CC BY
114
"инертную массу" и твердая вера в право первой использовать вторую как материал для исторического творчества; наконец, прямое отвращение к представителям "Большого Народа", их психологическому складу» [5].
Как видим, века проходят, а «малый народ» -«ненаши» - остаются прежними в своей гордыне и своем грехе.
Борьбой «малого народа» (элиты) и большого народа пронизана вся история России последних трех столетий. В середине этого времени -стихотворение «К ненашим» Николая Михайловича Языкова.
Один из пиков этой борьбы мы созерцаем в наше время, только теперь этот «малый народ» называет себя креативным классом.
Примечания
1. В. И. Ленин о литературе и искусстве. 2-е изд., доп. М.: Худож. лит., 1960. С. 246-247.
2. Гоголь Н. В. Собр. соч.: в 9 т. / сост. и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова. М.: Рус. кн., 1994. Т. 9. С. 303.
3. Языков Н. М. Стихотворения и поэмы / вступ. ст. К. К. Бухмейер; сост., подгот. текста и примеч. К. К. Бух-мейер, Б. М. Голочинской. 3-е изд. Л.: Сов. писатель, 1988. С. 350-351.
4. См.: Башилов Б. История русского масонства. М.: Православное изд-во «Энциклопедия русской цивилизации», 2003. С. 231-250. (Гл. 27. Враг масонов № 1. - Масонско-интеллигентские мифы о Николае I. - Ложь и клевета масонских писателей).
5. Шафаревич И. Р. Есть ли у России будущее? М.: Сов. писатель, 1991. С. 429.
УДК 812
Д. Н. Черниговский
ОБ ОПЫТЕ ИЗУЧЕНИЯ ЛИЧНОСТИ
A. С. ПУШКИНА В ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКЕ
ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
В статье рассматриваются работы дореволюционных специалистов в области психологии и этнопсихологии, посвященные изучению личности А. С. Пушкина.
The works of pre-revolutionary psychologists and ethnopsychologists, devoted to studying A. S. Pushkin's personality, are considered in the article.
Ключевые слова: А. С. Пушкин, психология личности, патография, Ч. Ломброзо, Д. Н. Онучин,
B. Ф. Чиж, И. А. Сикорский.
Keywords: A. S. Pushkin, personality psychology, patography, C. Lombroso, D. N. Onuchin, V. F. Chizh, I. A. Sikorsky.
Проблема своеобразия личности Пушкина, изначально интересовавшая исключительно биографов поэта - литературоведов, уже в дореволюционный период стала предметом специальных психологических исследований. И это закономерно, ибо, как указывал Г. О. Винокур, «при правильном понимании задач конкретной психологии последняя может смотреть на биографию как на свою проблему ровно в той мере, в какой вообще конкретно психологические исследования необходимы в области наук о духе» [1]. При этом, однако, ученый уточнил, что биография как таковая интересна психологии лишь в виде «источника, в котором она надеется найти для себя матерьял» [2]. Из сказанного следует, что биография писателя одновременно является объектом изучения литературоведения и психологии, той областью, где эти науки сотрудничают, вза-имодополняя друг друга. Для психологии литературоведение - это источник сведений о жизни и деятельности писателя, а для литературоведения психология является одним из инструментов постижения личности художника и специфики его творческого процесса. Однако необходимость усилий психологов для изучения писательской биографии была сравнительно поздно осознана. В результате литературоведы в течение долгого времени по-дилетантски пытались постичь своеобразие личности писателя, абсолютно игнорируя специальные методы психологической науки. Так, например, в биографических работах наиболее видных пушкинистов XIX в. П. В. Анненкова, П. И. Бартенева, Л. Н. Майкова, В. Я. Сто-юнина содержится немало наблюдений над осо-
© Черниговский Д. Н., 2012
бенностями психологии личности и творчества поэта. Однако эти наблюдения носят отрывочный и бессистемный характер, поскольку названные исследователи, не обладая необходимой специальной подготовкой, и не ставили перед собой цель сколько-нибудь серьезно изучить биографию Пушкина в психологическом аспекте.
