CC BY
30
Раздел 1.
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ТЕКУЩИХ И ПЕРСПЕКТИВНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
О ТЕОРЕТИЧЕСКОМ УРОВНЕ СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ АГРАРНОГО ВОПРОСА В РОССИИ
Буздалов И.Н. акад. РАН, главный науч. сотр. ФГБНУ «Всероссийский институт аграрных проблем и информатики имени А.А.Никонова»
Теория <гр. - 1Ьеойа>, т.е. обобщение опыта, отражающее объективные закономерности развития природы и общества - фундаментальная основа научного знания. В конкретных науках и их разделах, в т.ч. в экономической науке, ее аграрной составляющей, теория охватывает совокупность обобщений объективно обусловленных закономерных процессов социально-экономического развития.
В аграрно-экономических исследованиях советского периода при всех его идеологических вывихах и ограничениях рамками марксистской науки теоретические обоснования, в т.ч. выходящие за эти рамки (естественно, квалифицировавшиеся как «ошибочные») занимали значительное место, особенно в 60-70-х гг. Примером, творческого объективно обусловленного, глубоко продуманного теоретически, подхода к этим исследованиям была научная деятельность В.Г. Венжера в Институте экономики АН СССР, где под его руководством, автор данной статьи работал над кандидатской диссертацией, и ощущал на себе воздействие творческого потенциала и методологических приемов этого выдающегося аграрника-политэконома.
Известная его постановка о продаже техники колхозам носила характер практического предложения, предполагавшая установление определенного уровня цен на конкретные ее виды. Но хотя эта постановка была отвергнута несостоятельными с точки зрения подлинной экономической науки, дилетантскими «доказательствами» Сталина, за ней стояли глубокие теоретические обоснования, изложенные Венжером в ряде работ, посвященных советскому «колхозному строю» и затем в монографии «Использование закона стоимости в колхозном производстве» (М.: Наука, 1959). Теоретические обоснования перспектив развития сельского хозяйства в 60-70 гг. с опорой на
рыночную концепцию содержались в работах его учеников и последователей Г. С. Лисичкина, М.Я. Лемешева, Л.Н. Кассирова, В.А. Морозова и других экономистов-аграрников, включая автора этих строк, и в конечном счете нашли практическое воплощение, (правда, с новыми «реформаторскими» деформациями и перекосами) в ныне действующем экономическом механизме развития сельского хозяйства и всего АПК.
Дело в том, что, с началом нынешних реформ в Отделении экономики и земельных отношений РАСХН его академик-секретарь А.А. Шутьков выдвинул, разделявшуюся некоторыми другими членами отделения, мысль о том, что теперь теория нам и не очень нужна, а «нужна практика»[1, с.12]. При этом «поучительной» практикой он считал колхозную, точнее «колхозно-кооперативную», подготовив со своей группой единомышленников законопроект «О коллективном хозяйстве», который в связи с Постановлением Правительства о реорганизации колхозов и совхозов (1991 г.), естественно, не получил поддержки. Что касается теории в этом вопросе, имея ввиду теорию кооперации, то авторы указанного законопроекта считали ее уже разработанной и воплощенной в «ленинском кооперативном плане».
На самом деле такого плана, ориентированного на коллективизацию, на деле не было, так как Ленин с обоснованием НЭПа уже не исходил «из теории вчерашнего» дня, а критикуя «косных коммунистов» подчеркивал необходимость «коренной перемены всей нашей точки зрения на социализм» (ПСС., т. 55, с. 373) - т.е. перемены, которой «никакой Маркс и никакие марксисты не могли предвидеть» (там же, с. 117). Отсюда он рассматривал появившиеся колхозы, как «богадельни», а видел опору аграрного строя советской России в «единоличном» культурном хозяине при его
вовлечении в подлинную сельскохозяйственную кооперацию» (с требованием «не сметь командовать!»).
Научные основы такой кооперации были разработаны А.В. Чаяновым и его последователями. «корифей» науки Сталин, выступивший на Конференции аграрников-марксистов (1929 г.) с теоретически беспомощной критикой Чаянова, а также взглядов по аграрному вопросу Н.И. Бухарина, извратил кооперативную теорию, а на практике добровольную кооперацию заменил насильственной коллективизацией, что привело к дезорганизации всей системы аграрных отношений. Между тем, цитаты из сталинской речи на указанной конференции использовались как бесспорный постулат их теоретического анализа. В последние 25 лет произошли существенные изменения в нормализации этих отношений, однако, сохраняются серьезные изъяны и перекосы в их базовых элементах, прежде всего, в отношениях собственности, земельных отношениях, отношениях государства с крестьянством, социальной структуре сельского хозяйства, что во многом связано с явным ослаблением (или вообще отсутствием) внимания к разработке фундаментальных основ аграрной теории и ее базовых разделов.
