CC BY
96
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 4 (79), 2009
УДК 930 Э. Р. КАДИКОВ
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
К ВОПРОСУ О СУБКУЛЬТУРЕ И МЕНТАЛЬНОСТИ РУССКОГО РЕВОЛЮЦИОНЕРА (на основе писем омской эсерки Т. И. Безверховой)
Рассмотрены значимые аспекты ментальности и субкультуры русского революционера на основе писем активного члена Омского комитета Партии социалистов-революционеров Т.И. Безверховой.
Ключевые слова: эсеры, ментальность, субкультура, революционер, интеллигенция.
Начало прошлого столетия в истории России стало периодом чрезвычайной социальной напряженности, один из пиков которой пришелся на 1905— 1907 гг., когда раскол между властью и обществом перерос в открытую борьбу. В революцию шла прежде всего радикально настроенная молодежь, превращая «освободительное» движение из узкосектантского в массовое, охватывавшее самые разные слои населения. Что двигало молодыми людьми, с какими проблемами они сталкивались и как их решали? В чем особенности мировоззрения и связанного с ним духовного склада революционеров? Каковы в целом ментальные предпосылки революционных потрясений? Проблемы эти так или иначе интересовали еще самих современников. Поражение первой революции и начавшаяся реакция привели общество в состояние оцепенения, апатии, духовного разброда, уныния и способствовали серьезной рефлексии. В появившемся в 1909 г. сборнике «Вехи» видные мыслители и общественные деятели анализировали идейную и психологическую сущность русской интеллигенции, ее общее мироощущение.
Данная социальная общность привлекла пристальное внимание авторов сборника, поскольку русская революция была «интеллигентской». «Духовное руководительство в ней, — писал С.Н. Булгаков, — принадлежало нашей интеллигенции, с ее мировоззрением, навыками, вкусами, социальными замашками. ...Весь идейный багаж, все духовное оборудование, вместе с передовыми бойцами, застрельщиками, агитаторами, пропагандистами, был дан революции интеллигенцией. Она духовно оформляла инстинктивные стремления масс, зажигала их своим энтузиазмом, — словом, была нервами и мозгом гигантского тела революции. В этом смысле революция есть духовное детище интеллигенции, а, следовательно, ее история есть исторический суд над этой интеллигенцией» [1]. Поднятые интеллектуалами вопросы вызвали громадный интерес в русском обществе, что проявилось в весьма болезненной реакции на появление «Вех» и последовавшей бурной полемике. В советской России тема эта «в силу своей субъективности» не привлекала внимания исследователей. В результате и по сей день обозначенный аспект остается менее изученным в отечественной историографии революционного движения в начале XX в.
В предлагаемой статье предпринята попытка рассмотреть ментальность и субкультуру русского
революционера на основе сохранившегося в Государственном архиве Омской области комплекса писем активного члена местного комитета Партии социалистов-революционеров (ПСР) Т.И. Безверховой [2]. Письма были написаны преимущественно в годы первой русской революции и адресованы близкой подруге, единомышленнице Н.И. Поповой. В них нашли яркое отражение мысль, чувства, настроения, круг интересов девушки, общие черты ее живого, открытого, увлекающегося характера и деятельного, находящегося в постоянном «поиске жизни» ума.
Дочь чиновника Татьяна Ивановна Безверхова пришла в революцию в 1905 г. в возрасте 19 лет. Поначалу ее симпатии были на стороне РСДРП — девушка занималась агитацией и пропагандой, а также организационной работой среди учащейся молодежи и рабочих. Социал-демократическая пропаганда не прошла даром. За речь на митинге 6 декабря («говорила к солдатам, призывая их в ряды пролетариата») она была привлечена к суду, однако за недостатком свидетельских показаний ее отпустили [2. Л. 208-208 об.]. В условиях «страшной слежки» Т.И. Безверхова вынуждена была бездействовать, чтобы не подвести своих товарищей, а затем отправиться в «мерзкий город Павлодар». Тем не менее «добровольная ссылка» ей не помогла — 8 января 1906 г. по требованию омских жандармов девушку арестовали с целью исследования политической неблагонадежности. Весной ее перевели в Омск и 27 апреля 1906 г. отпустили под подписку о невыезде. В мае месяце того же года Т.И. Безверхова вступила в партию эсеров: «Я окончательно присоединилась к партии С.Р., и уже у меня есть работа, хорошая, интересная» [2. Л. 218]. При этом девушка сразу стала активным членом местного комитета, ведя различные кружки, принимая участие в дискуссиях с социал-демократами.