Несколько более серьезно, чем другие названные нами исследователи, к данному вопросу отнесся Анненков. Он первым в пушкиноведении попытался объяснить своеобразие личности поэта особенностями его генеалогии, заявив следующее: «Не надо быть рьяным поклонником учения о неотразимом действии физиологических и нравственных свойств родоначальников семейств на все их потомство, чтобы верить в возможность фамильной передачи некоторых крупных психических особенностей со стороны отца и матери своей ближайшей отрасли. Некоторое изучение характера и натуры Пушкина неизбежно приводит к заключению, что в основе их лежат унаследованные черты и отличия двух родов - Ганнибаловых и Пушкиных, только значительно переработанные и облагороженные их знаменитым потомком» [3]. Впрочем, проведенный Анненковым экскурс в пушкинскую генеалогию носит весьма поверхностный характер, как в плане объема рассмотренного материала, так и в плане сделанных в результате его анализа умозаключений.
Важно отметить также, что Анненков подошел к изучению психологии Пушкина концептуально: доказывая факт противоречия между реальной жизнью поэта и его творчеством, он в качестве причины, порождавшей это противоречие, называл своеобразие пушкинской психики. Указывая на болезненный характер ее в кишиневский период, исследователь не слишком доказательно, правда, писал о наличии у Пушкина «симптомов какой-то душевной болезни» [4]. Это не получившее развития в книге исследователя положение, тем не менее, дало впоследствии психиатрам обильную пищу для размышлений. В целом же надо признать, что изучение Анненковым психологии личности Пушкина было фрагментарным и непрофессиональным.
Профессиональные психологи обратились к изучению своеобразия личности Пушкина только в самом конце XIX столетия, движимые желанием объяснить «некоторые черты из жизни» великого поэта, «непонятные биографам-неспециалистам» [5]. До 1917 г. таких работ было написано всего лишь три и все они были приурочены к знаменательным пушкинским датам - к 100-летию со дня рождения поэта и к 75-летию со дня его смерти. Мы имеем в виду серию публикаций профессора Д. Н. Анучина, составивших книгу «А. С. Пушкин. Антропологический эскиз» (1899), статью профес-
сора В. Ф. Чижа «Пушкин как идеал душевного здоровья» (1899) и брошюру профессора И. А. Си-корского «Антропологическая и психологическая генеалогия Пушкина» (1912).
Приступая к рассмотрению вышеназванной книги Д. Н. Анучина, нужно оговорить следующее обстоятельство. Будучи крупным географом и этнографом, этот ученый не являлся специалистом в области психологии, однако мы полагаем законным включение его «антропологического эскиза» в число психологических исследований о Пушкине. Дело в том, что в его труде, посвященном главным образом биографии А. П. Ганнибала, была поставлена актуальная для изучения психологии пушкинской личности проблема влияния на великого поэта крови его предков-иностранцев. При этом основное внимание исследователя уделено абиссинской ветви на родословном древе Пушкина. Конечно, Анучин был не первым, кто связал своеобразие внешности и темперамента поэта с наследием его предков с африканского континента. Например, мы приводили уже мнение П. В. Анненкова на этот счет. Однако заслуга Анучина состояла в попытке научно обосновать влияние на психический и физический облик Пушкина «арапской» крови. Установив тот факт, что по национальности пушкинский пращур А. П. Ганнибал был абиссинцем, ученый выявил в физическом облике Пушкина ряд признаков, говорящих о его опосредованном эфиопском происхождении. Рассуждения Анучина выглядят вполне доказательно, поскольку, пытаясь составить представление о внешности Пушкина, он учел свидетельства современников великого поэта на этот счет и впервые детально изучил прижизненную пушкинскую иконографию. Необходимо отметить, что пушкинский «антропологический эскиз» Анучина представляет собой первую часть задуманного ученым большого исследования о великом поэте. Продолжением этой работы должен был стать «очерк... психической личности» [6] Пушкина, который, к сожалению, так и не был написан. Однако можно предположить, что пространное описание нравов и национальной психики эфиопов было сделано Анучиным не случайно: по-видимому, он полагал, что в Пушкине в облагороженном виде проявились не только некоторые черты внешности абиссинского рода Ганнибалов, но и некоторые особенности их национального психического склада [7]. Отмеченное обстоятельство, как и все сказанное здесь о книге Анучина, позволяет считать ее капитальным введением в изучение своеобразия пушкинской личности.
