CC BY
64
6. Соловьев В.С. Общий смысл искусства // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 390-404.
7. Соловьев В.С. Оправдание добра // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1990. С. 47-548.
8. Соловьев В.С. Стихотворения и шуточные пьесы. Л.: Сов. писатель, 1974. 350 с.
9. Сиземская Н.Н. Русская философия и поэзия: согласие ума и сердца // Вопросы философии. 2006. № 3. С. 155-164.
References
1. Ivanov, VI. O znachenii Solov'eva v sud'bakh nashego religioznogo soznaniya [The Solov'ev significance in the fate of our religious consciousness], in O Vladimire Solov'eve [About Vladimir Solov'ev], Tomsk: Vodoley, 1997, pp. 32-43.
2. Bulgakov, S. Priroda v filosofii Vladimira Solov'eva [Nature in Vladimir Solov'ev's Philosophy], in O Vladimire Solov'eve [About Vladimir Solov'ev], Tomsk: Vodoley, 1997, pp. 5-31.
3. Mintz, Z.G. Vladimir Solov'ev - poet [Vladimir Solov'ev is a poet], in Mintz, Z.G. Poetika russkogo simvolizma [Poetics Russian Symbolism], Saint-Petersburg: Iskusstvo - SPb, 2004, pp. 273-313.
4. Solov'ev, VS. Znachenie poezii v stikhotvoreniyakh Pushkina [The value of poetry in Pushkin's poems], in Solov'ev, VS Stikhotvoreniya. Estetika. Literaturnaya kritika [The poem. Aesthetics. Literary Criticism], Moscow: Kniga, 1990, pp. 395-440.
5. Solov'ev, VS. Krasota v prirode [Beauty in nature], in Solov'ev, VS. Sochineniya v 2 t., t. 2 [Works in 2 vol., vol. 2], Moscow: Mysl', 1990, pp. 351-389.
6. Solov'ev, VS.Obshchiy smysl iskusstva [General meaning of art], in Solov'ev, VS.Sochineniya v 2 t., t. 2 [Works in 2 vol., vol. 2], Moscow: Mysl', 1990, pp. 390-404.
7. Solov'ev, VS. Opravdanie dobra [Justification of the Good], in Solov'ev, VS. Sochineniya v 2 t., 1.1 [Works in 2 vol., vol. 1], Moscow: Mysl', 1990, pp. 47-548.
8. Solov'ev, VS. Stikhotvoreniya i shutochnye p'esy [Poems and humorous Plays], Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1974, 305 p.
9. Sizemskaya, N.N. Voprosy filosofii, 2006, no. 3, pp. 155-164.
УДК 82:111.85(47+57) ББК 83.3:878(2)
ОБ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЯХ ЛИРИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ ВЛ. СОЛОВЬЁВА И РУССКИХ СИМВОЛИСТОВ
М.И. МИХАЙЛОВ, Е.В. РЫЖАКОВА
Нижегородский государственный педагогический университет, ул. Ульянова, д. 1, г. Нижний Новгород, 603950, Российская Федерация E-mail: [email protected]
Рассматривается эстетическое своеобразие лирики Вл. Соловьёва и русских символистов. Раскрывается сходство художественно-эстетических позиций, характерных для творчества Соловьёва и русских символистов. Обосновывается положение о том, что лирика и в том и в другом случае являет собою преодоление обыкновенного (повседневного, прозаического) в человеческой жизни. Различие лирической поэзии Соловьёва и русских символистов усматривается в том, что определяющей идеей лирической поэзии Вл. Соловьёва является идея двоемирия (противопоставления небесного земному как высшего низшему), а содержательной доминантой поэзии русских символистов выступает идея син-
теза, гармоническая модель мироздания, идея соответствия земного (телесного) небесному (духовному). Сообразно этому утверждается, что в основание лирической поэзии Соловьёв кладет категорию возвышенного (возвышенно-прекрасного) как воплощения идей (первообразов), а русские поэты-символисты - категорию красоты как единства разнообразия человеческих чувств (переживаний). Проводится мысль, что эстетическое содержание символической лирики более субъективно и разнообразно, в отличие лирики Соловьёва, в которой предпочтение отдается не раскрытию индивидуальной души, а утверждению божественной (духовной) сущности человека.
