CC BY
51
ДИССЕРТАЦИОННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Г. В. Вдовина
О ЗЕРКАЛЬНЫХ ОТРАЖЕНИЯХ В СЕМИОТИКЕ XVII в.
Зеркальные отражения представляют собой один из самых интересных и по-настоящему загадочных случаев означивания. Не случайно феномен зеркала, этот уникальный сгусток истин и иллюзий — иллюзий, оборачивающихся истинами, и истин, оборачивающихся иллюзиями, — породил в наши дни отдельное направление в семиотических исследованиях, названное семиотикой зеркальности. Но интерес к зеркалу как семиотическому явлению (в том числе вне богословского контекста, в котором метафора зеркала, восходящая к Рим 1, 20, разрабатывалась со времен первоначального христианства) возникает, разумеется, за много столетий до Тартусской школы. В средние века зеркальными отражениями интересовались Фома Аквинский, Петр Авреол, Уильям Оккам; в XVI—XVII вв. — Франсиско Суарес, авторы «Коимбрского курса логики», Иоанн св. Фомы и др.
Первый и главный вопрос, который задает себе схоластика XVII в., обращаясь к теме зеркальных отражений, звучит так: что мы видим, глядя в зеркало? Видим ли мы в нем образ отраженного предмета или сам предмет?1 Ситуация становится еще более любопытной, если отражаемый предмет — мы сами. На этот вопрос авторы XVII в. дают два прямо противоположных ответа. Первая позиция сформулирована в «Коимбрском курсе»: «Безусловно, образ в зеркале невидим»2; то, что воспринимается нашим зрением, есть сам предмет3. Еще ранее, за тридцать лет до публикации «Коимбрского курса», эту же мысль высказывал совсем еще молодой, двадцатичетырехлетний Франсиско Суарес в курсе лекций «О душе»4. Противоположную позицию отстаивал доминиканец Иоанн св. Фомы, он же Жоао Пойнсот (1589-1644), выдающийся португальский философ и теолог5.
От чего зависит у названных авторов ответ на этот вопрос? От того, как именно мыслится возникновение отражений в зеркале. Схоласты XVII в. все еще объясняли оптические явления, опираясь на средневековую концепцию species intentionales — невидимых форм, испускаемых каждой освещенной вещью и переносящих через воздушную среду (путем последовательного количественного умножения этих форм, multiplicatio formarum, в пространстве между предметом и глазом) информацию о внешнем облике этой вещи. Попадая на зрачок глаза, species intentionales активизируют зрительный орган, продуцируя таким образом зрительное впечатление. Но сторонники двух указанных позиций используют эту теорию по-разному: если у Иоанна св. Фомы species intentionales функционируют как невидимые, но реальные конкретные формы вещей, устойчивые и обладающие собственной активностью, то Суарес и коимбрцы описывают их как простое излучение, идущее от освещенного тела.