Авторы двух других указанных выше исследований - В. Ф. Чиж и И. В. Сикорский - были уже собственно специалисты в области психологии, поскольку являлись профессорами психиат-
рии: первый - Дерптского, а второй - Киевского университета. Интерес этих ученых к личности Пушкина был вызван широким распространением в конце XIX - начале XX в. так называемых патографий.
«Патография - жизнеописание, сделанное с определенной точки зрения - реальных или предполагаемых болезней ее героя. Это - биография, представленная в определенном ключе - как медицинская история болезни» [8]. Особенностью патографического исследования является то, что объектом его по этическим соображениям может быть только покойный гений. С этим связана и другая особенность патографии: она вынуждена опираться исключительно на биографические источники, и поэтому ее результаты имеют оттенок предположительности, если не существует медицинских свидетельств о психическом здоровье изучаемого лица. Теоретической и методологической основой для патографических исследований служили труды Ч. Ломброзо, главным образом его знаменитая книга «Гениальность и помешательство» (1864).
Как известно, Ломброзо первым обоснованно связал высшее проявление человеческой одаренности с сумасшествием. Однако выдающийся итальянский психиатр не утверждал при этом, что все гении без исключения - психопаты. Он заявлял лишь, что «в бурной и тревожной жизни гениальных людей бывают моменты, когда эти люди представляют большое сходство с помешанными, и в психической деятельности тех и других есть немало общих черт» [9]. На основе принятия или отторжения автором патографии данного фундаментального положения Ломброзо, этот жанр психиатрической литературы можно разделить на две разновидности: первая из них пытается объяснить феномен гениальности либо явным сумасшествием великого человека, либо наличием в его психике незначительной патологии, проявляющейся периодически; вторая, напротив, стремится доказать, что гениальность может быть абсолютно не связана с помешательством.
В. Ф. Чиж был одним из первых русских психиатров, обратившихся к жанру патографии. Ему принадлежит несколько интересных исследований в данной области, самым известным из которых является классическая патография «Болезнь Гоголя» (1904). Однако профессор Чиж не был фанатичным последователем теории Ломб-розо, так как полагал, что она не имеет универсального характера. Попытка Чижа в статье «Пушкин как идеал душевного здоровья» доказать, что поэт обладал абсолютным душевным здоровьем, таким образом, ставила своей задачей опровергнуть центральное положение теории Ломброзо о тесной связи гениальности и сумасшествия.
Факт душевного здоровья Пушкина Чиж устанавливает, опираясь на мемуарные свидетельства о поэте и на общий пафос его творчества, определяемый следующим образом: «В произведениях Пушкина прежде всего поражает благородное стремление... к истине, добру и красоте» [10]. Будучи убежден в абсолютном психическом здоровье Пушкина, Чиж с психиатрической точки зрения сравнил великого русского поэта с «больными» гениями мировой литературы -Ш. Бодлером, П. Верленом, А. Мюссе, Э. По, Г. Флобером, Н. В. Гоголем и Ф. М. Достоевским - и пришел к следующему выводу: «Тот несомненный факт, что Пушкин обладал идеальным душевным здоровьем, окончательно опровергает теорию о родстве или близости между гением и помешательством, хотя несомненно, что некоторые гении были люди больные» [11].
