УДК 82-1:11(470) ББК 83.01:87.3(2)522
ОБРАЗ ВОЗДУШНОЙ ДОРОГИ В ДИАЛОГИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ К. БАЛЬМОНТА И В.С. СОЛОВЬЁВА
Т.С. ПЕТРОВА
Шуйский филиал Ивановского государственного университета, ул. Кооперативная, д. 22, г. Шуя, 155908, Российская Федерация E-mail: [email protected]
Развёртывается тема творческого и мировоззренческого взаимодействия К.Д. Бальмонта и Вл.С. Соловьёва, затронутая в публикации М.В. Максимова1. Исследование отражает генезис образа воздушной дороги и его характер в художественном пространстве лирики К. Бальмонта и Вл. Соловьёва. Выявлены поэтические соответствия на основании сопоставительного анализа избранных стихотворений и сделан вывод о специфике индивидуально-авторской концепции в связи с развитием образа воздушной дороги. Обосновывается связь ключевых образов стихотворений К. Бальмонта и Вл. Соловьёва с лирикой А. Фета и рассматриваются контекстуальные условия актуализации символических значений, формирующие смысл заглавного образа. Мотивирована концепция диалогизма, обусловливающего взаимосвязь рассматриваемых стихотворений как репрезентантов авторского мировидения. Утверждается мысль о том, что символический язык Вл. Соловьёва непосредственно отражается и творчески развивается в баль-монтовском поэтическом тексте.
Ключевые слова: художественный образ, мифопоэтика, диалог, прецедентный текст, субъектная организация, поэтическая модальность, символизм, романтизм, семантика, контекст, перифраза, метонимия, метафора, эпитет, Вечная Женственность.
AN «AIRY ROAD» IMAGE IN K. BALMONT'S AND VL. SOLOVYOV'S DIALOGIC SPACE
T.S. PETROVA Shuya Affiliate of Ivanovo State University . 22, Kooperativnaya str., Ivanovo region, Shuya, 155900, Russian Federation E-mail: [email protected]
Discovery of the creative and ideological interaction between K.D. Balmont and theme, Vl. S. Solovyev theme as it raised in M. V. Maksimov's article titled "Philosophic and Poetic Image of the Silver Age: Konstatin Balmont and Vladimir Solovyov" (Solovyov Research. 2013 N 1(37) p. 70). The research reflects genesis of an "airy road" image and its character in K. Balmont's and Vl. Solovyov's lyrics artistic space. Based on the comparative analysis of selected poems the poetic correspondences are revealed and the conclusion about the peculiarity of an individual author's concept, due to the "airy road" image development, is done. The grounds for connection between the key images of K. Balmont and Vl. Solovyov poems and A. Fet's lyrics are given and the contextual
1 См.: Максимов М.В. Философско-поэтический лик Серебряного века: Константин Бальмонт и Владимир Соловьёв // Соловьёвские исследования. 2013. Вып. 1(37). С. 69-74.
conditions of symbolic meanings actualization which form the main image meaning are analysed. Dialogism concept is motivated which cause the correlation of the given poems as the author's world view representatives. An idea of Vl. Solovyov symbolic language is directly reflected and constructively developed in Balmont's poetic text.
Key words: artistic image, mythological poetics, dialogue, precedent text, subjective organization, poetic modality, symbolism, romanticism, semantics, context, periphrasis, metaphor, epithet, The Eternal Feminine.
Воздушная дорога - заглавный образ стихотворения К. Бальмонта, вошедшего в книгу 1903 года «Только любовь». Стихотворение имеет посвящение: «Памяти Владимира Сергеевича Соловьёва» - и обнаруживает диалогическую направленность. Оно открывается строкой из стихотворения Вл. Соловьёва «Зачем слова?..», где возникает ключевой образ воздушной дороги: «Недалека воздушная дорога»; причём цитата не просто атрибутирована, но сопровождается характеристиками её автора, перифрастически определяющими бальмонтовские оценки Вл. Соловьёва: «Единый из Певцов, / Отшельник скромный, обожатель Бога, / Поэт-монах ...».
