CC BY
123Дебют в науке
УДК 82:39:8142(470)
Аблялимова Гульназ Шевкетовна*
Студентка,
направление подготовки «Филология», специальности «Крымскотатарский язык и литература,
русский язык и литература», Крымский инженерно-педагогический университет
имени Февзи Якубова;
Российская Федерация, Симферополь, e-mail: [email protected] ОБРАЗ ИНТЕЛЛИГЕНТА В РУССКОЙ КУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИИ
В статье анализируется один из сложнейших образов русской классической литературы — образ интеллигента. Показано, как в переломные моменты отечественной истории проблема интеллигенции осмысляется в философии (Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк) и дискуссионно решается в литературе. Прослеживается динамика изменений критериев интеллигентности в отечественной культуре.
Ключевые слова: русская литература, образ интеллигента, интеллигенция, интеллигентность.
Gulnaz Sh. Ablyalimova
Student of Direction "Philology", Specialty "Crimean Tatar Language and Literature, Russian Language and Literature", Fevzi Yakubov Crimean Engineering Pedagogical University;
Russian Federation, Simferopol
IMAGE OF AN INTELLIGENT PERSON IN RUSSIAN CULTURAL TRADITION
Abstract. The article analyzes one of the most complicated images of Russian classical literature — the image of an intelligent person. It is shown how the problem of the intelligentsia is solved in the critical moments of national history. The article traces the dynamics of changes in the criteria of intelligence in Russian culture.
186
Key words: Russian literature, image of an intelligent person, intelligentsia, intelligence.
Для цитирования:
Аблялимова, Г. Ш. Образ интеллигента в русской культурной традиции // Гуманитарная парадигма. 2020. № 3 (14). С. 186-192.
Образ интеллигента — один из ключевых в русской литературе — не единожды привлекал внимание исследователей. В этом аспекте анализируются преимущественно произведения русских классиков XIX века и рубежного ему столетия: романы о «лишних людях», драматургия А. П. Чехова [9]; проза А. И. Куприна [1]. Образы героев-интеллигентов выделяют в текстах писателей советской постреволюционной эпохи — причём преимущественно у «попутчиков» и «внутренних эмигрантов»: М. Булгакова [13], Б. Пастернака [16], А. Платонова [2]. Темой отдельного разговора становятся «интеллигенты» В. Шукшина. Проблема интеллигенции остаётся ключевой в разговоре и о современной литературе, например, прозе Т. Толстой [11], В. Маканина [8], В. Сорокина [6] и др.
Вместе с тем, исследования в этом направлении ведутся преимущественно в рамках творчества конкретных авторов. Актуальным видится рассмотрение образа интеллигента комплексно, в диахроническом аспекте, с учётом философской, литературной и литературоведческой рефлексии по этому вопросу. Предлагаемая статья представляет собой попытку такого анализа.
Проблема интеллигенции традиционно становилась особо злободневной в переломные моменты отечественной истории. На эти периоды приходятся и наиболее значимые культурно-философские разработки этой проблемы. Так, хорошо известна статья А. Блока «Интеллигенция и революция» (9 января 1918), написанная сразу после Октябрьской революции и вошедшая цикл статей поэта 1907-1918 гг. под общим названием «Россия и интеллигенция» [4]. Большим литературно-общественным событием стал коллективный труд русских философов «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции» (1909), где были представлены работы Н. Бердяева, С. Булгакова, С. Франка и др. Авторы сборника» Вехи» выступили с критикой радикальной интеллигенции, явившейся, по их мнению, главной движущей силой первой русской революции 19051907 годов.