По выходе своем в свет первая в истории пушкинистики патография великого поэта, написанная Чижом, встретила неоднозначный прием у специалистов-психологов. Так, например, А. Мантелли убедительно показал, что предложенный Чижом критерий психической нормальности, определяемый им как «благородное стремление... к истине, добру и красоте», не может считаться объективным и научно обоснованным. Предвидя возможное возражение Чижа насчет того, что «мы у больных гениев не замечаем гармонического сочетания стремлений к правде, нравственному и красивому» [12], Ман-телли пишет: «Заведомый психопат Достоевский не дает ли нам картины, полные эстетического вкуса, много верных, глубиною даже превосходящих мысли Пушкина идей и, наряду с этим, нравственно цельные эпизоды? Не замечаем ли мы у дегенерата Гоголя того же самого» [13]. Оставляя без комментария патографи-ческие диагонозы, поставленные Мантелли гениальным писателям, однако, согласимся с его критикой подхода, который Чиж как психиатр применил к Пушкину.
Статья Чижа небезупречна и в плане использования и анализа биографических источников: обращаясь к крайне ограниченному кругу тенденциозно подобранных мемуарных свидетельств [14], исследователь не получал полного представления о богатстве пушкинской личности. Кроме того, Чиж, как правило, в недостаточной степени учитывал литературоведческую оценку достоверности и значимости этих мемуаров. Еще одним недостатком статьи Чижа является трактовка в ней лирических признаний поэта с позиции буквального автобиографизма, что при пренебрежении соответствующим литературоведческим комментарием неизбежно вело к ошибкам. В силу сказанного данная работа Чижа выглядит тенденциозной и неубедительной.
И. А. Сикорский, автор патографии «Антропологическая и психологическая генеалогия Пушкина» (1912), в попытке доказать факт душевного здоровья поэта пошел по иному пути: он проанализировал антропологический и психофизический аспекты пушкинской личности с точки зрения генеалогии. На первый взгляд, работа Сикорского может показаться неосновательной с точки зрения подбора и анализа антропологического материала по сравнению с вышерассмотренной книгой Д. Н. Анучина. Однако такое мнение (высказанное, например, Н. О. Лернером в отрицательной рецензии на книжку Сикорского [15]) не вполне справедливо. Дело в том, что Сикорский - не антрополог, а психиатр, и поэтому его, в отличие от Анучина, в большей степени волнует не определение антропологического типа, к которому принадлежал Пушкин, а состояние душевного здоровья поэта. Пушкинская антропология и генеалогия для Сикорского, таким образом, это не предмет, а инструмент анализа.
Психическую полноценность поэта Сикорский объяснил благоприятной наследственностью, полученной по линии рода Пушкиных. Сама древность этого рода, по убеждению ученого, «указывает на здоровье нервной системы, на биологическую устойчивость» [16] его представителей. Заметим, однако, что уже в 1925 г. эта точка зрения была подвергнута резкой и аргументированной критике другим специалистом в области психиатрии [17].
Наследственность по линии Ганнибалов, согласно Сикорскому, была для поэта не столь благоприятной. С одной стороны, «негритянская кровь» [18] сообщила Пушкину необыкновенную гибкость членов и способность к чрезвычайно быстрому и полному восприятию впечатлений, но, с другой стороны, обусловила «необузданность его природы, внезапную порывистость его решений и действий» [19]. В целом же, по мнению автора брошюры, смешанное происхождение Пушкина обеспечило «гармонический» «душевный склад» его личности [20].
Несмотря на бесспорность выводов, брошюра Сикорского вызывает с точки зрения литературоведа те же нарекания, что и статья Чижа. Еще одним общим изъяном работ этих исследователей является отсутствие объективности в оценке Пушкина как человека. Такое отношение к Пушкину было обусловлено возникшим после торжеств 1880 г. культом поэта. Влияние этого культа заставляло игнорировать те факты пушкинской жизни, которые могли хоть в какой-то мере поколебать мнение о народном кумире как оптимисте, не знавшем творческих и жизненных кризисов [21].
