CC BY
2724. Минеев, И. Дознание в исправительных учреждениях // Российская юстиция. — 2001. — № 8. — С. 60-62.
5. Митин, Н. В. Рассмотрение и разрешение сообщений о преступлениях в учреждениях и органах ФСИН // Законность. — 2013. — № 6. — С. 57-60.
References
1. Girko, S. I. Retrospektivnyj analiz ugolovno-processual'nyh polnomochij organov doz-naniya v ugolovno-ispolnitel'noj sisteme [A retrospective analysis of the criminal procedural powers of the inquiry bodies in the penal system] // Ugolovno-ispolnitel'naya sistema: pravo, ekonomika, upravlenie [Penal System: Law, Economics, Management], 2018, no. 4, p. 12-16.
2. Denisov, Yu. Praktika byla nepravil'noj [Practice was incorrect] // Zakonnost' [Legality], 2009, no. 9, p. 12-13.
3. Kubasov, A. V. Nadzor za doznaniem i inoj processual'noj deyatel'nost'yu v ugolovno-ispolnitel'noj sisteme [Supervision of inquiry and other procedural activities in the penal system] // Zakonnost' [Legality], 2015, no. 7, p. 26-28.
4. Mineev, I. Doznanie v ispravitel'nyh uchrezhdeniyah [Inquiry in correctional institutions] // Rossijskaya yusticiya [Russian Justice], 2001, no. 8, p. 60-62.
5. Mitin, N. V. Rassmotrenie i razreshenie soobshchenij o prestupleniyah v uchrezhdeniyah i organah FSIN [Consideration and resolution of reports of crimes in institutions and bodies of the Federal Penitentiary Service] // Zakonnost' [Legality], 2013, no. 6, p. 57-60.
Сведения об авторе
Александров Андрей Станиславович: ФКОУ ВО Кузбасский институт ФСИН России (г. Новокузнецк, Российская Федерация), доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики, кандидат юридических наук. E-mail: aleksandrov_ac@mail.ru
Information about the author
Aleksandrov Andrey Stanislavovich: Kuzbass Institute of the FPS of Russia (Novokuznetsk, Russia), associate professor of the Chair of Criminal Procedure and Criminalistics, candidate of law. E-mail: aleksandrov_ac@mail.ru
УДК 343.13
А. Б. Диваев
ОБРАЩЕНИЕ К ИСПОЛНЕНИЮ ПРИГОВОРОВ, ОПРЕДЕЛЕНИЙ, ПОСТАНОВЛЕНИЙ — ЗАВЕРШАЮЩАЯ СТАДИЯ ПРОИЗВОДСТВА ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ
Представленная статья посвящена природе такого вида процессуальной деятельности, как обращение приговоров, определений и постановлений по уголовным делам. Традиционно в теории уголовного процесса она рассматривается как элемент стадии исполнения приговора, наряду с деятельностью по рассмотрению вопросов, связанных с его исполнением. Такой подход подвергнут критике. В исследовании приведены аргументы в обоснование того, что содержание стадии исполнения приговора составляет исключительно деятельность по обращению приговора к исполнению, сущность
© Диваев А. Б., 2020 © Divaev A. B., 2020
которой значительно отличается от деятельности по разрешению вопросов, связанных с его исполнением, образующей отдельное дополнительное уголовно-процессуальное производство.
Ключевые слова: исполнение приговора; приговор; обращение приговора к исполнению.
A. B. Divaev
EXECUTION OF SENTENCES, DEFINITIONS AND DECISIONS — THE FINAL STAGE OF CRIMINAL PROCEEDINGS
The article is devoted to the nature of this type of procedural activity as the execution of sentences, definitions and decisions in criminal cases. Traditionally, in the theory of criminal procedure, it is considered as an element of the stage of execution of a sentence, along with the activity of considering issues related to its execution. This approach has been criticized. The study provides arguments in support of the fact that the content of the stage of execution of the sentence is exclusively the activity of applying the sentence to execution, the essence of which is significantly different from the activity of resolving issues related to its execution, which forms a separate additional criminal procedure proceedings.
Keywords: execution of the sentence; sentence; the sentence to execution.