Ключевые слова: лирика, субъективность, двоемирие, символ, звук, дух, душа, обыкновенное, возвышенное, красота.
ON AESTHETIC FEATURES OF LYRIC POETRY OF V SOLOV'EV AND RUSSIAN SYMBOLISTS
M.I. MIKHAILOV E.V RYZHAKOVA
Nizhniy Novgorod State Pedagogical University.
1, Ulianova St., Nizhniy Novgorod, 603950, Russian Federation, E-mail: [email protected]
The article is devoted to the consideration of aesthetic peculiarity of V. Solov'ev and Russian symbolists' lyric poetry.
First of all the author researches the similarity of artistic and aesthetic positions which are typical for creativity of Solov'ev and Russian Symbolists. The author supports the position that the lyrics in both cases presents a bridging of the ordinary (everyday, prosaic) in human life. However, the difference between Solov'ev and Russian Symbolists' lyric poetry consists in the fact that the idea of double world (opposition of the Heaven to the Earth like the highest opposes the lowest).At the same time the substantial dominating idea of Russian symbolists' poetry is the idea of synthesis, harmonious model of the universe, the idea of equivalents between the Erath (corporal) to Heaven (spiritual). According to this, the author believes that Solov'ev considers the category of lofty (lofty and beautiful) as the embodiment of ideas (prototypes), and Russian symbolists believe that the category of beauty is a category of a unity of diversity of human emotions (feelings). In conclusion the aesthetic content of symbolic poetry is more subjective and varied than V. Solov'ev's lyrical poetry, where the preference is not given to disclosure of the individual soul, but to assert the divine (spiritual) essence of man.
Key words: lyrics, subjectivity, double world, symbol, sound, spirit, soul, ordinary, sublimity, beauty.
Проблема эстетического своеобразия лирической поэзии Вл. Соловьёва и русских поэтов-символистов является мало разработанной. Известно, что эстетика Вл. Соловьёва оказала серьезное влияние на представителей поэзии Серебряного века. Соответственно этому, в лирической поэзии Вл. Соловьёва и русских символистов было немало общего. На наш взгляд, их прежде всего объединяло то, что лирика и Соловьёва, и русских символистов являлась способом внутреннего преодоления обыкновенного в человеческой жизни. По определению Вл. Соловьёва, «лирика есть подлинное выражение души человеческой» [1, с. 210]. Вместе с тем, считал он, «в поэтическом откровении нуждаются не болезненные наросты и не пыль и грязь житейская, а лишь внутренняя красота души человеческой, состоящая в ее созвучии с объективным смыслом вселенной, в ее способности индивидуально воспринимать и воплощать этот всеобщий
существенный смысл мира и жизни». А следовательно, тут «нужен особый подъем души над обыкновенными ее состояниями» [1, с. 210].
В свою очередь К. Бальмонт утверждал, что реализм и символизм - два «различных строя художественного восприятия»1. «Реалисты схвачены, как прибоем, конкретной жизнью, за которой они не видят ничего, - символисты, отрешенные от реальной действительности, видят в ней только свою мечту, они смотрят на жизнь - из окна» [2, с. 76]. Так намечается путь художника-символиста: «от непосредственных образов, прекрасных в своем самостоятельном существовании, к скрытой в них духовной идеальности, придающей им двойную силу» [2, с. 94]. Согласно А. Белому, символизм - это та основа, на которой будет создано новое искусство, способное преобразить человеческую личность. По мнению А. Блока, «.. .быть художником - значит выдерживать ветер из миров искусства, совершенно не похожих на этот мир, только страшно влияющих на него; в тех мирах нет причин и следствий, времени и пространства, плотского и бесплотного, и мирам этим нет числа.» [3, 148]. Особое значение тут имеет следующее высказывание А. Блока в его статье «О назначении поэта»: «Дело поэта вовсе не в том, чтобы достучаться непременно до всех олухов; скорее, добытая им гармония производит отбор между ними с целью добыть нечто более интересное, чем среднечеловеческое, из груды человеческого шлака» [3, с. 418].
