CC BY
13
DOI 10.54770/20729316-2023-3-310
В.В. Куканова, А.С. Чумбаева (Элиста) ОБРАЗ ЛИСЫ В КАЛМЫЦКИХ СКАЗКАХ О ЖИВОТНЫХ*
Аннотация
Статья посвящена анализу образа лисы в калмыцких сказках о животных, в которых реализуются элементы трикстерства. Лиса, по мнению ученых, принадлежит к Нижнему миру, так как относится к «норным» животным. Материалом исследования послужили сказки о животных, как опубликованные, так и не изданные на калмыцком и в переводе на русский язык. В результате анализа столь неоднозначного, амбивалентного образа лисы можно сделать следующие выводы. Сказки, в которых лиса выступает главным героем, не сложились в цикл, хотя имеют трикстеркое начало (лиса и ее пара, чаще всего, волк, непостоянство, типичная ситуация голода). Образ лисы является многогранным конструктом, на который наслоились как мифическое, сакральное, так и десакрализованное начала. Лиса, на наш взгляд, является медиатором (посредником) между мирами и, предположительно, некогда была тотемным животным. В пользу последней гипотезы говорит и иносказательная номинация, заместившая собой прямое общемонгольское наименование. Так, в калмыцком фольклоре и, шире, в речи калмыков в основном употребляется номинация арата, что в переводе на русский язык обозначает «с коренными зубами, клыкастый». В текстах не указана родовая принадлежность лисы, однако по косвенным признакам (тоненький голосок, льстивая=ласковая) мы приходим к выводу, что лисица является главной героиней сказок. Ее образ имеет большую степень индивидуализации, но, однако, не достигает высокой ее степени, т. е. не получает имен в сказках, как, например, в русском фольклоре. В сказках, где лиса одурачена, ее обман, трюки направлены против «своей социальной группы», потому она и наказана.
Ключевые слова
Калмыцкие сказки; сказки о животных; образ; лиса; трикстер; обман; табу.
* Исследование проведено в рамках государственной субсидии - проект «Универсалии и специфика традиций монголоязычных народов сквозь призму кросс-культурных контактов и системы взаимоотношений России, Монголии и Китая» (номер госрегистрации: 123021300198-4).
V.V. Kukanova, A.5. Chumbaeva (Elista)
THE IMAGE OF A FOX IN KALMYK FAIRY TALES ABOUT
ANIMALS*
Ab
The article is devoted to the analysis of the image of a fox in Kalmyk fairy tales about animals, in which elements of tricksterism are realized. The fox, according to scientists, belongs to the Lower World, as it belongs to the "burrow" animals. The research material was fairy tales about animals, both published and unpublished in Kalmyk and translated into Russian. As a result of analyzing such a controversial, ambivalent image of a fox, the following conclusions can be drawn. Fairy tales in which the fox is the main character did not form a cycle, although they have a trickster beginning (a fox and its mate, most often a wolf, inconstancy, a typical situation of hunger). The image of a fox is a multifaceted construct, on which both mythical, sacred, and desacralized principles are layered. The fox, in our opinion, is a mediator (intermediary) between the worlds and, presumably, a totem animal. The latter hypothesis is also supported by the allegorical nomination, which replaced the direct common Mongolian name. Thus, in Kalmyk folklore and, more broadly, in the speech of Kalmyks, the nomination arata is mainly used, which translated into Russian means "with molars, fanged". In fairy tales, only the allegorical nomination of this animal is used. The texts do not indicate the family affiliation of the fox, however, based on indirect evidence (thin voice, flattering=affectionate), we come to the conclusion that the female fox is the main character of fairy tales. Her image has a greater degree of individualization, but, however, does not reach its high degree. In fairy tales where the fox is fooled, her deception and tricks are directed against "her social group", that's why she is punished.
Kalmyk fairy tales; animal tales; image; fox; trickster; deception; taboo.
В калмыцком фольклоре особое место занимают калмыцкие народные сказки, среди которых достойное место занимают сюжеты, повествующие о животных. Как известно, отражение человеческой натуры, ее добродетелей и пороков, переданных через образы животных, является константой в сказках о животных, в том числе и в калмыцких.
* The reported study was funded by government subsidy - project name "Universals and Specifics in Traditions of the Mongolian-speaking Peoples through the Prism of Cross-Cultural Contacts and the System of Relations between Russia, Mongolia and China" (state registration number: 123021300198-4).
1. Введение
Одним из первых собирателей калмыцкого фольклора являлся Бенджамин Бергман (см. подробнее о его жизни и деятельности [Митруев 2020]), который в начале XIX в. записал несколько калмыцких сказок и героический эпос «Джангар» [Bergmann 1804, 248-351; Bergmann 1804, 182— 214]. Известный калмыцкий ученый М.Э. Джимгиров считал, что сказка полно отражает уклад жизни калмыцкого народа [Джимгиров 1970, 13— 14]. В своей монографии «О калмыцких народных сказках» одну из глав он посвятил изучению своеобразия сказок о животных [Джимгиров 1970, 75— 80]. В основе их сюжетов, как считал М.Э. Джимгиров, лежат тотемистические представления [Джимгиров 1970, 76]. При исследовании калмыцких сказок о животных, их сюжетного состава, древних истоков важно учитывать результаты изучения этого жанра на материале бурятского материала, отраженные в монографии С.С. Бардахановой [Бардаханова 1974].
В 1961 г. вышел первый том четырехтомного издания «Хальмг туульс» («Калмыцкие сказки») [Хальмг туульс 1961], подготовленный сотрудниками отдела фольклора и литературы Калмыцкого научно-исследовательского института языка, литературы и истории (ныне — Калмыцкий научный центр РАН, далее — КалмНЦ РАН). В первую книгу вошли 63 сказки, ранее опубликованные в сборнике «Хальмг фольклор» («Калмыцкий фольклор») [Хальмг фольклор 1941]. Вторую часть первого тома представляют сказки, записанные И.И. Поповым у донских калмыков в период 1890—1892 гг. (см.: [Номинханов 1967, 151 — 154; Алексеева 2010, 77—79; Убушиева 2021, 153—160]. В 1968 г. был опубликован второй том калмыцких сказок, который посвящен репертуару одного сказителя — Санджи Манжикова [Хальмг туульс 1968]. Жанровое разнообразие третьего тома составляют богатырские, волшебные и бытовые сказки, а также предания и легенды [Хальмг туульс 1972]. Четвертый том «Хальмг туульс» [Хальмг туульс 1974] был подготовлен учеными Б.Б. Оконовым и Е.Д. Мучкиновой. В данный том вошли легенды (туущ) и частично сказки, записанные во время фольклорных экспедиций 1960—1970-х гг. у талантливых сказителей республики.