Далее будут рассмотрены некоторые из них, исходя из общего понятия теории, прежде всего, теории аграрных отношений, как особого, важнейшего раздела экономической науки, задача которой «заключатся в том, - отмечают авторы популярного в мире учебника по экономике К. Маккеннелл и С.Брю, - чтобы привести в систему, истолковать и обобщить факты (т.е. практические иллюстрации и подтверждения - И.Б). Принципы и теории - конечный результат экономического анализа -вносят порядок и смысл в набор фактов, связывая их воедино, устанавливая надлежащие связи между ними и выводя из них определенные обобщения. Теория без фактов, - дополняют они это положение высказыванием Кеннета Е. Боулинга, - может быть пуста, но «факты без теории бессмысленны».
Иначе говоря, отдельные факты (например, достижения новых «маяков» с их особыми условиями ведения хозяйства, позволяющими получать рентные доходы, приоритетную господдержку и т.д.), если их использовать, как аргумент для обобщающих оценок функционирования всей агропродовольствен-ной системы будет заведомо свидетельствовать, как об ущербности методологического уровня ее научного анализа, так и ориентировать хозяйственную и государственную поли-
тику в ложном направлении. Что касается современного состояния разработки теории аграрных отношений и их основных элементов, соответственно, научной обоснованности аграрной политики, теоретической выверенности аграрного законодательства и т.д., то здесь пока не наблюдается должного порядка, а часто и здравого смысла.
Определение понятия экономической категории, явления или процесса, как известно, является исходным пунктом их теоретического анализа. Между тем, многие исследования тех или иных аспектов извечного российского аграрного вопроса не утруждают себя использованием понятийного аппарата и пытаются сразу «брать быка за рога», погружаясь в бессистемное изложение или просто перечисление элементов предполагаемого содержания рассматриваемой темы научного исследования. Но и само понятие предмета экономического анализа предполагает четкое теоретическое осмысление, адекватное действительной сущности этого предмета, полноты ее охвата с использованием для такого осмысления метода научной абстракции.
Но, чтобы в применении этого метода соблюдать «порядок и смысл» происходящих в экономических отношениях объективно обусловленных процессов, а не ограничиваться субъективными соображениями или предположениями «по нашему мнению», «на наш взгляд» и т.д., необходимо опираться на обобщающие характеристики развития этих отношений в реальной жизни, на прогрессивную международную практику принципов их построения. В противном случае научные абстракции превращаются в надуманные, оторванные от жизни искусственные схемы и псевдотеоретические догмы. Эта участь постигла многие марксистские теоретические конструкции, в частности, касающихся собственности, рыночных отношений, кооперации крестьянского вопроса и т.д., хотя Ф.Энгельс в предисловии к III тому «Капитала» К.Маркса указывал на порочность «втискивать» развивающиеся экономические явления и процессы в «окостенелые определения». С этих позиций рассмотрим теоретические основы и их отражение в разработке отдельных разделов современной российской аграрной экономической науки.
Аграрные отношения - важная сфера всей системы социально-экономических отношений в обществе, их изначальная фундаментальная основа. Этим определяется общая направленность и глубина теоретического, всестороннего политэкономического осмысле-
ния сущности, движущих сил, исторических периодов развития отношений между людьми в процессе воспроизводства «самого первого» условия их жизнеобеспечения, т.е. продуктов питания.
Теория аграрных отношений или аграрная теория как одно из важнейших направлений науки об обществе может рассматриваться лишь с позиций системного подхода и единого мирохозяйственного процесса - какой бы не была специфика отдельных стран. Она представляет собой тесно взаимосвязанную совокупность основополагающих идей и опирающихся на практику абстрактно-логических представлений о закономерностях развития и принципах жизнедеятельности крестьянских сообществ, об экономических и социальных отношениях в самом сельском хозяйстве и в общих рамках социально-экономической системы государства [2]. При этом, как и в любой сфере человеческой деятельности, первоосновой, главной активной движущей силой в становлении и развитии аграрных отношений, следовательно, в теоретических представлениях о них выступает непосредственный сельский производитель с его общечеловеческими ценностями, интересами, но с особым характером трудовых и духовных начал, самосознания, всего образа жизни.
Всесторонняя теоретическая характеристика современной системы аграрных отношений в России и доказательные прогнозные разработки их развития предполагают не только выявление первоосновы и движущих сил, общих и специфических закономерностей, но и определяющих условий и факторов их эффективного функционирования. Разработка подлинно научной теории аграрных отношений применительно к нынешней российской действительности, которая бы давала выверенные практические ориентиры и политэкономиче-скую базу для взвешенной государственной аграрной политики возможна лишь при условии соответствующих общеисторических обобщений.
