Ю.А. Клименко
О ЮРИДИЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ СОУЧАСТИЯ В ПРЕСТУПЛЕНИИ
Ключевые слова: соучастие в преступлении, институт соучастия, юридическая природа соучастия, акцессорная теория соучастия, теория самостоятельной ответственности соучастников, смешанная теория ответственности соучастников.
The article is devoted to the legal nature of complicity in a crime. The paper describes the basic points of view on the legal nature of complicity. It is shown that the degree of working out the issue, the evolution of views on the nature of complicity. Considered the views of reputable scientists on the subject. Studied the rules of the current Russian criminal law of complicity. Existing theories of partnership are analysed. Were noted advantages and disadvantages of accessory theory, the theory of criminal-ists-sociologists (the theory of the destruction of complicity), the theory of self-responsibility of accomplices, the mixed theory of liability of accomplices. The theory of mixed responsibility accomplices is criticized. The author concludes that the rules of the Institute of complicity may have different properties. As the most objective position the sight at partnership as on independent legal institute is considered. The author’s position on the need for a scientific use of the term «accessory of auxiliary roles in the complicity» is presented.
Институт соучастия в преступлении, с начала XIX в. привлекший значительное внимание ученых-криминалистов, включает в себя ряд моментов, традиционно освещаемых в ходе его исследования, как-то: понятие и признаки соучастия, виды соучастников преступления, формы и виды соучастия, соотношение соучастия с прикосновенностью. К числу важных проблем данного института, несомненно, следует отнести и вопрос о его юридической природе.
Несмотря на достаточно внушительный объем литературы, в той или иной степени затрагивающей юридическую природу института соучастия, с момента становления отечественной уголовно-правовой науки и по сей день среди ученых имеются некоторые разночтения в ее трактовке. Природа соучастия остается дискуссионной, выдвигаются различные подходы к
*
Аспирант Московской государственной юридической академии имени О.Е. Кутафина. [[email protected]]
ее решению. При их классификации в научной литературе, как правило, выделяется не менее трех теорий соучастия1. Представителями англосаксонского права в Средние века была разработана так называемая акцессорная теория соучастия. Свое дальнейшее развитие она получила под влиянием демократических преобразований во Франции конца XVIII в. в трудах представителей классической школы уголовного права.
По свидетельству ряда ученых, затрагивавших эту тему в своих публикациях, акцессорная теория основана на следующих принципах: во-первых, соучастники не могут быть осуждены без осуждения и назначения наказания исполнителю, а во-вторых, квалификация содеянного соучастниками возможна только по той же статье, по которой привлекался исполнитель2. Таким образом, в соответствии с положениями рассматриваемой концепции действия отдельных соучастников (организатора, подстрекателя, пособника) расцениваются как нечто дополнительное, придаточное к действиям исполнителя.
Давая характеристику данному подходу к природе соучастия, дореволюционные российские криминалисты именовали его не акцессорной теорией, а старейшим направлением или господствующей доктриной. В качестве основной черты описываемой концепции рассматривалось требование наличия у соучастников умысла и соглашения на совершение преступления3.
Для времени своего возникновения акцессорная теория соучастия была вполне прогрессивной, сужая чрезвычайно широкие основания уголовной ответственности, характерные для права времен феодализма. Однако в том случае, если исполнителю удавалось по тому или иному основанию уйти от ответственности за совершенное преступление, последовательное претворение в жизнь принципа акцессорности приводило к невозможности подвергнуть осуждению иных соучастников. По этой причине право стало постепенно отходить от крайней акцессорности к ограниченному ее варианту. На сегодняшний день даже в английской доктрине соучастия, исторически носившей строго акцессорный характер, принцип акцессорности представлен в несколько ослабленном виде4.
1 См.: Познышев С.В. Основные начала науки уголовного права. Общая часть уголовного права. М., 1912. С. 373—378; Хейфец И.Я. Подстрекательство к преступлению. М., 1914. С. 1—18; Ермакова Л.Д. Понятие соучастия // Энциклопедия уголовного права. Т. 6: Соучастие в преступлении. СПб., 2007. С. 13—21.
