CC BY
142
УДК 821.161.1-3
© И.Е. Грузан, В.А. Петишева Образ халата в произведениях И.А. Гончарова
На материале художественного творчества И.А. Гончарова доказывается многозначность образа халата в русской литературе. Делается акцент на том, что он автобиографичен и почти всегда автопсихологичен.
Ключевые слова: халат как почетная одежда, «халатный» образ жизни, халат как судьба, халат ленивца, халат поэта, Гончаров.
I.E. Gruzan, V.A.Petisheva
The image of a robe in the works by 1.А. Goncharov
The article shows polysemy of the image of a robe in the Russian literature on the material of artistic creativity of I. Goncharov. The article shows that this image is autobiographical and almost always is autopsychologic.
Keywords: robe as an honor clothes, 'robe' lifestyle, robe as a fate, robe of a lazy person, poet's robe, Goncharov.
И.А. Гончаров в октябре 1849 г. писал Н.А. Майкову из Симбирска: «Не был я еще на рыбной ловле, ни в окрестностях; лежу, отдыхаю, не выходя из халата» [Гончаров, 1955, с. 244]. Так было почти десять дней по приезде в Симбирск из Петербурга. Он не вылезал из халата, удобного, покойного, мягкого, с витым пояском и тяжелыми кистями. Вместительные карманы его халата заполняли обрывки бумаги, исписанные бисерным почерком, куда заносил он свои мысли. Лениво бродил из комнаты в комнату, смотрел в сад на деревья, курил, отдыхая от канцелярии департамента и бумажной работы, от вицмундира чиновника министерства финансов, от мелочных забот, от шума столичной жизни. И, бродя так - лениво, в халате - из комнаты в комнату, ко всему равнодушный.
Образ халата в русской литературе многозначен. Его многозначность заложена в самом значении слова. Халат (от араб. хил'ат - почетная одежда).
В Х1Х - первой четверти ХХ в. этот термин применительно к верхней одежде был широко распространен в русских деревнях. Всем известна присказка «на рыбьем меху», то есть одежда холодная, продуваемая ветром, но мало кто знает, что умельцы в Тобольске из выделанной кожи налима делали мешки, кошельки, оконницы (пленки вместо стекол) и даже - халаты! Он встречался во всех (за исключением Архангельской, Новгородской и Олонецкой) губерниях Европейской России, на Алтае и в Сибири. Покрой халата был аналогичен покрою армяка: распашной (халат, жилет, пальто, кофта, сюртук), длиной до щиколоток, с прямой спиной, широкими полами, длинными рукавами и большим отложным воротником. Надевали весной и осенью поверх основной верхней одежды во время непогоды и отправлялись в дальнюю дорогу. В первой четверти ХХ в., в Воронежской и Рязанской губерниях халат был праздничной одеждой. Мужчины обычно венчались в халате (в нем же хоронили стариков), в халате также венчалась и невеста. Пожилые женщины надевали его, когда шли в церковь или в гости. В Сибири и на Алтае халаты были праздничной одеждой только молодых и пожилых мужчин [Русский традиционный костюм, с. 47, 334, 335]. В определении В. Даля халат - «<...> комнатная, домашняя, широкая одежда восточного покроя <...>» [Даль, с. 541].
Если заглянуть в историю Франции, то короля - Солнце, Людовика Х1У, нередко видели в домашней одежде - халатах, которые он носил по утрам: парчовых и ситцевых из индийской ткани. Во времена его правления халаты стали безумно модными во Франции, их шил любой выскочка, несмотря на королевские запреты. В старости Людовик перешел на полосатые халаты, простеганные или на меху. Он надевал халат поверх нарядной рубахи с кружевным шейным платком.
Не только французский король, но и философ из Цюриха Лафатер тоже носил халат. «<...> Через минуту в прихожую вышел высокий старик в пестром шлафроке и черной камелавке. <...> Лафатер улыбнулся, поцеловал его и поздравил с благополучным прибытием. <...> На другое утро Карамзин застал в лафатеровом кабинете владетельную графиню Штолберг. Она в уголке читала какую - то рукопись. Сам Лафатер, сидя в халате у стола, писал письма...» [Гордин, с. 74-75].