С позиций такого общего концептуального понимания существа проблемы при ее системном анализе принципиально важно, прежде всего, выделить и теоретически осмыслить социально-экономическое содержание, а также проследить возникновение и эволюцию подсистем аграрных отношений. Исторически основными из них являются: формы хозяйства и движущие силы жизнедеятельности крестьян и крестьянских сообществ; отношения собственности, прежде всего, земельной с адекватным на каждом этапе механиз-
мом ее экономической реализации; «внешние» отношения крестьянства (с партнерами агро-продовольственной системы и государством) в сферах обмена, распределения и потребления. Отсюда вытекает само понятие аграрных отношений.
Принято считать, что аграрные отношения представляют собой производственные отношения в сельском хозяйстве, определяемые формами землевладения и землепользования. Такое определение с некоторыми различиями в формулировках (в частности, упоминанием о владении и использовании «и других средств производства») дается во многих энциклопедических изданиях советского и современного периодов, в учебных пособиях и научно-исследовательских работах. Однако оно является односторонним и методологически неправомерным уже потому, что в стороне остается главный субъект аграрных отношений - человек с его интересами и особой крестьянской формой жизнедеятельности. Поэтому в общем теоретико-методологическом подходе к исследованию аграрных отношений следует четко выделять три их базовые основы: человек, непосредственный организатор и фактор всего производственного процесса в сельском хозяйстве, собственность с адекватными его интересам формами экономической реализации с приоритетом частной собственности и государство с его правовыми и экономическими регулирующими функциями [1].
Поскольку в центре, точнее на вершине этого треугольника, естественно, стоит крестьянин - обеспечение его интересов является, поэтому, приоритетом, как в непосредственно воспроизводственном процессе, так и в аграрной политике государства. Два других условия или названные основы этого прогресса необходимы для такого обеспечения. Те же мирохозяйственные процессы показывают, что именно на таком органическом соединении и взаимодействии все трех основ зиждется теоретическая база исследования системы аграрных отношений, в которую входят: теория земельных отношений, в которой выделяется теория земельной собственности, теория земельной ренты, теория форм ведения хозяйства с выделением теоретических основ крестья-новедения, теория «преимуществ» крупного и «устойчивости» мелкого производства, теория аграрных кризисов, теория аграрного протекционизма. Особые теоретические подходы обусловливает специфика аграрной сферы в вопросах ценообразования, налогообложения, действия экономического механизма в сельском хозяйстве и АПК в целом.
В любой системе есть общая фундаментальная основа, вокруг которой в тесной взаимосвязи и иерархической зависимости, «подчиненности» функционируют другие ее элементы, приоритетное значение которых в процессе исторического развития могут меняться. Однако в земледельческой практике, и, следовательно, в теории аграрных отношений неизменным был и остается приоритет отношений собственности, прежде всего земельной. Крестьянин, лишенный собственности или довольствующийся общей, обобществленной (совместно-ничейной) собственностью лишается стимулов творческого труда, житейской прочности и уверенности в будущем. Право частной, прежде всего, земельной собственности, наоборот, создает эту прочность и уверенность, обеспечивая эффективное взаимосвязанное функционирование других форм и всей системы аграрных отношений, всех элементов и рычагов механизма хозяйствования, подтверждая тем самым высокую степень научности построения этой системы, и созида-тельности вытекающей из ее фундаментальных основ аграрной политики [6].
Из всего сказанного, таким образом, следует, что предметом теоретико-методологического исследования аграрных отношений является непосредственный земледелец с его обладанием собственностью, правом распоряжения ее материальным выражением, прежде всего, землей. Отсюда само понятие аграрных отношений определяется, как отвечающая интересам крестьянства система производственных отношений в сельском хозяйстве и его связях с партнерами АПК и государством по поводу владения и рационального использования земли и других ресурсов сельскохозяйственного производства.
Кооперативная теория - особый раздел теоретической составляющей экономической науки, включая экономику сельского хозяйства. Теоретические основы кооперации создавались и развивались несколькими поколениями исследователей и практических организаторов кооперативного движения. Имена многих из них, особенно основоположников и популяризаторов этого движения, хорошо известны. Большой вклад в разработку теории и организационных принципов кооперации внесли российские ученые и кооперативные деятели.
