрежно; одно оружие богато» [3, с. 166].
Известно, что прототипом для Ерошки послужил Епифан Сехин. Толстой не слепо следует за оригиналом, а отбирает необходимое, творчески преобразуя жизненный материал. Внешность Епифана Сехина подробно описана в очерке Н.Н. Толстого «Охота на Кавказе» и статье Гиряловского «Старогладовцы». В обычные дни Епишка носит «старый бешмет, козловой кожи штаны», «на плечах шкуру звериную вверх шерстью». Был у него и крест георгиевский, но никогда он его не надевал, «а носил только засаленную ленточку на старом бешмете, да и то так, чтобы людям видно не было, для себя носил ее» [1, с. 167].
Толстой Л.Н. подробно описывает празднество в станице, которым заканчивается сбор урожая. Разодетая молодежь после работы вышла на площадь. Девушки в разноцветных бешметах и белых платках сидели кружками на завалинках хат и на земле. Ребятишки играли в лапту и в ловитки. Молодые казаки в нарядных белых и красных черкесках, обшитых галунами, взявшись рука с рукой, по двое, по трое ходили от одного кружка к другому. На площадь вышли и старухи; на завалинке дома станичного правления сидели и беседовали степенные старики. Позднее начали водить хороводы девушки, одна затягивала песню, а остальные подхватывали; в игру включались парни. Говор, смех, песни и щелканье арбузных и тыквенных семечек звучали по всей площади. Толстой отметил даже такую деталь, что женщины, проходя мимо сидевших на завалинке стариков, «приостанавливались и опускали головы», а «молодые казаки почтительно уменьшали шаг и, снимая папахи, держали их некоторое время перед головой. Старики замолкали, медленно снимали и снова надевали папахи» [3, с. 272] -таков был казачий этикет.
В повести «Казаки» изображена станица Новомлинская. Принято считать, что под этим названием представлена станица Старогладовская. К этому мнению склоняются биографы Толстого П.И. Бирюков и Н.Н. Гусев.
«Станица Новомлинская считалась корнем гребенского казачества. В ней, более чем в других, сохранились нравы старых гребенцов», - говорится в повести. В одном из вариантов эта же характеристика относится к станице Червленной: «Червленная станица - сердце гребенских казаков. но в станице Червленной характер населения резче, чем в других» [5, с. 277]. И действительно, в Старогладовскую в 1847 - 1848 годах были переселены украинцы. С тех пор и до сего дня можно различить, где живут коренные казаки, а где переселенцы. Станица Червленная не пустила в свои пределы переселенцев, и они основали новую станицу Николаевскую [1, с. 171].
В итоге характерные этнографические моменты, использованные Л.Н. Толстым в процессе работы над повестью «Казаки», помогли ему правдиво нарисовать изображаемую действительность, особенно ярко и многосторонне раскрыть образы казаков - героев повести и тем самым выявить идею повести.
1. Виноградов Б.С. Кавказ в творчестве Л.Н. Толстого. Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1959.
2. Ахмадова Т.Х. Замысел создания повести Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат». Мир науки, культуры, образования. 2020; № 2 (81): 398 - 400.
3. Толстой Л.Н. Казаки. Повести и рассказы. Москва, 1981.
4. Толстой Л.Н.Рукописи «кавказского романа»(повести «Казаки»). Available at: http://feb-web.ru/feb/tolstoy/texts/pss100/t21/t21-101-.htm
5. Литературное наследство. 1939; № 35-36.
6. Ахмадова Т.Х. Принцип контрастного сопоставления Николая и Шамиля в повести Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат». Мир науки, культуры, образования. 2019; № 3 (76): 417 - 419.
7. Ржевусский А. Терцы. Владикавказ, 1880.
8. Янжул М. К биографии Л.Н. Толстого. Русская старина. 1990; № 2.
References
1. Vinogradov B.S. Kavkaz vtvorchestve L.N. Tolstogo. Groznyj: Checheno-Ingushskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1959.