Все это позволяет признать правоту слов Н.А. Бердяева по поводу символизма конца XIX - начала XX веков: « Новый символизм характерен для новой души и для новой эпохи человеческого творчества. <.> Символисты отказываются от всякого приспособления к этому миру, от всякого послушания канонам этого мира, жертвуют благами устроения в этом мире, ниспосылаемыми в награду за приспособление и послушание. <.> Новый символизм ищет последнего, конечного, предельного, выходит за пределы среднего, устроенного, канонического пути. В новом символизме творчество перерастает себя, творчество рвется не к ценностям культуры, а к новому бытию» [4, с. 230].
Поэтическое сходство Вл. Соловьёва и русских символистов проявлялось и в другом, например в придании особого значения единству художественного содержания и формы.
Признавая значительную близость лирики Вл. Соловьёва и поэзии русских символистов, нельзя вместе с тем не видеть и их различия. (К сожалению, авторы, пишущие о русских символистах, как правило, ограничиваются констатацией факта их зависимости от Вл. Соловьёва.) А. Белый не случайно писал: «.не прикрепляйте меня вы, прикрепители, объяснители, популяризаторы, - всецело: к Соловьеву, или к Ницше, или к кому бы то ни было; я не отказываюсь от них в том, в чем я учился у них; но сливать "мой символизм" с какой-нибудь метафизикой - верх глупости.» [5, с. 196]. Отмечая, что он «ни шопенгауэрианец, ни соло-вьист, ни ницшианец, менее всего "ист" и "анец"», Белый так характеризовал свое мировоззрение: «... оно ни монизм, ни дуализм, ни плюрализм, а плюро-дуо-
1 Бальмонт К. Элементарные слова о символической поэзии // Бальмонт К. Горные вершины. Сборник статей. М., 1904. С. 75-95.
монизм, то есть пространственная фигура, имеющая одну вершину, многие основания и явно совмещающая в проблеме имманентности антиномию дуализма, но -преодоленного в конкретный монизм» [5, с. 197].
В чем же тут дело? А суть дела заключается в том, что, на наш взгляд, приоритетной, определяющей идеей лирической поэзии Вл. Соловьева была платоновская идея «двоемирия». И в этом, несомненно, сказывается близость Соловьёва к романтизму, с его пафосом двоемирия (о противопоставлении небесного земному). В этом смысле он близок к позиции Ф. Тютчева:
О, вещая душа моя, О, сердце, полное тревоги, О, как ты бьешься на пороге Как бы двойного бытия!..
Но это с одной стороны. С другой, основное, истинное содержание лирической поэзии Соловьёв видел в воплощении вечных идей или первообразов, далеких от земной, телесной жизни человека. Согласно Соловьёву, «поэт вдохновляется не произвольными, преходящими и субъективными вымыслами, а черпает свое вдохновение из той вековечной глубины бытия,
Где слово немеет, где царствуют звуки, Где слышишь не песню, а душу певца, Где дух покидает ненужное тело, Где внемлешь, что радость не знает предела, Где веришь, что счастью не будет конца2.
И по его же словам, «внутренний духовный мир... более реален и бесконечно более значителен для поэта, чем мир материального бытия» [1, с. 213].
Что же касается лирической поэзии русских символистов, в частности А. Блока, А. Белого, Вяч. Иванова и других, то тут определяющей идеей являлась идея синтеза, гармоническая модель мироздания, идея соответствия тела (земного) и духа (небесного). Как справедливо считает Л. Сугай, «смысл истинного символа неисчерпаем, для Белого символ - и художественный образ, и окно в мистический, запредельный мир, и категория реального. Символ, по Белому, -универсальная категория» [6, с. 14].
Отсюда разное отношение Вл. Соловьёва и поэтов-символистов к истории. Если, по мысли Вл. Соловьёва, лирической поэзии чуждо все, что связано с общественным процессом, с историей (по его словам, «для чистого лирика вся история человечества есть только случайность, ряд анекдотов, а патриотические и гражданские задачи он считает столь же чуждыми поэзии, как и суету будничной жизни» [1, с. 211]), то русские поэты-символисты «не отвергали ни повседневности, ни реальной истории, но использовали то и другое в виде «опорных»
2 Фет А.А. Вечерние огни. Вып. II. М., 1983. С. 25.