Научным основам сельскохозяйственной кооперации посвящены труды А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева, Н.А. Рыбникова, Н.П. Макарова, А. Н. Челинцева, получившие широкое международное признание. В процессе якобы «социалистических» преобразований в россий-
ской деревне кооперативная теория была извращена с последующим разгромом, основанной на ее достижениях, самой системы сельскохозяйственной кооперации. Робкие попытки экономистов-аграрников 60-70-х гг. XX в., критически оценить псевдонаучные идеологические наслоения в теории кооперации, обосновать пути возрождения кооперативной деятельности во взаимосвязи с возрождением рыночных отношений решительно пресекались представителями замшелых догм с навешиванием ярлыков, обвинениями в «сползании» на буржуазные позиции и т.д.
С началом перестройки и в ходе последующих «постсоветских» социально-экономических преобразований открылись возможности объективного анализа научных основ и закономерных тенденций развития кооперативного движения в контексте мирохозяйственных процессов в этой области, с учетом новых условий и предпосылок для формирования развитого кооперативного сектора в экономике вообще и в сельском хозяйстве, в частности. Однако единой фундаментально разработанной научной концепции построения кооперативной системы в стране до сих пор нет, что полностью относится и к сельскохозяйственной кооперации.
На понимание сущности кооперативной формы хозяйственной деятельности все еще давит груз советского прошлого. Отсюда стремление под благим намерением «сохранения» крупного производства реанимировать те же лжекооперативы - колхозы, давая им кооперативные вывески, но принципиально не меняя сложившихся в условиях этого прошло -го казарменных принципов их функционирования по существу. С другой стороны, под видом «чистоты» кооперативной теории сохраняются ориентиры на некий незыблемый классический идеал, стремление изменившиеся условия кооперативных отношений втиснуть, говоря словами Ф.Энгельса, в прокрустово ложе «окостенелых определений».
Кооперация - (лат. Соорегайо - сотрудничество, взаимодействие) - широкое понятие, по словам классика, «лежащее в основе всех общественных устройств». В отличие от интеграции (объединения, слияния) определяющим признаком кооперации является основанная на личном интересе экономическая обособленность ее участников, хозяйствующих субъектов с различными организационно-правовыми формами взаимоотношений между ними (устный артельный договор, юридически оформленный контракт, выборный управленческий орган (правление). Последняя форма
обычно (но необязательно) используется при создании первичных кооперативов, владельцев «трудовых» крестьянских или фермерских семейных хозяйств, образующих национальные системы сельскохозяйственной кооперации, и ее отраслевые союзы.
Как особая организация экономической деятельности и внутренних взаимоотношений «низовой» кооператив функционирует на присущих его природе принципах. Однако, эти формирования являются лишь структурными элементами общей системы материального производства с ее базовыми принципами социально-экономических отношений. С развитием и качественным преобразованием этих отношений трансформируются, меняются и кооперативные отношения, которые существуют не обособленно, а органически «вмонтированы» в общие, «господствующие» прежде всего, рыночные отношения. Естественно трансформируются, «корректируются» и первоначально установленные или предложенные научными «авторитетами» кооперативные принципы. Даже принципа, «один член - один голос», неизбежно теряет свою прежнюю «неприкасаемость», так как в принятии решений, распределении доходов принимаются в расчет различия в размерах внесенного в кооператив вступительного пая, доли участников в кооперативном обороте и т.д. Тем более это относится к принципу так называемой «бесприбыльности» кооператива, как бы не доказывал в свое время М.И. Туган-Барановский, что прибыль для кооператива якобы вообще «чужеродное тело», и как бы корректно не поправлял его А.В. Чаянов, ставя цель получения кооперативом прибыли на «второе место», однако, по сути «пересмотрев» и это представление во втором, заново переработанном, издании его фундаментального труда «Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной кооперации» (изд-во «Книгосоюз», 1927, 387 с.). Наблюдая, что увлекшись окостенелыми определениями, исследователи этой уникальной формы экономической деятельности стали как бы, не замечать в этой деятельности качественных изменений во времени А.В.Чаянов делает вывод о том, что «кооперативная теория поплелась в хвосте кооперативной практики». Сама же эта практика, в которой господствующей формой экономических отношений стали рыночные отношения, начиная с опыта родчельских ткачей показала, что кооперативы, осуществляющие кооперативный сбыт, закупки, снабжение и т.д. (т.е. обслуживающие «вертикальные «формы кооперации) будут «экономически
неколебимы, безупречны и безубыточны, если они будут функционировать как коммерческие предприятия, и будут, по крайней мере, на одном уровне с главнейшими торговыми организациями в своей области» (Указ. соч. с. 145). Все это сказано в отношении кооперативов членов-владельцев трудовых крестьянских хозяйств как социальной базы кооперативной теории А.В.Чаянова, т.е. кооперативов, которые нынешнее гражданское и кооперативное законодательство по явному недоразумению относят к некоммерческим организациям. Поэтому научно-обоснованным будет определение любых кооперативов как коммерческих субъектов рыночного предпринимательства, в частности аграрного бизнеса, с активной социальной направленностью и защитой членов-собственников кооперативных объединений, предоставляя им налоговые льготы, другие меры целевой государственной поддержки, особенно на стадии их становления.