Фонозаписи народно-поэтического творчества калмыцкого народа хранятся в Научном архиве КалмНЦ РАН. В архивном фонде (Ф. 38) числится 442 аудиокассеты, на которых зафиксированы 3 563 законченных фрагмента. В настоящее время все аудиозаписи оцифрованы, сегментированы и ведется работа по их расшифровке. Часть расшифрованных сказок вошли в сборник «Хальмг амн урн Yгин билг-эрдм» [Хальмг амн урн Yгин билг-эрдм 2022] из серии «Эвкрин зеер» («Сокровища предков»).
Ученые рассматривали сюжетосложение, художественные приемы и формы, жанровый состав, происхождение, тематику и идейное содержание; язык и стиль [Сарангов 1984; Сарангов 1989; Сарангов 1998а; Саран-гов 1998б; Сарангов 2001; Сарангов 2010; Бураева 2006; Бадмаева 2004]. Сказки становились материалом исследования и лингвокультурологиче-ских особенностей [Баянова 2020; Баянова 2021a; Баянова 2021b]. Несмотря на достаточную исследованность калмыцких сказок, образы животных, в том числе лисы, которая и стала объектом нашего анализа, недостаточно изучены. Имеются лишь несколько работ калмыцких и бурятских
ученых, посвященных анализу образы лисы [Басангова 2019; Николаева 2010; Шараева 2011; Бакаева 2003]. Т.Г. Басангова и Н.Н. Николаева отмечают, что во многих сказках о животных лиса предстает в образе трикстера [Басангова 2019, 13; Николаева 2010, 278].
В настоящей статье авторы рассматривают образ лисы на материале калмыцких сказок о животных, в которой реализуются элементы трикстерства.
2. Материалы и методы исследования
Материалом послужили тексты фольклорных произведений, где появляется лиса в качестве главного или одного из главных персонажей. В основном это были сказки о животных (например: «Барс, чон, арат, темэн дервн» («Барс, волк, лиса и верблюд вчетвером» и «Чон, арат, туула hурвн» («Волк, лиса и заяц втроем» и др.), «Бакльг, арат, зурмн hурвн» («Баклан, лиса и суслик втроем»)), опубликованные в: [Хальмг туульс 1961; и др.]. Кроме того, использовался неопубликованный том Свода калмыцкого фольклора «Калмыцкие сказки о животных, бытовые, кумулятивные сказки и небылицы» [НА КалмНЦ РАН], переводы которых осуществила научный сотрудник КалмНЦ РАН Т. А. Михалева. В исследовании применялись методы сравнительного анализа и структурно-семантический метод, что позволило полно проанализировать образ лисы.
3. Представление о лисе у монгольских и тюркских народов
Прежде чем рассматривать образ лисы в калмыцком фольклоре, необходимо остановиться на народных представлениях об этом животном. По отношению к лисе у монгольских народов, в том числе у калмыков, сложились амбивалентные верования. По мнению Т.Г. Басанговой, лиса связана с Нижним миром [Басангова 2019, 91]. Основываясь на материале полевых наблюдений, она отмечает, что встреча с лисой является недоброй приметой. Чтобы отвести несчастье, в момент встречи с лисой человек должен был повернуть свою шапку назад [Басангова 2019, 12]. Ойраты, проживающие на территории Монгольского Алтая, Джунгарии, также видят в лисе животное с «черным следом», т.е. приносящее несчастье [Содномпилова, Нанзатов 2016, 50]. Несмотря на отрицательное отношение к лисе, калмыки использовали кости черепа лисы в качестве амулета. Детям делали оберег из костей зайца и челюсти лисы, который прикрепляли к воротнику детской верхней одежды. При ходьбе он издавал звук и отпугивал злых духов [Шараева 2011, 69]. Хотя калмыки считали лису недобрым животным, они, тем не менее, использовали ее шкуру в изготовлении одежды, при этом шубы шили мехом во внутрь, а сверху покрывали тканью [Бакаева 2003, 231]. В культуре хакасского народа образ лисы выступает как амбивалентное животное, наделяемое как положительными, так и отрицательными свойствами: «мифологический облик лисицы связан с представлениями о небе и небесных объектах и вместе с тем имеет прямое отношение к нижним сферам мироздания и ее демоническим обитателям» [Бурнаков 2016, 89].
Сопоставление представлений о лисе с образами, реконструированными на материале сказок о животных, действительно не приводит ни к чему, так как мифологические и фольклорные (конкретно в сказках о животных) образы лисы значительно отличаются друг от друга. Здесь справедливо замечание Е.А. Костюхина о призрачности связи тотемических представлений и современной животной сказки: «не случайно в поисках тотемических реликтов в современном фольклоре охотнее обращаются к поверьям, преданиям, волшебным сказкам, даже орнаменту, чем к сказке о животных: современная сказка о животных выросла на основе тотемиче-ских верований, но прямо соотнести с этими верованиями сказку трудно» [Костюхин 1987, 23]. В этом аспекте права и бурятский ученый Н.Н. Николаева, которая считает, что эпическая лиса сильно отличается от лисы сказочной [Николаева 2010, 279].