2 См.: Есаков Г.А. Англо-американское уголовное право: эволюция и современное состояние Общей части. М., 2007. С. 673—674; Наумов А.В. Российское уголовное право: курс лекций. Т. 1. М., 2007. С. 464; Флетчер Дж., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. М., 1998. С. 462; Шаргородский М.Д.Некоторые вопросы общего учения о соучастии // Шаргородский М.Д. Избранные труды. СПб., 2004. С. 527.
3 См.: Познышев С.В. Указ. соч. С. 373; Хейфец И.Я. Указ. соч. С. 2.
4 См.: Есаков Г.А. Указ. соч. С. 702.
Как правило, в юридической литературе исследователи ведут речь об акцессорности соучастия в целом. Вместе с тем еще дореволюционный криминалист Н.С. Таганцев писал об акцессорности пособничества, а не соучастия вообще. По мнению ученого, положение об акцессорной природе пособничества может быть применимо только в тех случаях, когда началось осуществление предположенного соучастниками деяния1, что безусловно верно — в отсутствие деяния исполнителя вести речь о влиянии его ответственности на ответственность пособников бессмысленно.
По нашему мнению, позиция Н.С. Таганцева об акцессорности пособничества заслуживает внимания. К сожалению, в процитированной работе автор не указывает мотивов, по которым он сужает понятие «акцессорность».
Мы полагаем обоснованным вести диалог об акцессорности подстрекательства, пособничества и организаторства, но не об акцессорности института соучастия в целом. В действующем законодательстве соисполнитель-ство также признается соучастием (ч. 2 ст. 33 УК РФ), однако ни о какой акцессорности применительно к соисполнительству речи идти не может — все соучастники выступают в качестве исполнителей объективной стороны преступления и не могут оказывать юридического влияния друг на друга. Именно поэтому, на наш взгляд, возможна постановка вопроса об акцес-сорности не института соучастия в целом, а об акцессорности отдельных ролей при соучастии — ролей организатора, подстрекателя, пособника. По нашему мнению, было бы более обоснованным использовать в научном обороте словосочетание «акцессорность вспомогательных ролей при соучастии». Подобный подход представляется теоретически более точным.
Исходя из вышеупомянутой тенденции, связанной с постепенной эволюцией института соучастия, хотелось бы предостеречь от статичного взгляда на его юридическую природу. Примером подобной точки зрения может служить мнение М.И. Ковалева, писавшего об акцессорной теории, что «сущность этой теории заключена в признании того очевидного факта, что без исполнителя нет и соучастия, что особые условия и формы ответственности соучастников возможны только в том случае, если исполнитель выполнил задуманный соучастниками состав преступления, или, по крайней мере, начал его исполнение»2.
В отношении данной позиции, высказанной 50 лет назад, нельзя не отметить ее противоречие с ныне действующим законодательством. Тем не менее автор подтвердил ее в работе 1999 г., написанной в период действия нового УК РФ3.
1 См.: Таганцев Н.С. Курс русского уголовного права. Часть Общая. Кн. 1: Учение о преступлении. СПб., 1880. С. 61.
2 Ковалёв М.И. Соучастие в преступлении. Свердловск, 1960. С. 98—99.
3 См.: Ковалёв М.И. Соучастие в преступлении. Екатеринбург, 1999. С. 13.
Иормы УК РСФСР 1960 г. об институте соучастия прямо не предусматривали ответственности за неудачное подстрекательство, благодаря чему взгляд М.И. Ковалева на сущность акцессорности, по крайней мере, не противоречил букве закона. Однако в ч. 5 ст. 34 УК РФ прямо предусмотрена ответственность за неудачное подстрекательство: неудавшееся подстрекательство рассматривается как приготовление к преступлению. Согласно ч. 2 ст. 30 УК РФ, приготовление к тяжкому или особо тяжкому преступлению образует состав преступления. Как видно, отсутствие деяния исполнителя не исключает применения норм института соучастия для привлечения иных причастных лиц к ответственности. Таким образом, тезис М.И. Ковалева о том, что без исполнителя нет соучастия, нет состава преступления, нельзя признать вполне соответствующим действительности. Иа наш взгляд, руководствуясь нормами УК РФ, нельзя безоговорочно утверждать, что именно акцессорная теория положена в основу института соучастия.