Если всерьез говорить о возрождении в России, в частности, сельскохозяйственной кооперации, и оторваться от «окостенелых» представлений в кооперативной теории и практической организации кооперативной деятельности нужно внимательно изучать и использовать прогрессивный зарубежный опыт в этой области. Таким опытом, например, обладают Нидерланды, где первый, именно обслуживающий, «вертикальный» кооператив по снабжению сельских фермерских хозяйств минеральными удобрениями был создан в 1877 г. (т.е. задолго до «классических» подтверждений незыблемости указанных кооперативных принципов тем же Туган-Барановским) и где сейчас созданы современные мощные системы местных, «низовых» сельскохозяйственных, преимущественно обслуживающих кооперативов, их региональных и центральных кооперативных союзов. Все кооперативы без их деления на производственные и потребительские, коммерческие и некоммерческие. Все они коммерческие, используют сотни и тысячи наемных работников, включают до 2-3 и более тысяч фермеров с годовым оборотом до 1 и более млрд евро. Молочные кооперативы в целом имеют оборот около 10 млрд евро или по курсу на начало 2016 г. 800 млрд руб. (для сравнения: в 2015 г. весь объем продукции животноводства, крупных СХО России составил 980 млрд руб.).
Соответственно, существовавшая с начала деятельности кооперативов система принятия решений по принципу «один член - один голос», в частности, в Нидерландах больше не рассматривается как аксиома. Решения прини-
маются с учетом «вклада» каждого члена кооператива в общий результат.
Роль, место и функции кооперативной деятельности сельскохозяйственных кооперативов реализуются в рамках общих закономерностей рыночных отношений с соответствующим закреплением в кооперативном законодательстве. Сельскохозяйственный кооператив в Нидерландах «узаконен» как «Экономическая организация, в которой фермеры сотрудничают (И.Б.) на постоянной основе и делают вклад своей деятельностью (в целом рыночной) на основе совместного риска и совместного капитала с целью получения максимального дохода». При этом члены кооперативов, фермеры, сохраняют свою полную самостоятельность как сельскохозяйственные предприниматели, а понятие «доход» в практической деятельности и распределительных отношениях сельхозкооперативов тождественно понятию «прибыль» [3].
Если сопоставить это определение с тем, которое содержится в последней редакции концептуально ущербного российского закона «О сельскохозяйственной кооперации», то уже само это определение заставляет задуматься над тем, почему фактическое состояние этой кооперации по сравнению с сельскохозяйственной кооперацией Нидерландов, Швеции и т.д. имеет такой жалкий и убогий вид. Сельскохозяйственный кооператив, - записано в законе, - это «организация, созданная сельскохозяйственными товаропроизводителями и (или) ведущими личное подсобное хозяйство гражданами на основе добровольного членства для совместной производственной или иной хозяйственной деятельности на основе объединения (И.Б.) их имущественных паевых взносов в целях удовлетворения материальных и иных потребностей членов кооператива». Внешне кажется, что сказано все, а по существу весьма обтекаемо и почти ничего и, прежде всего, об экономической форме деятельности, ориентированности на рыночные отношения.
В ст.3 ФЗ «О развитии сельского хозяйства» от 29.12.2006 г. и ранее в законе «О личном подсобном хозяйстве» (2003г.) определено, что ЛПХ - тоже «сельскохозяйственный товаропроизводитель». Но дело не только в тавтологии в исходном пункте определения. ЛПХ это по сути приусадебное семейное хозяйство (ПСХ), иначе говоря форма мелкого трудового крестьянского хозяйства (таких хозяйств на селе примерно (15 млн) представляющего основу массовой социальной базы сельскохозяйственной кооперации.
Другое дело, если бы в соответствии с кооперативной теорией А.В. Чаянова и базирующимся на этой теории опыте зарубежных стран, тех же Нидерландов, Швеции и т.д. было четко определено, что речь идет о кооперативе, как коммерческой экономической организации, в которой владельцы ПСХ, К(Ф)Х на рыночной основе сотрудничают для выполнения разного рода обслуживающих эти хозяйства функций (снабжение, сбыт, кредитование, сервис, переработка и т. д.). Но указанная статья закона и весь содержащийся в нем правовой сумбур стоит преградой на пути к созданию современной системы сельскохозяйственной кооперации с приоритетом и абсолютным преобладанием именно обслуживающих (вертикальных) организационно-правовых форм кооперации. Это прямой результат отставания в разработке теории кооперации от достижений мировой экономической науки в этой области.