Вторая и третья строфы - своего рода развёрнутая реплика, отражающая поэтическое представление воздушной дороги с точки зрения Бальмонта. Прямое обращение к Вл. Соловьёву завершает стихотворение:
Воздушная дорога
Памяти Владимира Сергеевича Соловьёва
Недалека воздушная дорога, -Как нам сказал единый из Певцов, Отшельник скромный, обожатель Бога, Поэт-монах, Владимир Соловьёв.
Везде идут незримые теченья, Они вкруг нас, они в тебе, во мне. Всё в Мире полно скрытого значенья, Мы на Земле - как бы в чужой стране.
Мы говорим. Но мы не понимаем Всех пропастей людского языка. Морей мечты, дворцов души не знаем, Но в нас проходит звёздная река.
Ты подарил мне свой привет когда-то, Поэт-отшельник, с кроткою душой. И ты ушёл отсюда без возврата, Но мир Земли - для Неба не чужой.
Ты шествуешь теперь в долинах Бога,
О, дух, приявший светлую печать.
Но так близка воздушная дорога,
Вот вижу взор твой - я с тобой - опять [1, с. 90-91].
Чтобы понять суть поэтического диалога и смысл, который репрезентирован образом воздушной дороги в стихотворении Бальмонта, воспроизведём текст Вл. Соловьёва, явившийся прецедентным по отношению к бальмонтовс-кому и обусловивший их диалог:
Зачем слова? В безбрежности лазурной Эфирных волн созвучные струи Несут к тебе желаний пламень бурный И тайный вздох немеющей любви.
И, трепеща у милого порога, Забытых грёз к тебе стремится рой. Недалека воздушная дорога, Один лишь миг - и я перед тобой.
И в тот же миг незримого свиданья Нездешний свет вновь озарит тебя, И тяжкий сон житейского сознанья Ты отряхнёшь, тоскуя и любя.
Начало сентября 1892 [2, с. 91-92].
Показательно, что стихотворение Вл. Соловьёва тоже диалогично: размышления лирического героя обращены к лицу, обозначенному характерным для лирики местоимением ты. В то же время образ лирической героини, скрывающейся за этим наименованием, очень не определён, размыт. Т.В. Игошева считает это принципиально важным для ранней лирики А. Блока, непосредственно связанной с поэтикой Вл. Соловьёва. Она пишет, что в блоковских «Стихах о Прекрасной Даме» «проблема женского персонажа... заключается в том, что он не может быть сведён к одному единственному образу» (курсив Т.В. Игошевой. - Т.П.), и отмечает специфическую черту лирической структуры женского образа - «его многокомпонентный характер»2.
На наш взгляд, именно такой подход к пониманию субъектной организации стихотворения Вл. Соловьёва обусловливает непредвзятое восприятие этого неоднопланового текста. О подобных стихах З.Г. Минц писала: «.целостный модальный статус стихотворения порой неопределим, поскольку неясно, что
2 См.: Игошева Т.В. Ранняя лирика А.А. Блока (1898-1904): поэтика религиозного символизма. М.: Глобал Ком, 2013. С. 276 [3].
изображается: мистическая сущность явления, раскрытая в рядах культурных уподоблений, или биографический «феномен» и его психологическое переживание» [4, с. 412].
Романтические метонимии и перифразы («... желаний пламень бурный / И тайный вздох немеющей любви») традиционно являют «психологическое переживание», не выразимое словами («Зачем слова?») и не требующее их, поскольку воспринимается непосредственно - душой, сердцем. Именно оно передаётся, движется воздушной дорогой («Эфирных волн созвучные струи»), соединяющей любящих живым чувством («Забытых грёз к тебе стремится рой»).
В то же время образ воздушной дороги восходит к фетовскому, утверждающему путь от бренного, земного - к небесному, идеальному миру, к вечности, где растворено благо («счастье»): «А счастье где? Не здесь, в среде убогой, / А вон оно - как дым. / За ним! За ним! Воздушною дорогой - / И в вечность улетим!» (курсив наш. - Т.П.)3.