Много говорилось о тучном, высокого роста сибарите в знаменитом, не меньше обломовского, халате И. Крылове. Этот старый, дырявый халат он надевал по утрам, потом днем, вер-
нувшись с прогулки или службы, а если отправлялся обедать в Английский клуб, то облачался в него по возвращении из клуба. М. Гордин в художественной биографии о русском баснописце пишет следующее: «<...> Наденька привычно видела старый дырявый дедушкин халат и глубокие морщины <...> Дедушка наклонялся над нею и ворот его халата распахивался на груди, будто занавес в балаганчике, и словно бы от восхищения у девочки перехватывало дыхание от смешанного запаха табачного дыма, кофея, кислой капусты, стоптанных шлепанцев и свежевыглаженно-го голландского полотна. <...> И уже совершенно игрушечным балаганчиком - даже забавнее настоящего ярмарочного, потому что Наденька была тут разом и зрителем, и паяцем, - становился дедушкин халат. <...> Такого халата, как у дедушки, не было больше ни у кого в городе - во всяком случае, Наденька ни на ком ничего похожего не видела ...» [Гордин, с. 194-195].
Что представляет собой гончаровский «<...> из персидской материи, настоящий восточный халат без малейшего намека на Европу», или как иронично автор называет его на европейский лад «шлафроком», который перешел к Обломову по наследству? «Это не шлафрок, а халат» [Гончаров, 2010, с. 6], - отвечает Илья Ильич своему гостю Волкову, как бы не соглашаясь с Иваном Александровичем. «На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным, но все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани» [Гончаров, 2010, с. 6].
Халат Обломова сшит на азиатский манер. Рассмотрим место восточного мотива в жизни героя. Русь, находясь между Востоком и Западом, испытывала влияние с двух сторон. Первая волна влияния связана с Византией. От нее русские унаследовали традиции строительства соборов, иконописи, изготовление украшений, а в костюме знати - пристрастие к длиннополой тяжелой одежде из дорогих узорчатых тканей. Вторая волна влияния - восточная - особенно отчетливо появилась во время монголо-татарского нашествия. В этот период распространилась одежда типа восточных халатов. Такие названия как сарафан, кафтан, халат имеют восточное происхождение.
Как любой писатель, И. Гончаров для своих произведений черпал материал из своего жизненного опыта, и если материал этот не автобиографичен в полном смысле слова, то почти всегда автопсихологичен. «<...> Больше, чем психологические определения, говорит заключающая первый портрет героя предметная деталь: "Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам его и изнеженному телу. <. > Даже Захар временами - не верный раб, а строптивый слуга или строгий хозяин". Халат же - послушный раб Обломова, подчиняющийся каждому его движению. Обломов в начале романа - человек в халате, весь день лежащий на диване. Историю его дальнейшей жизни определяет не только отношения с людьми, но и роман с халатом. <...> Избавляясь от службы, обрывая дружеские связи, облачаясь в халат и ложась на диван, Обломов пытается решить "задачу существования", понять "узор собственной жизни"» [Сухих, с. 155-156]. Для Об-ломова халат - это личная независимость и символ внутренней свободы.
«<...> Шли гласы дивные от вещей <...>» [Слово о полку Игореве, с. 27], - говорит поэт в «Слове о полку Игореве». Любой предмет, казалось бы обреченный на немоту, способен поведать немало. Можно задуматься о некой мистической душе, определяющей образ и облик вещи, о ее судьбе: кончине или бессмертии, о союзе между человеком и вещью или об их нередкой борьбе за главенство. Пожалуй, во взаимоотношениях человека и вещи существует рабовладельческий строй. Вещь нередко схожа с хитрым хозяином, обретая странную власть над людьми. Этому способствуют жадность и привычки, свойственные роду человеческому. Вещь и отношение к ней или ее образ приоткрывает в человеке самое сокровенное.
Так что же такое - вещь и почему из всех живых только человек способен создать ее? Рука мастера в исламском представлении есть продолжение руки Всевышнего, его инструмент. В Библии, изгоняя Адама и Еву из рая, Господь создает для них «ризы кожаные», из чего следует: люди получили первый урок овладения материей, учитывая, что первые одежды - само человеческое тело.
В квинтэссенции народной мудрости - притче Шаха Идриса «Волшебный монастырь», погружающей нас в придуманный мир, являющийся просто нравоучительным отражением реально-
сти, - скрывается всеобщий смысл, увидеть который дано не всем. Обратим внимание на то, что многие события, описанные в притчах, схожи с нашими каждодневными ситуациями.
