CC BY
12
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕРИЯ 7. ФИЛОСОФИЯ. 2023. Т. 47. № 2. С. 106-118 LOMONOSOV PHILOSOPHY JOURNAL. 2023. Vol. 47. No. 2. P. 106-118
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
УДК 141.319.8
doi: 10.55959/MSU0201-7385-7-2023-2-106-118 ОБРАЗ ЧЕЛОВЕКА
В ЭПОХУ НОВОГО ОБРЕТЕНИЯ СЕБЯ Н.Н. Ростова
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, 119991, Ленинские горы, МГУ, учебно-научный корпус «Шуваловский», г. Москва, Россия
Аннотация. В статье представлен обзор ежегодной международной научной конференции «Конструирование человека — IV», посвященной проблемам антропологии и современной культуры. Конференция состоялась на философском факультете МГУ имени М.В. Ломоносова 22 ноября 2022 г. и собрала представителей научного мира из Англии, Франции, Чехии, Белоруссии и различных городов России. Основное внимание на конференции было уделено исследованию философских истоков проблемы идентичности, соотношению личной и национальной идентичностей, анализу антропологических причин кризиса европейской цивилизации и девальвации идеи прогресса, а также поиску альтернативных моделей понимания человека, адекватных современному миру, характеризующемуся сменой цивилизационных парадигм.
Ключевые слова: человек, субъективность, идентичность, прогресс, современное искусство, время, воображение, антропотипы, современная русская философия
SCIENTIFIC LIFE
THE IMAGE OF A HUMAN IN THE ERA OF A NEW SELF-DISCOVERY
N.N. Rostova
Lomonosov Moscow State University, Leninskie Gory, Moscow, Teaching and
Scientific Building "Shuvalovsky", 119991, Russia
Abstract. The article presents an overview of the annual international scientific conference «Human Construction — IV», devoted to the problems of anthropology and modern culture. The conference was held at the Faculty of Philosophy of Lomonosov Moscow State University on November 22, 2022 and brought together the representatives of the scientific world from England, France, the Czech Republic,
© Н.Н. Ростова, 2023
Belarus and various cities of Russia. The main attention at the conference was paid to the study of the philosophical origins of the identity problem, the correlation of personal and national identities, the analysis of the anthropological causes of the crisis of European civilization and the devaluation of the idea of progress, as well as alternative models of human understanding adequate to the modern world characterized by a change of civilizational paradigms.
Keywords: human, subjectivity, identity, progress, modern art, time, imagination, anthropotypes, modern Russian philosophy
Мир застыл в ожидании перемен. Сегодня мы все становимся наблюдателями того, как на смену одному цивилизационному порядку приходит другой цивилизационный порядок. Мы знаем, какая философия закончилась, но не знаем, какая философия определит будущее. От того, какую философию мы сможем предложить, зависит наше место в новом мире. Центральными сегодня становятся вопросы о причине девальвации идеи прогресса и кризиса научного знания о человеке, об онтологических и антропологических основаниях нашего видения мира, о формировании парадигмы новой философии. Именно этим проблемам была посвящена ежегодная международная научная конференция «Конструирование человека — IV» на тему: «Образ человека в эпоху нового обретения самого себя», которая состоялась 22 ноября 2022 г. на философском факультете МГУ имени М.В. Ломоносова при организационной поддержке кафедры философской антропологии, Московской антропологической школы и Междисциплинарной научно-образовательной школы Московского университета «Сохранение мирового культурно-исторического наследия». С докладами выступили ученые из России, Белоруссии, Франции, Чехии и Великобритании.