Такое же отставание прослеживается в теоретическом обосновании социальной структуры аграрного сектора, роли и места в ней приусадебных семейных хозяйств (ПСХ). В процессе волюнтаристских «социалистических преобразований в деревне власти ликвидировали созидательное по своей сущности частное владение. Однако колхозники и рабочие совхозов получили строго регламентированное право содержать свое приусадебное (де-факто частное) хозяйство, которое организаторами всесоюзной сети новых сельских общин с их «казарменным бытом» (М.И. Калинин) было предписано называть личным подсобным (ЛПХ).
С позиций искусственных постулатов советской экономической теории (а точнее псевдотеории «косных коммунистов») мотивы для такого названия по сути особой организационно-правовой формы хозяйства в аграрной социальной структуре вполне объяснимы, поскольку эта теория исключала право частной собственности на средства производства и допускала личное владение предметами индивидуального потребления. Согласно ее «установкам» основной сферой приложения труда, соответственно, источником личного дохода должно являться «общественное» хозяйство колхоза и совхоза с обязательным преобладанием общественного интереса над личным. Однако такой акцент в системе интересов с точки зрения подлинной экономической теории приоритетного значения личного интереса - плод абстрактного легковесного воображения, не подтвержденного практикой.
Подробно эта псевдотеоретическая абстракция рассмотрена в специальной статье (см.: Экономика сельскохозяйственных и перерабатывающих предприятий. 2016, № 2, с. 2-8). Здесь следует лишь отметить, что наличие в собственности владельца приусадебного хозяйства земельного участка, продуктивного скота, а теперь лошадей, современных транспортных средств, тракторов, т.е. средств производства, уже является признаком частного владения и что де-факто реальным собственником, если это не одинокий человек (что, тем более на селе, является исключением) выступало не лицо, а в целом сельская семья и поэтому в случае ее распада совместно нажитое имущество ПСХ в соответствии с фундаментальным принципом гражданского права должно распределяться между членами семьи.
Как особый социальный уклад, особая, (де-факто самостоятельная, частная), организационно-правовая форма малого крестьянского хозяйства оно предполагает совсем иной теоретико-методологический подход к исследованию ее социально-экономической природы, в том числе предпринимательской деятельности. Между тем, люди с большими и малыми учеными степенями и званиями, за немногими исключениями, не утруждая себя необходимостью вникнуть в суть этой природы, уподобившись церковному пономарю, продолжают монотонно твердить об этом семейном хозяйстве, дающем 40% валовой продукции отрасли, как якобы личном, подсобном.
В июне 2003 г. Госдумой был принят Закон РФ «О личном подсобном хозяйстве». При обсуждении проекта закона приводилась аргументация о том, что на деле сельское подворье это не личное подсобное, а малое «трудовое», по сути, приусадебное семейное хозяйство. Против такой аргументации о действительной роли и функции этой формы мелкого частного хозяйства в социальной агроструктуре никто из группы не возражал, а в оправдание искаженной формулировки названия закона приводился только один довод: «так привыкли» называть ее личным подсобным [5]. По сути, на таком примитивном уровне и до сих пор остается «теоретическая» разработка этой формы частного владения в современном сельском хозяйстве России.
О концепции устойчивого развития и ее теоретическом обосновании. Термин «устойчивое развитие» впервые был использован на Всемирной конференции по окружающей среде, состоявшейся в 1972 г. в Стокгольме и введен в научный оборот Международной комиссией по окружающей среде и развитию в
1987 г. В 1992 г. на Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро этот термин был использован в качестве названия «новой концепции существования человечества». Как научное понятие «устойчивое развитие» трактовалось слишком широко, т.е. как такое развитие, которое «удовлетворяет потребности людей настоящего времени и не угрожает удовлетворению потребностей будущих поколений».
Обобщенность, некоторая «растяжимость» такого определения вытекает уже из значительной условности, широты, внутреннего многообразия понятия потребностей, тем более в отношении будущих поколений. В теоретическом обосновании концепции устойчивого развития, правда, выделяются конкретизирующие это определение принципы, предполагающие согласование экономической, социальной, экологической сторон этого развития. Но они не устраняют широты, «размытости» формулировки, а поэтому вольностей в использовании понятийного аппарата изучения проблемы, научная достоверность которого определяется опорой на общепризнанные энциклопедические издания. В действительности такой опорой часто служат замысловатые формулировки, выдвигаемые под видом «приращения» знаний, новизны, «вклада» в науку или используемые по традиции, «привычке», как когда-то кем-то наспех придумано, не вникая в очевидную иррациональность придуманного [4].