пунктов для постижения скрытой сущности мира: «а геаНЬш ad геаНога», то есть от реальности «внешней», доступной, к реальности высшей, запредельной) - лозунг Вяч. Иванова» [7, с. 836].
Соответственно вышесказанному можно утверждать, что в эстетическое основание лирической поэзии Соловьёв кладет категорию возвышенного (возвышенно-прекрасного) как подъема души, а русские символисты - категорию красоты (как гармонию, единство многообразия человеческих переживаний). Подтверждением могут служить суждения о «субъективности» в лирике Вл. Соловьёва, с одной стороны, и А. Блока как представителя символизма, с другой. Согласно Соловьёву, «лирическая поэзия представляет самое прямое откровение человеческой души. Но из этого не следует выводить, по ходячей гегельянской схеме, что лирика есть «поэзия субъективности». Это такое определение, от которого, по выражению Я.П. Полонского, «ничего не жди хорошего». У всякого ведь есть своя «субъективность», и, убедившись, что в ней-то все и дело, любой субъект, мало-мальски способный к версификации, может без стыда и жалости изливать свою душевную пустоту в обильном потоке стихотворений, возбуждая в себе самом дух праздности и тщеславия, а на ближних своих наводя дух уныния» [1, с. 208]; «.сущность дела тут не в субъективности» [1, с. 210]. Как видно, «субъективность» в лирике признается Соловьевым в том случае, если она имеет возвышенный смысл и характер. Кстати, именно отсутствие духовно-возвышенного смысла в лирике «старших» символистов, в частности В. Брюсо-ва, позволило Соловьёву отнестись к ней весьма критически3.
С точки зрения эстетической значимости возвышенного (возвышенно-прекрасного) в лирике Соловьёва весьма показательно, например, его стихотворение «Из Платона»4:
На звезды глядишь ты, звезда моя светлая! О, быть бы мне небом, в широких объятиях Держать бы тебя и очей мириадами Тобой любоваться в безмолвном сиянии.
Кстати, это стихотворение Соловьева во многом напоминает стихотворное произведение раннего М. Лермонтова «Небо и звезды»5:
Чисто вечернее небо, Ясны далекие звезды, Ясны, как счастье ребенка; О! для чего мне нельзя и подумать: Звезды, вы ясны, как счастье мое!
3 Соловьев В.С. Русские символисты // Соловьев В.С. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М., 1990. С. 270-280.
4 Соловьев В.С. Там же. М., 1990. С. 73.
5 Лермонтов М.Ю. Стихотворения; Поэмы; Маскарад; Герой нашего времени. М., 1984. С. 41-42.
Чем ты несчастлив? -
Скажут мне люди.
Тем я несчастлив,
Добрые люди, что звезды и небо -
Звезды и небо! - а я человек!..
Люди друг к другу Зависть питают; Я же, напротив,
Только завидую звездам прекрасным, Только их место занять бы желал.
Возвышение, устремленность к небу, к звездам - это потребность и идеал Лермонтова.
В контексте сказанного весьма характерно стихотворение Вл. Соловьёва «Бескрылый дух, землею полоненный»6:
Бескрылый дух, землею полоненный, Себя забывший и забытый бог. Один лишь сон - и снова окрыленный Ты мчишься ввысь от суетных тревог.
Неясный отблеск прежнего блистанья, Чуть слышный отзвук песни неземной, И все забытое в немеркнущем сиянье Встает опять пред чуткою душой.
Один лишь сон - и в тяжком пробужденье Ты будешь ждать с томительной тоской Вновь отблеска нездешнего виденья Вновь отзвука гармонии святой.
Идея, образ возвышенного, возвышенно-прекрасного бытия человека (поэта) является ведущей, определяющей и для стихотворения Вл. Соловьёва «О, как в тебе лазури чистой много», и других.