На конференции было предложено несколько антропологических моделей, представляющих альтернативу западному подходу к пониманию человека. Если амплитуду западноевропейской философии задают гуманизм и постгуманизм, то есть, с одной стороны, понимание человека как центра мира и существа, привилегией которого является разум, а также способность быть мерой всех вещей, а с другой стороны — признание онтологического равенства между человеческим и нечеловеческим, то предложенные модели «северного человека», «византийского человека» и «человека индоевропейского топоса» оказываются за пределами логики борьбы антиантропоцентризма с антропоцентризмом. Так, докт. филос. наук, ведущий научный сотрудник Института философии и права СО РАН (Новосибирск, Россия) Сергей Алевтинович Смирнов в своем докладе «Человек: самоопределение в северном горизонте» отметил, что исторически Россия в течение последних веков ориентирова-
лась на западный образец культуры и западный антропологический тип, оставляя без внимания северный горизонт самоопределения, что привело ее к кризису идентичности. Западная цивилизация основывается на двух началах: представлении о субъекте-индивиде, мыслящем и желающем, и технологиях, которые отвечают потребностям этого индивида. Метафизическая ориентация на Запад и Юг формируют антропологический тип, заданный идеей комфорта, потребления, оседлости. Человек технической цивилизации стремится к теплой среде обитания, мягкому климату, исторически он формируется вокруг Средиземноморья. Идея технического прогресса логично приводит западную цивилизацию к идее постчеловека. Западноевропейский человек уходит добровольно с авансцены истории. Ориентация на Север формирует иной антропологический тип, который задают идеи холода, суровых условий обитания, кочевничества. По мнению С.А. Смирнова, Россия — это северная цивилизация. Не Запад, а Север — ее исток и опора. Наша антропология — это «антропология движения», сказал С.А. Смирнов, ссылаясь на А. Головнева. Кочевничество как способ присутствия делают человека более гибким и адаптивным, а суровость условий — по-соседски отзывчивым. Номадический антропотип стойкий и выносливый. Для него не мир имеет границы, но он сам в себе носит границу, передвигая ее вместе с собой. Граница событийна, она всякий раз переживается ее носителем заново. Западный антропотип определен внешней мобильностью — за счет технических средств и аутсорсинга. Северный антропотип определен органичным сочетанием внутренней и внешней мобильности. Он не чужд технике, однако техника включена в дом, который кочевник перемещает вместе с собой. Как отметил С.А. Смирнов, современный оленевод имеет мобильный телефон и другие гаджеты. Ментальность человека-номада приводит к пониманию им жизни и вместе с тем государства как Пути. Отсутствие стабильной границы, ее гибкость делают человека открытым для Иного Мира. Между этим миром и иным, между своим и чужим исчезает антагоничность и связанные с этими оппозициями идеи захвата, знания как орудия, охраны «своего» — привычного, обжитого, комфортного. Для северной цивилизации характерны динамичность, устойчивость при подвижности, опора на духовную вертикаль, соборность, познание как преображение себя и восхождение к истокам. На вопрос участника конференции, не имеет ли номадичность отношение к современным миграционным процессам, С.А. Смирнов ответил, что между перемещением тела в пространстве, вызванным внешними причинами, и метафизикой кочевника, имеющей внутренний исток, нет никакой связи.
В докладе «Образ человека в византийской мысли в условиях духовно-интеллектуального синтеза» Вадим Иванович Павлов, канд. юрид. наук, докторант научно-педагогического факультета, доцент Академии Министерства внутренних дел Республики Беларусь (Минск, Белоруссия), указал на истоки византийской модели понимания человека и открывающиеся в связи с этим перспективы пересмотра наших социально-правовых норм. Тезисы, которые легли в основу восточно-христианской антропологии и до сих пор определяют византийский антропологический дискурс, были сформулированы в Томосах паламитских соборов 1341-1368 гг. Их три: Бог познаваем по энергиям, а не по сущности; энергийное познание имеет не интеллектуальный, а опытный характер; познание Бога, преображение себя доступны каждому человеку вне зависимости от его интеллектуальной составляющей. Образ человека в исихаст-ской византийской мысли — это человек, приближающийся к состоянию обожения своей жизнью, аскетической практикой, путем преобразования своей человеческой природы. В основе этого образа лежит принцип энергийности как причастности бытию. Такое понимание человека заставляет пересмотреть этику, право и политику. В.И. Павлов отметил, что для современной антропологии, в частности в праве, ключевое значение имеет переосмысление классических, в основе своей картезианских понятий о человеке, его правах и свободах в свете актуализации византийских понятий личности и природы человека. Из византийского интеллектуального наследия мы можем привнести в современную практику, по крайней мере, четыре момента. Во-первых, византийское общество использовало модель светско-церковного синтеза. Во-вторых, византийская практика выработала такой источник права, как номоканон: этот источник права позволял соотнести нравственно-христианское и юридическое понимания разрешаемой ситуации. В-третьих, в византийской практике судьями часто использовался прецедент, что также позволяло ситуативно выбрать модель поведения. И наконец, в-четвертых, византийский законодатель часто использовал прием нравственно-христианской мотивировки правовых норм. Иными словами, при формулировании правовых норм, особенно в сфере ценностей, каждая правовая норма должна была указывать на то, какая конкретно ценность изменяется, усиливается или ослабляется в связи с установлением новых правовых норм и институтов.