Придерживаясь строго научного метода использования понятийного аппарата многие исследователи (акад. Н.Н.Моисеев и др.) концептуальной уязвимостью понятия «устойчивое развитие» считают то, что составляющие его термины являются взаимоисключающими, т.к. устойчивость означает неподвижную твердость, неизменность положения (устойчивость мостовой опоры, высотного здания, башни и т.д.), т.е. статику в отличие от динамической сущности термина «развитие», т.е. качественного изменения, перехода от низшего к высшему. Те же признаки неизменности, «нешаткости» (В. Даль) или несущественных отклонений присущи также понятиям «устойчивость движения» (поезда, самолета, ракеты и т.д.), или «устойчивое равновесие» (экономическое, ценовое и т.д.). Термин «развитие» применительно к социально-экономическим системам предполагает научно-технический прогресс, их качественное преобразование, хотя в специальной литературе и этому, казалось бы абсолютно очевидному явлению, даются различные, нередко весьма «закрученные» определения.
Таким образом, в отношении концепции устойчивого развития к настоящему времени выдвинуты исходные идеи, сложился определенный теоретико-методологический подход, получивший признание в научном сообществе и зафиксированный в документах и официальных решений многих стран по социально-экономическому развитию, в том числе России. Однако пока нет общепринятого определения понятия такой формы или модели развития, как устойчивое. Во многих случаях предлагается часто излишне многословная или, наоборот, слишком тезисная интерпретация приведенной выше формулировки понятия устойчивого развития, предложенной Комиссией Брунтланд (Швеция) в 1987 г. Встречаются и «уточняющие», претендующие на оригинальность и новизну определения. Так, Всемирный банк рассматривает устойчивое развитие как «управление совокупным капиталом общества в интересах сохранения и преумножения человеческих возможностей». По мнению А.Д. Урсула устойчивое развитие это «управляемое системно-сбалансированное развитие, не разрушающее окружающую природную среду и обеспечивающее выживание, и неопределенно долгое существование человечества» и т. д.
Не доработав общих методологических основ концепции устойчивого развития и не сформулировав общепринятого четкого и внятного определения этого «вида» развития исследователи, в данной области, поспешили трансформировать эту незавершенную конструкцию в еще более усложненную надстройку в виде «новой социально-экономической парадигмы устойчивого развития» или в формулировке А.Г. Агенбегяна «новой парадигмы социально-экономического роста» [4]. Между тем, развитие и рост при их однопорядковости принципиально различны по их сущности, роли и месте в воспроизводственном процессе. Рост производства или экономический рост, несмотря на то, что его источником может быть или является развитие, т. е. прогрессивное, качественное преобразование социально-экономической системы представляет собой результат количественного порядка. Более того, количественное увеличение, например, рост урожайности, может достигаться за счет истощения почвенного плодородия, т.е. регресса, противоположного понятию развитие. Многие другие показатели экономического роста, равно как и экономической эффективности часто обеспечиваются вследствие нарушения окружающей среды, подрыва ее естественного потенциала.
Наиболее распространенными из «расшифровки» понятия устойчивого развития является его трактовка как «стабильного» развития. В частности, принятая 02.02.2015 г. «Стратегия устойчивого развития сельских территорий Российской Федерации до 2030 года» определяет эту устойчивость как «стабильное социально-экономическое развитие сельских территорий». Здесь полная тавтология, т.к. слова устойчивость и стабильность -синонимы, отражающие ту же неизменность, статику, неподвижность, поддержание достигнутого количественного и качественного состояния в данном случае экономики, социально-трудовой сферы, окружающей среды и прочих составляющих понятия устойчивого развития сельских территорий.
Под общий замысел стратегии устойчивого развития больше подходило бы понятие «динамичное развитие», однако учитывая, что в таком, поступательном прогрессивном по своей сущности, развитии существуют пределы, обусловленные оптимизацией удовлетворения потребностей, спроса на количественные результаты этого развития. Примером достижения такого предела, в частности, служит обусловленное превышением предложения над спросом сокращение посевных площадей в странах, где доминирует эта модель или стратегия развития, базирующаяся на системных качественных преобразованиях всех факторов производства, общего социально-экономического процесса.
Овладение такой стратегией - безальтернативная гарантия перехода России в разряд современных развитых стран с высокоинтенсивным, социально обустроенным, всесторонне модернизированным сельским хозяйством. Причем глубокие прогрессивные перемены в этом направлении, следуя историческим достижениям развитых стран и современного Китая нужно начинать именно с системных аграрных преобразований в рамках адекватной аграрной и общей экономической политики.