В советской уголовно-правовой доктрине акцессорная теория соучастия зачастую рассматривалась как буржуазная, и на этом основании отверга-лась1. Такое положение вещей было закономерным итогом заидеологизиро-ванности советской юридической науки. Главным образом по политическим мотивам уголовное право капиталистических стран расценивалось как нечто негативное, реакционное, служащее исключительно интересам класса буржуазии2.
Вместе с тем в адрес акцессорной теории соучастия советскими учеными выдвигались и возражения по существу. Так, один из противников признания акцессорной природы соучастия, М.Д. Шаргородский, полагал, что акцессорность означает установление ответственности соучастника не за содеянное им лично, а за содеянное исполнителем, что означает объективное вменение и нарушение принципа индивидуальной ответственности3.
Иа наш взгляд, суждение М.Д. Шаргородского по данному вопросу излишне категорично. Усмотреть однозначные признаки объективного вменения можно было только лишь в средневековом английском праве, признававшем прикосновенность к преступлению так называемым соучастием после совершения преступления. Как было отмечено выше, в современном мире практически не встречается акцессорность в чистом виде. Применительно к акцессорности является правомерной постановка вопроса лишь о влиянии, воздействии содеянного исполнителем на ответственность других соучастников, а не о жесткой зависимости между ними, что было бы неизбежно при объективном вменении. Более того, во многих на-
1 См.: Гришаев П.И., Кригер ГЛ. Соучастие по уголовному праву. М., 1959. С. 172—173.
2 См.: Тельнов П.Ф. Ответственность за соучастие в преступлении. М., 1978. С. 73.
3 См.: Шаргородский М.Д. Указ. соч. С. 529.
циональных правовых системах, воспринявших идеи акцессорности, соучастники тем не менее подлежат ответственности за сговор и подстрекательство даже в отсутствие деяния исполнителя, что однозначно говорит о признании их личной индивидуальной ответственности.
К числу ученых, признающих в той или иной степени акцессорность соучастия по действующему УК РФ, можно отнести таких авторов, как М.И. Ковалев и А.В. Наумов1. Среди дореволюционных криминалистов виднейшим сторонником данной концепции соучастия был Н.С. Таганцев2.
По нашему мнению, ряд норм УК РФ свидетельствуют о том, что идея акцессорности была в значительной степени воспринята современным российским законодателем. Так, в случае недоведения исполнителем преступления до конца по не зависящим от него обстоятельствам, остальные соучастники несут ответственность за приготовление или покушение на совершение преступления, как и исполнитель. Время и место содеянного соучастниками определяется по времени и месту деяния исполнителя. В том случае, если преступная деятельность исполнителя оборвалась на стадии приготовления к преступлению, не являющемуся тяжким или особо тяжким, уголовное преследование отсутствует. Таким образом, часть норм института соучастия обладают свойствами акцессорности.
Криминалистами-социологами был выработан свой специфический взгляд на сущность и роль института соучастия в преступлении. Хейфец И.Я. метко назвал его теорией уничтожения понятия соучастия3. Среди отечественных криминалистов виднейшим сторонником ликвидации института соучастия был И.Я. Фойницкий, выдвинувший принцип Quot delinquenti, tot delicta — сколько соучастников, столько отдельных преступлений. Деятельность каждого соучастника предлагалось рассматривать отдельно, как самостоятельное преступление, ответственность за которое должна быть предусмотрена только в нормах Особенной части уголовного права4.
Как нам думается, от института соучастия вряд ли можно отказаться. Он играет очень важную роль в технико-юридическом смысле, избавляя Особенную часть УК РФ от необходимости в каждой статье раскрывать признаки выполнения вспомогательных ролей при совершении преступления.
Позицию криминалистов-социологов можно отнести к теориям юридической природы соучастия только с известной долей условности, поскольку, по сути, она не дает объяснения сущности данного института. Поэтому в дальнейшем мы не будем использовать ее при анализе норм УК РФ о соучастии.
1 См.: Ковалёв М.И. Указ. соч. С. 13; Наумов А.В. Указ. соч. С. 464.
2 См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 4—5.