Доклад преподавателя и аспиранта кафедры философской антропологии философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (Москва, Россия) Игоря Александровича Давыдова «Русская равнина как сакральный топос индоевропейской духовности» от-
части коррелировал с выступлением С.А. Смирнова. По мнению И.А. Давыдова, русская равнина — это топос индоевропейской цивилизации. Русские, живущие в центральной России, — это индоевропейцы, оставшиеся дома. Индоевропейская антропологическая модель, альтернативная христианству и сциентизму, зиждется на идее «всебожества», согласно которой все есть Бог, и человек есть Бог. Антропологическое видение в таком случае определено отсутствием границ между трансцендентным и имманентным, человеком, миром и Богом, сознанием и событием. Чувство реальности задано не объективациями и актами абстрагирования, а конкретным проживанием себя как органичной части реальности здесь и сейчас. Это бытие по принципу «ты есть то». Отстраняясь от метафизики географии, аспирант кафедры философской антропологии философского факультета МГУ (Москва, Россия) Анна Игоревна Сацукевич в докладе «Абстракционизм как форма сознания современного человека» отметила, что на смену антропологической модели «человека говорящего» сегодня приходит модель человека, формой сознания которого является абстракционизм. Это форма сознания, отражение которой мы видим в современном искусстве, определена свободой от нарратива и образностью. В основе ее лежит клип, то есть требование доопределения образа воображением. Отказ от нарративности делает ее свободной от конститутивной роли причинно-следственных связей и линейной логики времени. Абстракционизм предполагает нелинейное время, в котором возможно сосуществование временных планов.
Причины кризиса европейской цивилизации участники конференции связали с кризисом идентичности. Так, Эллен Мартин-Иогансон, историк и публицист, канд. ист. наук (Лондон, Великобритания), в своем докладе «К вопросу о кризисе идентичности в условиях господства релятивизма. Английская национальная идентичность и проблема "другого"» отметила, что сегодня в Европе мы сталкиваемся с противоречием между традиционным пониманием человеческой идентичности как самотождественности и дискурсами, развивающими идею идентичности как результата непрестанного конструирования. Первый тип идентичности предполагает модель человека-личности, второй — модель принципиально вариативного симбиоза человеческого и нечеловеческого. У человека нет собственной истины, он есть продукт конфигураций мира. На смену идее социального конструирования человека сегодня пришли натуралистические философские концепции, редуцирующие самость к физической деятельности мозга, сознание — к эпифеномену тела, упразднив онтологический разрыв между человеком и животным.
Постмодернистская в основе своей идея непрестанной интерпретации мира и плюралистичности образа человека погружает современное человечество в релятивизм и бессмыслицу. Постмодернизм сегодня находит логичное продолжение в постгуманизме, постулирующем идею гибридной личности и радикального принятия иного в себе. Иными словами, человек перестает пониматься как автономная личность и отныне прочитывается как органичный элемент мира, живущий по общим с ним законам. Иное конститутивно для него, истина человека обнаруживается за пределами человека в нечеловеческом, будь то другие формы жизни или машины. Э. Мартин-Иогансон обратила внимание на то, что сегодня в Европе мы наблюдаем две тенденции. С одной стороны, это глобальная интеграция, а с другой — стремление отдельных стран к сохранению национальной идентичности. Ярким примером последнего является Брекзит. Выхождение из состава Евросоюза продиктовано стремлением англичан сохранить свою национальную и культурную идентичность. Э. Мартин-Иогансон указала на связь национальной и индивидуальной идентичностей, отметив, что опасность утраты первой ведет к разрушению второй. Идею мультикультурной и постнациональной идентичности она оценила как разрушение антропологических границ, онтологическую незащищенность и утрату себя. Идентичность необходима человеку, чтобы сохранить самосознание и не стать «мультикультурным зомби», легко делающимся объектом манипулирования.