В данной работе не ставится цель сравнить два образа лисы: мифологической и фольклорной, поэтому на этом аспекте многогранного конструкта образы лисы мы останавливаться не будем, а сосредоточимся на рассмотрении образа лисы в калмыцких сказках о животных. Но, тем не менее, заметим, что мифологичная лиса во многом медиатор (посредник) пограничного, между людьми и духами, обитающими в других частях космоса. Она в редких случаях ест падаль, в особенности, когда нет пропитания, а «это своеобразный компромисс между травоядными и хищными (метафора жизни и смерти)» [Леви-Стросс 1970, 161-163; Мелетинский 1979, 197-199; Костюхин 1987, 34]. Она является хтоническим животным, поскольку роет норы, но живет на земле, связана по представлениям с Верхним миром, где прослеживается связь с солнцем [Содномпилова, Нанзатов 2016, 49]; она посредник Нижнего, Среднего, Верхнего миров. Лиса является хранительницей детей от болезней и смерти, отпугивая злых духов, поскольку сама является пограничным животным (реализуя тем самым антиномию жизни и смерти, которая усиливается тем обстоятельством, что оберег делали также из костей зайца, хтонического (?) животного, но травоядного) и, возможно, некогда являлась тотемным животным-покровителем (к такому же выводу приходят и бурятские ученые М.М. Содномпилова и Б.З. Нанзатов [Содномпилова, Нанзатов 2016, 58]), ведь обладание частью тела такого животного (в нашем случае челюстей лисы, на которых находятся зубы, являющиеся средством нападения и защиты) помогает оказаться под его покровительством. Интересен факт, что шкуру лисы стелили на седло погребального коня шамана хойлого, сверху усаживали умершего [Жамбалова 1991, 128], что косвенно подтверждает функции лисы как медиатора.
4. Сказки о лисе
Мы обнаружили среди сказок о животных следующие, где лиса является одним из героев:
«Бакльг, арат, зурмн hурвн» («Баклан, лиса и суслик»);
«Чон, арат, туула hурвн» («Волк, лиса и заяц»);
«Долан ендгтэ доЬлц шаазhа» («Хромая сорока, у которой было семь яиц»);
«Барс, чон, арат, темэн дервн» («Барс, волк, лиса и верблюд»);
«Бурвн нээж;» («Три друга»);
«Арат, бу^ керэ hурвн» («Лиса, марал и ворона»);
«Чон арат хойр» («Волк и лиса»);
«Мекч арат» («Хитроумная лиса»);
«Арат чон хойр» («Лиса и волк»);
«Арат чон хойрин туск тууль» («Сказка о лисе и волке»);
«Мектэ арат» («Хитрая лиса»);
«Арат болн туула» («Лиса и заяц»);
«Аратын туск тууль» («Сказка о лисе»);
«Арслц арат хойр» («Лев и лиса»);
«Догшн арслц» («Свирепый лев»).
В большинстве, но, конечно, не во всех, сказках лиса выступает в качестве трикстера, в двух из них она сама становится обманутой («Бакльг, арат, зурмн Ьурвн» («Баклан, лиса и суслик»), «Долан ендгтэ доЬлц шаазЬа» («Хромая сорока, у которой было семь яиц»)); в одной она просто проявляет сметливость (сказка «Арслц арат хойр» («Лев и лиса»)), есть сказка, где слушатель / читатель ожидает, что лиса догадается о том, что в колодце зайца напугало его же отражение, но этого не происходит, и в этом проявляется непостоянство героя-трикстера («Догшн арслц» («Свирепый лев»)).
Когда фольклористы говорят о циклизации, то имеют в виду, что «"разрозненные" и "поверхностные" (как их назвал А.М. Золоторев) мифы начинают собираться в циклы <...> герои становящегося цикла остается первопредком, но на первый план все отчетливее выступают черты демиурга, культурного героя», но в то же время «основной путь формирования животного сказочного эпоса - циклизация повествовательного материала вокруг зооморфного трикстера, теряющего сакральное значение» [Костю-хин 1987, 30, 54].
В сюжетах калмыцких сказок лисица не является культурным героем (ничего не создает), однако в них для нее характерно то самое непостоянство, которое свойственно герою-трикстеру [Костюхин 1987, 61]. Она то труслива, то жадна, то не догадлива, то умна, то хитра, то сама обманывает, то она жертва обмана. Вышеприведенные сказочные тексты связывает только образ лисы, т. е. фигура трикстера (за исключением сказки «Догшн арслц» («Свирепый лев»), где лиса вообще не является трикстером), нет никаких оснований (как событийных, так и логических), чтобы соединить эти сказки в один текст.
Не все сказки объединены одной темой, характерной для трикстер-ских сюжетов, - соперничеством и борьбой за еду, где обычно побеждает трикстер путем хитрой проделки, но и сам может стать жертвой обмана. Так происходит в сказке «Арат чон хойрин туск тууль» («Сказка о лисе и волке»), являющейся по своей сути этиологической, которая объясняет отдельные признаки животных:
Кезэнэ арат хургт одж. Хургт одад, хург болад, хэрж йовна. вмиэснь чон аратла харЬад бээнэ.
— Нэ, хург юн болв?
— Хург юн болх билэ? Арhиг куунд вгв, аалиг нанд вгв, - гинэ.
— Арhиг куунд вгсн болхла - чини мини хойран арсн базрт кевтх-мщн [, - гищ чон келв].
'[Когда-то] давно лиса отправилась на собрание. Побывав на собрании, она возвращалась. Встретился лисе волк.
— Как прошло собрание?
— Как может пройти собрание? Умения - человеку дали, а хитрость - мне дали.
— Если возможность дали человеку, то твоя и моя шкуры будут лежать на базаре [, - сказал волк]'.
[НА КалмНЦ РАН].
На наш взгляд, в калмыцком фольклоре не сложился трикстерский цикл о лисе, однако здесь имеется трикстерское начало, заключающееся в том, что есть лиса и ее пара (в роли которой, как правило, выступает волк, но могут появляться и другие животные), лиса, как правило, проказница, которая то торжествует, то повержена. Типичная ситуация голода, присущего трикстерскому циклу, также отражена в текстах сказок и вокруг этой проблемы строится все повествование.