3 См.: Хейфец И.Я. Указ. соч. С. 6.
4 См.: Фойницкий И.Я.Уголовно-правовая доктрина о соучастии // Юридический вестник. Т. 7. Кн. 1. М., 1891. С. 21.
В континентальном праве зародилась теория самостоятельной ответственности соучастников, предполагающая независимость ответственности соучастников от ответственности исполнителя. Соучастие в данном случае расценивается как самостоятельная форма преступной деятельности. В своей классификации И.Я. Хейфец обозначил ее как среднюю теорию соучастия, поскольку соответствующие авторы, с одной стороны, признают, что учение о соучастии должно быть сохранено, а с другой — считают, что ответственность соучастника должна строиться на тех же принципах, как и личная ответственность отдельного виновника1. В качестве основания ответственности соучастника рассматривается его собственное деяние, при наличии, разумеется, ряда предусмотренных Общей частью уголовного закона условий, образующих наряду с нормами Особенной части особый состав организаторских, подстрекательских или пособнических действий2. Сторонниками данной концепции являются М.Д. Шаргородский, П.И. Гришаев, Г.А. Кригер, П.Ф. Тельнов, Ф.Г. Бурчак3.
Как нам представляется, в УК РФ можно обнаружить целый ряд проявлений самостоятельной ответственности соучастников. В соответствии с ч. 1 ст. 34 УК РФ ответственность соучастников определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в совершении преступления. Согласно ст. 36 УК РФ об эксцессе исполнителя, соучастники не несут ответственности за деяния исполнителя, выходящие за пределы сговора. В силу нормы о добровольном отказе соучастник, предпринявший до совершения преступления ряд перечисленных в законе действий, освобождается от уголовной ответственности, причем совершенно независимо от юридической оценки содеянного исполнителем. Неудачное подстрекательство рассматривается как приготовление, и при определенном в законе условии влечет уголовную ответственность, несмотря на отсутствие исполнителя преступления. Таким образом, теория самостоятельной ответственности нашла свое законодательное закрепление в ряде норм института соучастия.
Отдельные криминалисты не придерживаются ни одной из вышеназванных концепций, занимая промежуточную позицию. В юридической литературе было высказано предложение о создании «смешанной» теории ответственности соучастников4. По мнению С.С. Аветисяна, поскольку различные системы права, провозгласив ту или иную теорию, фактически включают в
1 См.: Хейфец И.Я. Указ. соч. С. 15.
2 См.: Шнейдер М.А. Соучастие в преступлении. М., 1962. С. 40.
3 См.: Шаргородский М.Д. Указ. соч. С. 527; Гришаев П.И., Кригер Г.А. Указ. соч. С. 172—173; Тельнов П.Ф. Ответственность за соучастие в преступлении. М., 1974. С. 139—140; Бурчак Ф.Г. Соучастие: социальные, криминологические и правовые проблемы. К., 1986. С. 158.
4 См.: Аветисян С.С. Соучастие в преступлениях со специальным составом. М., 2004. С. 21.
уголовные законы и элементы другой концепции, необходимо, на основе наиболее рациональных признаков обеих теорий, создать смешанную. Ее предназначение видится автору в том, что она «позволяет определить те минимальные основания (необходимые и достаточные условия), которые позволяют определить ответственность соучастников при различных формах соучастия и различной деятельности исполнителя преступления»1. Очевидно, автор нацеливает свою концепцию на то, чтобы обосновывать ответственность соучастников, полагая, что существующие теории для этого не годятся. Автор предлагает также при установлении соответствующих признаков соучастия внедрять означенную концепцию не только в теорию уголовного права, но и в практику деятельности судебных и следственных органов, аргументируя эту необходимость наличием ряда ее особенностей2. Проанализируем тезисы, выдвинутые им в обоснование своей идеи, по порядку.
1) «Отмеченная теория не создает дополнительных оснований для уголовной ответственности за соучастие в преступлении. Единственным основанием уголовной ответственности соучастников является наличие в их деянии признаков соответствующего состава преступления»3. Думается, вряд ли это утверждение можно рассматривать как специфическую особенность новой теории: такое же свойство присуще традиционным концепциям.
