CC BY
0
3. Min'yar-Beloruchev R.K. Kak statperevodchikom. Moskva: Gotika, 1999.
4. Grinkevich E.V. Rechevye shtampy: dinamika ih 'ekspressivnosti. Avtoreferat dissertacii... kandidata filologicheskih nauk. Rostov-na-Donu, 2007.
5. Abdulla V.L. Osobennosti znacheniya i upotrebleniya 'ekonomicheskih terminov v tekstah. VestnikRUDN. Seriya: Teoriya yazyka. Semiotika. Semantika. 2014; № 4: 65-71.
6. Mel'nichuk M.V., Osipova V.M. Metafora v angloyazychnom biznes-diskurse. Nauchnyjdialog. 2015; № 11 (47): 31-41.
7. Chajka A.N. Onomasionnye terminy v anglijskom pod'yazyke finansovo-bankovskoj deyatel'nosti Omskij nauchnyj vestnik. 2008; № 5: 49-51.
8. Cambridge Dictionary Online. Available at:
9. Merriam-WebsterDictionary. Available at: https://www.merriam-webster.com/
10. Ponomarenko V.A. Frazeologicheskie edinicy v delovom diskurse (na materiale anglijskogo i russkogo yazykov. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Krasnodar, 2007.
Статья поступила в редакцию 27.03.24
УДК 811
\Ganin V.N.\, Doctor of Sciences (Philology), Professor, Moscow State Linguistic University, Moscow Pedagogical State Linguistic University (Moscow, Russia),
E-mail: Vladgan99@yandex.ru
Tumakova T.V., postgraduate, Department of Russian and Foreign Literature, Moscow State Linguistic University (Moscow, Russia), E-mail: fedotova.tv@gmail.com
THE IMAGE OF MOUNTAINS IN ANCIENT POETRY OF JAPAN. The article studies mountain imagery in ancient Japanese poetry, the creation of which is inextricably linked to the earliest religious ideas. Using the analysis of poems of the first Japanese poetic anthology "Man'yoshu" ('Collection of Ten Thousand Leaves', contains 20 volumes and more than 4,500 poems), the compilation of which dates back to the 8th century, the researchers reveal various meanings of this image, give examples of the most typical poetic epithets and distinctive expressions that are used to glorify the image of mountains. The article also explains why ancient Japanese poetry prefers descriptions of mountains in spring and autumn. The authors of the article pay special attention to the poetic image of the highest and most famous mountain in Japan - Mount Fuji, which, as is known, is the symbol of the country.
Key words: ancient Japanese poetry, poetic image, the "Man'yoshu", mountains, kannabiyama, shintaisan, Mount Fuji, makura-kotoba
\В.Н. Ганин\, д-р филол. наук, проф., ФГБОУ ВО «Московский педагогический государственный университет», г. Москва, E-mail: Vladgan99@yandex.ru
Т.В. Тумакова, соискатель, ФГБОУ ВО «Московский государственный лингвистический университет», г. Москва, E-mail: fedotova.tv@gmail.com
ОБРАЗ ГОР В ДРЕВНЕЙ ПОЭЗИИ ЯПОНИИ
Статья посвящена изучению образа гор в древней японской поэзии, который неразрывно связан с наиболее ранними религиозными представлениями японцев. На основе анализа песен-стихотворений первой японской поэтической антологии «Манъёсю» («Собрание мириад листьев»), составление которой относится к VIII в., авторы раскрывают различные значения данного образа, приводят примеры наиболее устойчивых поэтических эпитетов и специфических выражений, которые использовались для воспевания гор в песнях-стихотворениях. Также в статье объясняется, почему в древней японской поэзии в основном встречаются описания гор в весенний и осенний периоды. Особое внимание авторы статьи уделяют поэтическому образу вулкана Фудзи, который, как известно, является самой высокой и известной горой Японии, ее культурным символом.
Ключевые слова: древняя японская поэзия, поэтический образ, «Манъёсю», горы, каннабияма, синтайсан, гора Фудзи, макура-котоба
Цель статьи заключается в анализе поэтического образа гор в древней литературе Японии. Поставленная цель определила следующие задачи: выявить художественные особенности поэтического описания гор в древней японской поэзии и раскрыть символические значения данного образа.