Продолжая развивать идею связи национальной и индивидуальной идентичностей, докторант факультета гуманитарных исследований Карлова университета (Прага, Чешская республика) Ирина Николаевна Шульц выступила с докладом «Можно ли остаться русским вне России?» Быть русским — значит думать и жить по-русски, равно как быть немцем — значит думать и жить по-немецки. Народ — это каждодневный референдум, по словам Ренана. Идентичность — не статика, а динамика. Причем динамика может вести как к укреплению, так и к ослаблению идентичности. Прочность идентичности проверяется в кризисной ситуации, например в ситуации эмиграции. Отвечая на вопрос: «Что происходит с его идентичностью, когда русский выпадает из русского социума и культурного поля?», И.А. Шульц отметила, что есть несколько вариантов ответа на него. Во-первых, можно отделить себя от русских в России, но не отказываться от права называться русским. Согласно этой идентичности, Россия — родина, но не мать, а мачеха. Во-вторых, можно «признаться себе в недорусскости». Согласно такому типу идентичности, остается лишь констатировать, что ты вырос в русской
культуре, но не понимаешь свой народ, твоя родина — это русский язык. В-третьих, можно «стать нерусским русским», то есть «занять идентичность у своих предков, как набросить пальто с чужого, хоть и родного плеча. Их пальто — русский язык и их родители. Но их родина — любая другая страна, кроме России». И наконец, можно остаться русским, то есть думать, жить и действовать по-русски, принимая на себя риск остаться непонятым в обществе. Для такого типа идентичности действует императив «родина — Россия-мать». Первые три типа идентичности характеризуются незавершенностью, а последний находится под угрозой деформации. Что же тогда делает русских за границей русскими? По мнению И.А. Шульц, русская идентичность связана с идеалом всечеловека. «Даже в своей незавершенности и несовершенстве русский остается всечеловеком, самым космополитным из всех. Глобализм не сделал всечеловека из чеха или немца. Русскому глобализм соразмерен. С ним или без него русский человек космичен, и даже за границей все измеряет Гагариным. А значит, прорывом. Он и сам есть воплощение прорыва или мессианства. Это второе, что делает русского русским. И даже украинца — русским. "У меня здесь миссия, — говорит парикмахер из Львова, — я же не просто стригу, я чехов образовываю, ничего не знают". Русскому никто миссию не поручает. Он ее себе назначает сам. Выйти за рамки, преодолеть себя и обстоятельства — это по-русски. Испытать себя эмиграцией — чисто русский эксперимент. Можно каждый день вслед за Набоковым по отношению к России повторять: "Отвяжись, я тебя умоляю..." Не отвяжется. Эта трансцендентность России — русское спасение и русский приговор. Однажды родившись в России, ты с ней обвенчан. Для русских за границей — это часто неравный брак», — отметила И.А. Шульц.
Музыкант и философ Амината Аленская (Париж, Франция) раскрыла антропологическую и культурную проблематику современного мира на примере сравнения систем музыкального образования в России и Франции. В своем докладе «Образ современного европейского человека через призму музыкального образования во Франции» она отметила, что культурная и государственная повестки в современной Франции таковы, что формируют человека негармоничного, лишенного пространства внутреннего мира. В целом ценность музыки во Франции относительна, поскольку французская нация визуальная. Музыка для французов находится между рестораном, плаванием и кинотеатром. Обучение музыке и музицирование в большинстве случаев рассматриваются как развлечение, и обучение музыке должно подстраиваться под эту парадигму. Как отметила А. Аленская, некоторые музыкальные школы отказывают
педагогам в приеме на работу, если те при личной презентации не произнесли фразу: «Музыка — это развлекаловка, и я сделаю все возможное, чтобы дать как можно больше удовольствия ученику на моих уроках». Проведя сравнительный анализ русской и французской систем музыкального образования, А. Аленская пришла к следующим выводам. Если в России образовательный вектор направлен вверх, к совершенству, поиску и отбору одаренных детей самого раннего возраста с последующим предоставлением этим детям наилучших условий для всестороннего развития за счет государства, то во Франции образовательная пирамида направлена вниз. Учеников уравнивают по нижней планке. Ориентация на слабейших объясняется реализацией идеи солидарности. На практике, в частности, это выражается в том, что если в России ученик занимается инструментом два раза в неделю по 45 минут, то во Франции вследствие демократизации и снижения оплаты за обучение ученик получает только один урок длительностью 30 минут. Государство вместо того, чтобы