Анализ научных публикаций, содер-
жащих результаты исследования проблем уголовно-процессуального регулирования, показывает, что вопросы установления правовой природы и регламентации деятельности по исполнению приговора вызывают живой интерес в научной среде. Вместе с тем нельзя не отметить некоторой односторонности этого интереса: в большинстве своем данные исследования сводятся к изучению существа и порядка рассмотрения и разрешения вопросов, связанных с исполнением приговора, тогда как важнейший сегмент этой проблематики — обращение приговоров, постановлений, определений к исполнению — не получил достаточного освещения в науке, продолжая оставаться ее своеобразной terra incognita.
Если обратиться к истории вопроса, сразу обращает на себя внимание тот факт, что за весь период развития уголовно-процессуальной науки не было подготовлено ни одной (!) специальной работы, которая была бы посвящена природе, порядку и проблемам регламентации обращения приговора к исполнению (в дальнейшем для краткости будем именовать эту деятельность преимущественно так, хотя закон главу 46 УПК РФ и называет «Обращение к исполнению
приговоров, определении, постановлений»). Конечно, эти аспекты затрагивались в работах, посвященных деятельности по исполнению приговора в целом, в том числе и советскими учеными, однако нельзя не отметить, что происходило это как бы попутно, без глубокого изучения теоретической основы этой деятельности. Так уж сложилось, что деятельность по обращению приговора к исполнению с некоторых пор стала восприниматься в науке как элемент системы уголовно-процессуальной стадии исполнения приговора, включающей в себя, помимо обращения приговора к исполнению, еще и деятельность по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора [8; 12]. И основное внимание исследователей было приковано как раз ко второму элементу этой стадии.
Преимущественно в таком же качестве, как начальный этап стадии исполнения приговора, деятельность по обращению приговора к исполнению рассматривается в уголовно-процессуальной науке и в настоящее время [15, с. 9; 11, с. 218; 3, с. 1199].
Сразу обозначим: по нашему мнению, такое понимание правовой природы деятельности по исполнению приговора абсолютно не соответствует реальной ее
сущности, а поэтому мы убеждены, что теоретическая основа представлений о месте этой деятельности в системе уголовного процесса требует гораздо более глубокого и обстоятельного изучения. Нуждаются коррекции и соответствующие положения уголовно-процессуального закона. Однако, прежде чем приступить к аргументации заявленного тезиса, попытаемся разобраться, каковы причины того, что в теории уголовного процесса сформировалось и стало практически догмой такое «отношение» к деятельности по обращению приговора к исполнению и почему ей уделено столь незначительное внимание в науке.
Как представляется, корни обеих проблем едины и носят, скажем так, технический характер. Дело в том, что еще со времени вступления в силу УПК РСФСР 1960 г. наш законодатель нормы, регламентирующие обращение приговора к исполнению, размещает в общем разделе закона с нормами, направленными на регулирование порядка разрешения вопросов, связанных с его исполнением. При этом как в нынешнем УПК РФ 2001 г., так и в упомянутом законе советского периода данный раздел носит название «Исполнение приговора» и, думается, что именно вследствие этого у большинства исследователей возникла иллюзия единства процессуальной природы этих совершенно разных по сути видов деятельности.
Естественно, структурно однородные разделы этих нормативных актов несколько отличаются друг от друга. Так, в УПК РСФСР 1960 г. нормы, регламентировавшие оба вида деятельности, осуществляемой при исполнении приговора, не были разнесены по отдельным главам Раздела пятого данного закона, как это сделано в нынешнем законе, где для норм, регулирующих обращение приговора к исполнению и норм, определяющих совокупность вопросов, связанных с исполнением приговора, и порядок их разрешения, предусмотрены отдельные главы (глава 46 и глава 47 УПК РФ — соответственно). Однако само по себе это
мало влияет на восприятие закона: для многих факт размещения этих норм в одном разделе закона является бесспорным свидетельством общности обращения приговора к исполнению и деятельности по разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора.
Указанная структурная особенность, на протяжении многих лет характеризующая уголовно-процессуальный закон в части регламентации деятельности по исполнению приговора, видится и основной причиной недостаточного внимания к деятельности по обращению приговора к исполнению со стороны научного сообщества. Большинство исследователей, воспринимая эту деятельность совместно с деятельностью по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора, на фоне очевидной про-блемности этой деятельности, зачастую приходит к ошибочному выводу о простоте деятельности по обращению приговора к исполнению, отсутствию теоретических и нормативных вопросов ее осуществления. Она как бы находится «в тени» этих проблем и не вызывает особого интереса у ученых-процессуалистов.