«Суфий сказал: "Никто не поймет человека, пока не осознает связи между алчностью, угодливостью и невозможностью".
- Это - головоломка, - сказал ученик, которую я не в состоянии постичь.
Суфий промолвил:
- Не ищи понимания с помощью решения головоломок, когда его можно достичь посредством опыта.
Он повел ученика на ближайший базар, туда, где продавались халаты.
- Покажи-ка мне свой самый лучший халат, - сказал суфий лавочнику, - и притом самый дорогой.
Ему принесли самое красивое одеяние и назвали цену.
- Это именно то, чего мне хочется, - промолвил суфий. - Вот только я бы предпочел, чтобы воротник был расшит блестками и оторочен мехом.
- Ничего нет легче, - тут же ответил продавец. - Именно такой халат лежит у меня в мастерской за магазином.
Он на несколько мгновений исчез и вернулся с наспех пришитыми к тому же самому халату мехом и блестками.
- И сколько же стоит этот? - спросил суфий.
- В двадцать раз больше, чем предыдущий, - ответил лавочник.
- Превосходно, - воскликнул суфий. - Я беру оба» [Идрис Шах, с. 3-4].
В. Котельников в своей книге «"Обломов" И. Гончарова и "Прощание с халатом" П. Вяземского» указывает на множество значений образа халата, в разной степени актуальных для обоих произведений. «<...> Облаченный в халат, в покойном уединении, Илья Ильич, совершенно как Вяземский, весь мыслью на просторе, с надеждою и памятью втроем <...> Как Вяземский, он, с истиной перемешав обман, живописал воздушных замков план: так творил он поэтически яркие, полные художественных подробностей планы благодеяний человечеству, проекты переустройства имения, картину своей деревенской идиллии; так рисовал он в воображении узор своей жизни» [Котельникова, с. 118]. А словами П. Вяземского халат: «<...> товарищ неги праздной, досугов друг, свидетель тайных дум» [Вяземский, 1979, с. 31]. Впоследствии читатель «Обломова» станет свидетелем метаморфоз халата, который пройдет вместе с хозяином через все повествование. «Халатный», говоря словами Н. Гоголя, образ жизни Обломова - своеобразная форма его противостояния двуличию и безнравственности современного общества.
А. Рассадин в статье «Из рода Обломовых (Н.М. Языков и И.А. Гончаров)» указывает на то, что Н.М. Языков по своему образу жизни и характеру мог стать одним из прототипов Обломова, так как, по свидетельству современников, удивлял окружающих своей ленью. Н. Языков воспевает домашний халат как «символ «вольности», состояние духа, «партикулярной студенческой жизни», но у него не противопоставлены друг другу «халат, рабочий стол и книги выписные» [Вяземский, 1982, с. 164] - это традиция романтической поэзии в осмыслении образа. Символ -способность видеть сущность вещей за их внешней формой.
Обломовский халат как одежда, «вторая кожа», он восторгается им («<...> он мягок, гибок, тело не чувствует его на себе; он как послушный раб покоряется самомалейшему движению тела <...>»), надеется укрыться от жизненных проблем, но со временем вынужден признать, что «<...> трогает меня жизнь, везде достает» [Гончаров, 2010 с. 67]. Или еще одна картина из «Писем столичного друга к провинциальному жениху» И. Гончарова: «<...> великолепный барин ходит частенько дома в грязном или разорванном халате, часто без жилета, без галстуха, с клетчатым бумажным платком в руках, в каких-нибудь валенных домашней работы сапогах» [Фельетоны., с. 61].
В очерке «На Родине» И. Гончаров рассказал о помещиках, приятелях крестного, «<...> живших почти безвыездно по своим деревням» [Гончаров, 1955, с. 239]. Один был Федор Петрович Козырев, а другой - Андрей Герасимович Гастурин». Первый - «<...> не выходил из халата и очень редко выезжал из пределов своего имения», второй - «<...> деревенский житель, не выпускавший изо рта большой пенковой трубки» [Гончаров, 1055, с. 240]. Совершенно очевидно, что халат героя неотделим от его судьбы. Другое значение слова халат, изначально ему свойственное: «почетная одежда» [Шанский и др., с. 475]. В этом И. Гончаров убедился лично, оказавшись
в Японии. Жителей этой страны он увидел одетыми в халат: «<...> на них была синяя верхняя кофта с широкими рукавами и халат, туго обтянутый вокруг поясницы и ног. Халат держался широким поясом <...>» [Гончаров, 1955, с. 9]. По-своему, интересно это комментирует это Ю. Лощиц: «Глядя на японца, задрапировавшего волнами материи свое ленивое тело, он невольно вспоминает об Обломове и его просторном восточном халате ...» [Лощиц, с. 114].