увеличить дотации на музыкальное образование, предлагает лотереи при поступлении как наиболее демократичный способ, обеспечивающий идеальное равенство. В музыку приходят «сиюминутные люди», случайные, ситуативным образом мотивированные. А. Аленская привела в качестве примера случай, когда в конце 90-х гг. ХХ в. руководитель центра профессиональной подготовки музыкантов мадам Кольви поехала подавать очередной запрос на государственную субсидию в регион Шампань-Арденны, но ей отказали со словами: «Опять вы со своими Бахами, Моцартами и Бетховенами. Мы больше такую музыку не субсидируем. Сочиняйте, пожалуйста, музыку для стиральных машин и микроволновых печей, и мы дадим вам на это деньги». Русская школа музыкального образования отличается также тем, что все ученики в России поют. Пение играет ключевую роль, поскольку влияет на выразительность игры на инструменте. Чтобы выразительно играть, нужно выразительно петь внутри себя, проживать музыку, «вдувать в нее дух». Иначе возникает вопрос: а переживает ли ученик музыку вообще? Если в России существует три этапа работы над произведением, то во Франции ограничиваются только первым — расшифровкой нот. Здесь не делается акцент на вживание в произведение, выражение в нем своего духовного состояния. Музыкальное искусство, отметила А. Аленская, предполагает цельного человека, гармонию духа, интеллекта и сердца в нем. Однако сейчас в Европе духовный уровень смешали с психическим, интеллект опустили до уровня рассудка, а сердце вычеркнули. Человек описывается отныне на языке тела. Примат тела влияет на приоритеты музыкального образования. Сегодня
в исполнении ценится форма, а не жизнь души. Античеловечный, по своей сути, культ скорости приводит к тому, что в музыке исчезает ритм, вместо него возникает метр, примитивная пульсация. Иногда даже в музыкальной сфере проводятся соревнования: кто сыграет максимальное количество нот в минуту. В целом основной принцип французского воспитания за последние 40 лет — это свобода ребенка и его желаний, запрещающий что-либо требовать от него. Такая образовательная политика наряду с агрессивной популярной культурой, размывающей любые основания, представления о добре и зле, истине и лжи и т.п., а также усиление роли техники в нашей повседневной жизни, приводят к тому, что ученики имеют проблемы с концентрацией внимания, памятью, у них отсутствует необходимый для творчества и любого человека вообще опыт внутренней тишины, они не способны организовать мысль, отличить главное от второстепенного, они не в состоянии управлять собой, их тело более не подчинено уму. Но главное, как сказала А. Аленская, духовно-культурная составляющая: дети не понимают, что они играют. В итоге мы видим две модели человека: «человека-одноходовку», который не имеет глобального видения проблемы и способен лишь действовать в парадигме «да-нет, черное-белое», и «человека-помойку», образ которого возникает вследствие возведения в культ идеи переработки отходных материалов, отдаляющей человека от его роли творца на земле и унижающей тем самым его достоинство. Таким образом, понятие жизни, человека и музыки не несут для России и Франции одинакового смысла. Свою миссию в музыкальном образовании А. Аленская видит в «реставрировании, починке человека».
Обращаясь к философским истокам проблемы идентичности, Федор Иванович Гиренок, докт. филос. наук, профессор, заведующий кафедрой философской антропологии философского факультета МГУ (Москва, Россия), в своем докладе «Человек во времени: почему время течет вспять?» дал определение человека как присутствия себя по отношению к себе, а человеческого мира как того, что учреждается не бытием, а извлечением человека самого себя из своих галлюцинаций. Видеть сны наяву, галлюцинировать — значит приобрести чувство реальности. Речь идет не о психологических феноменах, а о способе, которым человек утверждает свое присутствие в мире. В этом смысле идентичность и ценности есть не что иное, как единая галлюцинация, при которой себя удерживает множество. В чем состоит причина кризиса научного и философского знания о человеке? В том, что эти знания скрывают от нас человека, помещая его в горизонт сущего, в котором существование человека отсылает к существованию вещей, а не к субъективности. Определяющим