В калмыцких сказках о животных границы мифа и сказки нарушены: в текстах можно встретить и время мифическое (Кезэнэ чон арат хойр нээщ ацгуд бээщ. '[Когда-то] давно волк и лиса были дружными зверями'), и время сказочно-неопределенное (Кезэнэ бээщ. /Кезэнэ сэнщ. 'Давно [это] было'), мотив странствия (Аратын туск тууль» («Сказка о лисе»), «Арат болн туула» («Лиса и заяц»), «Арат чон хойр» («Лиса и волк»), «Мекч арат» («Хитроумная лиса»), «Чон, арат, туула Ьурвн» («Волк, лиса и заяц») и др.) преобладает над мотивом семейной жизни («Арат, буЬ, керэ Ьурвн» («Лиса, марал и ворона»), «Барс, чон, арат, темэн дервн» («Барс, волк, лиса и верблюд»)).
5. Номинация и родовая принадлежность героя
Интересно, что в сказках (как волшебных и богатырских, так и в бытовых и в сказках о животных), а также в эпических песнях «Джангар» употребляется только слово арат, других лексических единиц не обнаружено. Однако в малых жанрах калмыцкого фольклора (пословицах, поговорках, загадках) используется и прямая номинация унгн, и иносказательная номинация арата. В разговорном калмыцком языке для обозначения лисы в основном употребляется слово арат [КРС 1977, 46-47], хотя имеется и общемонгольское слово унгн [КРС 1977, 551-552]. В бурятском и монгольском языках, напротив, преимущественно используется номинация унэг(эн) [БАМРС, 3 2001, 415; БРС, 2 2008, 345], хотя при этом в халха-монгольском языке имеется лексема араатан 'хищник, плотоядные
звери; прозвище лисы, лисица; имеющие клыки, клыкастые' [БАМРС, 1 2001, 119], а также в бурятском хоринском говоре зафиксировано слово арата с идентичным значением [Рассадин и др. 2009, 166]. Лексическая единица арата происходит от слова аран 'коренной зуб', а арата значит «клыкастый» [Рассадин и др. 2009, 166].
Следует обратить внимание на то, что калмыки и их предки ойраты использовали иносказательное наименование для лисы, что наводит на определенные мысли о табуированности употребления прямой номинации этого хищного зверя и, возможно, знаковости его образа в культуре калмыцкого народа (скорее всего, как тотемного животного). Возможно, по причине связи лисы с Нижним миром (действительно, традиционно монгольские народы (и соседние с ними тюркские) относят животных, которые роют норы, ямы, к числу зловредных, «нечистых» [Содномпи-лова, Нанзатов 2016, 49]) и вследствие этого необходимости защиты от неудач, которые, как верили предки калмыков, приносила лиса человеку при встрече (речь идет, на наш взгляд, именно об этом, поскольку лиса не имеет больших размеров и ужасающего вида), появился эвфемизм «клыкастая», вытеснивший из употребления общемонгольское слово унэ-г(эн). Так, Дж. Фрезер писал, что «первобытный человек придерживается мнения, согласно которому слова и вещи, подобно людям, временно или постоянно заряжены, наэлектризованы таинственной силой табу; поэтому их необходимо на более или менее продолжительный срок изымать из обычного жизненного обихода» [Фрезер 1980, 254].
В калмыцком языке грамматически не выражена родовая принадлежность [ГКЯ 1983, 95], по этой причине весьма затруднительно сделать вывод о том, кто представлен в калмыцких сказках - лис или лисица. В сказках эксплицитно не передается информация о родовой принадлежности лисы, при этом слов, которые бы идентифицировали родовую принадлежность лисы, в калмыцких сказках не обнаружено, в отличие, например, от бурятских сказок, где слово унэгэн сопровождает слово эзы, что значит «женщина, баба» [Николаева 2010, 280].
Однако имеются в сказочных текстах очевидные, на наш взгляд, указания, которые могут помочь в определении родовой принадлежности лисы. Так, в сказках лиса чаще всего говорит тоненьким голосом, который присущ женскому полу: в сказке «Чон, арат, туула hурвн» («Волк, лиса и заяц») лиса, увидев волка, тоненьким голоском спросила его (инэмсклсн нэрхн дууhар арат сурв): «Менд, менд! Танахн цуhар мендвт?» [На Кал-мНЦ РАН]. Поскольку лиса принадлежит к группе пушных зверей, она ласковая (=льстивая), и эта символика ласки, лести связана с женским началом и в культуре калмыков (что выступает своего рода типологической чертой, ср. с лисицей в славянской культуре [Гура 1997, 121, 205]). Так, в сказке «Долан ендгтэ доклц шаазhа» («Хромая сорока, у которой было семь яиц») лиса ласковым голосочком подзывает (сээхн дууhар дуудна) мышь [На КалмНЦ РАН]. Поэтому мы предполагаем, что речь идет все же о лисице, что соответствует традиции других народов [Николаева 2010, 280; Бурнаков 2016, 80-83; Гура 1997, 42]. Именно через женские черты
реализуется образ лисицы, которая слаба физически, но использует свой ум, свою хитрость, свою красоту, чтобы выжить. В калмыцких сказках о животных лисица является символом ума, хитрости и изворотливости, а также демонстрирует мощь внешней привлекательности.
Во всех сказках лиса одна, в отличие, например, от волка. Так, в сказке «Мекч арат» («Хитроумная лиса») появляются волки, которые в восприятии предков калмыков представлены как однородное множество, как стая, что соответствует природе волка, которого редко встретишь одного. Лисе свойственна большая степень индивидуализации, она всегда появляется одна, но в то же время не персонифицируется, т.е. не имеет имен, кличек, и, следовательно, не достигает высокой степени индивидуализации, в отличие от русских сказок, которые относятся к поздней традиции и в которых она именуется как Лиса Патрикеевна [Топоров 2014, 362].
6. Обман лисой и лисы
В сказках главная героиня использует ложь, лесть для манипулирования другими героями, в устранении противника разными способами. В сказках ярко проявляется хитрость и изворотливость лисы, что обусловлено в свою очередь именно биологическими свойствами этого животного (высокая степень адаптивности, наблюдательная, осторожная, умеющая притворяться мертвой и т. д.). В ее арсенале множество технологий обмана:
лесть:
Лисица льстит суслику в сказке «Бакльг, арат, зурмн Ьурвн» («Баклан, лиса и суслик»): Курн сээхн кузунь энлм, туула сээхн зонь ямаран гилч? 'Вот она шейка красивая, как у хорька, а какова же спинка красивая, как у зайца?';
Лисица льстит мыши в сказке «Долан ендгтэ доЬлц шаазЬа» («Хромая сорока, у которой было семь яиц»): Торhн нооста толhань энлм, цегэхн вцг-тэ чеещнь ямаран гилч? 'Вот она головка с шелковистой шёрсткой, какова же светлая грудка?'; и др.