2. Ahmadova T.H. Zamysel sozdaniya povesti L.N. Tolstogo «Hadzhi-Murat». Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2020; № 2 (81): 398 - 400.
3. Tolstoj L.N. Kazaki. Povesti i rasskazy. Moskva, 1981.
4. Tolstoj L.N.Rukopisi «kavkazskogoromana» (povesti«Kazaki»). Available at: http://feb-web.ru/feb/tolstoy/texts/pss100/t21/t21-101-.htm
5. Literaturnoe nasledstvo. 1939; № 35-36.
6. Ahmadova T.H. Princip kontrastnogo sopostavleniya Nikolaya i Shamilya v povesti L.N. Tolstogo «Hadzhi-Murat». Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2019; № 3 (76): 417 - 419.
7. Rzhevusskij A. Tercy. Vladikavkaz, 1880.
8. Yanzhul M. K biografii L.N. Tolstogo. Russkaya starina. 1990; № 2.
Статья поступила в редакцию 08.11.20
УДК 821.161.1
Gasanova G.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: uzlipat066@mail.ru
THE IMAGE OF THE PRINCESS IN RUSSIAN FOLK TALES (BASED ON THE EPITHETS). The work is dedicated to an analysis of epithets that reveal the image of a princess in Russian folk tales. The researcher adheres to a broad understanding of the term "epithet" and therefore considers epithets-adjectives, epithets-nouns, epithets-verbs. It is noted that the image of a princess is central in the Russian fairy tale. The ways of expressing beauty when describing the appearance
of princess are diverse: adjectives like beautiful, red. Such ways of expressing beauty can be combined in one sentence. In the Russian folk tale, a princess acts as a daughter, sister, bride, ruler. At the same time, in each social status the image of a princess is characterized by certain epithets, which combine a figurative and expressive function. The article gives examples of epithets that characterize different incarnations of tsavrenva. Adjectives are used primarily when describing external traits. The most complete reveal of the image of the heroine help epithets-nouns, which more often act as an application and characterize the inner qualities of the heroine.
Key words: epithet, tsarevna, Russian folk tales, image, epithets-adjectives, epithets-nouns.
Г.А. Гасанова, канд. филол. наук, доц., ФГБОУ ВО «Дагестанский государственный университет», г. Махачкала, Е- mail: uzlipat066@mail.ru
ОБРАЗ ЦАРЕВНЫ В РУССКИХ НАРОДНЫХ СКАЗКАХ (НА МАТЕРИАЛЕ ЭПИТЕТОВ)
Данная работа посвящена анализу эпитетов, раскрывающих образ царевны в русских народных сказках. Мы придерживаемся широкого понимания термина «эпитет» и вследствие этого рассматриваем помимо эпитетов-прилагательных эпитеты-существительные, эпитеты-глаголы. Отмечается, что образ царевны является центральным в русской волшебной сказке. Она выступает как дочь, сестрица, невеста, правительница. При этом в каждом социальном статусе образ царевны характеризуется определенными эпитетами, которые совмещают изобразительную и выразительную функции. В статье приводятся примеры эпитетов, которые характеризуют разные ипостаси царевны. Эпитеты-прилагательные используются преимущественно при описании внешних признаков. Наиболее полно раскрыть образ героини помогают эпитеты-существительные, которые чаще выступают в качестве приложения и характеризуют внутренние качества героини.
Ключевые слова: эпитет, царевна, русские народные сказки, образ, эпитеты-прилагательные, эпитеты-существительные.
Женские образы занимают в русских сказках значительное место. «Женщина в русских сказках играет огромную роль. Женщина - душа, женщина - любовь всегда в жизни ведет духовно Ивана - русского человека» [1, с. 288]. Сказка передает народные представления о девушке, жене, матери и т.д. Самым ярким образом в волшебных сказках является образ царевны. Она - «награда за долгие и тяжкие испытания, за доброту, мужество и бесстрашие героя» [2, с. 252]. В текстах сказок царевна выступает как дочь, сестрица, невеста, правительница и т.д. И в каждом социальном статусе она характеризуется определенными эпитетами. Обратимся к примерам.