Закономерно, что работы Сикорского и Чижа оказались, несмотря на их новаторскую пробле-
матику, совершенно бесполезными для биографов Пушкина. И дело здесь не только в том, что эти ученые некорректно обращались с биографическими источниками и пользовались архаическими методами психологической науки своего времени. Неудача обоих психологов объясняется, прежде всего, тем, что их исследования поддерживали общепринятое тогда представление о Пушкине как идеальном, гармоничном человеке и творце. Между тем уже в XIX в. работы П. В. Анненкова, П. И. Бартенева, В. С. Соловьева, В. Я. Стоюнина, трактовавшие великого поэта как глубоко противоречивую натуру, констатировали факт необыкновенной сложности его психической жизни [22]. К сожалению, Чиж и Сикорский не только не смогли, но даже не попытались внятно объяснить противоречия в поведении Пушкина, не дали ключа к загадочным страницам его творчества.
Итак, опыт постижения пушкинской личности средствами психологии в дореволюционный период оказался неудачным. Однако он имел, по крайней мере, один важный позитивный результат: стала очевидной необходимость совместных усилий литературоведения и психологии для изучения личностного своеобразия Пушкина.
Примечания
1. Винокур Г. О. Биография и культура. Русское сценическое произношение. М., 1997. С. 26.
2. Там же.
3. Анненков П. В. Пушкин в Александровскую эпоху. Минск, 1998. С. 17.
4. Там же. С. 128.
5. Трошин Г. Я. Гений и здоровье Гоголя // Вопросы философии и психологии. 1905. Кн. 1. С. 39.
6. Анучин Д. Н. Пушкин. Антропологический эскиз. М., 1899. С. 44.
7. Там же. С. 24-27.
8. Сироткина И. Е. Патография как жанр: критическое исследование // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. 2011. № 2. URL: http: //medpsy.ru
9. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство. М., 1995. С. 161.
10. Чиж В. Ф. Пушкин как идеал душевного здоровья. Юрьев, 1899. С. 5.
11. Там же. С. 24.
12. Мантелли А. Мистика в области психологии // Образование: Педагогический и научно-популярный журнал. 1900. №. 7-8. С. 187.
13. Там же. С. 187-188.
14. Чиж, например, цитирует лишь один мемуарный источник - «Из воспоминаний В. А. Нащокиной о Н. Н. Гончаровой». См. с. 4. цитируемого издания.
15. Лернер Н. О. Новый «труд» профессора Си-корского // Речь. 1912. № 77. 19 мар. С. 3.
16. Сикорский И. А. Антропологическая и психологическая генеалогия Пушкина. Киев, 1912. С. 15.
17. Каменева Е. Н. Личность и генеалогия Пушкина с точки зрения современного учения о конституции и наследственности // Журнал психологии, неврологии и психиатрии. Приложение к т. IV. М., 1924. С. 196.
Е. М. Богданова. Лев Толстой и газета «Русские ведомости»
18. Сикорский И. А. Цит. соч. С. 12-13.
19. Там же.
20. Там же. С. 24.
21. Среди работ, именно в таком ключе толкующих личность великого поэта, можно, например, назвать следующие: Добровский В. М. А. С. Пушкин как оптимист и его школа. Одесса, 1887; Трубицын Н. Идеализм - строй души Гоголя // Известия ОРЯС Имп. Академии наук. 1910. Т. 15. Кн. 1. С. 154.
22. См.: Анненков П. В. Цит. соч.; Бартенев П. И. Пушкин в Южной России // Бартенев П. И. О Пушкине. М., 1992; Соловьев В. С. Судьба Пушкина // Соловьев В. С. Литературная критика. М., 1990; Сто-юнин В. Я. Пушкин // Стоюнин В. Я. Исторические сочинения: в 2 т. Ч. 2. СПб., 1881.