ложь:
Лисица в сказке «Чон, арат, туула Ьурвн» («Волк, лиса и заяц») говорит, что ест свои глаза, а на самом деле ест горб верблюда;
Лисица в сказке «Мектэ арат» («Хитрая лиса») ложью заманивает козу в колодец, чтобы выбраться самой;
Лисица в сказке «Мекч арат» («Хитроумная лиса») лжет волкам, что рядом несколько всадников; и др.
В последней сказке, хоть и волки договорились, что съедят лису-обманщицу, но настолько испугались того, что к ним приближаются люди, убежали прочь и оставили свою добычу, т.е. показано, что лиса умеет анализировать ситуацию и находить слабые места в поведении других персонажей, чтобы обхитрить их.
Лиса легко устраняет противника, искусно манипулируя ситуацией. Так, в сказке «Барс, чон, арат, темэн дервн» («Барс, волк, лиса и верблюд») лиса, предварительно договорившись с волком, что когда придет барс и будет спрашивать о частях тела верблюда, тот посмотрит на нее, но когда
это происходит, она с легкостью перекладывает вину на волка, обвиняя его в том, что она сама сделала, барс убивает волка, а потом и сам попадает в ловушку лисы, и вся добыча достается лисе-победительнице.
Она может использовать свою обаятельность и привлекательность, чтобы завоевать доверие других животных и убедить их в своей невинности. К примеру, в сказке «Аратын туск тууль» («Сказка о лисе») лиса подружилась с журавлем, дрофой, ящерицей, и тут же на следующий день их съела.
Но при всем этом и лиса бывает одурачена в некоторых ситуациях. Интересно, что эти две сказки - «Бакльг, арат, зурмн hурвн» («Баклан, лиса и суслик») и «Долан ендгтэ доЬлц шаазhа» («Хромая сорока, у которой было семь яиц») - по сути своей одинаковые: и в той, и в другой лиса угрозами выманивает яйцо у баклана / хромой сороки, затем суслик / мышь учат баклана / хромую сороку, как ответить, когда в следующий раз придет лиса. Лиса догадывается, что их подучили, и вновь выпытывает угрозами у баклана / хромой сороки, кто же является учителем. Лестью она выманивает суслика / мышь из норки и пытается съесть, однако последние обманывают лису. Лиса одурачена, она упустила добычу и возможность отомстить [НА КалмНЦ РАН].
Вслед за Е.М. Мелетинским попытаемся найти в этом определенную закономерность, которая, как нам кажется, существует, поскольку это абсолютно две одинаковые сказки по своему сюжету, но различающиеся лишь в действующих персонажах, что дает нам основания предположить, что имеется какая-то закономерность. Лиса забирает яйцо у птиц, которые в одно и то же время принадлежат и Среднему миру, и Верхнему миру: баклан морская птица, а как известно, любой водоем в архаичной картине мира относится к Нижнему миру либо является входом в него, поскольку находится ниже земли, т.е. Среднего мира в вертикальной модели мира; сорока является хромой, а телесная инаковость обычно рассматривается в фольклорных текстах как визуальный маркер принадлежности персонажа Нижнему миру или избранничества, но при этом дефекты опорно-двигательной системы могут являться признаком «сверхъестественных существ, которые живут в ином пространстве-времени» [Сподина 2016, 129]; и в то же время это птицы, связанные с небом, Верхним миром. На помощь птицам приходят «норные» животные, которые традиционно относятся к Нижнему миру. Следовательно, получается, что лиса угрожала птицам, съела их будущих детенышей и обманула суслика / мышь, которые ей в целом подобны: она также «норное» животное, относится к Нижнему миру. Другими словами, ее обман, трюки направлены против «своей социальной группы», потому она и наказана.
7. Выводы
В результате анализа столь неоднозначного, амбивалентного образа лисы можно сделать следующие выводы. Образ лисы является многогранным конструктом, на который наслоились как мифическое, сакральное, так и десакрализованное начала. Лиса, на наш взгляд, является медиато-
ром (посредником) между мирами и, предположительно, тотемным животным. В пользу последней гипотезы говорят и иносказательная номинация, заместившая собой прямое общемонгольское наименование. В сказках используется только иносказательная номинация этого животного. В текстах не указана родовая принадлежность лисы, однако по косвенным признакам мы приходим к выводу, что лисица является главной героиней сказок. Ее образ имеет большую степень индивидуализации, но, однако, не достигает высокой ее степени. В сказках, где лиса одурачена, она получает по заслугам за то, что, на наш взгляд, обидела себе подобных.
ИСТОЧНИКИ
1. Калмыцкие сказки о животных, бытовые, кумулятивные сказки и небылицы // Научный архив Калмыцкого научного центра РАН. 736 с.
2. Хальмг фольклор // БYPДэhэд нур Yгинь болн темдгудинь бичснь Шалв-ра Ь., Лееж;нэ Ц. Элиста: Калмгосиздат, 1941 466 х.
3. Хальмг туульс. 1-гч боть / сост. Б. Сангаджиева, Л. Сангаев. Элиста: Калм. кн. гос. изд-во, 1961. 220 х.
4. Хальмг туульс. 2-гч боть / сост. А.Ц. Бембеева, Ц.-Д. Номинханов. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1968. 264 х.
5. Хальмг туульс. 3-гч боть / сост. Н.Н. Мусова, Б.Б. Оконов, Е.Д. Мучкино-ва. Элиста: Респ. тип. Управления по печати при Совете Министров Калмыцкой АССР, 1972. 252 х.