антропологическим признаком является не пространство, а время. Все живые существа живут в вечности, у них нет смерти, хотя они и умирают. Но только человек живет во времени, а потому для него есть смерть. Что значит жить во времени? Это значит опосредовать отношение к миру отношением к самому себе, то есть опосредовать его грезой. «Время, — сказал Ф.И. Гиренок, — это свойство сознательной жизни людей. В пространстве можно лишь видеть проявления этой жизни во времени. Как по пирамидам мы до сих пор судим о внутренней жизни египтян». Ребенок — это самоаффектирующая самость, в отличие от взрослого он живет в непрерывно длящемся настоящем, не зная прошлого и будущего. Взрослый — это «говорящее Я». А потому дети не понимают родителей, а родители — детей, между самоаффектирующей самостью и говорящим Я — принципиальный разрыв. Почему время в человеческом мире течет вспять? Потому что «время кружит в круге, ибо его исток человек». Человек стремится к своему истоку, к воображаемому, а потому от диктата языка он ускользает в пространство искусства как реализации сверхъязыковых форм воображения. Духовные практики — это пример обращения времени вспять. Бег по логике прогресса, вся наша цивилизация — это бег от самих себя, от своего сознания, от способности мыслить. По аналогии с тем, как всех живых существ объединяет биоценоз, всех грезящих существ, то есть людей, объединяет галлюценоз. Люди живут в галлюценозе, причастность общему миру дарует им сознание. Оценивая современную ситуацию, Ф.И. Гиренок отметил: «Жить в галлюценозе — значит позволить войти в себя, в свою психику словам, образам, объектам, которые соединяют множество внутренних миров в одно общее целое... Галлюценоз один, а сознания разные. Если из обжитого галлюценоза исчезают привычные слова и образы, как это происходит сегодня, то тогда рушится основа человеческой жизни. Уменьшается сознание монад. Сегодня социум пытается встроить галлюценоз в технический порядок. В нем появляются слова-мемы, слова экрана, образы успеха. Все это означает, что бессознательное появляется только у того, кто уже причастен сознанию».
В своем докладе «Сбой как норма: от "человека-ошибки" А. Ко-жева к философии Glitch» Дарья Павловна Козолупенко, докт. филос. наук, профессор философского факультета МГУ (Москва, Россия), обратилась к исследованию деантропологизирующих тенденций в современной философии и культуре. На примере искусства и философии «глитч» она показала, как антропологический феномен ошибки переводится в план объективаций и наряду с другими человеческими феноменами (речью, эмоцией, сознанием, моралью
и т.п.) экстраполируется на природу, тем самым исключая возможность ставить философский вопрос о человеке. Если ошибка — это сфера человеческого, то, что помещает нас во временной горизонт, то философия «глитч» превращает ошибку в свойство мира и пространственный феномен. Исследуя истоки данной философской тенденции и анализируя в связи с этим концепции Гегеля, Кожева, Гуссерля и Мерло-Понти, Д.П. Козолупенко выделила три варианта концепции человека как источника ошибки. В рамках первой человек понимается как существо ошибающееся, как тот, кто видит не то, что есть на самом деле (Гегель). В рамках второй человек предстает как «существо, удерживающее в себе нечто, что благодаря этому удержанию превращается в ошибку». Иными словами, человек оказывается тем, кто способен помнить и удерживать, по выражению Гуссерля, ускользающе малое теперь. И наконец, следуя концепции Кожева, человека можно определить как длящуюся ошибку. Философия «глитч», на которую оказала влияние также философия Мерло-Понти, утверждает только последний вариант понимания ошибки, делая первые два в философском смысле невозможными. Согласно Мерло-Понти, любое наше восприятие ошибочно, ибо человеку никогда не дано увидеть мир таким, какой он есть на самом деле. Антропологическая проблема воображения и иллюзии редуцируется к проблеме фокусировки восприятия. Следуя Мерло-Понти, философия «глитч» переводит ошибку из сферы субъективного в сферу объективного. Человек «сбоит» не потому, что он обладает исключительным онтологическим статусом, а напротив, потому что он в этом смысле неотличим от мира. Мир сбоит, и человек, как и все в этом мире, ошибается. Следствием такой философии становится возведение ошибки в ранг нормы. На место метафизики структур, бинарных оппозиций, представления об истине и законе приходит философия патологии. Норма и патология становятся неразличимы. К примеру, в биоэтике реализуется дискурс делиберации, когда стратегия лечения оказывается результатом переговоров пациента с профессионалами и непрофессионалами в медицинской сфере. Искусство «глитч» обслуживает идею онтологизации ошибки и предстает методом упразднения человеческой сингулярности. Отвечая теоретикам искусства «глитч», Д.П. Козолупенко указала на невозможность утверждения авангарда в качестве истока этого искусства. Как сказала Д.П. Козолупенко, Малевич пишет «Бог не скинут», а значит, его метафизика предполагает образец и образ человека, тогда как «глитч» строится на идее принципиальной случайности мира.
В своем докладе «Беспочвенность как антропологическая и национальная проблема» Наталья Николаевна Ростова, докт. филос.