«И помчались, полетели во все концы царства гонцы. ... Вы несите-ка, несите к царю-батюшке в терем самолучшие яблочки, своими руками взращенные, дочке царской на выздоровление» («Волшебное яблочко»). (Отец) гонцов разослал во все земли с вестью, что возвратилась дочь их, родная («Сказка о Василисе, золотой косе...»). «... а коли исцеляющее яблочко принесет добрый молодец, - отдаст ему царь в жены дочку свою любимую и все свое царство в приданое» («Волшебное яблочко»). «(Царь:) Моя единственная доченька» («Волшебное яблочко»).
Царевну-сестрицу часто сопровождает эпитет любезная.
«- Что ты пьешь, братец?
- По ведру меду сладкого, сестрица любезная! («Сказка про Василису»).
Наибольшую художественную разработанность в сказках получил образ невесты: «(Царь:) - да уж и я с тобой спляшу! На твоей свадьбе спляшу - ведь ты у меня невеста просватанная» («Волшебное яблочко»).
«Он (Иван) рассказал ей (старухе), что идет в тридесятое царство, ищет царь-девицу, свою суженую» («Царь-девица»).
Суженый, суженая - (от «судит», «суждено», т.е. определено судьбой) -употребляется как название жениха и невесты (т.е. обрученных), но внутренняя форма скрывает более специфический смысл: представление о том, что каждому человеку заранее предопределен супруг(а), суженый ему [3].
Ср. у В. Даля: «Суженый - роковой, все, что делается судьбою, по судьбе, что суждено или сужено провидением» и затем уже - «жених, невеста, будущие супруги» [4].
Царевну-невесту характеризуют прежде всего такие эпитеты, как прекрасная, красная, являющиеся постоянными сказочными эпитетами: «Входит в палату прекрасная царевна с маменьками, с няньками; солдат отдал ей честь, а она ему ласково поклонилась. «На третьи сутки стала его будить прекрасная царевна». («Про Емелю-дурака»).
Часто прилагательное прекрасная употребляется не в определительно-ха-рактеризующей роли, как в приведенных выше примерах, а в качестве компонента имени собственного. Это является свидетельством традиционности эпитета: Ср.: «... в то время жил был царь по имени Горох с царицею Анастасьей Прекрасною; у них было три сына-царевича» («Три царства - медное, серебряное, золотое»). «Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти» («Василиса Прекрасная»). «Елена Прекрасная взяла ковер-самолет у старухи, села на него, и понеслась, как птица полетела» («Царевна-лягушка»).
В значении «красивая» используется также эпитет «красная», но чаще со словом девица. «Как уснул Иван-царевич, она вышла на улицу, сбросила кожух, сделалась красной девицей и крикнула:
- Няньки-мамки! Сделайте то-то!» («Царевна лягушка»).
«Оглянулся казак, смотрит - стог сена горит, а в огне стоит красная
девица и говорит громким голосом...» («Царевна-змея»).
В следующем примере употреблена форма превосходной степени: «Много ли, мало ли они купались - Иван-царевич подкрался, взял у той девицы, что всех краше, кушачок и спрятал за пазуху» («Три царства - медное, серебряное и золотое»). «Вдруг прилетели на море тридцать три колпицы, ударились
оземь и стали красные девицы - все хороши, а одна - лучше всех; разделись и бросились в воду» («Три царства - медное, серебряное, золотое»).
Как видно из приведенного выше примера, в значении «красивая» употребляется и прилагательное хороша и формы сравнительной и превосходной степени (лучше всех).