6. Хальмг туульс. 4-гч боть / сост. Б.Б. Оконов, Е.Д. Мучкинова. Элиста: Респ. тип. Управления по делам изд-в, полиграфии и книжной торговли Совета министров Калмыцкой АССР, 1974. 274 х.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексеева П.Э. О людях и времени. Элиста: КИГИ РАН, 2010. 176 с.
2. Бадмаева С.С. Язык и стиль сказок монгольских народов: на материале лексики: дис. ... к. филол. н.: 10.02.22. Элиста, 2004. 200 с.
3. Бакаева Э.П. Добуддийские верования калмыков. Элиста: Джангар, 2003. 357 с.
4. Бардаханова С.С. Бурятские сказки о животных. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1974. 180 с.
5. Басангова Т.Г. Животные в калмыцком фольклоре. Элиста: КалмГУ, 2019. 192 с.
6. Баянова А.Т. Лингвокультурологические особенности фольклорного текста (на примере сказок в записи Г.Й. Рамстедта): дис. ... к. филол. н.: 10.02.22. Элиста, 2020. 242 с.
7. (а) Баянова А.Т. Семантика цветообозначения хар 'черный' в фольклорном тексте: лингвокультурологический аспект (на примере калмыцких сказок в записи Г.Й. Рамстедта) // Монголоведение. 2021. Т. 13. № 1. С. 96-107.
8. (Ь) Баянова А.Т. Семантические особенности цветообозначения улан 'красный' в калмыцком языке и способы его перевода на немецкий язык (на примере
калмыцких сказок в записи Г.Й. Рамстедта) // Oriental Studies. 2021. Т. 14. № 1. С. 186-197.
9. Большой академический монгольско-русский словарь: в 4-х т. / отв. ред. Г.Ц. Пюрбеев. Т. I: А-Г. М.: Academia, 2001. 487 с.
10. Большой академический монгольско-русский словарь: в 4-х т. / отв. ред. Г.Ц. Пюрбеев. Т. III: в-Ф. М.: Academia, 2001. 461 с.
11. Бураева Т.В. Язык калмыцких народных сказок (на материале «Калмыцких сказок» Г. И. Рамстедта): автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.22. Элиста, 2006. 25 с.
12. Бурнаков В.А. Образ лисицы в культуре хакасов (конец XIX - середина XX в.) // Oriental Studies. 2020. Т. 13. № 1. С. 75-92.
13. Бурятско-русский словарь: в 2-х т. / отв. ред. Л.Д. Шагдаров, К.М. Черемисов. Т. 2. Улан-Удэ: Респ. тип., 2008. 708 с.
14. Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М.: Ин-дрик, 1997. 912 с.
15. Грамматика калмыцкого языка. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1983. 335 с.
16. Джимгиров М.Э. О калмыцких народных сказках. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1970. 103 с.
17. Жамбалова С.Г. Традиционная охота бурят. Новосибирск: Наука, 1991. 172 с.
18. Калмыцко-русский словарь / под ред. Б.Д. Муниева. М.: Русский язык, 1977. 758 с.
19. Костюхин Е.А. Типы и формы животного эпоса. М.: ГРВЛ, Наука, 1987. 271 с.
20. Леви-Стросс К. Структура мифов // Вопросы философии. 1970. № 7. С. 152-164.
21. Мелетинский Е.М. Палеоазиатский мифологический эпос. Цикл Ворона. М.: Наука, 1979. 230 с.
22. Митруев Б.Л. Б. Бергман и его труд о калмыках и калмыцкой культуре // Бюллетень Калмыцкого научного центра Российской академии наук. 2020. № 4. С. 149-175.
23. Николаева Н.Н. Лиса в эпическом фольклоре бурят // Вестник Бурятского государственного университета. 2010. № 10. С. 277-283.
24. Номинханов Ц.Д. Наследие калмыковеда И.И. Попова // Ученые записки КНИИЯЛИ. Элиста: КИГИ РАН, 1967. С. 151-154.
25. Рассадин В.И., Трофимова С.М., Дензинова Л.М. Названия диких животных в калмыцком языке // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского. 2009. № 3(26). С. 165-167.
26. Сарангов В.Т. Калмыцкая волшебная сказка // Калмыцкая народная поэзия. Элиста: КНИИИФЭ, 1984. С. 59-73.
27. Сарангов В.Т. Калмыцкое народное поэтическое творчество. Фольклористика. Элиста: КалмГУ, 1998. 92 с.
28. Сарангов В.Т. Калмыцкое народное поэтическое творчество. Сказки. Элиста: КалмГУ, 1998. 102 с.
29. Сарангов В.Т. О калмыцких богатырских сказках // Владимирцовские чтения. Тезисы докладов и сообщений 2-й Всесоюзной конференции монголоведов. М.: Наука, 1989. С. 145-146.
30. Сарангов В.Т. Образ циклопа в калмыцком сказочном жанре // Проблемы современного калмыковедения. Сборник научных трудов. Элиста: АПП «Джан-гар», 2001. С. 67-69.
31. Сарангов В.Т. Фольклор калмыцкого народа. Учебное пособие. Элиста: КалмГУ, 2010. 136 с.
32. Содномпилова М.М., Нанзатов Б.З. Зооморфный код в контексте этноге-нетических связей: лиса в традиционных представлениях монгольских народов // Известия Иркутского государственного университета. Сер.: Геоархеология. Этнология. Антропология. 2016. Т. 15. С. 48-63.
33. Сподина В.И. Символическая роль телесной «инаковости» в угорско-само-дийской картине мира // Вестник угроведения. 2016. № 4(27). С. 126-134.
34. Топоров В.Н. Мифология: Статьи для мифологических энциклопедий. Т. 1. М.: Языки славянской культуры: Знак, 2014. 600 с.
35. Убушиева Д.В. Инедиты калмыцкого фольклора: коллекция И.И. Попова // Традиционная культура. 2021. Т. 22. № 4. С. 153-160.
36. Фрезер Дж.Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии // М.: Политиздат. 1980. 832 с.