Материальное положение семьи Т.И. Безверховой (жила с матерью и братом) было непростым. Девушка постоянно находилась в поисках средств к существованию, зарабатывая на жизнь, как правило, частными уроками. Одно время она работала в типографии. Однако нередко никакого заработка вообще не было. После того как семью покинул брат, стало еще тяжелее: «Я получаю 25 руб. в м., вот тут и подумай, как двоим прожить, да и заработок мой очень непрочен, закроют газету, что тогда делать?» Чтобы съездить в конце июня 1906 г. к своей подруге Н.И. Поповой в Томск, девушке пришлось занимать деньги в кассе
взаимопомощи бедным студентам. Недостаточный заработок, не удовлетворяющий насущным потребностям, низкий уровень жизни, вероятно, оказывали стимулирующее воздействие на формирование идей справедливого распределения социальных благ, что неизбежно приводило к радикализации воззрений. Демократичность происхождения Т.И. Безверховой позволяет считать ее «интеллигенткой из народа».
Молодая революционерка являлась человеком весьма любознательным и трудолюбивым, постоянно занимающимся самообучением: «Хочется учиться, прямо таки и зарылась бы в книги, в практические работы, упивалась бы лекциями», «я набрала книг и читаю, читаю теперь прямо до одурения», «читаю я теперь много», «решила заниматься во всю, хочу все знать» [2. Л. 219 об., 209 об.]. Удовлетворяя свое стремление к знаниям и мысли, она буквально «проглатывала» труды К. Маркса, А. Бебеля, К. Каутского, Г.В. Плеханова, А.В. Луначарского, читала также «Историю» С.М. Соловьева и др. Штудируемые девушкой сочинения формировали видение мира, удовлетворяя глубокой потребности иметь «миросозерцание», отвечающее на все основные вопросы жизни и соединяющее теорию с общественной практикой. Н.А. Бердяев справедливо отмечал, что стремление к целостному общественно-философскому миросозерцанию являлось основной потребностью «нашей интеллигенции в годы юности, и властителями ее дум становились лишь те, которые из общей теории выводили санкцию ее освободительных общественных стремлений, ее демократических инстинктов, ее требований справедливости во что бы то ни стало» [3]. Абсолютное большинство этих авторов теоретически обосновывали жизненные стремления интеллигенции и по праву были «интеллигентскими учителями», труды их с любовью читались, особенно в эпоху ранней молодости.
Так, Т.И. Безверхова была в восторге от А.В. Луначарского: «Он ровно подслушал о том, что я думала и чувствовала, и вылил это в словах. Он поет такой же гимн жизни и борьбе, как и я. Он, кажется, так же как я реагирует на все всем своим существом. И я прямо так зачитываюсь им»[2. Л. 208 об.]. Огромное впечатление на девушку оказали и произведения Г. Ибсена (поэма «Бранд», пьеса «Строитель Сольнес»). Девиз Бранда «все или ничего», учивший жертвовать всем ради высшей цели и не терпящий компромиссов, как нельзя лучше соответствовал максимализму русской интеллигенции. Для революционерки герои Ибсена являлись примерами для подражания. Особенно нравились ей характеры Бранда и Гильды, в которых «чувствовалась сила» и которых она называла «орлами» [2. Л. 214 об., 223]. Чтение книг формировало собственное мнение по тому или иному вопросу и вырабатывало критическое мышление. В частности, познакомившись с трудом Люиса, Т.И. Безверхова замечала: «Не могу сказать, чтобы он много мне дал, и я бы его никогда бы не стала рекомендовать. Много места занимают биографии, написан тяжелым слогом, а главное, Люис на дает картины обыкновенно исторического развития философской мысли, а страшно тенденциозен, поэтому трудно судить о настоящем ходе» [2. Л. 222 об.-223].