Между тем, современное состояние уголовно-процессуального закона в части норм, регламентирующих порядок обращения приговора, определений и постановлений суда к исполнению, не дает ни теоретикам, ни законодателю повода для успокоения.
Чтобы убедиться в этом, достаточно лишь проанализировать закон. Так, в настоящее время практически не урегулирован вопрос о порядке обращения к исполнению определений и постановлений по уголовным делам. Учитывая то многообразие вопросов процессуальной деятельности, по итогам разрешения которых суд принимает эти решения, совершенно не понятен порядок их вступления в законную силу, а, следовательно, и порядок обращения их к исполнению. Несмотря на то, что ч. 2 ст. 391 УПК РФ содержит в себе, казалось бы, достаточно четкий критерий, указывающий на то, что определения и постановления, не
подлежащие обжалованию в апелляционном порядке, вступают в законную силу и обращаются к исполнению немедленно, в свете позиции Конституционного суда РФ, допускающей апелляционное обжалование практически любого судебного решения, принимаемого в ходе производства по уголовному делу, эта норма не сильно помогает правоприменителю. Особо эта проблема касается так называемых промежуточных решений, принимаемых судом по уголовным делам.
Не все до конца ясно и с порядком обращения к исполнению приговоров. В частности, известно, что многие вопросы его регламентации по не совсем понятной причине разрешены на подзаконном уровне рядом инструкций, устанавливающих порядок делопроизводства в судах соответствующих звеньев судебной системы (Инструкция по судебному делопроизводству в районном суде от 29.04.2003 № 36, Инструкция по судебному делопроизводству в Верховных судах республик, краевых, областных судах, судах городов федерального значения, судах автономной области и автономных округов от 15.12.2004 № 161 и др.). Если опираться на название этих нормативно-правовых актов, предметом их регламентации должен быть именно порядок делопроизводства, т. е. докумен-тационного обеспечения судебной деятельности, ведения учета и статистики, но ни в коем случае не сама судебная деятельность. Но именно эти вопросы, подлежащие исключительно законодательной регламентации, затрагивают указанные подзаконные нормативные акты, когда регламентируют обращение приговоров или иных судебных решений к исполнению.
В общем, несмотря на внешнее благополучие, проблем в сфере правового регулирования деятельности по обращению приговоров, определений и постановлений судов по уголовным делам хватает, и они еще ждут своего обстоятельного исследования. Однако в настоящей работе, как и указывалось выше, мы не будем затрагивать этих, по сути, при-
кладных проблем, сосредоточившись на определении правовой природы деятельности по обращению приговора к исполнению.
Итак, в современной уголовно-процессуальной теории сформировано практически общепризнанное отношение к исполнению приговора как к уголовно-процессуальной стадии, включающей в себя два следующих друг за другом вида деятельности: обращение приговора к исполнению — начальный этап этой стадии и судебное разрешение вопросов, возникших в ходе исполнения приговора, — последующий ее этап.
Когда же и почему возникло такое понимание правовой природы деятельности по исполнению приговора?
Здесь сразу нужно отметить, что отношение к исполнению приговора в целом как к завершающей уголовно-процессуальной стадии возникло достаточно давно. Упоминание об этом мы находим еще в трудах классиков процессуальной науки дореволюционного периода [16, с. 341-572; 13, с. 646-669; 1, с. 392-404]
Пожалуй, единственным исследователем, который отрицал исполнение приговора как стадию уголовного процесса, в то время был Н. Н. Розин, который прямо писал: «Являясь начальным моментом в стадии осуществления провозглашенного судом карательного права, судебный приговор в то же время представляется конечным моментом в развитии процессуального юридического отношения. В момент вступления приговора в законную силу это отношение ликвидируется, и возможность его возобновления представляется лишь в чрезвычайных и ограниченных случаях. С вступлением приговора в законную силу кончается работа суда, и при обвинительном приговоре начинается работа органов приведения приговора в исполнение» [10, с. 518-519].
Однако мнение Н. Н. Розина вполне справедливо не было разделено уголовно-процессуальной наукой, так как необходимость существования в системе уголовно-процессуальной деятельности
такой ее разновидности, которая была бы связана с реализацией судебных решений, выглядела вполне очевидной для авторов русской школы уголовного процесса. Тот же С. И. Викторский по этому поводу утверждал: «Уголовные приговоры без их надлежащего исполнения — ничто, потому что потерпевшие и общество могут только тогда чувствовать удовлетворение, когда угроза наказания осуществлена, а сам преступник, доказавший совершением преступления, что для него этой угрозы мало, только тогда может почитаться более или менее неопасным для правопорядка в будущем, когда он действительно понесет... наказание» [1, с. 392].