Словообраз Безбрежность также обращён к словоупотреблению Фета -именно так, по наблюдениям Л.И. Будниковой, определял источник этого слова в русской поэзии К. Бальмонт, в 1895 году выпустивший свою вторую книгу под названием «В Безбрежности». В статье «Имени Тютчева» (Париж, 1924) К. Бальмонт пишет: «.слово Безбрежность впервые было введено в русский стих Фетом» [6, с. 6]. Вместе с тем Л.И. Будникова отмечает, что название книги К. Бальмонта, по мнению В.Ф. Маркова, имеет два возможных источника: стихотворение А. Фета «Горное ущелье» и стихотворение Вл. Соловьёва «Зачем слова? В безбрежности лазурной.». Так или иначе, «Безбрежность, - заключает Л.И. Будникова, - перифрастическое обозначение неба, которое в романтическом искусстве выступает как символ вечности, высокой духовности, гармонической упорядоченности - идеала в широком смысле» [6, с. 6].
У Вл. Соловьёва слово безбрежность сопровождается весьма значимым для символистов эпитетом: «В безбрежности лазурной (курсив наш. - Т.П.)». Лазурь в символической поэзии - цветовой символ, принадлежащий, как отмечает Т.В. Игошева, софийному образу4; по выражению Вяч. Иванова, это цвет «небесной земли»5. У Вл. Соловьёва лазурь - свойство мистического мира, в котором является царственная, божественная, «персонифицированная Красота [Вечная Женственность]», которая, по мнению З.Г. Минц, «была одновременно и Девой Марией, Божьей Матерью. К ней он испытывал мистическую любовь, напоминающую чувства средневековых рыцарей» [8, с. 354]:
Вся в лазури сегодня явилась Предо мною царица моя, -Сердце сладким восторгом забилось,
3 См.: Фет А.А. Майская ночь // Фет А.А. Стихотворения. М.: Худож. лит., 1976. С. 136 [5].
4 См.: Игошева, Т.В. Ранняя лирика А.А. Блока (1898-1904): поэтика религиозного символизма. М.: Глобал Ком, 2013. С. 297.
5 См.: Иванов Вяч. Голубой цветок (конспект лекции) // Иванов Вяч. Собр. соч. Т. IV Брюссель, 1987. С. 741 [7].
И в лучах восходящего дня Тихим светом душа засветилась, А вдали, догорая, дымилось Злое пламя земного огня. [9, с. 61]
«В безбрежности лазурной» человеческая душа соприкасается с миром духовным, человеческая любовь восходит к высшей реальности - любви божественной, истинной, спасающей весь мир. «Грани конечной индивидуальности, самоутверждающейся в своей исключительности, - пишет Вл. Соловьёв, - грани природного эгоизма, должны быть разбиты любовью, дабы человек мог стать сообразным Богу, который есть любовь» [10, с. 203]. Таким образом, в концепции Вл. Соловьёва, заключает З.Г. Минц, «подлинная любовь - единение душ, противостоящее земному эгоизму и возможное лишь в мире духа» [11, с. 293].
В стихотворении «Зачем слова?..» знаками духовного мира выступают характеристики с семантикой неявленного, потустороннего: незримое свиданье, нездешний свет; вот почему немеющая любовь - это одухотворённая любовь: она свободна от земных отягощающих дух проявлений (в том числе, и языковых, неспособных передать невыразимое, и временных - «Один лишь миг - и я перед тобой»). В композиции стихотворения, в развёртывании ключевой темы очень выразительно представлено это движение любви, освобождающейся от земных оков: «Зачем слова?» - «тайный вздох немеющей любви» -«тоскуя и любя». Завершающее этот ряд слово любя передаёт семантику любви в соотношении с семантикой движения, так как представляет собой глагольную форму - деепричастие. Эпитет тоскуя здесь очень важен: в нём отражена тоска по идеалу, который Вл. Соловьёв видел «в конечном синтезе мирового движения - в победе любви над смертью» [11, с. 284].
«Признаком явлений духовного ряда Соловьёв считает их взаимосвязь и взаимопроникновение, разрушающее временные и пространственные барьеры, сливающее индивидуумов в единую «всечеловеческую» семью, - пишет З.Г. Минц. - Наивысшее выражение этого взаимопроникновения человеческих душ Соловьёв (вслед за Платоном) видит в любви» - любви божественной, преображающей и спасающей мир [11, с. 292].