Общим в постижении сути интеллигенции в разные времена служило противопоставление её представителей «людям действия». Если в
187
переломные 6о-е-8о-е гг. XIX века интеллигенты составляли конфронтацию новому поколению реформаторов-нигилистов, то после революции 1917 года — людям физического труда, крестьянам и рабочим. Ещё в 1908 году Блок в статье «Народ и интеллигенция» противопоставил представителей обозначенных в заглавии статьи слоёв общества, отмечая наличие невидимой труднопреодолимой черты, которая всегда существовала между ними. Для интеллигенции, заключал Блок, могло быть два пути развития: либо слиться с народом, либо быть им растоптанной. «Если интеллигенция всё более пропитывается „волею к смерти", то народ искони носит в себе „волю к жизни"» [4, с. 16]. В отрыве от здоровых народных сил судьба интеллигенции виделась Блоку незавидной, так как в наступившие времена «интеллигентных людей, спасающихся положительными началами науки, общественной жизни, искусства — всё меньше» [Там же]. Отсутствие же спасительных для интеллигенции начал «заменяется всяческим бунтом и буйством, <...> развратом, пьянством, самоубийством всех видов» — всем тем, что «душе народной <. > до брезгливости противно» [Там же].
Н. Бердяев в статье «Философская истина и интеллигентская правда» рассматривал интеллигенцию как явление косное, не развивающееся, ограниченное инертной силой «казёнщины внешней — реакционной власти и казёнщиной внутренней — инертной мысли и консервативности чувств» [3]. А С. Булгаков в статье «Героизм и подвижничество (из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции)» подчёркивал, что по своей духовной сущности русский интеллигент не лишён религиозного чувства, но эта религиозность отлична от христианской. При этом отторженность русской интеллигенции от Христа называется Булгаковым «религиозным самоубийством» [5]. Философ указывал на социально-историческую обусловленность новой религиозности русского интеллигента: с одной стороны, интеллигенция всегда была гонима власть предержащими, что зарождало «самочувствие мученичества и исповедничества»; с другой — насильственно оторвана от жизни, что развивало «мечтательность, иногда прекраснодушие, утопизм, вообще недостаточное чувство действительности» [Там же]. С. Н. Булгаков подчёркивает, что русскому интеллигенту вообще претит «законченность, прикреплённость к земле, духовная ползучесть этого быта»; в отличие от интеллигента западного, русский не приспособлен к труду, к реальной жизни, чему ему стоило бы, по мнению философа, поучиться [Там же]. Ведь не зная жизни, русский интеллигент отдаляется от народа, подтверждений чего, по наблюдениям философа, много в русской классической литературе. С. Н. Булгаков вспоминает Достоевского, который в пушкинском скитальце Алеко, а затем и в Евгении Онегине, открывшего
в отечественной словесности целую галерею «лишних людей», увидел пророческое предчувствие этой национальной разобщённости. Примечательно, что Булгаков настаивает на том, что русский интеллигент вообще оторван от национальной почвы: «чувства кровной исторической связи, сочувственного интереса, любви к своей истории, эстетического её восприятия поразительно малы у интеллигенции», ей присуще «отсутствие здорового национального чувства, препятствующее и выработке национального самосознания» [4].
С. Л. Франк в статье «Этика нигилизма» (К характеристике нравственного мировоззрения русской интеллигенции) говорит о русской интеллигенции как нравственном, этическом феномене: «Нравственность, нравственные оценки и нравственные мотивы занимают в душе русского интеллигента совершенно исключительное место. Если можно было бы одним словом охарактеризовать умонастроение нашей интеллигенции, нужно было бы назвать его морализмом. Русский интеллигент не знает никаких абсолютных ценностей, никаких критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме морального разграничения людей, поступков, состояний на хорошие и дурные, добрые и злые» [14].