Для Обломова халат - это преимущество, самая почетная одежда, принадлежность к благородному дворянскому сословию. «<...> Другой и халата никогда не надевает» [Гончаров, 2010, с. 102], - ворчит Илья Ильич после ссоры с Захаром. «<...> До 1785 года дворянство составляло особый чин, состоявший в шестой степени русских чиновников в древности. Первая и важнейшая степень состояла из бояр. <...> Как бы там ни было, но бояре существовали уже при великом князе Владимире I, и известно, что не одни военачальники назывались боярами, но что особа в чине боярина заключала в себе все соединенные качества государственного человека» [Вардугин, с. 150].
Немного раньше гончаровский халат Обломова, который достался по наследству от его литературного прототипа, «коптителя неба» Тентетникова, героя второго тома «Мертвых душ» Н. Гоголя, на себя примерял Александр Адуев, когда ему вернули рукопись из редакции. Д. Мережковский писал: «В работе видит он несомненный признак отсутствия таланта, искры божьей и вдохновения. От подобных взглядов один шаг до обломовского халата. Шаг этот сделан Александром после двух-трех неудач в любви и литературе. «Узкий щегольской фрак, - говорит автор, - он заменил широким халатом домашней работы <...> "Я стремиться выше не хочу, - рассуждает он с дядей, - я хочу так остаться, как есть. Нашел простых людей, нужды нет, что ограниченным умом, играю с ними в шашки и ужу рыбу - и прекрасно!.. Хочу, чтобы мне не мешали быть в моей темной сфере, не хлопотать ни о чем и быть покойным". Вот целиком обломовская программа жизни. Александр Адуев - это Илья Ильич в молодости, и притом в более ранний период русской жизни» [Мережковский, с. 133-134].
С Обломовым все по-другому. Халат угрожает герою своею поместительностью: расти в ширину, я приму тебя любого. И устрашает своей похожестью на смертные пелены, в которые заворачивают покойника, толкает героя к смерти. «<...> Вещи властно диктуют жесты, стиль поведения и в конечном итоге психологическую установку своим обладателям» [Лотман, с. 11]. Штольц задает вопрос Обломову, посещая друга на Выборгской стороне: «Что ты не бросишь этого халата? <...> Привычка, Андрей, жаль расстаться», - отвечает Обломов. Ольга Ильинская заставляет сделать выбор, спрашивая: «<...> если даже не другая женщина, а халат ваш будет вам дороже?». И он делает выбор, оставляя свой халат, и вступая в контакт с внешним миром. Но когда отношения с Ольгой усложняются, И Гончаров в романе показывает интересную сцену: «<...> Илья Ильич почти не заметил, как Захар раздел его, стащил сапоги и накинул на него - халат!» [Гончаров, 2010, с. 74, 92, 75]. Хотя Ю. Лощиц и увидел в обломовской философии покоя отражение учений античных философов; возможно в виде вопросов и ответов героев, в виде их законченных речей, в виде искательства истины без всякого намерения формулировать ее в окончательном виде, но именно халат под своими широкими полами скрывает философию покоя Об-ломова, тем самым показывая, что «взаимоотношения» Ильи Ильича и халата имеют глубокий, жизненный смысл.