Таким образом, представление о том, что в завершении полного цикла уголовно-процессуальной деятельности должна лежать деятельность по исполнению приговора, можно признать вполне традиционным для нашего уголовного процесса. Не вызывает оно принципиальных возражений и с нашей стороны.
Однако в чем же тогда расходились исследователи этой деятельности? А расходились они в вопросе ее содержания. Причем возникли эти противоречия не сразу. Можно вполне определенно утверждать, что и уголовно-процессуальная наука дореволюционного периода, и советская уголовно-процессуальная наука на протяжении долгого времени, вплоть до вступления в действие УПК РСФСР 1960 г., содержанием стадии исполнения приговора рассматривала исключительно судебную деятельность по реализации приговора, т. е. то, что сегодня принято называть обращением приговора к исполнению. Без этой деятельности уголовный процесс не мыслился.
Чтобы не быть голословным, приведем высказывание, сделанное по этому поводу М. С. Строговичем на страницах учебника, вышедшего в свет в 1958 г., т. е. одного из последних учебников уголовного процесса, в основе которого лежали положения УПК РСФСР 1923 г.: «Исполнение приговора — последняя
стадия уголовного процесса, в которой происходит реализация вступившего в законную силу приговора, т. е. проводятся в жизнь его постановления. Исполнение приговора завершает процесс по конкретному делу. Так, если подсудимый приговорен к лишению свободы на определенный срок, исполнение приговора как последняя стадия процесса состоит в том, что распоряжением суда осужденный передается соответствующему исправительно-трудовому органу» [14, с. 520].
Значительные «подвижки» в этом произошли как раз вместе с принятием УПК РСФСР 1960 г., который был не просто новым — он был концептуально новым нормативно-правовым актом для того периода. Именно вместе с его принятием произошел тот поворот в понимании содержания стадии исполнения приговора, когда в него помимо собственно деятельности по исполнению приговора, т. е. обращению приговора к исполнению, стали включать и судебную деятельность по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора. Основная причина этого — содержание вновь принятого закона. В отличие от предыдущего УПК РСФСР 1923 г., который в положениях главы XXXII «Исполнение приговора» содержал преимущественно нормы, регламентирующие порядок обращения приговора к исполнению, новый уголовно-процессуальный закон насытил положения главы 29, носящей то же название — «Исполнение приговора», нормами, регламентирующими порядок предоставления отсрочки исполнения приговора, изменения условий содержания лиц, осужденных к лишению свободы, во время отбывания наказания, зачета времени пребывания в лечебном учреждении в срок отбытия наказания, исполнения приговора при наличии других неисполненных приговоров. В более поздних редакциях УПК РСФСР 1960 г. к этим нормам добавились положения, регламентирующие порядок освобождения от наказания и смягчения наказания вследствие
издания уголовного закона, имеющего обратную силу, освобождения от наказания в связи с болезнью, освобождения от отбывания наказания по инвалидности условно осужденного к лишению свободы, условно освобожденного из мест лишения свободы и осужденного к исправительным работам, освобождения от наказания осужденного, в отношении которого исполнение приговора отсрочено, или отмены отсрочки отбывания наказания, условно-досрочного освобождения от отбывания наказания и замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания, замены исправительных работ, штрафа, обязательных работ и ограничения свободы другими мерами наказания.
При этом, как представляется, трансформация взглядов на содержание стадии исполнения приговора первоначально произошла скорее по инерции, без достаточного теоретического обоснования опорного тезиса о единстве природы деятельности по обращению приговора к исполнению и деятельности по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора. По крайней мере, такой вывод можно сделать, проанализировав первые работы, посвященные «новому» видению содержания стадии исполнения приговора.
Первую попытку «примирить» два вида деятельности в рамках стадии исполнения приговора предпринял в конце 1970-х гг. М. К. Свиридов, который сущность стадии исполнения приговора видел в «совокупности уголовно-процессуальных действий, призванных обеспечить воздействие уголовного процесса на сферу реализации содержащихся в приговоре предписаний путем исполнения некоторых приговоров судами, обращению остальных приговоров к исполнению, а также внесения корректив в решение приговора о наказании в связи с появлением обстоятельств, свидетельствующих о невозможности или нецелесообразности дальнейшего исполнения этого решения в прежнем виде» [12, с. 109].