2) «Приведенная концепция требует постоянного выявления и учета в науке уголовного права, а также в законотворческой практике и в правоприменительной деятельности соответствующих признаков всех теорий соуча-стия»4. По всей видимости, здесь имеется в виду выявление тех признаков всех теорий соучастия, которые получили свое легальное закрепление. Иными словами, речь идет о постоянном мониторинге норм института соучастия. Опять-таки, ничего нового тут не просматривается — подобная деятельность есть неотъемлемая часть юридической практики.
3) «Придавая самостоятельный, индивидуальный характер ответственности соучастников, данная теория в максимальной степени позволяет учесть в определенных случаях зависимость ответственности последних от деятельности и ответственности исполнителя преступления. Ответственность соучастников самостоятельна и независима от ответственности других соучастников»5. На наш взгляд, приведенный тезис наглядно иллюстрирует противоречивость и, следовательно, неубедительность рассматриваемой позиции. С одной стороны, утверждается, что зависимость ответствен-
1 Аветисян С.С. Указ. соч. С. 21.
2 См.: Там же. С. 29-31.
3 Там же. С. 31.
4 Там же.
5 Там же.
ности соучастников от ответственности исполнителя есть. А с другой - что ее нет. Подобная противоречивость, как правило, просматривается в нормах института соучастия при взгляде на него с противоположных позиций. Она прекрасно улавливается при рассмотрении данного института с двух уже существующих точек зрения на юридическую природу соучастия. Полагаем, что «смешанная» теория в данном случае никоим образом не позволит взглянуть на нормативный массив как-то иначе, с ее помощью не уловить что-то новое, недоступное существующему подходу.
4) «Учет этих и других отличительных черт теории “смешанной” ответственности соучастников более эффективно будет содействовать борьбе с групповой преступностью и др.»1. В данном утверждении автор не поясняет, каким именно образом предложенная концепция будет содействовать эффективной борьбе с групповыми преступлениями, в чем именно ее конкурентное преимущество по сравнению с теориями-старожилами юридической доктрины. В этой связи нам представляется, что данное суждение вряд ли может служить аргументом в пользу смешанной концепции соучастия.
Думается, с инициативой С.С. Аветисяна вряд ли можно согласиться, и вот почему. Как мы полагаем, существующие теории соучастия выступают в качестве идеальных моделей конструкции института соучастия в преступлении. Реализованными в чистом виде они практически не встречаются. Предназначение данных концепций — служить теоретической базой для выявления тех или иных свойств легально закрепленных норм о соучастии, механизма, типовой схемы их действия, с тем чтобы усовершенствовать наши знания о них. Для этой цели будет пригодным лишь взятый в чистом виде эталон, то есть одна из полярных друг другу теорий, сопоставив которую с массивом норм интересующего нас уголовного закона, можно установить, на контрасте с ней, какие свойства больше присущи институту соучастия данной правовой системы. Кроме того, именно такие, взятые в чистом виде теории будут наиболее полезны в образовательном процессе, так как на их основе студентам будет гораздо проще разобраться в сути соучастия, чем руководствуясь запутанной смешанной теорией.
Что же касается обоснования ответственности соучастников, то необходимым для этого инструментарием являются сами нормы института соучастия, а отнюдь не та или иная концепция соучастия. Теория в этом деле может играть лишь вспомогательную роль, помогая правоприменителю вникнуть в суть правового регулирования интересующего нас вопроса, разобраться в свойствах и механизме действия норм о соучастии.
Предложение С.С. Аветисяна вызывает определенные сомнения еще и потому, что предлагаемый им отбор наиболее рациональных признаков из
1 Аветисян С.С. Указ. соч. С. 21.
противоречащих друг другу теорий превратит новую концепцию в нечто неопределенное, аморфное, лишенное внутренней стройности и логичности, иными словами, лишит ее тех качеств, которыми характеризуется подлинное научное знание.
В итоге необходимо прийти к выводу о том, что теория смешанной ответственности соучастников вряд ли представляет ценность в научном плане, поскольку, во-первых, не оригинальна, а во-вторых, поставленные перед ней задачи не менее успешно решаются на основе уже имеющихся теоретических конструкций.