По Платону, мир идей отражается в мире вещей, а мир вещей таинственным образом участвует в жизни мира идей. Но есть не менее важное взаимодействие идеи и вещи. Так, многострадальная одежка, точно сиамский близнец, срослась с образом своего владельца Башмачкина Акакия Акакиевича («Шинель» Н. Гоголь), породив этим самым русскую литературу милосердия XIX столетия. «Обломов находит ахиллесову пяту штольцовского понимания жизни: бессмысленно трудится не человек, а муравей или пчела. Человек же никогда не может отказаться от вечного вопроса «Зачем?»: «<...> Бездумная деятельность оказывается немногим лучше осмысленного бездействия <. >. Штольц - благородный буржуа, вечный труженик, идущий по своей дороге в никуда. И лишь Обломов остается загадочно-неуловимым: то ли ленивый помещик, то ли русский человек на диване, то ли вечный философ недеяния» [Сухих, с. 172]. В сознании современного человека халат всегда ассоциируется с образом Обломова. Создавая образ героя, особенно Обломова, писатель использует разные образы, среди которых обязательно присутствует образ халата. И сегодня, сто с лишним лет спустя, как раскроешь роман «Обломов», так и начнет из него вытекать переносный смысл: новое стремится вперед, да старое не пускает. Трудно обна-
Т.В. Затеева, Т.Р. Ленхобоева. Рецепция романов И.С. Тургенева в трудах А.И. Батюто и Г.Б. Курляндской
ружить такие значения образа халата, которые бы не использовал И. Гончаров в своих произведениях.
Литература
1. Вардугин В.И. Русская одежда: История народного костюма от скифских до советских времен. -Саратов: Детская книга, 2001.
2. Гончаров И. А. Письмо И. Майкову из Симбирска: собр. соч. в 8 т. - М.: Художественная литература, 1955. - Т. 8.
3. Вяземский П.А. Лирика. - М.: Художественная литература, 1979.
4. Вяземский П.А. Литературная критика. Сочинения: в 2 т. - М.: Художественная литература, 1982. - Т. 2.
5. Гончаров И.А. Обломов: собр. соч. в 6 т. - М.: Книжный Клуб Книговек, 2010. - Т. 4.
6. Гордин М.А. Жизнь Ивана Крылова. - М.: Книга, 1985.
7. Даль В.И. Толковый словарь: в 4 т. - М.: Русский язык, 1991. - Т. 4.
8. Шах И. Волшебный монастырь. - Ереван: КнигоВерь, 2013.
9. Котельников В.А. Иван Александрович Гончаров. - М.: Просвещение, 1993.
10. Лощиц Ю.М. Гончаров. - М.: Молодая гвардия, 2004.
11. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). - СПб.: Искусство, 1994.
12. Мережковский Д.С. Акрополь. - М.: Книжная палата, 1991.
13. Русский традиционный костюм: Иллюстрированная энциклопедия / авт.-сост. Н. Соснина, И. Шан-гина. - СПб.: Искусство, 1998.
14. Слово о полку Игореве. - СПб.: Русь, 2012.
15. Сухих И.Н. Русская литература для всех: от Гоголя до Чехова. - СПб.: Команда А, 2013.
16. Фельетоны 40-х годов. - М.; Л.: Academia, 1930.
17. Краткий этимологический словарь русского языка / Шанский Н.М. [и др.]. - М.: Просвещение, 1975.
Грузан Ирина Евгеньевна, аспирант Бирского филиала Башкирского государственного университета. Тел: +7-9228309145; е-mail: [email protected]
Gruzan Irina Evgenyevna, postgraduate student, Birskiy affiliate of Bashkir State University.
Петишева Виктория Анатольевна, доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой русской филологии Бирского филиала Башкирского государственного университета. Тел: +7-9174762848; е-mail:[email protected]
Petisheva Viktoriya Anatolievna, professor, head of the department of Russian philology, Birskiy affiliate of Bashkir State University, doctor of philological sciences.
УДК 821.161
© Т.В. Затеева, Т.Р. Ленхобоева Рецепция романов И.С. Тургенева в трудах А.И. Батюто и Г.Б. Курляндской
В статье рассматриваются основные тенденции рецепции романов И.С. Тургенева в трудах А.И. Батюто и Г. Б. Курляндской.
Ключевые слова: Тургенев, роман, рецепция, Батюто, Курляндская.
T.V.Zateeva, T.R. Lenkhoboeva Reception of novels by I.S. Turgenev in the works by A.I. Batyuto and G.B. Kurlyandskaya
The article examines the main trends in the reception of novels by I.S. Turgenev in the works by A.I. Batyuto and G.B. Kurlandskaya.
Keywords: Turgenev, novel, reception, Batyuto, Kurlyandskaya.
В современной науке о литературе большое внимание уделяется проблеме восприятия художественных произведений в свете различных методологических установок. Это обусловлено необходимостью рассмотреть особенности художественного творчества конкретного писателя на новых уровнях (биографическом, общественно-политическом, историко-литературном, философ-