Таким образом, воздушная дорога в стихотворении Вл. Соловьёва - это дорога живой любви, обусловливающей единение душ в божественном бытии.
Именно такой потенциал несёт в себе заглавный образ стихотворения К. Бальмонта. Образ поэта Вл. Соловьёва, обозначенного в посвящении, выступает своего рода поэтической метонимией, в свёрнутом виде являющей сложное мифопоэтическое содержание: представление о невидимых связях окружающего мира, о Божественной его сути и о месте человека в процессе преображения мира. Вот почему одна из его характеристик - «обожатель Бога». Особая миссия поэта подчёркнута заглавной буквой в другой перифрастической характеристике: «Единый из Певцов». Сама душа Певца предстаёт своеобразным двойным зеркалом: «Общий смысл вселенной, - пишет Вл. Соловьёв, -открывается в душе поэта двояко: с внешней своей стороны, как красота природы, и с внутренней, как любовь.» [12, с. 98].
Всё это было очень близко К. Бальмонту; и ритмическое соответствие стихотворению Вл. Соловьёва в этом поэтическом диалоге необходимо и органично устанавливает общую тональность, отражает внутреннее глубинное единство (если не сказать - родство). Стихотворение «Воздушная дорога» обнаруживает многочисленные параллели с текстом Вл. Соловьёва: «незримые теченья» = «Эфирных волн созвучные струи»; «Мы на Земле - как бы в чужой стране» = «тяжкий сон житейского сознанья»; «Мы говорим. Но мы не понимаем / Всех пропастей людского языка» = «Зачем слова?»; «светлая печать» = «нездешний свет»; «я с тобой - опять» = «Один лишь миг - и я перед тобой».
Ключевой образ воздушной дороги, инициированный третьей строкой стихотворения Вл. Соловьёва, не просто повторяется и развивается в баль-монтовском стихотворении - он выступает подлежащим в предикативной конструкции, где сказуемое подчёркивает актуальный смысл: недалека. В концовке стихотворения Бальмонта смысл сказуемого акцентируется синонимической заменой и усилительным наречием меры и степени («так близка воздушная дорога»).
Возникает ощущение согласного, созвучного диалога братьев по духу -таких, о которых в стихотворении «Поэт» Бальмонт свидетельствовал: «Поэты. Братья. Увенчали нас / Не люди. Мы древней людей. Мы своды / Иных миров. Мы духа переходы. / И грань - секунда там, где наш алмаз» [13, с. 12]. В то же время идеи и образы Вл. Соловьёва получают своеобразное развитие в бальмонтовском поэтическом пространстве. Строка «Всё в Мире полно скрытого значенья», казалось бы, самым непосредственным образом отражает знаменитое соловьёвское «Милый друг, иль ты не видишь, / Что всё видимое нами - / Только отблеск, только тени / От незримого очами?..» [12, с. 442]. Вместе с тем строкой «Мы на Земле - как бы в чужой стране» открываются характерные для Бальмонта рассуждения о слепоте и глухоте современного человека, неспособного постичь сущностные проявления как внешнего, так и внутреннего мира: «Мы говорим. Но мы не понимаем / Всех пропастей людского языка. / Морей мечты, дворцов души не знаем.» [1, с. 90].
Приобщение к сущностным основам бытия осуществляется на пути соединения земного и небесного («Но мир Земли для Неба не чужой»), и путь этот проходит через духовное существо человека: «Но в нас проходит звёздная река». Метафорическое название этой дороги - «звёздная река» - входит в парадигму бальмонтовских наименований всеобщего космического пути (книга «Птицы в воздухе» (1908)): «Звезда к звезде, звезда с звездой, / Поток всемирно-молодой. / Дорога душ, дорога птиц, / Дай быть мне там, где нет границ» («Звезда к звезде») [14, с. 218]; «Кротко светит Млечный Путь. / Тихой вечности ступени <...> / Улетает птичий рой, / В белом свете восхожденья. // Ниспадают лепестки, / И звезда порой сорвётся. / Свет Белеющей Реки / Белым звоном отдаётся» («Белый звон») [15, с. 219].