«Приходит Иван-царевич к золотому царству; там сидят тридцать три девицы-колпицы, полотенца вышивают. Всех выше, всех лучше царевна золотого царства» («Три царства - медное, серебряное, золотое»). «Вслед за ними прилетела тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красной девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться, и была она всех пригожее, всех красивее» («Морской царь и Василиса Премудрая»).
Красная (девица) - эпитет универсальный, он относится ко многим женским персонажам сказок. Это и царевны, и королевны, и простые девушки. Ср.: «Мо-розко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает: - Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?» («Морозко»). В сказках очень часто эпитеты употребляются в усеченной, краткой форме: «красна девица» (ср. еще: «чисто» поле, «сине» море).
Для оценочной характеристики внешности царевны используется и образно-эмоциональное существительное - красавица. Оно часто выступает в качестве приложения: «И обвенчали брата младшего с царевной-красавицей» («Волшебное яблочко»).
При слове красавица могут употребляться адъективы такая, какая, усиливающие степень обозначаемого признака:
«(Мужичок:) А собой разумница, да такая красавица, что, кажись, другой подобной и в свете нет» («Оклеветанная купеческая дочь»). «. а лягушка пошла, сбросила с себя кожух, оделась чудо как. Приезжает на бал Иван-царевич, обрадовался, и все руками схлопали; кака красавица!» («Царевна-лягушка»).
Вместо слова красавица встречается также лексема краса:
«Двадцать лет жила (дочь царя) в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса» («Сказке о Василисе, золотой косе»).
Слово краса употребляется и вместе с собственным именем в качестве приложения: «(Мамки:). вихорь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо куда» («Сказка о Василисе, золотой косе»).
Для выражения всей полноты впечатления от красоты девушки (царевны, королевны и т.д.) в сказках существуют особые поэтические формулы типа «что ни в сказке сказать, ни пером написать (описать)», «что, кажись, другой подобной и в свете нет». «Жил был царь, у него было три дочери, да такие красавицы что ни в сказке сказать, ни пером описать» («Фролка-сидень»).
В выборке встретилось и однокоренное существительное красота, которое включается в словосочетания с различными прилагательными: «несказанная красота», «невиданная красота», «неписанная красота». Например: «Прислушался (парень) - опять кто-то пляшет под его музыку, только платье шумит. Открыл огонь - а перед ним девица красоты неписанной» («Неосторожное слово»). Рассмотренные выше способы выражения красоты при описании внешности (прилагательные типа прекрасная, красная; словосочетания с лексемой красота, в которых наблюдается инверсионное словорас-положение, и сказочные формулы) могут сочетаться в одном предложении: Ср.: «Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать» («Морской царь и Василиса Премудрая»). Приведенные выше эпитеты «совмещают изобразительную и выразительную функции, но при этом вторая функция в русских народных сказках получает большее значение, поскольку через внешнее описание дается оценка изображаемых лиц.
Яркой отличительной чертой красавицы в русских сказках является коса в сочетании с эпитетами - прилагательными: золотая коса, длинная коса. Например: «(Царь Горох) корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, золотой косой, поплыл в земли свои» («Сказка о Василисе, золотой косе.»). «Волосы ее (Василисы) густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; и царевну Василису стали люди величать: золотая коса, непокрытая краса». («Сказка о Василисе, золотой косе»). Постоянным эпитетам характерно употребление их формы в так называемой инверсии - намеренном изменении привычного порядка слов для создания более сильного эффекта (ср. также: дочка царская, сестрица любезная). Эпическое выражение «коса непокрытая краса» связано с представлением русского народа о Солнце. Слова «краса» первоначально означало «свет» («красное солнце»). «Для древних людей не было в природе ничего прекраснее дневного света, дающего всему жизнь и краски» [5, с. 75].