При этом предмет данной стадии виделся исследователем в качестве сложной конструкции. Вслед за И. Д. Перловым автор считал, что особенностью данной стадии является отсутствие у нее единого предмета, его неоднородность, что, по сути, означает отсутствие единых задач, стоящих перед стадией. И в этом с автором вполне можно согласиться. Действительно, если проанализировать, для чего осуществляется деятельность по обращению приговора к исполнению и деятельность по разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора, вряд ли получится обнаружить у них единый предмет. Однако это ли не индикатор того, что, говоря об этих видах деятельности, мы ведем речь о деятельностях, обладающих различной правовой природой, которые принципиально не могут быть объединены «под крышей» общей стадии исполнения приговора? По мнению авторов и сторонников такой точки зрения — нет. Неоднородность, многозадачность — это, как считают они, всего лишь «особенность стадии исполнения приговора».
Что интересно, далее М. К. Свиридов сам признает разнородность деятельности, составляющей, по его мнению, содержание стадии исполнения приговора. Так, он совершенно справедливо отмечает, что «отмеченным сложность предмета стадии исполнения приговора не исчерпывается, она проявляется и в следующем: элементы, составляющие его содержание, разнородны по характеру (курсив мой — А. Д.), что предопределяет различный характер осуществляемой в этой стадии уголовно-процессуальной деятельности» [14, с. 110]. Однако в итоге, несмотря на всю разнонаправленность элементов стадии исполнения приговора, делается вывод: все они составляют содержание единой стадии.
Сталкивались с многочисленными неразрешимыми противоречиями в трактовке содержания стадии исполнения приговора как совокупности деятельности по обращению приговора к исполнению и деятельности по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с его
исполнением, авторы и более поздних работ по этой тематике.
Так, анализируя процессуальные границы этой «стадии», Л. В. Головко отмечает в качестве очередной ее «особенности» некий «пунктирный» характер» этой стадии, которая «периодически» возникает, «причем факультативно, своеобразными процессуальными "очагами", в ходе или даже по завершении исполнения наказания», в силу чего у нее «нет и не может быть четко выраженного начала и окончания» [3, с. 1203-1204]. Но как такое может быть? Если речь идет о таком явлении, как уголовно-процессуальная стадия, необходимо говорить не только о наличии у нее четких, формализованных границ, выражаемых конкретными уголовно-процессуальными решениями или, по крайней мере, документами, но и, что более важно, о конкретных установленных уголовно-процессуальным законом сроках течения стадии. Стадия же, у которой нет ни начала, ни конца, ни сроков, ни процессуальных «входных» и итоговых актов, выглядит как минимум странно.
Наконец, есть еще одно, однако самое сложно разрешимое противоречие, которое никак не позволяет деятельность по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора, включить в содержание стадии исполнения приговора. Дело в том, что порядок рассмотрения и разрешения этих вопросов полистадиен, т. е. состоит из ряда сменяющих друг друга самостоятельных стадий, среди которых явно выделяются стадии производства в суде первой инстанции, апелляционного и кассационного пересмотра судебных решений, вынесенных по итогам разрешения этих вопросов. А полистадийность — это признак самостоятельного уголовно-процессуального производства, но никак не стадии.
На данную особенность деятельности по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора, в теории уголовного процесса неоднократно обращалось внимание [2, с. 18-20;
5, с. 62-63; 17, с. 12-15]. Однако наиболее полно теория производства по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора, разработана В. В. Николюком, который является, наверное, наиболее последовательным сторонником такого видения правовой природы этой деятельности. В частности, в одной из своих работ он пишет: «Уголовно-процессуальная деятельность по рассмотрению и разрешению дел, связанных с исполнением мер уголовной ответственности, представляет собой особое производство в советском уголовном процессе, которое с учетом его специфики и целей следует именовать уголовно-исполнительным судопроизводством. Имея собственные и отличные от уголовно-процессуальной деятельности по уголовным делам предмет доказывания, цели, а также соответствующую им процессуальную форму, уголовно-исполнительное судопроизводство не может считаться стадией уголовного процесса». [7, с. 8]
В настоящее время тезис о том, что данный вид деятельности, связанной с исполнением приговора, необходимо рассматривать как самостоятельное особое уголовно-процессуальное производство, отстаивает в своих работах Л. А. Пупышева [9, с. 148-161].