Большое влияние на становление мировоззрения революционерки оказало тюремное заключение, предоставившее неограниченное время для рефлексирования и позволившее тем самым произвести «переоценку всех ценностей»: «Сколько опять новых дум и взглядов, сколько прежнего я разрушила, думать пришлось очень много. .Сколько нового открылось,
и познала я. .Какое счастье для человека обладать мыслью». Т.И. Безверхова откровенно признавалась, что «тюрьма имеет свою хорошую сторону — это высшая школа для подготовки теоретиков и для научного обоснования своего мировоззрения» [2. Л. 219]. Во многом под влиянием сочинений Елизе Реклю и Н.К. Михайловского («я им прямо здесь зачитываюсь») изменились ее взгляды на социалистическую идею. «Чистый социализм» начал терять свои «расплывчатые формы», более того, даже стал рассматриваться девушкой как ступень к анархизму: «Читаю много, становлюсь страшной анархисткой, наверно приму программу и тактику С.Р.» [2. Л. 219]. В своей корреспонденции Т.И. Безверхова объясняла отход от марксизма в сторону неонародничества следующим образом: «.собственно надо было ожидать, что в конце концов я буду С.Р., но все-таки хотелось бы поговорить с тобой об этой моей эволюции. Ты достань исторические письма Лаврова и прочти. Прочти Михайловского «Борьба за индивидуальность» и «Что такое прогресс» эти статьи в I томе. Потом достань журнал «Современник» за 1906 март месяц и прочти статью «На очередные темы» Пешехонова и ты хоть отчасти познакомишься с философским обоснованием С.Р. Я думаю, и тебя захватит оно своей мощью, широтой и глубиной, какой однобокой сравнительно с этим кажется экономический материализм» [2. Л. 218].
После освобождения девушка углубилась в изучение «С.Р. книг», уделяя наибольшее внимание аграрному вопросу. В частности, проштудировала «Народное право» экономиста-народника К.Р. Ка-чаровского, систематизировавшего «неписанные нормы» крестьянского общинного права; дав книге высокую оценку [2. Л. 220]. Однако стремление к знаниям не могло быть удовлетворено самообучением. Эсерка мечтала пополнить ряды студенчества, не без оснований названное А.С. Изгоевым «квинтэссенцией русской интеллигенции» [4].
Т.И. Безверховой были присущи такие замечательные качества, как искренность и смелость. Будучи, например, привлеченной к суду за свою речь на митинге 6 декабря 1905 г., она «решила ничего не отрицать, а говорить все прямо, как было», поскольку «органически не могла лгать» и, более того, находила непоследовательным отвергать факты и то, в чем была убеждена. При обосновании своей позиции девушка доходила до демонстрации крайней нетерпимости к политической системе и проявления настоящего революционного фанатизма: «я считаю, что мы везде должны клеймить существующий подлый строй и призывать на борьбу. А то выходит, мы, как собаки, кусаем и лаем из подворотни, а чуть что, так и хвост прижали. Нет, мы смело и прямо будем смотреть своему врагу в лицо и говорить, что он подл и гнил. Мы верим в свою силу и правду, пусть нас ссылают в крепости, пусть избивают, дело наше правое дело им не задавить и мы победим» [2. Л. 208-208 об.]. По мнению философа С.Л. Франка, подобное «чувство ненависти к врагам народа» («О скоро ли, скоро мы увидим Россию свободной? Проклятье всем реакционерам. Как ненавижу их. У подлые» [2. Л. 209 об.]) образовывало «конкретную и действенную психологическую основу» жизни русского социалиста. Эта «великая ненависть» к людям, как ни парадоксально, рождалась из «великой любви» к грядущему человечеству. Страсть же к построению рая на земле становилась страстью к разрушению, так как важнейшей стороной мировоззрения «социалистического народничества» было убеждение, что основным и внутренне необходимым средством
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 4 (79), 2009 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 4 (79), 2009
реализации морально-общественного идеала служит социальная борьба и насильственное разрушение существующих общественных форм. Это убеждение во многом имело силу религиозного догмата [5].