Несмотря на то что после революции 1917 года в ходе репрессий практически полностью была уничтожена русская интеллигенция, понятия «интеллигент» и «интеллигенция» из активного словаря не исчезли, хотя и претерпели значительную смысловую деформацию. А. И. Солженицын в романе «Архипелаг Гулаг» отмечает, что в СССР извратили суть слова «интеллигенция», когда главным критерием причастности к этой прослойке сделали неумение / нежелание работать физически. Состав советской интеллигенции писатель воспроизводит в характерной для того времени пестроте: «Сюда попали все партийные, государственные, военные и профсоюзные бюрократы. Все бухгалтеры и счетоводы — механические рабы Дебета. Все канцелярские служащие. С тем большей лёгкостью причисляют сюда всех учителей (и тех, кто не более, как говорящий учебник, и не имеет ни самостоятельных знаний, ни самостоятельного взгляда на воспитание). Всех врачей (и тех, кто способен только петлять пером по истории болезни). И уж безо всякого колебания относят сюда всех, кто только ходит около редакций, издательств, кинофабрик, филармоний, не говоря уж о тех, кто публикуется, снимает фильмы или водит смычком» [12]. Существенной долей сарказма, с которой писатель свидетельствует о сместившихся в новую эпоху представлениях и смыслах, Солженицын подчёркивает важнейшую сущностную компоненту понятия «интеллигент», которое «не определяется
профессиональной принадлежностью и родом занятий. Хорошее воспитание и хорошая семья тоже ещё не обязательно выращивают интеллигента.
Интеллигент — это тот, чьи интересы и воля к духовной стороне жизни настойчивы и постоянны, не понуждаемы внешними обстоятельствами и даже вопреки им. Интеллигент — это тот, чья мысль не подражательна» (курсив наш. — А. Г.) [12]. Главным критерием интеллигентности Солженицын называет не столько интеллектуальный труд, сколько потребность во внутренней работе, прежде всего над собой; невозможность не думать, не мыслить, неспособность довольствоваться готовыми, «спускаемыми сверху», клишированными оценками происходящего.
Ментальная трансформация понятий «интеллигент», «интеллигенция» не могла остаться незамеченной широкими массами, собственно народом: в советское время интеллигент впервые становится персонажем анекдотов, пик популярности которых приходится на конец 6о-х-8о-е гг. ХХ века. Это «так называемый „период застоя", в котором основные проблемы интеллигенции стали видны наиболее явно» [7, с. 12]. Исследователями отмечается, что в пространстве советского анекдота в числе основных его персонажей интересной была и фигура интеллигента [7, с. 10]. Её присутствие в анекдотической реальности советской поры, как и в более ранние периоды истории развития русской литературы, построен на противопоставлении интеллигента человеку иных социальных сфер (рабочие и простые мужики, маргинальные хулиганы и др.). Практически весь массив анекдотов про советского интеллигента содержит указания на специфичные «декоративно-прикладные» характеристики этого образа, выделяющие его из широких народных масс. Это характерный внешний вид, атрибутами которого является очки, шляпа, галстук и пр., и особый «интеллигентский» язык, непонятный народу, и соответствующее поведение (навязчивая вежливость, задёрганность, рассеянность) [7, с. 14-15]. «Можно говорить о том, что народ не просто не понимает интеллигента, но и откровенно его не любит. Более того, само слово „интеллигент" в народе используется как ругательство» [Там же, с. 15]. Потому встреча интеллигента с представителями других социальных групп для него практически всегда заканчивается плачевно.
Отрицательным отношением к мнимому интеллигенту проникнуты и рассказы истинно народного писателя В. М. Шукшина, на что не раз обращали внимание и критики, и литературоведы. Достаточно вспомнить хрестоматийно известный шукшинский рассказ «Срезал», герой которого Глеб Капустин прилюдно «срезает» приезжающих в деревню «почётных» городских гостей — в сущности, неплохих людей, но не свободных от
привычки смотреть на деревню свысока. Разрыв между «интеллигенцией» и мужиком и в конце ХХ века оказывается кровоточащим. Любопытно, что для Шукшина сопричастность народу как раз и выступает обязательным качеством интеллигента. «Интеллигентность — сострадание судьбе народа. Неизбежное, мучительное», — пишет он [15, с. 54]. В остальном же В. Шукшин буквально повторяет мысль А. Солженицына: «Это — неспокойная совесть, ум, полное отсутствие голоса, когда требуется для созвучия — подпеть могучему басу сильного мира сего, горький разлад с самим собой из-за проклятого вопроса "что есть правда?", гордость...» [Там же].