Актуальность выбранной темы: порядка 70% архипелага Японии - горы. Именно горный рельеф в немалой степени способствовал формированию жизненного уклада, мировоззрения и традиций японцев. В древней Японии горы обожествляли, им поклонялись и ими восхищались. С одной стороны, они становились источником поэтического вдохновения, но в то же время, так как некоторые из гор служили местом погребения, даже малейшее упоминание о них в песнях-плачах могло вызвать у японцев грустные чувства и переживания. В этой связи становится целесообразным подробно рассмотреть изображение гор в древней японской поэзии и выявить различные смыслы, которые им придавали древние японцы.
Новизна работы заключается в обобщении уже имеющихся исследований, касающихся образа гор и его символики в древней японской культуре и литературе, и попытке расширить представления об использовании этого образа в древней японской поэзии.
Теоретическая значимость статьи состоит в том, что ее материал позволяет по-новому посмотреть на образ гор в древней японской поэзии и выявить особенности употребления основных средств художественной выразительности, которые использовали поэты для создания данного образа.
Практическая значимость статьи видится в возможности использования ее материала при проведении дальнейших научных исследований в данной области, а также при подготовке лекционных курсов по японской литературе.
С древних времен горы в Японии занимали и занимают главенствующие позиции среди так называемых «сакральных секторов пространства». Эти места всегда были не только наиболее значимыми объектами поклонения, но и обладали, по представлению японцев, особой магической силой. По словам Д.П Плаве-вой, именно такие места имели наибольший потенциал «чудесного» [1, с. 34-35]. Исстари считалось, что в горах обитают боги ками, поэтому большинство из них называли каннабияма, или камунабияма (яп. что означало место, куда
нисходят боги. Наиболее известная среди таких гор - гора Мимурояма (яп. Нё Ш), расположенная в окрестностях Тацута (яп. ПН, или ей, совр. преф. Нара, местность Икагура).
В японской поэзии древних веков сохранилось немало упоминаний об этом священном месте. Наиболее ярко данная гора была описана в пятистишии танка (песня-стихотворение из 31 слога с чередованием: 5-7-5-7-7) № 284 антологии X в. «Кокинвакасю» или «Кокинсю» (яп. Й^ЙЭЖ, «Кокинвакасю:» / «Кокин-
сю:» - «Собрание старых и новых песен Японии»). Авторство песни приписывают выдающемуся японскому поэту Какиномото Хитомаро, жившему на рубеже VII—VIII веков. Приведем текст самого пятистишия: fcofc^&^^liS&ttfrtf да^^^ГОШ^ЙМЙ^ьЬ. — «По теченью плывут // в водах Тацуты алые листья — // верно, там, вдалеке, // на священной горе Мимуро, // поливает ливень осенний.» (перевод А.А. Долина) [2; 3, c. 135].
Как видно, в качестве определения к названию горы Мимуро было использовано слово камунаби, указывающее на ее сакральное значение. Следует сказать, что упоминание Мимуро в поэзии не всегда обозначало конкретную местность, а нередко выступало в роли собирательного образа священной горы, куда нисходят боги.
Также широко известна гора Кагуяма (яп. о которой говорили, что
она сама была спущена с небес на землю. В песнях первой японской поэтической антологии «Манъёсю» (яп. ЛЖЖ, «Манъё:сю:» — «Собрание мириад листьев», VIII в.) можно встретить упоминания о божественном происхождении горы. В качестве примера приведем отрывок из «длинной песни» № 257 (яп. Д®, тё:ка с многократным чередованием сток в 5-7-5-7-7 слогов) Камо Тарихито о горе Кагуяма — «К нам сошедшая с небес, // О небесная гора, // О гора Кагуяма! // Лишь придёт туда весна, // Дымка вешняя встаёт. // От порыва ветерка // В соснах молодых // Поднимаются, шумят // Волны на пруду.» (перевод А.Е. Глускиной) [4; 5, т. 1, с. 171].
В песне автор восхищается прекрасным видом на гору Кагуяма и ее окрестностями в весенний период и вместе с тем печалится о былых временах, когда в этой местности еще был дворец наследного принца Такэти (654—696), и «сто почтеннейших вельмож» веселились, плавая неподалеку на ладьях. Выражения аморицуку (яп. / ; а также хисаката-но - «сошедшая с
небес») и ама-но (яп. Si / — «небесный») в древних песнях являются «постоянными эпитетами» макура-котоба (яп. ftp — букв.: «слово-изголовье») к названию Кагуяма. Данный художественный прием позволяет воссоздать мифологические представления древних японцев о горе Кагуяма как о месте поклонения.