В стихотворении с весьма значимым названием «Прозрение» (книга «Сонеты Солнца, Мёда и Луны» (1917)) образы звёздной реки и воздушной дороги контаминируются в ёмком образе-символе единственно верного пути, уготованного человеку во исполнение божественного предназначения: «Мы все здесь
в мире - в верной длани Бога. / Он всем нам задал выполнить урок. / Для каждого - лишь звёздная дорога» [16, с. 59].
Этим путём, соединяющим землю и небо и открывающим во всеединстве «новое небо и новую землю» (Откр., 21:1)6, шествует в стихотворении Бальмонта его собеседник - «обожатель Бога, поэт-монах, Владимир Соловьёв»: «И ты ушёл отсюда без возврата, / Но мир Земли - для Неба не чужой. // Ты шествуешь теперь в долинах Бога, /О, дух, приявший светлую печать». Соприкоснувшись с ним духом, собеседник может приобщиться к тайнам, соединявшим поэтов на земле и открытым в инобытии: «Вот вижу взор твой -я с тобой - опять» [1, с. 91].
В.М. Жирмунский писал в книге о немецких романтиках: «Философский романтизм Новалиса заключает в себе убеждение, что состояние бессмертия, наступления которого в религиозном веровании мы ожидаем после смерти, в скрытом виде заключается в нас уже теперь, так что мы можем перенестись в ожидающее нас состояние и таким образом приготовиться к высшей ступени совершенства»7.
Воздушная дорога в бальмонтовском стихотворении - это дорога духа, соединяющая весь мир и преодолевающая время и пространство. Смысл, который несёт в себе этот образ у Вл. Соловьёва, безусловно, прочитывается в диалогическом сопряжении двух рассмотренных контекстов и усложняет семантику ключевого образа: воздушная дорога - это путь любви, на котором, по мысли Новалиса, «связь не только любящих, но и всего мира открывается в Боге»8, путь «к великому "синтезу" духа и материи, "неба" и "земли" к царству воплощённых Истины, Добра и Красоты»9. Таким образом, стихотворение К. Бальмонта «Воздушная дорога», посвящённое Вл. Соловьёву, во многом обусловливает и поэтически мотивирует глубинный, онтологический смысл названия книги, в которую оно входит, - «Только любовь» (1903).
Список литературы
1. Бальмонт К.Д. Воздушная дорога // Бальмонт К.Д. Собр. соч.: в 7 т. Т. 2. М.: Книжный Клуб «Книговек», 2010. С. 90-91.
2. Соловьев В.С. Зачем слова? В безбрежности лазурной // Соловьев В.С. Стихотворения и шуточные пьесы / вступ. ст., сост. и примеч. З.Г. Минц. Л.: Сов. писатель, 1974. С. 91-92.
3. Игошева Т.В. Ранняя лирика А.А. Блока (1898-1904): поэтика религиозного символизма. М.: Глобал Ком, 2013. 398 с.
4. Минц З.Г. Поэтика Александра Блока. СПб., 1999. 728 с.
5. Фет А.А. Майская ночь // Фет А.А. Стихотворения. М.: Худож. лит., 1976. 238 с.
6 См.: Библия в 2 т. Т. 2. Ленинград: Духовное просвещение, 1990. С. 482 [17].
7 Цит. по: Игошева Т.В. Ранняя лирика А.А. Блока (1898-1904): поэтика религиозного символизма. С. 223-224.
8 См.: Игошева Т.В. Ранняя лирика А.А. Блока (1898-1904): поэтика религиозного символизма. С. 140.
9 См.: Минц З.Г. О трилогии Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист» // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб.: Искусство - СПб, 2004. С. 228 [18].
6. Будникова Л.И. Ключевые мотивы книги стихов К. Бальмонта «В Безбрежности» (проблемы генезиса и интерпретации) // Солнечная пряжа: Научно-популярный и литературно-художественный альманах. Иваново; Шуя: Издатель Епишева О.В., 2008. Вып. 2. С. 6-10.