УДК 002.703+882
Е. М. Богданова
ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ГАЗЕТА «РУССКИЕ ВЕДОМОСТИ»
Публицистика Л. Н. Толстого вызывает интерес у современных исследователей тем, что в своих статьях писатель откликался на самые важные общественные темы, которые сохраняют актуальность и по сей день. В данной статье рассмотрены некоторые работы Л. Н. Толстого, опубликованные в газете «Русские ведомости».
Social and political essays of L. N. Tolstoy attract modern researchers, because the writer responds to the most important social issues which are actual nowadays. In this article we consider some works of L. N. Tolstoy published in "Russkie vedomosti".
Ключевые слова: публицистика, газета, писатель, Толстой, «Русские ведомости».
Keywords: publicism, newspaper, writer, Tolstoy, "Russkie Vedomosti".
Лев Николаевич Толстой - личность сложная, многогранная. Он и писатель, и философ, и просветитель, и публицист.
В литературоведении существует огромное количество исследований, посвященных различным аспектам жизни, личности и творчества Л. Н. Толстого [1]. Остается малоизученным публицистическое наследие писателя.
При всем противоречивом его отношении к печати, на протяжении всей своей жизни он внимательно следил за газетами, ощущал потребность высказываться на их страницах. Однако работ, всесторонне освещающих данный вопрос, до сих пор нет. Да и, наверное, трудно в рамках одной статьи, параграфа или даже монографии раскрыть все аспекты этой сложной темы - «Лев Толстой и журналистика его времени». Ведь в
© Богданова Е. М., 2012
течение многих лет Л. Н. Толстой публиковал свои художественные и публицистические произведения во многих крупнейших журналах и газетах, сам редактировал литературно-педагогический журнал «Ясная Поляна», был идейным вдохновителем и основателем издательства «Посредник». Из существующих исследований отметим работу Э. Г. Бабаева «Лев Толстой и русская журналистика его эпохи» (1978). В центре внимания данной книги три романа Л. Н. Толстого («Война и мир», «Анна Каренина» и «Воскресение») и их освещение в печати второй половины XIX в. Работы А. И. Шифмана «Публицистика Л. Н. Толстого периода первой русской революции» (1958) и «Лев Толстой - публицист» (1964) в большей степени посвящены теме «Толстой и революция». В 1986 г. вышла в свет книга «Интервью и беседы с Львом Толстым», вступительное слово и комментарии к которой были написаны В. Я. Лакшиным. В ней впервые были собраны интервью и репортажи русских и иностранных журналистов, встречавшихся с писателем. Современная исследовательница Е. С. Сони-на в статье «Л. Н. Толстой и русская газета» изучила вопрос о противоречивом отношении писателя к печати в целом и к отдельным периодическим изданиям. Из работ по изучаемой теме, написанных в последние десятилетия, стоит отметить диссертации М. Г. Шаховской «Л. Н. Толстой и журнал "Современник"» (1990) и О. Н. Новосельцевой «Л. Н. Толстой в берлинском журнале писателей-натуралистов "Свободная сцена современной жизни"» (2004). Очень мало исследований, посвященных редакторской деятельности Толстого [2].
В изданных работах рассматривается в основном идейное содержание публицистики Л. Н. Толстого, мастерства писателя касаются лишь немногие [3]. На наш взгляд, наиболее полно журналистская и редакторская деятельность Толстого освещена в книге С. И. Позойского «Толстой как журналист и редактор». Однако и сам автор говорит о том, что эта работа - далеко не полное освещение всей темы.
Таким образом, нам еще только предстоит полностью открыть для себя Толстого-публициста. В данной статье рассмотрены некоторые его публицистические выступления в либеральной московской газете «Русские ведомости» (18631918).
Желание литераторов обратиться к современнику не только посредством художественного слова, но и с помощью публицистики вполне объяснимо. Социально-политическая ситуация в стране, выраженная в кризисе всех сторон жизни, требовала сиюминутного отклика. И русские писатели, всегда ощущавшие себя общественными деятелями, не могли стоять в стороне. Бобо-