Были и такие горы, которые, как верили японцы, сами являлись божеством. В этой связи следует упомянуть понятие синтайсан (яп. Ж№), обозначающее священную гору, символизирующую «тело божества». Согласно исследованиям Л.М. Ермаковой, такие горы, как правило, представляли собой невысокие (не более 1000 м.) лесистые возвышенности, расположенные около населенных пунктов. У их подножия устанавливали кумирню, или ворота — тории, указывающие на особый священный статус данных гор.
Одной из таких гор является Мива (яп. Е#Шили Миморо, яп. ЕйШ), расположенная в городе Сакураи префектуры Нара. У подножия горы находится
храм Оомива-дзиндзя, но в нем нет объекта поклонения, сама гора выступает в роли святыни. На особый статус горы Мива также указывают и ворота тории, которые установлены непосредственно перед подъёмом на нее [6, с. 37-38].
В песнях «Манъёсю» часто можно встретить поэтическое описание священной горы Мива, например:
.№. - «Те люди, что жили в далекие годы, // Наверное, так же, как делаю ныне, // Здесь, в рощах священных // По имени Мива, // Венками себя украшали из листьев» (песня № 1118, перевод А.Е. Глускиной) [4; 5, т. 1, с. 448].
Здесь внимание привлекает фраза «в священных рощах Мива» (яп. Нй мива-но хибара ни), а также выражение «венками себя украшали из листьев» (яп. кадзаси орикэму), что указывает на совершение
праздничного или ритуального обряда на сакральной горе Мива.
Кроме того, в древних песнях нередко упоминается о подношении вина на алтарь храма около Мива, поэтому выражение «сладкое вино святое» (яп. умасакэ) стало постоянным поэтическим эпитетом этой горы. Именно с данной фразы начинается выдающаяся песня тё:ка принцессы Нукада (630-690), включенная в антологию «Манъёсю»: ИНйЮЩ... - «Сладкое вино святое, // Что богам подносят люди. // Горы Мива!...» (песня № 17, перевод А.Е. Глускиной) [4; 5, т. 1, с. 73-74].
Также следует сказать, что Мива является известным местом погребения, вокруг нее расположено множество курганов, поэтому упоминание о горе можно встретить и в древних плачах антологии «Манъёсю». Например, в плаче № 156 принца Такэти (654-696) данная гора предстает в образе места вечного упокоения принцессы Тоти: - «Там, среди гор священных Миморо, // Богов святые криптомерии повсюду... // Мечтал, что в снах увижу я её, // Но много уж ночей // Заснуть не в силах.» (перевод А.Е. Глускиной) [4; 5, т. 1, с. 126].
В антологии «Манъёсю» наряду с горой Мива встречаются и другие названия гор, где совершались захоронения, например, Хацусэ (яп. ;ЁЯго1), Вадзука (яп. ЙЖ1), Сахо (яп. йй) и др. Однако, несмотря на это, в большинстве плачей авторы старались не упоминать напрямую смерть человека, а прибегали к более поэтическим выражениям (например: «сделать ложем камни скал», «скрыться навеки за дверью каменной в скале» и др.), которые позволяли им более мягко сообщить о печальном событии. Так, в отрывке одной из песен принцессы Тамо-ти (песня № 417), которую она сложила во время похорон своего возлюбленного, принца Коти, говорится о горе Кагами как о чертоге, который принц выбрал себе в качестве последнего пристанища: - «.В стране
Тоёкуни / Кагами-гору ты / Своим чертогом сделал ныне!» [4; 5, т. 1, с. 217]. Благодаря такому поэтическому приему фраза звучит более лирично.
В древней поэзии в основном встречаются описания видов гор в весенний и осенний периоды. Поэтическая традиция изображения весенних и осенних горных пейзажей, по-видимому, связана с верой в двух горных богинь. Первая богиня Сахохимэ, или Саохимэ (яп. ййй) почиталась в качестве божества горы Сахо, а второй богине Тацутахимэ (яп. ШЕВД поклонялись на горе Тацута. Поскольку гора Сахо располагалась на востоке от древней столицы Хэйдзё-кё (период Нара), а гора Тацута - на западе, то под влиянием древнекитайской философии об инь-ян и пяти элементах Сахохимэ стала также олицетворением весны, а Тацутахимэ - воплощением осени [7; 8, с. 516]. Со временем поэты стали описывать горы преимущественно в эти сезоны, например: АчШюЩюЩ
- «Как будто бы среди весенних гор, // Что отливают нежною голубизной крыла // Птиц водяных - камо, // О, как туманно всё // В моих печальных думах о тебе!» (песня № 1451, перевод А.Е. Глускиной) [4; 5, т. 2, с. 15-16].