Почти два столетия гуманитарии пишут о феномене русской интеллигенции, так или иначе обращаясь к проблеме критериев интеллигентности: роду занятий (погружённость в жизнь материальную, бытовую в литературе XIX века), близости народу, потребности думать. Сегодня к этим качествам личности интеллигента добавляют ещё культурную эрудицию и эстетическую чуткость — настроенность «на культуру, на разум, на понимание и ощущение ценности произведений культуры» [10], причём не только ментально близкой. В эпоху, когда главным кредо демократического общества становится толерантность, интеллигентность подразумевает «умение человека воспринимать чужую культуру, желание выслушать и понять другого человека, терпимость к иному мнению» [10]. Как это сопряжётся с подмеченной ещё классиками русской потребностью нести миру свою правду, покажет время.
Литература
1. Акимова, С. К. Типология образов интеллигентов в прозе А. И. Куприна // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2019. Т. 12, № 7. С. 7-10.
2. Аристова, С. А. «Недействие» как отличительная черта Прушевского из произведения А. Платонова «Котлован» // Учёные записки Санкт-Петербургского университета технологий управления и экономики. 2016. № 2 (54). С. 24-27.
3. Бердяев, Н. А. Философская истина и интеллигентская правда [Электронный ресурс]. URL: http://www.vehi.net/vehi/berdyaev.html (Дата обращения: 14.09.2020 г.)
4. Блок, А. А. Россия и интеллигенция [Электронный ресурс]. М. : Революционный социализм, 1918. 40 с. URL: https://dlib.rsl.ru/viewer/01005404038#?page=20
5. Булгаков, С. Н. Героизм и подвижничество [Электронный ресурс]. URL: http://www.vehi.net/vehi/bulgakov.html. Дата обращения: 14.09.2020 г.
6. Завьялова, Е. Е. Интеллигент и Божий человек из будущего : о главных героях повести В. Сорокина «Метель» // Вестник Томского государственного университета. 2015. № 397. С. 19-23.
7. Капустина, О. В. Советский анекдот как исторический источник для изучения образа интеллигента // Интеллигенция и мир. 2012. № 4. С. 9-21.
8. Куликова, Е. В. Художественная детализация образа героя-интеллигента в повести В. С. Маканина «Лаз» // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2012. № 2 (106). С. 126-131.
9. Пашкова, М. Н. Образы интеллигентов и способы их создания в рассказах А. П. Чехова // Гуманитарные знания и естественные науки: современные проблемы и перспективы развития : Материалы III межвуз. науч.-практической конф. / Под общ. ред. Е. В. Королюк. 2014. С. 125-127.
10. Педагогический словарь библиотекаря [Электронный ресурс]. URL: https://didacts.ru/ slovari/hrestomatija-pedagogicheskii-slovar-bibliotekarja.html (Дата обращения: 14.09.2020 г.)
11. Сергеева, Е. А. Мифологизация советской интеллигенции в рассказах Татьяны Толстой // Известия Саратовского университета. Серия: Филология. Журналистика. 2013. Т. 13, № 2. С. 98-101.
12. Солженицын, А. И. Архипелаг ГУЛАГ [Электронный ресурс]. URL: https://nice-books.ru/books/proza/ russkaja-klassicheskaja-proza/page-49-171049-aleksandr-solzhenicyn-arhipelag-gulag-kniga-2.html#book (Дата обращения: 14.09.2020 г.)
13. Тан, М. В. Образ героя-интеллигента в «Записках юного врача» М. А. Булгакова // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. 2016. № 1. С. 335-342.
14. Франк, С. Л. Этика нигилизма (К характеристике нравственного мировоззрения русской интеллигенции) [Электронный ресурс]. URL: https://public.wikireading.ru/77191 (Дата обращения: 14.09.2020 г.)
15. Шукшин, В. М. Избранное. М. : Просвещение, 1992. 352 с.
16. Яковлева, Е. Л. Интерпретация художественного образа интеллигента через оптику вопреки, или Перечитывая Б. Пастернака // Балтийский гуманитарный журнал. 2015. № 4 (13). С. 53-57.
* Работа выполнена под руководством Е. Е. Машковой, доцента, кандидата филологических наук, доцента кафедры русской филологии Крымского инженерно-педагогического университета имени Февзи Якубова (Симферополь).