© Г. В. Вдовина, 2008
Иоанн св. Фомы в обоснование своей позиции обращается к Фоме Аквинскому, который утверждал: «Когда мы видим вещи в зеркале, species этих вещей напечатлевается в чувственном органе не от вещей, а от зеркала. Следовательно, все эти species напечатлеваются как заключенные в единой species зеркала, так что species зеркала и species вещи, видимой в зеркале, не различаются между собой»6. Отсюда Иоанн св. Фомы делает вывод: «Если то, что мы видим в зеркале, мы видим посредством species самого зеркала, то видимое существует не через species объекта и представляет собой не сам объект, а некий образ, возникший в зеркале»7. Объясняя физический механизм возникновения образа в зеркале, Иоанн св. Фомы исходит из того, что одного только отражения species, излучаемой предметом, недостаточно для возникновения отражения. В противном случае это излучение отражалось бы также от матовых поверхностей; кроме того, тогда любой кусок зеркала давал бы одинаковое по размеру отражение вещи или ее части. Но поскольку отражение производится только от зеркальных поверхностей, прозрачных в своем верхнем слое и имеющих матовое основание, и размер отражения зависит от размера самого зеркала, это свидетельствует о том, что отражения как такового, reflexio, недостаточно: образ в зеркале генерируется самим зеркалом8. Происходит это следующим образом. В возникновении зеркального отражения участвуют два «действующих лица»: свет и species intentionalis отражаемой вещи. Свет — главное генерирующее начало, благодаря которому отражение вообще может быть воспринято зрением; а species играет роль модифицирующего начала, благодаря которому отражаемый свет принимает именно такую форму и окраску, которые соответствуют форме и окраске самого предмета. Так «из отраженных света и species по природе возникает зримый образ той вещи, которую репрезентирует species»9. Поскольку отражение генерируется самим зеркалом, оно и к нашему зрачку доставляется как заключенное в species самого зеркала, но не просто как стеклянного предмета, а как предмета, аффицированного светом и модифицирующей species. Стало быть, мы видим в зеркале и благодаря этому познаем вовсе не сами вещи, а продукты взаимодействия (на поверхности или в толще зеркала) света и активных интенциональных species тех вещей, которые находятся перед зеркалом. Мы видим некий новый предмет: зрительный образ в зеркале, генерированный самим зеркалом и соотносящийся с отражаемой вещью как его инструментальный знак10.
В сравнении с этим учением Иоанна св. Фомы критикуемая им позиция — позиция коимбрцев и Суареса — не только точнее описывает истинную физическую картину возникновения зеркальных отражений, но и любопытнее с чисто семиотической стороны. Учение коимбрцев заключает в себе два основных тезиса. Тезис первый: объектом зрения может быть только нечто освещенное и обладающее цветом; но то, что производится в самом зеркале, — а именно, изменение в его поверхности, вызванное попаданием на нее идущего от вещи излучения, — представляет собой акциденцию в совершенно иной природе. «Следовательно, оно не воспринимается зрением, которое не способно реагировать на выходящее за рамки своего объекта»11. Коль скоро акциденции в зеркальной поверхности принципиально недоступны нашему зрению, остается сделать вывод, что видимый в зеркале образ мы видим посредством той единственной species, к которой чувствителен наш зрительный аппарат: species, излученной самой вещью и лишь отраженной — не генерированной — зеркалом. «Отсюда очевидно, что отражение не является инструментальным знаком»12. Тезис второй: хотя это отраженная species вещи сама по себе невидима для нас, она, попадая на зрачок глаза, производит зрительное впечатление, заставляя нас увидеть в зеркале отраженный предмет. Стало быть, она действует как посредница, сама
по себе непознаваемая, но позволяющая через себя прийти к познанию другой — отраженной — вещи. Стало быть, отражение как таковое, в физическом смысле, т. е. само отраженное излучение, есть формальный знак отражаемого предмета13.
Подробное физическое обоснование этой позиции мы находим у Суареса. Зеркало служит только для того, чтобы отражать; само по себе оно ничего не производит и не посылает обратно больше того, что приняло от объекта. Доказательством этого может служить, например, возникающий в зеркале эффект глубины. Когда мы стоим близко к зеркальной поверхности, то отражаемый в ней предмет за нашей спиной кажется нам находящимся на таком же расстоянии от нее, на каком он находится в реальности, а не на каком находится от нас поверхность зеркала. Между тем, если бы видимая в зеркале картинка реально генерировалась самой поверхностью зеркала, мы и видели бы ее на поверхности — или, в крайнем случае, на такой глубине, на какой заканчивается стекло и начинается матовое основание зеркала. Следовательно, все, что мы видим, — это оптическая иллюзия, производимая в нашем зрительном аппарате отраженным излучением самой вещи, а не собственной species intentionalis зеркала как предмета. Следовательно, «ложно, что конечный объект зрения есть образ в зеркале... Зрение видит не вещь в зеркале, а непосредственно саму вещь»14.