7. Иванов Вяч. Голубой цветок (конспект лекции) // Иванов Вяч. Собр. соч. Т. IV Брюссель, 1987. С. 739-741.
8. Минц З.Г. Эпоха модернизма: «серебряный век» русской поэзии // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб.: Искусство-СПб, 2004. С. 342-390.
9. Соловьёв В.С. Вся в лазури сегодня явилась // Соловьёв В.С. Стихотворения и шуточные пьесы / вступ. ст., сост. и примеч. З.Г. Минц. Л.: Сов. писатель, 1974. С. 61.
10. Соловьев Вл. Россия и Вселенская церковь. М., 1911. 448 с.
11. Минц З.Г. Владимир Соловьев - поэт // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб.: Искусство - СПб, 2004. С. 273-314.
12. Соловьев Вл. О лирической поэзии // Соловьев В.С. Смысл любви: Избранные произведения. М.: Современник, 1991. С. 85-111.
13. Бальмонт К.Д. Поэт // Бальмонт К.Д. Собр. соч.: в 7 т. Т. 5. М.: Книжный Клуб «Кни-говек», 2010. С. 12.
14. Бальмонт К.Д. Звезда к звезде // Бальмонт К.Д. Собр. соч.: в 7 т. Т. 3. М.: Книжный Клуб «Книговек», 2010. С. 218.
15. Бальмонт К.Д. Белый звон // Бальмонт К.Д. Собр. соч.: в 7 т. Т. 3. М.: Книжный Клуб «Книговек», 2010. С. 219.
16. Бальмонт К.Д. Прозрение // Бальмонт К.Д. Собр. соч.: в 7 т. Т. 5. М.: Книжный Клуб «Книговек», 2010. С. 59.
17. Библия: в 2 т. Т. 2. Ленинград: Духовное просвещение, 1990. 495 с.
18. Минц З.Г. О трилогии Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист» // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб.: Искусство - СПб, 2004. С. 223-242.
References
1. Bal'mont, K.D. Vozdushnaya doroga [Airy Road], in Bal'mont, K.D. Sobranie sochineniy v 71., t. 2 [Collected works in 7 vol., vol. 2], Moscow: Knizhnyy Klub «Knigovek», 2010, рр. 90-91.
2. Solov'ev, VS. Zachem slova? V bezbrezhnosti lazurnoy [What for the words? In this azure vastness], in Solov'ev, VS. Stikhotvoreniyaishutochnyyepyesy [Verses and facetious plays], Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1974, pp. 91-92.
3. Igosheva, T.V Rannyaya lirikaA.A. Bloka (1898-1904):poetika religioznogo simvolizma [Early poems by AA Blok (1898-1904): poetic of religious symbolism], Moscow: Global Kom, 2013, 398 p.
4. Mints, Z.G. PoetikaAleksandra Bloka [Poetic of Aleksandr Blok], Saint-Petersburg, 1999, 728 p.
5. Fet, A A Mayskaya noch' [May Night], in Stikhotvoreniya [Poems], Moscow: Khudozhestvennaya literature, 1976, 238 p.
6. Budnikova, L.I. Klyuchevye motivy knigi stikhov K. Bal'monta «V Bezbrezhnosti» (problemy genezisa i interpretatsii) [Key Motives of the Balmont's Book of Poetry «At the immensity» (Genesis and Interpretation Problems)], in Solnechnaya pryazha: Nauchno-populyarnyy i literaturno-khudozhestvennyy al'manakh [Sunny Yarn: Popular-science and literary almanac], Ivanovo-Shuya: Izdatel' OV Episheva, 2008, issue 2, pp. 6-10.
7. Ivanov, Vyach. Goluboy tsvetok [The blue flower], in Ivanov, Vyach. Sobranie sochineniy, t. IV [Collected works, vol. IV], Bryussel, 1987, pp. 739-741.
8. Mints, Z.G. Epokha modernizma: «serebryanyy vek» russkoy poezii [Epoch of modernism: «silver age» of Russian poetry], in Mints, Z.G. Poetika russkogo simvolizma [Poetic of Russian symbolism], Saint-Petersburg: Iskusstvo-SPb, 2004, pp. 342-390.