Согласно комментариям «Манъёсю», песня была сложена девицей из дома Каса для японского поэта Отомо Якамоти (716-785). Из содержания песни следует, что девушка не знает об истинных чувствах своего возлюбленного к ней. Свои переживания по поводу неопределенности и неизвестности она сравнивает с состоянием растерянности, которое можно ощутить, находясь весной в горах. Именно в это время цвет гор из-за весенней дымки напоминает цвет серо-голубых крыльев утки (яп. мидзудори-но камо-но хайиро-но харуяма), а все вокруг становится туманным и нечетким (яп. охо-цуканакумо).
А принцесса Кагами в песне, адресованной императору Тэндзи (626-671), уподобляет свои тайные любовные чувства к нему воде, которая тихо течет между осенних гор: - «Средь гор осенних // Скрытая листвою // Течёт вода незримо в глубине. // Так знай, что я ещё сильней тоскую, // Чем ты тоскуешь обо мне!» (песня № 92, перевод А.Е. Глускиной) [4; 5, т. 1, с. 105].
Внимание поэтов к упомянутым двум сезонам также было обусловлено тем, что в древней Японии весной и осенью в горах проводился так называемый обряд кагахи (кагаи), или утагаки (яп. ШШ/ШШ - досл.: «песенный плетень»). Молодые юноши и девушки собирались у костра, водили обрядовые хороводы, пели песни, а в конце обряда устраивали брачные игры. По словам А.Е. Глускиной, такие развлечения в древности были тесно связаны с земледельческими обрядами: весной - с посадкой риса, а осенью - со сбором урожая [5, т. 2, с. 578].
Наиболее популярным местом для обряда любовных игр являлась гора Цукуба (яп. тЖ1, регион Канто, совр. преф. Ибараки). Вид горы очень живописный. Она имеет 2 вершины. Западная вершина Нантайсан считается мужской, а восточная Нётайсан - женской. На каждой из вершин расположены святилища синтоистского храма Цукуба-дзиндзя (яп. т;К1Фй), одно из которых посвящено богу Идзанаги (яп. нантайсан хондэн) как символу мужского начала, а другое - богине Идзанами (яп. нётайсан хондэн) как олицетворению женского начала. Летом на горе распускаются великолепные цветы, а осенью листва на растущих на ней деревьях становится ярко-алой. В «Манъёсю» сохранился ряд песен, воспевающих красоту этого горного ландшафта, а также содержащих описание обряда кагахи. Например, в песне № 1759 песне сказано, что юноши и девушки звали друг друга на гору Цукуба, чтобы разжечь там костры и водить хороводы. Считалось, что на время обряда бог (согласно ответной песне № 1760, речь идет о «боге мужей», то есть, по-видимому, имеется в виду бог Идзанаги), правивший в тех местах, давал разрешение на то, чтобы юноши могли владеть чужими женами, поэтому в конце текста песни дается наставление ни о чем не переживать [4; 5, т. 2, с. 107-108].
Наряду с этим интересно рассмотреть словосочетание асихики-но. Асихи-ки-но (яп. - это эпитет макура-котоба, который особенно часто пред-
шествует слову гора (1 , яма), а иногда и полностью его замещает. В древней японской поэзии данное словосочетание также встречается перед такими словами, один из иероглифов в которых является горой (например: яп. 1,1, яма-дори - горная птица), или словами, в которых хотя бы в одном иероглифе гора выступает в роли элемента, являющегося его составной частью, например: ^ (о/минэ- пик, вершина горы), иШ (иванэ- досл.: «основание горы», часто используется как имя собственное) и др.