наук, профессор философского факультета МГУ (Москва, Россия), раскрыла философский смысл идеи метафизической неприкаянности, провела различие между русской и современной западной философией в понимании этой идеи и указала на слепые пятна нашего сознания, являющиеся причинами культурного кризиса. Почему сегодня возникает проблема идентичности, почему мы не видим образ себя, своей страны и своего будущего? Потому что у нас отсутствует то, чем мы можем себя понять, иначе говоря, у нас отсутствует философия. Известные идеи философии о том, что человек не находится в ряду вещей мира наличного, у него «нет сущности» и он является «ошибкой» или «скандалом бытия», говорят нам лишь о том, что человек свободен, а значит, призван учредить в себе внутренний закон и подчинить себя ему. Причину популярности в современной культуре постгуманизма Н.Н. Ростова видит в том, что он предлагает легкое решение проблемы идентичности. Освобождая человека от бремени положить себя в основание собственной жизни, представители постгуманизма утверждают, что никаких оснований нет, мир принципиально двусмыслен, человек пластичен и не может иметь образа. Как отметила Н.Н. Ростова, дезорганизованная субъективность превращается в легкую добычу для политтехнологов и других манипуляторов. Человек же обрекается на метафизическое исчезновение. В отличие от западной философии, центральной идеей для которой в ХХ-ХХ1 вв. оказывается идея смерти человека, русская философия видит в принципе бесформенности источник нечеловеческого в человеке. Чтобы человеку и целому народу быть, необходима идентичность, а значит, признание в мире различий онтологического характера. В целом русская философия представляет собой масштабную попытку вернуть нас в лоно нашего сознания, преодолеть, по выражению Ф.М. Достоевского, «дурной стыдишка», то есть стыд самих себя, определивший нашу жизнь после реформ Петра I. Солидаризируясь с позицией Э. Мар-тин-Иогансон, Н.Н. Ростова указала на антропологический, а не локальный смысл проблемы национальной идентичности. Ответом на метафизическую неприкаянность может быть только «абсолютный смысл, способный дать скрепы нашему вечно опрокидывающемуся в хаос сознанию. Смысл, организующий наше сознание, в пределе своем всегда абсолютен, а любой относительный смысл, являющийся уделом идеологии, всегда стремится к абсолютности, заигрывая с религией. В абсолютности залог его силы и жизненности». При этом Н.Н. Ростова отметила, что смысл, о котором идет речь, не психологическая или индивидуальная категория, это не то, что принадлежит тебе, но то, чему принадлежит человек. Не смысл у каждого свой, но
смысл один на всех, именно он оказывается залогом понимания и со-бытия. Обратившись к культурным, политическим инициативам современной России (формирование духовно-нравственного кода России, охрана традиционных духовно-нравственных ценностей, молодежная политика и др.), исследовав в связи с этим соответствующие правовые акты и теоретические разработки, Н.Н. Ростова отметила, что проблема идентичности сегодня связана с тем, что, желая обрести и укрепить интеллектуальный и культурный суверенитет, мы по-прежнему оперируем понятиями, не нами созданными. Чужой язык заставляет нас выговаривать готовые смыслы, к которым мы не причастны. К примеру, в качестве традиционной ценности мы выдвигаем гуманизм. Однако гуманизм — это культура Ренессанса, то есть культура человека как творческой личности. Что, как говорил Г.П. Федотов, может быть более чуждого гуманности, чем великолепный и жестокий век Леонардо да Винчи или Борджиа? Нужно, говорил Федотов, различать гуманизм и гуманность, это не одно и то же. Не следует ли, к примеру, сегодня, говоря о ценностях, использовать не понятие «гуманизм», а понятие «филантропия»? Резюмируя, Н.Н. Ростова сказала: «Для того, чтобы создать образ себя, нам нужна философия. На языке чужой философии этого сделать невозможно».
Информация об авторе: Ростова Наталья Николаевна — доктор философских наук, профессор кафедры философской антропологии философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: +7 (495) 939-23-14; nnrostova@yandex.ru
Information about the author: Rostova Natalia Nikolaevna — Dortor of Philosophical Science, Professor, Department of Philosophical Anthropology, Faculty of Philosophy, Lomonosov Moscow State University, tel.: +7 (495) 939-23-14; nnrostova@yandex.ru
Поступила в редакцию 25.01.2023; принята к публикации 27.02.2023