Таким образом, формулируя промежуточный вывод, относительно содержания стадии исполнения приговора в уголовном процессе, необходимо указать на то, что сама суть этой стадии не позволяет в ее структуру включить деятельность по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора. В то же время, учитывая ее процессуальный характер, данная деятельность, по нашему мнению, формирует самостоятельное дополнительное производство по разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора, а, следовательно, в целях оптимизации структуры УПК РФ нормы, регламентирующие эту деятельность, должны быть исключены из раздела XIV УПК РФ. На их базе вполне может быть сформирована отдельная глава
в разделе, помещенном в часть четвертую УПК РФ «Особый порядок уголовного судопроизводства».
Что же следует из изложенного? Только один, единственно верный логический вывод: содержание заключительной стадии производства по уголовному делу — стадии исполнения приговора — составляет исключительно деятельность по обращению приговора или иного итогового решения по делу к исполнению, и ничего более. Именно эта деятельность подытоживает процессуальную деятельность, осуществляемую по делу, логически завершает цикл производства по нему, в результате чего, после вступления приговора в законную силу, происходит его обращение к исполнению. Вся процессуальная деятельность, которая связана с исполнением приговора (а, скорее, не с исполнением приговора, а исполнением наказания), осуществляемая после этого, хотя бы и носит процессуальный характер, но к завершающей стадии производства по уголовному делу никакого отношения не имеет.
Для окончательного прояснения нашей позиции по рассматриваемому вопросу, как представляется, данный вывод нуждается в некоторых пояснениях.
Первое, на что хотелось бы обратить внимание, так это на используемую терминологию. В уголовно-процессуальной науке широкое распространение получил не совсем правильный термин «стадия уголовного процесса». Недостаток данного понятия заключается в том, что он не точно отражает суть обозначаемого им явления. Дело в том, что «уголовный процесс» — это в первую очередь система отношений, регламентированных уголовно-процессуальными нормами, некое социально-правовое явление, которое не может иметь стадий. Стадиями обладает не уголовный процесс, а производство конкретному уголовному делу. Более того, само выделение этих стадий имеет хоть какой-то смысл только применительно к производству по уголовному или иному судебному делу, так как их последовательность является, по сути,
отражением уголовно-процессуальной формы, демонстрирует то, как и в каком направлении развивается производство. Соответственно сказанному, вместо категории «стадия уголовного процесса» методологически более правильно использовать термин «стадия производства по уголовному делу». А раз так, то там, где нет производства по уголовному делу, не может быть какой-либо его стадии.
При этом мы вовсе не отрицаем стадийности особых и дополнительных производств, осуществляемых в рамках уголовно-процессуальных отношений, а поэтому термин «стадия» вполне может быть применен в смысле «стадии того или иного производства» (например, стадия производства в суде первой инстанции по рассмотрению вопросов, связанных с исполнением приговора).
Второе. Понимание обращения приговора к исполнению как заключительной стадии производства по уголовному делу — не просто голословное заявление. Оно имеет достаточно прочную теоретическую основу, которая заключается в следующем. Процесс производства по уголовному делу по своей сути — это правоприменительная деятельность, направленная на реализацию нормы уголовного права, посредством которой легализуется право государства на привлечение виновного к уголовной ответственности. Раз так, то процесс производства по уголовному делу должен полностью, в том числе и структурно, соответствовать тем критериям, которые предъявляются теоретико-правовой
наукой к правоприменительной деятельности.
Относительно структуры правоприменения в теории права не сложилось единого подхода. Наука здесь более-менее единодушна относительно только трех этапов этой деятельности, составляющих ядро правоприменения: установление фактических обстоятельств дела, установление юридической основы дела и решение дела [4, с. 39]. По поводу же других возможных составляющих правоприменительной деятельности в науке
нет единства. Однако одной из рациональных точек зрения является мнение, согласно которому завершающим этапом правоприменения должен рассматриваться этап исполнения предписания, изложенного в правоприменительном решении. Его сторонником являлся, в частности, еще П. Е. Недбайло, который писал: «Применение правовых норм есть процесс, охватывающий как стадию издания актов, вызывающих правоотношения, так и стадию фактических, физических, материально-технических действий субъектов отношений, в результате которых (действий) создается положение вещей, соответствующее предписаниям норм. Иными словами, применение правовых норм есть в то же время и их исполнение в конкретных правоотношениях лицами, их применяющими» [6, с. 164].