А теперь обратим внимание на то, что писал о лирике А. Блок: «В лирике закрепляются переживания души, в наше время, по необходимости уединенной. Лирика преподносит в изящных и многообразных формах все богатство утонченных и разрозненных переживаний. Самое большее, что может сделать лирика, - это обогатить душу и усложнить переживания. Идеальный лирический поэт - это сложный инструмент, одинаково воспроизводящий самые противоположные переживания» [8, с. 383]. Своего рода худо-
6 Соловьев В.С. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М., 1990. С. 8.
жественной иллюстрацией данного понимания лирики является цикл стихов Блока о Прекрасной Даме.
Пожалуй, особенно характерно в этом отношении стихотворение Блока «Незнакомка»7. Приведем здесь отдельные четверостишия из этого лирического произведения:
По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух.
<...>
И странной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль, И вижу берег очарованный И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены, Мне чье-то солнце вручено, И все души моей излучины Пронзило терпкое вино.
<...>
В моей душе лежит сокровище, И ключ поручен только мне! Ты право, пьяное чудовище! Я знаю: истина в вине.
Нетрудно видеть, что, с точки зрения Блока, лирика является средоточием, закреплением субъективного начала - переживания или чувства (эмоций) поэта в широком смысле, а не только возвышенного порядка (характера). По его мнению, она заключает в себе «противоположные переживания», а значит, добавим к этому, и красоту. Согласно существующей точке зрения, красота основана на противоположностях.
Уместно отметить, что понятие гармония (как синоним красоты) является ключевым в статье А. Блока «О назначении поэта». По Блоку, «гармония есть согласие мировых сил, порядок мировой жизни»; «поэт - сын гармонии.» [3, с. 414].
Все это характерно и для А. Белого. Как справедливо отметил Л. Сугай, «осознание неслиянности, но и нераздельности разных мелодий души, переплетения многих тем единого симфонического произведения - жизни художника -вот, кажется, истинный ключ к постижению феномена Белого [6, с. 11].
Подобного взгляда на лирику придерживался Вяч. Иванов. Так, в «Заветах символизма» он корень нового символизма усматривал в «болезненно пережи-
7 Мысль, вооруженная рифмами. Поэтическая антология по истории русского стиха / Сост., автор статей и примеч. В.Е. Холшевников. Л., 1983. С. 246-247
том современною душой противоречии» - в «потребности и невозможности высказать себя» [9, с. 121].
В этом случае значимо и высказывание В. Брюсова: «Все свои произведения художник находит в самом себе. Век дает только образы, только прикрасы; художественная школа учит внешним приемам, а содержание надо черпать из души своей» [10, с. 85].
Нетрудно понять, что поэзия русских символистов тесно примыкает к романтической лирике: то, что характеризует романтизм, его первоосновное содержание, - чувство одиночества, неудовлетворенность собой, - имплицитно, внутренне присуще и поэзии символизма. Однако между романтизмом и символизмом есть и существенная разница: в символизме куда в большей степени, чем в романтизме, придается значение художественной форме, ее красоте. Теоретики символизма уподобили лирическую поэзию музыке. Как пишет современный эстетик и теоретик литературы Ю.Б. Борев, «в импрессионизме осуществляется господство зрения над слухом и другими чувствами. В символизме же, наоборот, господствует слух; ведущее искусство - музыка. Она царит и в поэзии, и в прозе, и в живописи. В символизме все музыкально» [11, с. 402].
Наши представления о лирике русских символистов, ее особенностях были бы недостаточно полными, если бы мы ограничились констатацией факта музыкальности, присущей ей. Все дело в том, что звук в русском символизме - особый. Это звук, уходящий своими корнями в космическую бездну, он есть эхо, голос Вселенной, идущий из ее вековечной глубины с ее безмолвием и тайной. Не об этом ли звуке писал М.Ю. Лермонтов8:
Есть речи - значенье Темно иль ничтожно, Но им без волненья Внимать невозможно.