9. Solov'ev, VS. Vsya v lazuri segodnya yavilas' [Today she appeared all in azure], in Solov'ev, VS. Stikhotvoreniya i shutochnye p'esy [Poems and burlesque plays], Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1974, p. 61.
10. Solov'ev, VS. Rossiya i vselenskaya tserkov' [Russia and the universal church], Moscow, 1911, 448 p.
11. Mints, Z.G. Vladimir Solov'ev - poet [Vladimir Solovyov as a poet], in Mints, Z.G. Poetika russkogo simvolizma [Poetic of Russian symbolism], Saint-Petersburg: Iskusstvo-SPb, 2004, pp. 273-314.
12. Solov'ev, VS. O liricheskoy poezii [About lyrical poetry], in Solov'ev, VS. Smysl lyubvi [Meaning of love], Moscow: Sovremennik, 1991, pp. 85-111.
13. Bal'mont, K.D. Poet [The Poet], in Bal'mont, K.D. Sobranie sochineniy v 71., t. 5 [Collected works in 7 vol., vol. 5], Moscow: Knizhnyy Klub «Knigovek», 2010, p. 12.
14. Bal'mont, K.D. Zvezda k zvezde [Star to Star], in Bal'mont, K.D. Sobranie sochineniy v 71., t. 3 [Collected works in 7 vol., vol. 3], Moscow: Knizhnyy Klub «Knigovek», 2010, p. 218.
15. Bal'mont, K.D. Belyy zvon [The White Peal], in Bal'mont, K.D. Sobranie sochineniy v 71., t. 3 [Collected works in 7 vol., vol. 3], Moscow: Knizhnyy Klub «Knigovek», 2010, p. 219.
16. Bal'mont, K.D. Prozrenie [Insight], in Bal'mont, K.D. Sobranie sochineniy v 71., t. 5 [Collected works in 7 vol., vol. 5], Moscow: Knizhnyy Klub «Knigovek», 2010, p. 59.
17. Bibliya v21., t.2 [Bible in 2 vol., vol. 2], Leningrad: Dukhovnoe prosveshchenie, 1990. 495 p.
18. Mints, Z.G. O trilogii D.S. Merezhkovskogo «Khristos i Antikhrist» [About the trilogy «Christ and Antichrist» by D.S. Merezhkovskiy], in Mints, Z.G. Poetika russkogo simvolizma [Poetic of Russian symbolism], Saint-Petersburg: Iskusstvo-SPb, 2004, pp. 223-242.
УДК 821.161.1 ББК Ш33(2=411.2)6
ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЙ МИФ В ПОЭЗИИ И.Ф. ЖДАНОВА
Н.С. ЧИЖОВ
Тюменский государственный университет ул. Семакова, д. 10, г. Тюмень, 625003, Российская Федерация E-mail: [email protected]
Творчество И.Ф. Жданова, выходца из сибирских территорий, сегодня в Европе и в России признано в качестве одного из самых значительных явлений отечественной литературы постсоветского периода. На основе проведенного мифопоэтического анализа было выявлено, что эсхатологические представления в стихотворных текстах поэта развиваются по двум фабульным схемам, укорененным в мифологической традиции: первая схема предполагает развитие художественных событий до их логического предела, вселенской катастрофы; вторая - циклическое чередование разрушения и восстановления вселенной. Обосновывается связь возникновения эсхатологической ситуации в художественном мире И.Ф. Жданова с архетипическим образом божественного младенца, имеющим амбивалентную семантику, выявленную в свете интерпретаций К. Юнга. Доказывается, что, с одной стороны, этот архетипический образ выражает хаотическую силу коллективного бессознательного, направленную на разрушение несовершенного мира до начального состояния (тексты «Такую ночь не выбирают...», «Взгляд» и др.), с другой стороны, он, напротив, выполняет компенсаторную функцию, направленную на восстановление целостности человечества и гармонии жизни (тексты «Портрет отца», «Неон», «Поезд», «Неразменное небо» и др.). Делается вывод о том, что эсхатологический миф в стихотворных текстах И.Ф. Жданова является одним из важнейших системообразующих элементов по-