К сожалению, в последний период, вопреки общим положениям Концепции устойчивого развития, истощая природные, прежде всего, углеродные ресурсы, обкрадывая тем самым будущие поколения, по сути, почти неограниченная российская «вертикаль» власти увлеклась другими приоритетами. Непомерно наращивая вооружения, щедро оплачивая масштабные спортивные форумы, занимаясь новым «собиранием» земель, расширяя сферы «влияния» на Украину, Сирию и т.д., управляющие этой вертикалью с излишней расточительностью, как в прорву направляет на эти
приоритеты многие миллиарды общенародных денежных средств, так необходимых для повышения уровня и качества жизни человека, главной основополагающей производительной силы устойчивого (в смысле прогрессивности, динамичности) социально-экономического развития страны. Создается впечатление, что власти или не знают о существовании концепции устойчивого развития, общие положения которой воплощаются в экономической политике передовых стран, или демонстративно игнорируют ее, действуя по принципу: «после нас - хоть потоп».
Результатом таких действий стало не только углубление и без того затяжного аграрного кризиса, но и вовлечение в орбиту системного кризиса всей российской экономики с неизбежным при этом падении уровня жизни россиян, особенно и без того ущемленных в этом показателе сельских жителей. Естественным их результатом стали санкции, другие акции стран Запада по изоляции России в глобальных мирохозяйственных и геополитических процессах. На этом фоне разрабатываемые в стране свои особые концепции, стратегии, программы, «амбициозные» проекты устойчивого развития часто носят если не целиком, то в основном декларативный характер.
Теоретический аспект крайне слабо представлен или вообще отсутствует и в других разделах аграрно-экономических исследований. В частности, это относится к теории земельной ренты и связанному с нею теоре-
тическому обоснованию особенностей ценообразования на продукцию сельского хозяйства, теории аграрного кризиса, и особенно к разработке фундаментальных основ аграрной политики, что, в свою очередь обесценивает научную базу обоснования решений по преодолению негативных тенденций в этих важных аспектах современного состояния «аграрного вопроса» в России.
Источники
1. Буздалов И.Н. Аграрная теория: концептуальные основы, тенденции развития, современные представления. М.: Academia, 2005.
2. Буздалов И.Н. Теоретические основы формирования эффективной системы аграрных отношений/АПК, экономика, управление 2014. № 2.
3. Буздалов И.Н. Теория и проблемы современного кооперативного движения в России. //Вестник Института экономики РАН, 2016. № 2.
4. Буздалов И.Н. Сельское хозяйство современной России: взгляд сквозь призму концепции устойчивого развития// Вестник Института экономики РАН, 2014. № 2.
5. Буздалов И.Н. Феномен в российской агрост-руктуре. Личное подсобное хозяйство или приусадебное семейное? //Экономика сельскохозяйственных и перерабатывающих предприятий, 2016. № 2.
6. Никонов А.А. Спираль многовековой драмы: аграрная наука и политика в России (XVIII -XX вв.). М.: ЭРД, 1995.
7. Шмелев Г.И. Аграрная теория: трудный поиск истины, М.: ЭРД, 2004.
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ФОРМИРОВАНИЯ НОВОЙ ПАРАДИГМЫ ЗАНЯТОСТИ В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ
Богдановский В.А., к.э.н., доц., зав. отд. ФГБНУ «Всероссийский НИИ организации производства, труда и управления в сельском хозяйстве»
Понятие «парадигма» пока еще не получило точного значения, однако в самом общем смысле ее можно определить как совокупность научных достижений, признаваемых научным сообществом в той или иной период времени и служащих основой и образцом новых научных исследований [1].
Слово «парадигма» в современном мире вышло за границы научных исследований. Этим понятием все чаще обозначают резкие перемены и переходы в общественной жизни, включая экономику. В этой связи полагаем, что можно рассчитывать на повышение научной строгости, теоретико-методологической обоснованности исследований формирования новой парадигмы занятости, если их осущест-
влять, имея ввиду решение практических задач по данной проблеме.
Мировое научное сообщество уже не одно десятилетие озабочено угрозой общемировых тенденций в сфере труда и занятости населения, обусловленных несправедливой моделью экономического роста. Исследовательских высот данная проблема достигла в книге французского экономиста Томаса Пи-кетти «Капитал в XXI веке», которую лауреат Нобелевской премии Пол Кругман назвал великолепным, широкомасштабным исследованием по проблемам богатства и неравенства. На обширнейшем историческом материале многих экономик мира Пикетти доказывает, что богатство от капитала автоматически на-