Философские рассуждения Т.И. Безверховой об общих основах бытия, в том числе существования человека, о сущности и смысле его жизни, позволяют констатировать, что девушка переживала свойственный молодости период, насыщенный исканиями, надеждами и разочарованиями. Суть этих упований и разочарований во многом характерна для револю-ционера-интеллигента. Так, с одной стороны, девушка была исполнена любовью к жизни, цель которой она видела в «борьбе». Причем поначалу вообще «был один момент, когда так просто все казалось»: «живи попросту, пользуйся жизнью, воспринимай все и знай, что жизнь прогресс», «и не было стыдно за свою безалаберную жизнь» [2. Л. 210 об.]. С другой стороны, Т.И. Безверхова пришла к выводу, что жизнь есть «страшная драма». Ее охватывали сомнения в правильности своего пути, чувство глубокой неудовлетворенности, неуверенности в будущем. Сомнения особенно усилились в условиях реакции — частым становится отсутствие настроения («я почти ничего не делаю, все сижу в своей комнате и думаю, думаю без конца», «тяжело страшно», «сейчас я как-то совершенно равнодушна к своей судьбе», «какое ужасное время я переживаю»). Сама эсерка весьма выразительно охарактеризовала состояние своего столкновения с реальностью: «Делаю оценку всему, вопрос жизни и смерти все настойчивей и настойчивей требует ответа. Окружающее как нарочно показывает свои уродливые формы и стороны. Стараюсь зарыться в книги, а со страницы глядит насмешливое лицо жизни и спрашивает: «Зачем это нужно»? Страшная тоска по работе. Хотелось бы зарыться в нее вся, чтобы ничего не думать, не чувствовать, но не хочу сдаваться, не хочу убегать от этого страшного призрака, хочу посмотреть ему прямо в лицо и победить его или погибнуть самой» [2. Л. 222 об.].
Более всего тяготило Т.И. Безверхову отсут-ствие единого плана жизни и постоянный его поиск. «Опять вопрос жизни и смерти, — отмечала эсерка, — опять упадок, „.и обыкновенно ничего не решив, я совершенно нелогично опять привязываюсь к жизни и ищу ее. Теперь, когда я одна, много время было думать, мучительно хочется заглянуть вперед, что там, но ужас в том, что я совершенно не знаю, во что выльется моя жизнь, у меня нет плана жизни, есть только планы. Вспоминаю недавнее прошлое. Теперь стушевались некоторые настроения, и мне не верится, что можно было иметь такое цельное представление о цели жизни» [2. Л. 210]. И «вот-вот будто совсем нашла отправную точку и твердо стою на ней и весь план жизни ясен, но миг и я опять несусь куда-то в беспредельность, все спуталось, смешалось, все точки потерпели крах» [2. Л. 212]. Девушка изо всех сил стремилась заниматься «здоровой работой», в которую необходимо верить и которую, безусловно, нужно уважать. Она признавалась, что «хотела бы видеть вокруг себя людей тоже здоровых, цельных, крепких, трезво мыслящих»: «Я бы ничего не имела идти на помочах, только бы стать твердо, а то противно смотреть на себя как ненужно живешь, и как стараешься показать вид и себе и другим, что мы делаем что-то нужное» [2. Л. 210 об.].