Итак, согласно позиции Суареса и коимбрцев, зеркальные отражения представляют собой формальные знаки, через которые мы видим не самостоятельные реальности-образы, а сами вещи. Если перед зеркалом стоим мы сами, ситуация, взятая с семиотической стороны, становится парадоксальной: глядя в зеркало, мы видим самих себя через формальные знаки самих себя. В то же время мы, очевидно, не совпадаем с тем, что видим, ибо видимое находится по ту сторону зеркальной поверхности, тогда как мы сами как реальные физические сущие стоим перед ней. Эта игра тождества и различия особенно завораживает тогда, когда мы имеем дело с совершенной, абсолютно гладкой зеркальной поверхностью, дающей максимально точное отражение. Но сразу же возникает вопрос: не изменится ли эта ситуация, если зеркало окажется кривым или щербатым, или треснутым? Отразятся ли дефекты зеркальной поверхности на семиотическом статусе видимых в ней образов?
С точки зрения Иоанна св. Фомы, различия в характере отражений в зависимости от степени правильности зеркала (его “uniformitas seu regularitas”) — один из доводов в пользу того, что изображение не просто отражается, но генерируется самим зеркалом. Коимбрцы и Суарес прямо не затрагивают этот вопрос, но, думается, из всего ими сказанного следует только один возможный ответ: мы по-прежнему будем видеть в зеркале сами вещи, в том числе самих себя, только видеть искаженно. Не видеть искаженную вещь, а искаженно видеть вещь. Физические помехи в отражении излученной species вызывают помехи в ее восприятии, но species остается той же самой, излученной самой вещью, а не генерированной зеркалом. Как бы ни обстояло дело с физической трансляцией species, как бы причудливо ни возвращало нам кривое зеркало наш собственный облик, оно может вернуть меньше, но никак не больше того, что получило от нас. И в этом — его радикальное отличие от художественных образов, созданных человеком.
Таковы два противоположных понимания зеркальных отражений в семиотике XVII в. Отсюда в принципе открывается возможность двух разных метафорических рядов, из которых в основе первого ряда лежала бы метафора обособившегося зеркального отражения, обретшего собственную онтологическую плотность, а в основе другого ряда — метафора проницаемости зеркальной поверхности, при которой оригинал и отражение менялись
бы местами, сливаясь воедино и вновь раздваиваясь. Обе возможности были реализованы в культуре, но эти приключения зеркальных отражений остались за рамками «Философских курсов» XVII в.
1 Можно сказать, что теме зеркальных отражений повезло. В чрезвычайно скудной научной литературе, посвященной семиотике XVII в., этот вопрос удостоился специального рассмотрения в статье: Doyle J. P. The ‘Conimbricenses’ on the Semiotic Character of Mirror Images // The Modem Schoolman. 1998. № 76. November. P. 17-31. Еще большей удачей можно считать тот факт, что статья Дойла была переведена на русский язык и доступна читателю в следующем издании: Дойл Дж. П. Коимбрские схоластики о семиотическом характере зеркальных отражений // VERBUM. СПб., 2001. Вып. 5. Образы культуры и стили иберийского мышления: иберийский опыт / Пер. Л. В. Цыпиной, послесл. Л. В. Цыпиной, Д. В. Шмонина. С. 93-109. Статья Дойла интересна, в частности, тем, что в ней проводится подробное сравнение знаковых свойств зеркальных отражений с теми общими критериями, по которым вещь может быть отнесена к числу знаков в семиотике У. Эко.
2 Conimbr., Dialectica, p. II, de Interpr., lib. I, cap. 1, q. 2, a. 3, sect. 2: “Certum est speciem in speculo non videri”.