37. Хальмг амн урн Yгин билг-эрдм (Эрэсэн номин академин Хальмг номин тевин 1960-1970 ж;ж;. бичулж; авсн зуульчллЬна материалмуд) (=Устное народное творчество калмыков (экспедиционные аудиоматериалы 1960-1970-х гг. из Научного архива Калмыцкого научного центра РАН) / отв. ред: Э.П. Бакаева, Т.А. Михалева, Д.В. Убушиева. Элиста: КалмНЦ РАН, 2022. 475 с.
38. Шараева Т.И. Обряды жизненного цикла калмыков (XIX в. - нач. ХХ в.). Элиста: НПП «Джангар», 2011. 223 с.
39. Bergmann B. Nomadische Streifereien unter den Kalmuken in den Jahren 1802 und 1803. Erster Theil. Riga: bey C.J.G. Hartmann, 1804. 352 p., 12 facs.
40. Bergmann B. Nomadische Streifereien unter den Kalmuken in den Jahren 1802 und 1803. Vierter Theil. Riga: bey C.J.G. Hartmann, 1805. 356 p.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. (a) Bayanova A.T. Semantika tsvetooboznacheniya har 'chernyy' v fol'klor-nom tekste: lingvokul'turologicheskiy aspekt (na primere kalmytskikh skazok v zapi-si G.J. Ramstedta) [Semantics of Color Designation of Khar 'Black' in Folklore Text: Linguoculturological Aspect (On the Example of Kalmyk Fairy Tales Recorded by G.J. Ramstedt)]. Mongolovedeniye, 2021, vol. 13, no. 1, pp. 96-107. (In Russian).
2. (b) Bayanova A.T. Semanticheskiye osobennosti tsvetooboznacheniya ulan 'krasnyy' v kalmytskom yazyke i sposoby ego perevoda na nemeckiy yazyk (na primere kalmytskikh skazok v zapisi G.J. Ramstedta) [Semantic Features of the Ulan 'Red' Color Designation in the Kalmyk Language and Ways of Its Translation into German (On the Example of Kalmyk Fairy Tales in G.J. Ramstedt's Notes)]. Oriental Studies, 2021, vol. 14, no. 1, pp. 186-197. (In Russian).
3. Burnakov V.A. Obraz lisitsy v kul'ture khakasov (konets XIX - seredina XX v.) [The Image of a Fox in the Khakas Culture (Late 19th - mid 20th Century)]. Oriental Studies, 2020, vol. 13, no. 1, pp. 75-92. (In Russian).
4. Levi-Strauss K. Struktura mifov [The Structure of Myths]. Voprosy filosofii, 1970, no. 7, pp. 152-164. (In Russian).
5. Mitruyev B.L. B. Bergman i ego trud o kalmykakh i kalmytskoy kul'ture [Bergman and His Work on Kalmyks and Kalmyk Culture]. Byulleten'Kalmytskogo nauchno-go tsentra Rossiyskoy akademii nauk, 2020, no. 4, pp. 149-175. (In Russian).
6. Nikolayeva N.N. Lisa v epicheskom fol'klore buryat [Fox in the Epic Folklore of the Buryats]. Vestnik Buryatskogo gosudarstvennogo universiteta, 2010, no. 10, pp. 277283. (In Russian).
7. Rassadin V.I., Trofimova S.M., Denzinova L.M. Nazvaniya dikikh zhivotnykh v kalmytskom yazyke [Names of Wild Animals in the Kalmyk Language]. Uchenyye zapiski Zabaykal'skogo gosudarstvennogo gumanitarno-pedagogicheskogo universiteta im. N.G. Chernyshevskogo. 2009. No. 3(26). Pp. 165-167. (In Russian).
8. Sodnompilova M.M., Nanzatov B.Z. Zoomorfnyy kod v kontekste etnogenetich-eskikh svyazey: lisa v traditsionnykh predstavleniyakh mongol'skikh narodov [Zoomor-phic Code in the Context of Ethnogenetic Connections: The Fox in the Traditional Representations of the Mongolian Peoples]. Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Geoarkheologiya. Etnologiya. Antropologiya, 2016, vol. 15, pp. 48-63. (In Russian).
9. Spodina V.I. Simvolicheskaya rol' telesnoy "inakovosti" v ugorsko-samodiyskoy kartine mira [The Symbolic Role of Bodily "Otherness" in the Ugric-Samoyed Picture of the World]. Vestnik ugrovedeniya, 2016, no. 4(27), pp. 126-134. (In Russian).
10. Ubushiyeva D.V. Inedity kalmytskogo fol'klora: kollektsiya I.I. Popova [Inedits of Kalmyk Folklore: I.I. Popov's Collection]. Traditsionnayakul'tura, 2021, vol. 22, no. 4, pp. 153-160. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
11. Nominkhanov Ts.-D. Naslediye kalmykoveda I.I. Popova [The Legacy of the Kalmykologist I.I. Popov]. Uchenyye zapiski Kalmytskogo nauchno-issledovatel'skogo instituta yazyka, literatury i istorii [Scientific Notes of the Kalmyk Research Institute of Language, Literature and History]. Elista, Kalmyk Institute of Humanitarian Research RAS Publ., 1967, pp. 151-154. (In Russian).
12. Sarangov V.T. Kalmytskaya volshebnaya skazka [Kalmyk Fairy Tale]. Kalmyts-kaya narodnaya poeziya [Kalmyk Folk Poetry]. Elista, Kalmyk Research Institute of History, Philology and Economics Publ., 1984, pp. 59-73. (In Russian).
13. Sarangov V.T. Obraz tsiklopa v kalmytskom skazochnom zhanre [The Image of the Cyclops in the Kalmyk Fairy-Tale Genre]. Problemy sovremennogo kalmykovedeniya [Problems of Modern Kalmyk Studies]. Elista, Dzhangar Publ., 2001, pp. 67-69. (In Russian).
14. Sarangov V.T. O kalmytskikh bogatyrskikh skazkakh [About the Kalmyk Heroic Tales]. Vladimirtsovskiyechteniya. Tezisy dokladovisoobshcheniy 2-y Vsesoyuznoy konferentsii mongolovedov [Vladimirtsov Readings. Theses of reports and messages of the 2nd All-Union Conference of Mongolologists]. Moscow, Nauka Publ., 1989, pp. 145-146. (In Russian).