Однако драматизм ситуации заключался прежде всего в недоступности «настоящей жизни». В условиях «окружающей мерзости и пошлости» перед людьми, по словам Т.И. Безверховой, ярко вырисовы-
вается идеал человека цельного, гордого, смелого — образ, который «мы страшно любим, .стремимся к нему, борьбе за него отдаем всю душу, все существо». Подобные взгляды С.Н. Булгаков называл «религией человекобожества» [1]. Самоотверженная борьба за человека будущего и составляла жизнь человека настоящего. Ответ же на вопрос «удовлетворены ли мы этою жизнью?» молодая девушка давала отрицательный. «Какая драма в том, — писала эсерка, — что, ненавидя мелких, пошлых, недалеких, без сильной мысли и без страсти, я должна идти за ними и с ними, верно впереди горит звездою яркой, нет, больше яркими солнцами, образ человека, но все-таки должны же мы сознаться, что будущим живем мы сами прозябая»^. Л. 214-214 об.]. При этом желание «настоящей жизни» у революционерки было настолько велико, что и за «миг» ее она готова была отдать «всю вечность бытия». Но перспектива ожидания этого «мига» Т.И. Безверхову отнюдь не вдохновляла. И здесь опять отчетливо прослеживаются черты нетерпения и фанатизма: «Гроза не выжидает удобный случай, думы тоже. Терпенья не знает сила, добродетель — это удел слабых, и если ненависть в тебе сильна, то забывши все, брось себя в объятья смерти» [2. Л. 214-214 об.]. В конечном итоге внешние трудности не сломили волю эсерки: «Все-таки я так скоро не сдамся, прочь все сомненья — мы еще повоюем; .Ну да ведь это временно, и это чудовище реакция нам не страшна. Мы сильны, смелы и бодры. Пусть она шипит и задыхается в своей злобе, мы боремся за правое дело и мы победим» [2. Л.208 об.].
Рассмотренные примеры как нельзя лучше обнаруживают основную сущность интеллигентского мировоззрения и идеала, названную С.Н. Булгаковым героизмом, до крайности усиливавшимся как изолированным положением интеллигента в стране, его оторванностью от почвы, суровой исторической средой, так и отсутствием серьезных знаний и исторического опыта. Интеллигент, особенно временами, впадал в состояние настоящего героического экстаза, с явно истерическим оттенком. Психологию героизма особенно укрепляли внешние преследования — страдания и гонения больше всего канонизировали героя и в его собственных глазах, и для окружающих. И в этом отношении влияние полицейского режима не только на внешние судьбы людей, но и на их души, на их мировоззрение было велико. Если юный интеллигент еще имел сомнение в том, что он созрел уже для исторической миссии спасителя отечества, то признание этой зрелости со стороны Министерства внутренних дел обычно устраняло эти сомнения [1].
Неотъемлемой чертой интеллигентского героизма был уже упоминавшийся выше максимализм («это самая душа героизма, ибо герой вообще не мирится на малом»), имевший признаки идейной одержимости, самогипноза и вырабатывавший фанатизм. Во имя веры в светлое будущее приносились жертвы жизнью, свободой, здоровьем, счастьем. А сделать это порой было нелегко. Так, серьезной проблемой для Т.И. Безверховой стала необходимость осуществить судьбоносный выбор между революционной деятельностью и семейной жизнью. Решая эту непростую для себя задачу, девушка прекрасно понимала степень стоявшей перед ней ответственности: «Имею ли я право иметь семью, раз у меня нет определенного цельного плана жизни, когда так часто вопрос смерти является вопросом лишь времени, и ужас меня берет, что, если эти переживания будут и тогда, что дам я детям, ведь они ясно увидят, почувствуют мой разлад. Да и что такое семья, каков мой взгляд — дать обществу, чело-
вечеству хороших людей, которые понесли бы дальше мои идеи /какие?/ или только удовлетворить себя, наполнение своей жизни, не заглядывая в будущее?» [2. Л. 210-210 об.]. Жизнь поставила перед революционеркой ребром «огромный вопрос: как быть?», когда она полюбила молодого человека, тоже «партийного работника». Именно по этой причине они, по мнению эсерки, не имели «нравственного права» на создание семьи, так как в каждую минуту их могли арестовать, и дети оказались бы выброшенными на произвол судьбы. И что в такой ситуации делать — задавалась вопросом Т.И. Безверхова — отказаться от своего счастья, пожертвовать им, либо «взять свое счастье, иметь детей, но отказаться от работы, а заняться воспитанием и выращиванием семьи»? В итоге она отвергла второй вариант [2. Л. 222].