Как нам представляется, через посредство звука, его музыкальность символисты стремились (хотя бы на миг - на уровне сверхсознания) почувствовать, ощутить в себе свое личностное, целостное и свободное «Я» в рамках вечности и бесконечности, а тем самым преодолеть трагическую раздвоенность, конфликт в душе, а значит, и обрести душевный покой. В. Брюсов не случайно писал: «Создания искусства - это приотворенные двери в Вечность. <.> История нового искусства есть прежде всего история его освобождения. Романтизм, реализм и символизм - это три стадии в борьбе художников за свободу. <.> Ныне искусство, наконец, свободно. Теперь оно сознательно предается своему высшему и единственному назначению: быть познанием мира, вне рассудочных форм, вне мышления по причинности» [10, с. 85, 87]. В связи с этим представляет интерес определение символизма, которое можно обнаружить в «Дневниках» М.М. Пришвина: «Символизм - встреча текущего мгновения с вечностью, а место встречи - личность» [12, с. 193].
8 Лермонтов М.Ю. Стихотворения; Поэмы; Маскарад; Герой нашего времени. М., 1984. С. 98.
Лирическая поэзия русских символистов в таком случае невольно становилась своего рода «молитвой» их души, а красота - ее пищей.
Таким образом, можно утверждать, что в лирической поэзии романтиков центр тяжести приходится на трагическое, а в поэтическом символизме - на «снятие» трагического на уровне красоты, ее переживание как некой свободы человека - по отношению к телу (земле) и духу (небу).
Подводя итог, можно заключить, что главная цель лирической поэзии русских символистов заключалась в утверждении эстетического богатства человеческой индивидуальности в пределах Универсума, космического целого. И в этом, несомненно, проявляется ее непреходящая ценность и выдающееся значение.
Список литературы
1. Соловьёв В.С. Русские символисты // Соловьёв В.С. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М.: Книга, 1990. С. 270-280.
2. Бальмонт К.Д. Элементарные слова о символической поэзии // Бальмонт К.Д. Горные вершины. Сборник статей. М.: Гриф, 1904. С. 75-95.
3. Блок А.А. О современном состоянии русского символизма // Блок А.А. Собр. соч.: в 6 т. Т. 4. Л.: Худож. лит., 1982. С. 141-151.
4. Бердяев Н.А. Смысл творчества // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2 т. Т. 1. М.: Искусство, 1994. С. 37-341.
5. Белый А. На рубеже двух столетий. Воспоминания. В 3 кн. Кн. 1. М.: Худож. лит., 1989. 543 с.
6. Сугай Л. «... И блещущие чертит арабески» // Белый Андрей. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 3-17.
7. Долгополов Л.К. Символизм // Краткая литературная энциклопедия. Т. 6. М.: Сов. энциклопедия, 1971. Стб. 831-840.
8. Блок А.А. Предисловие <к сборнику «Лирические драмы»> // Блок А.А. Собр. соч.: в 6 т. Т. 3. Л.: Худож. лит., 1981. С. 383-384.
9. Иванов В.И. Заветы символизма // Иванов В.И. Борозды и межи. Опыты эстетические и критические. М., 1916. С. 119-144.
10. Брюсов В.Я. Ключи тайн // Брюсов В.Я. Сочинения: в 2 т. Т. 2. Статьи и рецензии. М.: Худож. лит., 1987. С. 72-87.
11. Борев Ю.Б. Символизм // Эстетика. Теория литературы. Энциклопедический словарь. М.: Астрель, 2003. С. 401-407.
12. Пришвин М.М. Дневники. М.: Правда, 1990. 480 с.
References
1. Solov'ev, VS. Russkie simvolisty [Russian Symbolists], in Solov'ev, VS. Stikhotvoreniya. Estetika. Literaturnaya kritika [Poems. Aesthetics. Literary criticism], Moscow: Kniga, 1990, pp. 270-280.
2. Bal'mont, K.D. Elementarnye slova o simvolicheskoy poezii [Elementary Words about Symbolic Poetry], in Bal'mont, K.D. Gornye vershiny. Sbornik statey [Mountain peaks. Collected Articles], Moscow: Grif, 1914, pp. 75-95.
3. Blok, А.А. O sovremennom sostoyanii russkogo simvolizma [On the Modern Russian Symbolism], in Sobranie sochineniy v 6 t., t. 4 [Collected works in 6 vol., vol 4], Leningrad: Khudozhestvennaya literatura, 1982, pp. 141-151.