По мнению Л.Д. Ермаковой, большая часть законодательных установлений свидетельствует в пользу признания самостоятельной природы оснований ответственности за преступления, совершенные в соучастии1. Иными словами, соучастие предлагается рассматривать как самостоятельный институт, получивший закрепление в нормах как Общей (ст. 32—36 УК РФ), так и Особенной (ст. 208—210, 2821 УК РФ) частей уголовного права. В приведенной позиции, несомненно, есть рациональное зерно — такой подход позволяет обосновать наличие у института соучастия разнородных свойств, приписываемых ему разными концепциями. Трактовка соучастия в преступлении в качестве самостоятельного правового института выступает как бы венцом эволюции теоретических взглядов на юридическую природу соучастия.
Как отмечает Л.Д. Ермакова, большая часть ученых рассматривали проблему природы соучастия, совмещая положения нескольких теорий2. Нам думается, такое положение дел отнюдь не случайно. Полагаем, что для решения стоящих перед юридической наукой задач по исследованию сложных многоаспектных явлений, каковым, несомненно, выступает институт соучастия, наличие ряда четких теоретических конструкций, каждая из которых подчеркивает противоположные особенности рассматриваемого феномена, является оптимальным.
Следует отметить, что в некоторых отраслях юридической науки имеется практика, в соответствии с которой сложные явления рассматриваются комплексно, под углом зрения целого ряда теоретических концепций. Так, феномен государства объясняется с позиций теорий насилия, общественного договора, ирригационной, психологической и др. Нетрудно заметить, что факторы и события, которые ставятся во главу угла в каждой из концепций, вовсе не исключают друг друга в реальном процессе образования государств. Тем не менее представители теории государства и права не отказываются от набора альтернативных взглядов по данному вопросу в пользу единой точки зрения.
1 См.: Ермакова Л.Д.Указ. соч. С. 23.
2 См.: Там же. С. 21.
Проведенный анализ вопросов, связанных с юридической природой института соучастия в преступлении, позволяет прийти к нескольким выводам. Конструкция института соучастия в современных уголовных законах, как правило, является комбинированной и включает как элементы самостоятельности соучастников в своей ответственности, так и элементы зависимости их ответственности от ответственности исполнителя. Таким образом, по юридической природе нормы института соучастия носят мозаичный характер, подразделяясь на две группы — нормы, отражающие акцессор-ность, и нормы, отражающие самостоятельную ответственность.
Важно отметить, что в рамках обеих групп каждая норма имеет однородную правовую природу, а не смешанную. Иными словами, отдельная норма института соучастия не может иметь никаких «смешанных», «двойственных» свойств, наличие которых вытекает из смешанной теории юридической природы соучастия.
Тем не менее неоднородные свойства могут быть присущи институту соучастия в целом — в случае конструирования его по типу мозаики на основе норм с разной юридической природой. Поэтому адекватное отражение сущности института соучастия в преступлении возможно только при условии его рассмотрения с двух противоположных позиций — с акцессорной теории соучастия и теории самостоятельной ответственности соучастников. При этом важно учитывать, что институт соучастия получил свое закрепление не только в Общей, но и в Особенной частях УК РФ.
Вместе с тем важность подобного многоаспектного взгляда отнюдь не означает необходимости в создании смешанной теории соучастия. Мы полагаем, что простое объединение положений двух взаимоисключающих теорий не приведет к возникновению новой концепции.
На наш взгляд, вопрос о юридической природе соучастия не может получить однозначного и универсального разрешения. При конструировании института соучастия законодателем могут в самых разных сочетаниях использоваться нормы отличной друг от друга природы, поэтому давать ответ на него необходимо каждый раз при анализе института соучастия, закрепленного в том или ином нормативном правовом акте. Институт соучастия может быть полностью акцессорным или полностью построенным на принципах самостоятельной ответственности соучастников, а может обладать сочетанием этих свойств.
В УК РФ институт соучастия состоит из совокупности норм как Общей, так и Особенной частей, некоторые из которых обладают свойствами акцес-сорности, а другие выражают самостоятельную ответственность соучастников. Следовательно, институт соучастия является самостоятельным явлением в теории и практике уголовного права.