Точное значение эпитета неизвестно, однако существуют гипотезы о его происхождении. Выражение состоит из двух слов: аси (яп. Ё - нога) и хики от глагола хику (яп. ?|< - тянуть, тащить, передвигать, собирать и др.). Отталкиваясь от значений иероглифов, японцы приводят несколько толкований данного словосочетания. Согласно одной версии, эпитет может означать следующее: волочить ноги, когда поднимаешься на гору. Также выражение могло записываться иероглифами нога (яп. ё) и болезнь (яп. Й®), поэтому его связывают с поверьем, что в горах обитает божество, у которого повреждена нога, поэтому оно волочит одну ногу (в одной из историй даже говорится, что у данного божества нет одной ноги). По другой версии данное словосочетание подразумевает сбор съедобных растений или сухих листьев, которые можно найти под ногами, когда ходишь по горам. Последнее объяснение указывает на пологие горы Ямато (яп.
преф. Нара), склоны которых плавно снижаются (тянуться) к своему основанию [9].
В песнях «Манъёсю» эпитет асихики-но постепенно стал красивым поэтическим украшением, которое уже утратило свое первоначальное значение. Так, в одной из песен данное выражение (яп. / / было
переведено как «зеленые склоны раскатистых гор»:
- «На зеленых склонах распростёртых гор // Плющ растет, // И этот плющ порой // С тех вершин достать бывает трудно, // А оставь его - засохнет он!» (песня № 3573, перевод А.Е. Глускиной) [4; 5, т. 2, с. 550]. Плющ, о котором повествуется в пятистишии, символизирует молодую девушку, которая также неприступна, как и это красивое вечнозеленое растение, обвивающее скалы.
Говоря о горах, нельзя не упомянуть о самой высокой и знаменитой горе Японии - Фудзи (яп. и±1). Наряду с такими вершинами, как гора Асама (яп. 8 Щ) и Асо (яп. И®\) и др., Фудзи является вулканом. Она имеет каноническую конусовидную форму, что сделало ее символом красоты и объектом воспевания поэтов и восхищения художников. Так, упоминания о ней можно встретить в произведениях самой ранней японской литературы: в древних мифологических сводах «Кодзики» и «Нихон сёки», в антологии «Манъёсю», в повести «Такэто-ри Моногатари», «Исэ Моногатари» и др. В период Эдо виды Фудзи изображали такие знаменитые художники, как Кацусика Хокусай (1760-1849), Утагава Хиро-сигэ (1797-1858) и др. В 2013 году ее включили в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, и Фудзи официально стала «священным объектом веры и источником артистического вдохновения» [10].
Правительственный чиновник и народный поэт Акахито Ямабэ (первая половина VIII в.) сочинил песню-стихотворение после того, как увидел гору Фудзи во время своего путешествия по дороге Токайдо из столицы Нара на восток Японии. В песне восхваляется величественная красота и божественность Фудзи, непокорная времени и пространству. Приведем выдержки из песни тё:ка:
- «.Как
отраженье божества, // Величественна, велика, // В стране Суруга поднялась // Высокая вершина Фудзи! // . // Из уст в уста пойдет рассказ // О красоте твоей, // Из уст в уста, из века в век, // Высокая вершина Фудзи!» (песня № 317, перевод А.Е. Глускиной) [4; 5, т. 1, с. 187-188].
А ответная песня к этому сочинению обрела самостоятельную славу. В XIII в. ее поместили в сборник ста лучших песен.
- «Когда из бухты Таго на простор // Я выйду и взгляну перед собой, - // Сверкая белизной, // Предстанет в вышине //
Вершина Фудзи в ослепительном снегу!» (песня № 318, перевод А.Е. Глуски-ной) [4; 5, т. 1, с. 188].
Однако наряду с восхищением эта вершина издревле вызывала у японцев страх и ужас. Дело в том, что из-за угрозы вулканической активности, а также из-за суровых погодных условий восхождение на гору было ограничено. И сейчас подняться на Фудзи можно только летом и в самом начале сентября. В связи с этим в древние времена в Японии такие опасные вулканы становились запрещенными объектами, и неподготовленным людям подъем на них мог стоить жизни. По словам Л.Е. Ермаковой, в Средние века высоко в горы отваживались подниматься только отшельники [6, с. 38].
В «Манъёсю» встречается около 11 песен, посвященных данной горе. В большинстве из них Фудзи предстает в виде величественной и непреступной вершины, ослепительно-белой от снега. Ощущение страха и волнующего трепета в душе при виде Фудзи хорошо передано в танка № 321:
- «Так высока вершина Фудзи, // Что с трепетом глядят на эту высоту. // И облака небес // Над нею плыть боятся, // И в страхе стелятся внизу.» (перевод А.Е. Плускиной) [4; 5, т. 1, с. 189].