4. Berdyaev, N.A Smysl tvorchestva [The Sense of Creativity], in Berdyaev, NA. Filosofiya tvorchestva, kul'tury i iskusstva., v2 t., 1.1 [Philosophy of creativity, culture and art, in 2 vol., vol. 1], Moscow: Iskusstvo, 1994, pp. 37-341.
5. Belyy, A. Na rubezhe dvukh stoletiy [At the turn of the centuries], in Vospominani'a v3 kn., kn. 1 [Memoirs in 3 book, book 1], Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1989, 543 p.
6. Sugay L. «... I bleshchushchie chertit arabeski» [«And the sparkling traces arabesques»], in Belyy, Andrey. Simvolizm kak miroponimanie [Symbolism as Understanding the World], Moscow, 1994, pp. 3-17.
7. Dolgopolov, L.K. Simvolizm [Symbolism] in Kratkaya literaturnaya entsiklopediya [Short Literary Encyclopedia], Moscow: Sovetskaya entsiklopediya, 1971, vol. 6, pp. 831-840.
8. Blok, A.A. Predislovie k sborniku «Liricheskie dramy» [Preface to the Collected Works named "Lyrical Dramas"], in Blok, A.A. Sobranie sochineniy v 6 t., t. 3 [Collected works in 6 vol., vol. 3], Leningrad: Khudozhestvennaya literatura, 1981, pp. 383-384.
9. Ivanov, VI. Zavety simvolizma [Symbolism precepts], in Ivanov, VI. Borozdy i mezhi. Opyty esteticheskie i kriticheskie [Furrows and Boundaries. Aesthetic and critical experiments], Moscow, 1916, pp. 119-444.
10. Bryusov, VYa Klyuchi tayn [Keys of Mysteries], in Bryusov, VYa Sochineniya v 2 t., t. 2 [Collected works in 2 vol., vol. 2], Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1987, pp.72-87.
11. Borev, U.B. Simvolizm [Symbolism], in Estetika. Teoriya literatury. Entsiklopedicheskiy slovar' [Aesthetics. Theory of Literature. Encyclopedic dictionary], Moscow: Izdatel'stvo Atrel', 2003, pp. 401-407.
12. Prishvin, M.M. Dnevniki [Blogs], Moscow: Pravda, 1990, 480 p.
УДК 11(47+57) ББК 87.2:87.8(2)
В.С. СОЛОВЬЁВ И АКМЕИЗМ: МЕТАФИЗИКА И ПОЭЗИЯ КРАСОТЫ
Н.В. СЕРОВА
Морская государственная академия имени адмирала Ф.Ф.Ушакова, проспект Ленина, 93, г. Новороссийск, 353918, Российская Федерация E-mail: [email protected]
Рассматриваются эстетические воззрения В.С. Соловьёва и акмеистов на образ воплощенной в мире красоты. Обосновываются выдвинутые В.С. Соловьёвым положения о проявлениях красоты в мире как признаках его духовного преображения. Дается обзор художественного выражения идеи красоты в поэзии акмеистов, которые видели в ее воплощении условие преодоления личностных, общественных и идеологических антагонизмов. Исследование основывается на изучении публицистических, литературных и философских материалов с использованием методов ретроспективного анализа причин мирового разлада, одинаково глубоко переживающегося сегодня и в начале ХХ века; герменевтического метода для выявления смысла проявления красоты в мире; метода аналогии предметов для оценки роли поэта и значения поэзии в процессе преодоления безобразности мира и восстановления его духовного образа; метода аналогии отношений для проведения сравнения отношения материального и идеального бытия в работах В.С. Соловьёва и в поэзии акмеистов. Выявлен ряд идей, объединяющих творчество В.С. Соловьёва и поэзию акмеистов, таких как идея духовного восстановления мира в красоте; идея «положительного всеединства»; признание роли личности в преобразовании мира; идея реализации духовности в мире через поэтическое творчество. Сделан вывод о том, что акмеисты стали не только восприемниками ключевых для метафизики В.С.Соловьёва идей, но и последователями и разработчиками его эстетики. Таким образом, метафизика красоты В.С. Соловьёва продолжает свое развитие в поэзии красоты акмеизма.