Если перенести такое видение этапов правоприменительной деятельности на структуру производства по уголовному делу, стадия обращения приговора к исполнению как раз занимает место такого рода деятельности, когда судья или суд, постановивший приговор по уголовному делу, как лицо или орган, применяющие норму уголовного права, дает распоряжение об исполнении приговора органу, уполномоченному исполнить уголовное наказание., подытоживая тем самым данное производство.
И, наконец, последнее — третье. Как представляется, в настоящее время система норм уголовно-процессуального закона, предусматривающих порядок обращения приговора, определения или постановления суда по уголовному делу к исполнению, явно далека от своего оптимального состояния. Не обращаясь к
частным проблемам — это не те вопросы, которые хотелось бы обсуждать здесь, в данной работе, укажем на главную, системную проблему, которая заключается в следующем. Выше мы уже упоминали, что в ходе производства по уголовному делу судьей или судом могут быть вынесены постановления и определения по самым разнообразным вопросам. Эти вопросы могут иметь для этого производства как итоговый, если этим судебным постановлением или определением производство по делу прекращается, так и промежуточный характер. И совершенно очевидно, что применительно к стадии исполнения приговора речь необходимо вести исключительно об итоговых постановлениях и определениях суда по уголовному делу, так судебные решения промежуточного характера не могут обращаться к исполнению в порядке, определяемом законом для итоговых судебных решений.
Отсюда рациональными видятся следующие изменения закона. Во-первых, главу 46 УПК РФ следовало бы назвать «Обращение к исполнению приговоров, определений и постановлений суда о прекращении уголовного дела (уголовного преследования)», предусмотрев единообразный порядок их обращения к исполнению. И, во-вторых, нормы, предусматривающие порядок обращения к исполнению иных постановлений или определений, целесообразно сформулировать в виде отдельной статьи главы 35 УПК РФ «Общие условия судебного разбирательства», прямо оговорив в их содержании критерии и срок апелляционного обжалования этих определений или постановлений.
Литература
1. Викторский, С. И. Русский уголовный процесс. — М.: Типография Императорского Московского университета, 1912. — 579 с.
2. Добровольская, Т. Н. Деятельность суда, связанная с исполнением приговора. — М., 1979. — 140 с.
3. Курс уголовного процесса / под ред. д-ра юрид. наук, проф. Л. В. Головко. — 2 -е изд., испр. — М.: Статут, 2007. — 1280 с.
4. Лазарев, В. В. Применение советского права. — Казань: Издательство Казанского университета, 1972. — 200 с.
5. Ларин, А. М. Уголовный процесс: структура права и структура законодательства.
— М.: Наука, 1985. — 240 с.
6. Недбайло, П. Е. Применение советских правовых норм. — М.: Госюриздат, 1960.
— 512 с.
7. Николюк, В. В. Уголовно-исполнительное судопроизводство в СССР : автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. — М., 1990. — 31 с.
8. Перлов, И. Д. Исполнение приговора в советском уголовном процессе : учебное пособие. — М.: Юридическая литература, 1963. — 227 c.
9. Пупышева, Л. А. Судебное производство по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора, в свете правовых позиций Конституционного суда РФ и Верховного суда РФ // Вестник Восточно-Сибирского института МВД России. — 2017. — № 2 (81). — С. 148-161.
10. Розин, Н. Н. Уголовное судопроизводство. — СПб: Издание юридического книжного склада «Право», 1914. — 546 с.
11. Рябцева, Е. В. Исполнение приговора в уголовном процессе России. — Ростов-н/Д.: Феникс, 2007. — 218 с.
12. Свиридов, М. К. Сущность и предмет стадии исполнения приговора — Томск: Изд-во Томского университета, 1978. — 221 c.
13. Случевский, В. Учебник русского уголовного процесса. — СПб.: Типография Ста-сюлевича, 1913. — 684 с.
14. Строгович, М. С. Курс советского уголовного процесса. — М.: Издательство АН СССР, 1958. — 704 с.
15. Тулянский, Д. В. Стадия исполнения приговора в уголовном судопроизводстве. — М.: Юрлитинформ, 2006. — 192 с.
16. Фойницкий, И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. — СПб.: Сенатская типография, 1910. — 572 с.
17. Якимович, Ю. К. Структура советского уголовного процесса: система стадий и производств. Основные и дополнительные производства. — Томск: Издательство Томского университета, 1991. — 138 с.