Золотая коса - внешний атрибут царевны. Оним Василиса золотая коса состоит из собственного имени и прозвища (это устойчивое, традиционное характеризующее определение, которое становится частью имени собственного). Коса являлась символом девичества: «коса - девичья краса». Эпитет «золотой» усиливает положительную оценочность. Здесь важен не только признак цвета, но и ассоциативный признак высокой степени ценности. Прилагательные-эпитеты в сказках используется при описании деталей одежды, нарядов царевны: «Много было у ней и нарядов цветных и каменьев дорогих...» («Сказка о Василисе, золотой косе»). «... Смотри, жена Ивана к колодцу пришла - коротай новый, полсапожки новые, платок французский» («Царевна-лягушка»). «Елена Прекрасная обернется веретешком, а платье на ней будет золотое» («Царевна-лягушка»). «(Иван Царевич) уехал, а лягушка пошла, сбросила с себя кожух, оделась чудо как!». («Царевна лягушка»). «Елена Прекрасная вынесла башмачок, крупным жемчугом унизанный, самоцветными камнями усаженный, а сама глядит на царевича, усмехается» («Елена Прекрасная»).
Красочные и выразительные эпитеты характеризуют и дворец, в котором жила царевна (предметы роскоши, обстановка, атмосфера, окружавшая ее в родительском доме): «В царских палатах, в высоком терему красовалась Несмеяна-царевна. Какое ей было житье, какое приволье, какое роскошье!» («Несмеяна-царевна»). «Всех выше, всех лучше царевна золотого царства...» («Три царства, медное, серебряное, золотое»). «А перед ним (работником) стоят царские палаты, серебром-золотом убраны...» («Несмеяна-царевна»). «Смотрит (стрелец-молодец), а по морю плывет Василиса-царевна, в серебряной лодочке, золотым веслом гребет» («Жар-птица и Василиса-царевна»).
Библиографический список
Если внешний облик царевны характеризуют преимущественно эпитеты-прилагательные, то ее внутренние качества (интеллектуальные и морально-нравственные) характеризуют чаще эпитеты-существительные, которые могут выступать в качестве приложения: «(Мамки:) - Неповинны в беде; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу.». («Сказка о Василисе, золотой косе.»). «...а у царя (беда) единую дочь, красавицу, умницу-разумницу к постели накрепко приковало» («Волшебное яблочко»).
Одним из ярких средств выразительности в русских народных сказках являются тавтологические повторы. Они могут представлять собой словосочетания, состоящие из однокоренных слов. Таковыми являются, например, сложные существительные типа «умница-разумница», сложные прилагательные «высокий -превысокий»: «В ту же минуту сорвалась с его шеи змея, ударилась о сырую землю, обернулась душой-девицей и с глаз пропала - словно ее не было» («Царевна-змея»). «Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук» («Василиса Прекрасная»). «Еле жива царевна-голубушка» («Волшебное яблочко»). «Царь захотел однажды посмотреть от невесток дары, которая из них лучше мастерица» («Царевна-лягушка»).
Эпитеты-существительные, выступающие в качестве приложения, указывают на род занятий героинь, их экономическое положение, какой-либо характерный признак или качество. Приложения могут быть распространенными и нераспространенными. Например: Царь-девица, Несмеяна-царевна, Царевна-лягушка, Василиса-царевна, Василиса-краса, Царевна-голубушка, душа-девица, Царевна-змея, Царевна-красавица, Василиса-золотая коса. Из примеров видно, что такие образования выступают в качестве заглавия текста сказки, т.е. его названия. В них обозначается основная тема сказки. Это фактически сжатое содержание текста [6 - 10].
Таким образом, на основе контент-анализа русский народных сказок можно сделать вывод о том, что царевна - это самый яркий и запоминающийся образ волшебных сказок. При характеристике этого образа авторы всегда использовали самые красочные и запоминающиеся эпитеты, как и всего того, что окружало царевну. Наиболее полно раскрыть образ царевны помогают эпитеты, которые совмещают изобразительную и выразительную функции. Эпитеты-прилагательные в сказках используются при описании внешности, деталей одежды, нарядов царевны, предметов роскоши, обстановки и атмосферы, окружающей ее. Внутренние качества героини характеризуют чаще эпитеты-существительные.