Особым символизмом поэты наделяли и огонь в жерле вулкана Фудзи. С одной стороны, пламя внутри вулкана вызывало страх, а с другой - с ним сравнивали огонь любви. Например:
¿оор'ЬЬЬ? - «Оттого что с милою моею // Встретиться причины больше нет, // Вечно будет ли огонь любви гореть, // Как горит огонь вершины дальней Фуд-зи, // Что в стране Суруга поднялась?» (песня № 2695, перевод А.Е. Плускиной) [4; 5, т. 2, с. 328].
На протяжении всей истории Японии горы занимали особое место в культуре этой страны. Выступая в качестве локаций, связывающих мир людей и мир
Библиографический список
богов, они не только служили сакральным местом для проведения ритуальной практики, но и нередко сами становились объектами поклонения. Особый статус гор был запечатлен и в японской поэзии.
Древние поэты, императорские особы и аристократы часто воспевали горы в песнях-стихотворениях. Чтобы подчеркнуть ритуальное значение таких мест и придать тексту большую поэтичность, авторы песен могли использовать перед названиями определенных гор специальные эпитеты макура-котоба. Например, словосочетание «сошедшая с небес» (яп. Аморицуку, или хисаката-но) к названию вершины Кагуяма и др.
Также гора в древних песнях могла представать в качестве места погребения, при этом вместо прямых указаний на горную могилу поэты предпочитали более поэтические выражения, такие как «сделать ложем камни скал», «скрыться навеки за дверью каменной в скале», «сделать гору своим чертогом» и др.
Стоит отметить, что в древних песнях чаще всего можно встретить описания осеннего и весеннего горных пейзажей, что в первую очередь связано с культом богини горы Сахо (богиня Сахохимэ/Саохимэ) и богини горы Тацута (богини Тацутахимэ), которые в результате влияния древнекитайского философского учения об инь-ян и пяти элементах стали олицетворять весну и осень.
Отдельно следует сказать о горе Фудзи, являющейся самой узнаваемой горой Японии. Однако, несмотря на всеобщее восхищение, которое всегда вызывал и вызывает до сих пор ее образ, в древних песнях из антологии «Манъёсю» Фудзи могла также описываться и как непреступная вершина. Будучи вулканом, эта гора вызывала опасения у простых людей, а из-за суровых климатических условий восхождение на Фудзи было запрещено большую часть года. Кроме того, в качестве поэтического образа мог выступать и вечногорящий огонь в недрах вулкана Фудзи, которому в стихах нередко уподобляли огонь любви.
1. Главева Д.Г Традиционная японская культура: специфика мировосприятия. Москва: Восточная литература, 2003.
2. Кокинвакасю: (Поэтическая антология «Кокинвакасю»). Available at: https://miko.org/~uraki/kuon/furu/text/waka/kokin/kokin.htm
3. Кокинвакасю - Собрание старых и новых песен Японии. Перевод со старояпонского, предисловие и комментарий А.А. Долина. Санкт-Петербург: Гиперион, 2001.
4. Manyoshu. The electronic version by the Rector and Visitors of the University of Virginia. 1999. Available at: https://web.archive.org/web/20120426105247/http://etext.lib.virginia. edu/japanese/manyoshu/AnoMany.html
5. Манъёсю («Собрание мириад листьев»): в 3-х т. Перевод с японского, вступительная статья и комментарий А.Е. Глускиной. Москва: Наука, 1971—1972; Т. 1—3.
6. Ермакова Л.Е. Культы и верования в раннем периоде японской культуры. Синто — путь японских богов: в 2 т. Очерки по истории синто. Санкт-Петербург: Гиперион, 2002; Т. 1.
7. Саохимэ. Сэйсэмбан нихон кокуго дайдзитэн (Саохимэ. Большой словарь японского языка: избранное): в 3 т. Токио: Издательство: Сё:гакукан, 2005—2006. Available at: https://kotobank.jp/word/%E4%BD%90%E4%BF%9D%E5%A7%AB-508833
8. То:тё: бунка дзитэн. Манъё: кара эдо мадэ (Культурологический словарь, охватывающий исторический период со времен составления антологии «Манъёсю» (VIII в.) до конца эпохи Эдо (1603-1868)). Составители Ямагути Акихо, Судзуки Хидэо. Токио, 2008.