Не менее мучительной являлась задача совмещения учебы с революционной деятельностью. Потребность в умственном развитии сама девушка связывала прежде всего с намерением нести затем полученные знания на дело революции. Однако чувства в очередной раз оказались в разладе с разумом: «То и дело слыша как там и сям пытают товарищей, усылают черт знает куда, стыдно становится за свое желание учиться, все это кажется какой-то изменой делу, хочется зарыться в работу, идти вместе с товарищами на пытку, хочется страдать с ними, принести себя в жертву» [2. Л. 219 об.]. Наибольшая возможность героических деяний, иррациональная «приподнятость настроения», экзальтированность, опьянение борьбой, создающее атмосферу некоего героического авантюризма, — все это суть родная стихия героизма. Поэтому так и велика была сила революционного романтизма среди интеллигенции, ее пресловутая «революционность». Оборотной же стороной интеллигентского максимализма являлась историческая нетерпеливость, недостаток исторической трезвости, стремление вызвать социальное чудо, практическое отрицание теоретически исповедуемого эволюционизма.
Т.И. Безверхова была общительным человеком, нуждалась в социальной среде, жила ее интересами, соответственно строила свой образ жизни. Не только богатая интеллектуальная жизнь («дум масса, чувств тоже прямо целые поэмы» — [2. Л. 212 об.]), но и ощущение общего дела и участия в нем были опорой для нее. Оптимизм придавали как «славные» и «энергичные» товарищи, так и происходившие в стране события, в частности, роспуск Думы, приведший к подъему «энергии и сил до неба». Жизнь нередко буквально захватывала девушку, даруя множество впечатлений и оставляя сожаление, что в сутках не 48 часов и что она не вездесуща [2. Л. 216 об.]. Особенно же вдохновляла Т.И. Безверхову сама работа. После поездки в Томск она вернулась в Омск с такой энергией, что искренне удивлялась, «как еще не перевернула всего земного шара» [2. Л. 216]. Девушка
являлась активнейшей участницей революционной борьбы, готовой стать «профессионалкой», т.е. отказаться «от себя, от своей личности, от своего имени» [2. Л. 210]. Превратившись в «совсем важную птицу», эсерка мечтала «вырваться» в столицу [2. Л. 215]. Не желавшим ее отпускать товарищам Т.И. Безверхова объясняла, что если здесь она может уделять «делу» лишь минуты, все силы тратя на заработок, то в Петербурге посвятит себя революции полностью («отдамся вся») [2. Л. 221 об.]. Девушка с нетерпением и даже некоторым восторгом ожидала приезда из Томска Н.И. Поповой, чтобы начать «совершенно новую стадию» своей жизни, вступить в «новый мир»: «Мы начинаем с тобой новую жизнь, понимаешь, новую жизнь. Да, мы будем жить. „скорее сюда, и мы покатим в Питер и там примемся за дело, за наше родное великое дело» [2. Л. 220-220 об., 221 об.].
Таким образом, рассмотрение особенностей мировосприятия, базовых ценностей и норм поведения Т.И. Безверховой позволяет выявить свойственные русским революционерам черты. Девушка была страстно предана своему делу и убеждениям, искренне желала принести себя в жертву, испытывала соответствующие переживания за Россию, демонстрируя абсолютное неприятие ее политической жизни и царящих в ней произвола и насилия. Особое миро-видение, способ мышления и чувствования налагали неизгладимый отпечаток на все поведение человека, влияли на приемы освоения действительности. Потому без учета ментальности и субкультуры невозможно понять эпоху и ее людей, ее культуру.
Библиографический список
1. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции) // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. — М., 1909. — http://www.vehi.net/vehi/bulgakov.html
2. Государственный архив Омской области. Ф. 270. Оп.1. Д. 399. Л. 208-223 об.
3. Бердяев Н.А. Философская истина и интеллигентская правда // http://www.vehi.net/vehi/berdyaev.html
4. Изгоев А.С. Об интеллигентной молодежи (Заметки об ее быте и настроениях) // http://www.vehi.net/vehi/izgoev. Мт1
5. Франк С.Л. Этика нигилизма (К характеристике нравственного мировоззрения русской интеллигенции) // http://www.vehi.net/vehi/frank.htm1
КАДИКОВ Эльдар Рашитович, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры дореволюционной отечественной истории и документоведения.
E-mail: [email protected]
Дата поступления статьи в редакцию: 12.01.2009 г.
© Кадиков Э.Р.
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 4 (79), 2009 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