1. Матвиенко В.Э. Изучение русских народных сказок на занятиях по РКИ как способ познания русской философской мысли. Бюллетень науки и практики: научный журнал. 2016; № 4.
2. Самосенкова Т.В., Яли Д. Национальные особенности понимания использования прилагательных в русских народных сказках китайскими студентами. Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. 2013; № 20 (163); Выпуск 19.
3. Российский гуманитарный энциклопедический словарь. Available at: //humanities-dictionari
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Available at: //gufo.me/dikt/dal
5. Афанасьев А.Н. Древо жизни: Избранные статьи. Москва, 1983.
6. Народные русские сказки. Москва: Художественная литература, 1977.
7. Москвин В.П. Эпитет как предмет теоретического осмысления. Грани познания: электронный научно-образовательный журнал ВГПУ 2011; № 4 (14). Available at: www. grani.ru
8. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Ленинград, 1986. Available at: www. litmir.me|br|
9. Словарь концептов русской народной сказки. Социальная функция. Нижний Новгород, 2015; Ч. II.
10. Самедов Д.С., Гасанова М.А. Концепт «Женщина» в русских народных сказках (лингвистический анализ). Успехи современной науки и образования. 2016; Т. 5, № 11. References
1. Matvienko V.'E. Izuchenie russkih narodnyh skazok na zanyatiyah po RKI kak sposob poznaniya russkoj filosofskoj mysli. Byulleten' nauki iprakíiki: nauchnyj zhurnal. 2016; № 4.
2. Samosenkova T.V., Yali D. Nacional'nye osobennosti ponimaniya ispol'zovaniya prilagatel'nyh v russkih narodnyh skazkah kitajskimi studentami. Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki. 2013; № 20 (163); Vypusk 19.
3. Rossijskij gumanitarnyj 'enciklopedicheskij slovar'. Available at: //humanities-dictionari
4. Dal' V.I. Tolkovyjslovar'zhivogo velikorusskogo yazyka. Available at: //gufo.me/dikt/dal
5. Afanas'ev A.N. Drevozhizni: Izbrannye stat'i. Moskva, 1983.
6. Narodnye russkie skazki. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1977.
7. Moskvin V.P. 'Epitet kak predmet teoreticheskogo osmysleniya. Granipoznaniya: 'elektronnyj nauchno-obrazovatel'nyj zhurnal VGPU. 2011; № 4 (14). Available at: www.grani.ru
8. Propp V.Ya. Istoricheskie korni volshebnoj skazki. Leningrad, 1986. Available at: www. litmir.me|br|
9. Slovar'konceptov russkoj narodnoj skazki. Social'naya funkciya. Nizhnij Novgorod, 2015; Ch. II.
10. Samedov D.S., Gasanova M.A. Koncept «Zhenschina» v russkih narodnyh skazkah (lingvisticheskij analiz). Uspehi sovremennoj nauki i obrazovaniya. 2016; T. 5, № 11.
Статья поступила в редакцию 10.11.20
УДК 81.26
Demin P.E., Adjunct, Department of Middle Eastern Languages Military University of Ministry of Defence of Russian Federation (Moscow, Russia), E-mail: 89605748888@mail.ru
IN SEARCH OF TERM CONFORMITY WHEN TRANSLATING MILITARY PROFESSIONAL VOCABULARY. The article discusses the features of the use of
military professional vocabulary and the difficulties which an interpreter has to overcome in search of term conformity when translating from the Arabic language into Russian. This problem has a scientific and practical significance because modern Arab media actively use military professional vocabulary. The article raises political issues military abbreviations and acronyms. To give their correct interpretation is quite a challenge because of a great variety of dialects and professional slang words. Though the Arabic language is recognized as official among all Arab states, the military terminologies in mass media of the Arab states are verbalized differently