References
1. Viktorskiy, S. I. Russkij ugolovnyj process [Russian Criminal Trial]. Moscow, Printing House of the Imperial Moscow University, 1912. — 579 p.
2. Dobrovol'skaya, T. N. Deyatel'nost' suda, svyazannaya s ispolneniem prigovora [Activities of the court related to the execution of the sentence]. Moscow, 1979. 140 p.
3. Kurs ugolovnogo processa [Course of criminal proceedings ] /ed. dr. of law, prof. L. V. Golko. 2nd ed. Moscow, Statute, 2007. 1280 p.
4. Lazarev, V. V. Primenenie sovetskogo prava [Application of Soviet Law]. Kazan, Publishing House of Kazan University, 1972. 200 p.
5. Larin, A. M. Ugolovnyj process: struktura prava i struktura zakonodatel'stva [Criminal procedure: structure of law and structure of legislation]. Moscow, Science, 1985. 240 p.
6. Nedbailo, P. E. Application of Soviet legal norms. Moscow, Gosyurizdat, 1960. 512 p.
7. Nikolyuk, V. V. Ugolovno-ispolnitel'noe sudoproizvodstvo v SSSR [Criminal enforcement proceedings in the USSR] : abstract of the dr. of law thesis. Moscow, 1990. 31 p.
8. Perlov, I. D. Ispolnenie prigovora v sovetskom ugolovnom processe [Execution of sentence in Soviet criminal trial]. Moscow, Lal Literature, 1963. 227 p.
9. Pupysheva, L. A. Sudebnoe proizvodstvo po rassmotreniyu i razresheniyu voprosov, svyazannyh s ispolneniem prigovora, v svete pravovyh pozicij Konstitucionnogo suda RF i Verhovnogo suda RF [Judicial proceedings to consider and resolve issues related to the execution of the sentence in the light of the legal positions of the Constitutional Court of the Russian Federation and the Supreme Court of the Russian Federation] // Vestnik
Vostochno-Sibirskogo instituta MVD Rossii [Journal of the East Siberian Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation], 2017, no. 2 (81), p. 148-161.
10. Rosin, N. N. Ugolovnoe sudoproizvodstvo [Criminal Procedure]. St. Petersburg, Publication of the Legal Book-th Warehouse "Law", 1914. 546 p.
11. Ryabtseva, E. V. Ispolnenie prigovora v ugolovnom processe Rossii [Execution of sentence in criminal proceedings of Russia]. Rostov-on-Don, Phoenix, 2007. 218 p.
12. Sviridov, M. K. Sushchnost' i predmet stadii ispolneniya prigovora [Essence and subject of the execution stage]. Tomsk, Tomsk University, 1978. 221 p.
13. Sluchevsky, V. Uchebnik russkogo ugolovnogo processa [Textbook of the Russian Criminal Trial]. St. Petersburg, Printing House of Stasyulevich, 1913. 684 p.
14. Strogovich, M. S. Kurs sovetskogo ugolovnogo processa [Course of the Soviet Criminal Process]. Moscow, Publishing House of the Academy of Sciences of the USSR, 1958. 704 p.
15. Tulyanskiy, D. V. Stadiya ispolneniya prigovora v ugolovnom sudoproizvodstve [Stage of execution of sentence in criminal proceedings]. Moscow, Jurlitinform, 2006. 192 p.
16. Foynitskiy, I. Ya. Kurs ugolovnogo sudoproizvodstva [Course of criminal proceedings] Vol. 2 St. Petersburg, Senate Typegraph, 1910. 572 p.
17. Yakimovich, Yu. K. Struktura sovetskogo ugolovnogo processa: sistema stadij i pro-izvodstv. Osnovnye i dopolnitel'nye proizvodstva [Structure of the Soviet criminal process: system of stages and processes. Main and additional productions]. Tomsk, Publishing House of the Tomsk University, 1991. 138 p.
Сведения об авторе
Диваев Александр Борисович: ФКОУ ВО Кузбасский институт ФСИН России (г. Новокузнецк, Российская Федерация), декан юридического факультета, кандидат юридических наук, доцент. E-mail: divalex09@mail.ru
Information about the author
Divaev Alexander Borisovich: Kuzbass Institute of the FPS of Russia (Novokuznetsk, Russia), dean of the Law Faculty, candidate of law, associate professor. E-mail: divalex09@mail.ru