3 С авторами «Коимбрского курса» солидарен также Родриго де Арриага: “...obiectum est quod in speculo videtur, cum diversa tamen ubicatione” [«.то, что видимо в зеркале, есть сам предмет, но расположенный в другом месте»]. Rodericus de Arriaga, CursusPhilosophicus, lib. De Anima, disp. VI, sect. II, subsect. 5, § 52.
4 Castellote Cubells, Salvador (1992), Tractatus una cum quaestionibus Aristotelis De Anima. Editio critica. Bilingüe: texto latino y castellano / Introducción de X. Zubiri. 3 vol. Madrid; Labor, 1992.
5 Критическое издание: Cursus philosophicus thomisticus secundum exactam, veram, genuinam Aristotelis et Doctoris Angelici mentem / Ed. By B. Reiser. 3 vol. Torino, 1930-37, 2. 1948-50.
6 [9168] Super Sent., lib. 3 d. 14 q. 1 a. 1 qc. 4 ad 1: “Quando videntur res in speculo, species istarum rerum non imprimuntur a rebus in sensu, sed a speculo. Unde imprimuntur omnes istae species ut conclusae in una specie speculi, non quod sit alia species speculi et alia rei visae in speculo”.
7 Ioannis a Sancto Thoma. Cursus Philosophicus Thomisticus, volumen tertium: In tres libros de Anima; De visione rei in speculo: “Si id, quod videtur in speculo, videtur per speciem ipsius speculi, non utique id, quod videtur, est per speciem obiecti, neque obiectum ipsum, sed aliqua imago genita in speculo”.
8 Ibid: “Ergo signum est non sufficere reflexionem speciei, sed generari imaginem”.
9 Ibid: “ex luce et specie refractis nata est generari imago apparens eius rei, quam repraesentat species”.
10 В таком понимании зеркальное отражение отличается от изображений, созданных руками человека, только двумя моментами: своей зависимостью от физического присутствия отражаемой вещи и спонтанным, непреднамеренным характером возникновения. В остальном оно представляет собой такую же единичную реальную вещь. Этот момент угадывается у Бартоломео Мастри, занявшего в этом вопросе ту же позицию, что и португальский доминиканец. Mastri et Belluto, Cursus integer, t. II, disp.7, q. 7, § 147: “Quamvis lapis Caesarem repraesentans, vel speculum, in quo alicuius effigies relucet, secundum esse formale proprium, non sint exemplar et figura Caesaris et effigiati, tamen ut continent illas figuras, possunt dici exemplar illorum” («Хотя камень, представляющий Цезаря, или зеркало, в котором отражается некий образ, по своему собственному формальному бытию не являются образцами и фигурами Цезаря и отраженного, однако поскольку они содержат в себе эти фигуры, они могут быть названы их образцами»). Для нас здесь важно только то, что Мастри не усматривает никакой разницы между этими двумя видами иконических знаков — статуей Цезаря и отражением в зеркале.
11 Conimbr., Dialectica, p. II, de Interpr., lib. I, cap. 1, q. 2, a. 3, sect. 2: “Ergo non percipitur a visu, qui ultra suum obiectum versari non potest”.
12 Conimbr., Dialectica, p. II, de Interpr., lib. I, cap. 1, q. 2, a. З, sect. 2: “Sed quod cernitur est obiectum per speciem reflexam ex speculo; unde perspicuum manet speciem non esse signum instrumentale”.
13 Под формальными знаками подразумеваются такие знаки, которые дают нечто узнать через себя, но сами как физические сущности при этом остаются непознаваемыми. В отличие от них, инструментальные знаки сначала должны быть узнаны сами, чтобы потом через низ могло быть узнано их означаемое.
14 Francisco Suarez, Commentaria una cum quaestionibus in libros Aristotelis ‘De Anima’, vol. II, disp. 5, n. 15: “Falsum est quod visio terminetur ad imaginem in speculo; sed speculum tantum deservit, ut in eo fiat reflexio specierum; tamen per visionem non videtur res in speculo, sed immediate ipsa res”.