(Monographs)
15. Alekseyeva P.E. O lyudyakh i vremeni [About People and Time]. Elista, Kalmyk Institute of Humanitarian Research RAS Publ., 2010. 176 p. (In Russian).
16. Bakayeva E.P. Dobuddiyskie verovaniya kalmykov [Pre-Buddhist Beliefs of Kalmyks]. Elista, Dzhangar Publ., 2003. 357 p. (In Russian).
17. Bardakhanova S.S. Buryatskiye skazki o zhivotnykh [Buryat Fairy Tales about Animals]. Ulan-Ude, Buryat Publishing House, 1974. 180 p. (In Russian).
18. Basangova T.G. Zhivotnyye v kalmytskom folklore [Animals in Kalmyk Folklore]. Elista, Kalmyk State University Publ., 2019. 192 p. (In Kalmyk and Russian).
19. Bergmann B. Nomadische Streif ereien unter den Kalmüken in den Jahren 1802 und 1803. Erster Theil. Riga, bey C.J.G. Hartmann, 1804. 352 p., 12 facs. (In German).
20. Bergmann B. Nomadische Streifereien unter den Kalmüken in den Jahren 1802 und 1803. Vierter Theil. Riga, bey C.J.G. Hartmann, 1805. 356 p. (In German).
21. Dzhimgirov M.E. O kalmytskikh narodnykh skazkakh [Concerning Kalmyk Folk Fairy Tales]. Elista, Kalmyk Book Publ., 1970. 103 p. (In Russian).
22. Frazer J.G. Zolotaya veto'. Issledovaniye magii i religii [The Golden Bough. The Study of Magic and Religion]. Moscow, Politizdat Publ., 1980. 832 p. (In Russian).
23. Gura A.V. Simvolika zhivotnykh v slavyanskoy narodnoy traditsii [Animal Symbolism in the Slavic Folk Tradition]. Moscow, Indrik Publ., 1997. 912 p. (In Russian).
24. Kostyukhin E.A. Tipy i formy zhivotnogo eposa [Types and Forms of the Animal Epic]. Moscow, Oriental literature RAS Publ., Nauk Publ., 1987. 271 p. (In Russian).
25. Meletinskyy E.M. Paleoaziatskiy mifologicheskiy epos. Tsikl Vorona [Paleoasiatic Mythological Epic. The Raven Cycle]. Moscow, Nauka Publ., 1979. 230 p. (In Russian).
26. Sarangov V.T. Kalmytskoye narodnoye poeticheskoye tvorchestvo. Fol'kloristika [Kalmyk Folk Poetic Creativity. Folklore Studies]. Elista, Kalmyk State University Publ., 1998. 92 p. (In Russian).
27. Sarangov V.T. Kalmytskoye narodnoye poeticheskoye. Skazki [Kalmyk Folk Poetic Creativity. Fairy tales]. Elista, Kalmyk State University Publ., 1998. 102 p. (In Russian).
28. Sarangov V.T. Fol'klor kalmytskogo naroda [Folklore of the Kalmyk People]. Elista, Kalmyk State University Publ., 2010. 136 p. (In Russian).
29. Toporov V.N. Mifologiya: Stat'i dlya mifologicheskikh entsiklopediy [Mythology: Articles for Mythological Encyclopedias]. Vol. 1. Moscow, Yazyki slavyanskoy kul'tury: Znak Publ., 2014. 600 p. (In Russian).
30. Sharaeva T.I. Obryady zhiznennogo tsikla kalmykov (XIX v. - nach. XX v.) [The Rituals of the Kalmyks' Life Cycle (19th Century - Beginning 20th Century)]. Elista, Dzhangar Publ., 2011. 223 p. (In Russian).
31. Zhambalova S.G. Traditsionnaya okhota buryat [Traditional Hunting of Bury-ats] Novosibirsk, Nauka Publ., 1991. 172 p. (In Russian).
(Thesis and Thesis Abstracts)
32. Badmaeva S.S. Yazyk i stil' skazok mongol'skikh narodov (na materiale leksiki) [The Language and Style of Fairy Tales of the Mongolian Peoples (Based on the Material of Vocabulary)]. PhD Thesis. Elista, 2004. 200 p. (In Russian).
33. Bayanova A.T. Lingvokul'turologicheskiye osobennosti fol'klornogo teksta (na primere skazok v zapisi G.J. Ramstedta) [Linguoculturological Features of Folklore Text (On the Example of Fairy Tales Recorded by G.J. Ramstedt)]. PhD Thesis. Elista, 2020. 242 p. (In Russian).
34. Buraeva T.V. Yazyk kalmytskikh narodnykh skazok (na materiale "Kalmyckih skazok" G.I. Ramstedta) [The Language of Kalmyk Folk Tales (Based on the Material of "Kalmyk Fairy Tales" by G. I. Ramstedt)]. PhD Thesis Abstract. Elista, 2006. 25 p. (In Russian).
Куканова Виктория Васильевна, Калмыцкий научный центр РАН.
Кандидат филологических наук, старший научный сотрудник отдела письменных памятников и языкознания. Научные интересы: поэтика, калмыцкий фольклор, картина мира. E-mail: vika.kukanova@gmail.com ORCID ID: 0000-0002-7696-4151
Чумбаева Анна Степановна, Калмыцкий научный центр РАН.
Младший научный сотрудник отдела фольклора и литературы. Научные интересы: калмыцкий фольклор, поэтика, стилистика. E-mail: chumbaevaas@kigiran.com ORCID: 0000-0001-9272-3289
Viktoria V. Kukanova,
Kalmyk Scientific Center of the RAS.
Candidate of Philology, Leading Research Associate,
Department of Written Monuments and Linguistics.
Research interests: poetics, Kalmyk folklore, Kalmyk poetry, worldview.
E-mail: vika.kukanova@gmail.com
ORCID ID: 0000-0002-7696-4151
Anna S. Chumbaeva,
Kalmyk Scientific Center of the RAS.
Junior Research Associate, Department of Folklore and Literature. Research interests: Kalmyk folklore, poetics, stylistics. E-mail: chumbaevaas@kigiran.com ORCID: 0000-0001-9272-3289