9. Асихики-но. Таносий Манъёсю: (Эпитет асихики-но. Увлекательная Манъёсю: сайт, посвященный исследованию антологии Манъёсю). Available at: https://art-tags.net/ manyo/makura/asihiki.html
10. Япония во Всемирном наследии: гора Фудзи. Available at: https://www.nippon.com/ru/features/h00031/
References
1. Glaveva D.G. Tradicionnaya yaponskaya kul'tura: specifika mirovospriyatiya. Moskva: Vostochnaya literatura, 2003.
2. Kokinvakasyu: (Po'eticheskaya antologiya «Kokinvakasyu»). Available at: https://miko.org/~uraki/kuon/furu/text/waka/kokin/kokin.htm
3. Kokinvakasyu - Sobranie staryh i novyh pesen Yaponii. Perevod so staroyaponskogo, predislovie i kommentarij A.A. Dolina. Sankt-Peterburg: Giperion, 2001.
4. Manyoshu. The electronic version by the Rector and Visitors of the University of Virginia. 1999. Available at: https://web.archive.org/web/20120426105247/http://etext.lib.virginia. edu/japanese/manyoshu/AnoMany.html
5. Man'esyu («Sobranie miriad list'ev»): v 3-h t. Perevod s yaponskogo, vstupitel'naya stat'ya i kommentarij A.E. Gluskinoj. Moskva: Nauka, 1971-1972; T. 1-3.
6. Ermakova L.E. Kul'ty i verovaniya v rannem periode yaponskoj kul'tury. Sinto — put' yaponskih bogov: v 2 t. Ocherkipoistoriisinto. Sankt-Peterburg: Giperion, 2002; T. 1.
7. Saohim'e. S'ejs'emban nihon kokugo dajdzit'en (Saohim'e. Bol'shojslovar'yaponskogo yazyka: izbrannoe): v 3 t. Tokio: Izdatel'stvo: Se:gakukan, 2005-2006. Available at: https:// kotobank.jp/word/%E4%BD%90%E4%BF%9D%E5%A7%AB-508833
8. Tote: bunka dzit'en. Man'e: kara 'edo mad'e (Kul'turologicheskij slovar', ohvatyvayuschij istoricheskij period so vremen sostavleniya antologii «Man'esyu» (VIII v.) do konca 'epohi 'Edo (1603-1868)). Sostaviteli Yamaguti Akiho, Sudzuki Hid'eo. Tokio, 2008.
9. Asihiki-no. Tanosij Man'e:syu: ('Epitet asihiki-no. Uvlekatel'naya Man'esyu: sajt, posvyaschennyj issledovaniyu antologii Man'esyu). Available at: https://art-tags.net/manyo/ makura/asihiki.html
10. Yaponiya vo Vsemirnom nasledii: gora Fudzi. Available at: https://www.nippon.com/ru/features/h00031/
Статья поступила в редакцию 31.03.24
УДК 811.512.141
Gilmullina N.I., student, Ufa University of Science and Technology (Ufa, Russia), E-mail: kaf.vbya@yandex.ru
Abdullina G.R., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Ufa University of Science and Technology (Ufa, Russia), E-mail: abguri@yandex.ru
PROVERBS, SAYINGS AND PHRASEOLOGISTS IN THE PROSE OF GULSIRA GIZZATULLINA (STRUCTURAL-SEMANTIC ANALYSIS). One of the most important tasks of modern linguistics is the study of the language of a work of art, identifying the linguistic and stylistic features of writers' creativity. This is, first of all, a definition of vocabulary, lexical composition and features of their use in the author's works. The study of proverbs, sayings and phraseological units is of great interest for Bashkir linguistics, since they reflect the history, worldview, way of life, moral and family values, and linguistic characteristics of the Bashkir people. The article is dedicated to the study of structural and semantic features of proverbs, sayings and phraseological units used in the works of Gulsira Gizzatullina. The writer uses the previously mentioned lexical means with particular trepidation, which causes great delight in the reader. The practical significance of the research lies in the analysis of the writer's style, lexical means used in the text of the works of a particular author.
Key words: Bashkir linguistics, linguoculturology, proverbs, sayings, phraseological units, work of art, Gulsira Gizzatullina
Н.И. Гильмуллина, студентка, Уфимский университет науки и технологий, г. Уфа, E-mail: kaf.vbya@yandex.ru
Г.Р. Абдуллина, д-р филол. наук, проф., Уфимский университет науки и технологий, г. Уфа, E-mail: abguri@yandex.ru
