CC BY
80
УДК 821.161.1.09"21"-17
Страшнов Сергей Леонидович
доктор филологических наук, профессор Ивановский государственный университет sstrashnov @yandex.ru
О ТЕНДЕНЦИЯХ РАЗВИТИЯ СТИХОТВОРНОГО ФЕЛЬЕТОНА
Вновь ставший популярным в начале XXI столетия стихотворный фельетон вызвал необходимость оценить степень его новаторства. Поэтому автор предлагаемой статьи берет за основу принципы сравнительно-исторического анализа. Прежде всего воссоздаются и осмысливаются признаки решительных жанровых преобразований, осуществленных Н. Некрасовым и представителями его школы в процессе прозаизации поэзии. А затем устанавливаются основные этапы эволюция стихотворного фельетона на протяжении полутора веков, выделяются сменяющие друг друга разновидности: очерково-обозренческая, стилизованная, балладная, монологическая, памфлетная, эстрадная и т. п. Дается краткая характеристика каждой из них. На обозначенном фоне и рассматриваются далее произведения современных поэтов-публицистов: Д. Быкова, И. Иртеньева, В. Емелина, Л. Каганова. Учитываются особенности проблематики, преобладающие форматы, творческие решения. В результате делается вывод о том, что по-настоящему неожиданных жанровых открытий наши современники не производят. Фельетонами их портретные очерки и развернутые эпиграммы делают, как правило, оперативные отклики по самым свежим поводам - чаще всего политическим, реже - культурным. Жанр приобретает по преимуществу злободневный медийный характер. Хотя и не исключающий благодарной причастности к литературным традициям.
Ключевые слова: фельетон, поэзия, сатира, злободневность, интертекстуальность, жанровые разновидности, эволюция, медийность.
Обозначив в подзаголовке статьи собственное внимание к интересующему и нас явлению словесности, один из самых ярких отечественных филологов М. Кронгауз как бы открещивается: «Я не литературовед и не стану разбираться в этом жанре. Меня интересуют современность, новое открытие поэтического фельетона, его авторы и главные персонажи» [6]. Однако даже беглого, хотя пока имманентного, взгляда на тексты названных им сегодняшних стихотворцев-публицистов (И. Иртеньева, Д. Быкова и В. Емелина) с литературоведческой точки зрения достаточно, чтобы найти у них немало чисто художественных достоинств: это и творческая свобода в обращении с первичным материалом; и парадоксальное совмещение разных повествовательных планов, разных жанровых начал; и виртуозное владение стихом, интертекстуальность... Тем не менее именно научные каноны требуют постижения сравнительно-исторического, уяснения степени новаторства.
Жанр стихотворного фельетона был привит русской литературе, а точнее - создан Н. Некрасовым и представителями его школы (Д. Минаевым, В. Курочкиным, другими авторами сатирического журнала «Искра»). В развитии национальной поэзии их креативные решения действительно обозначили решительный поворот. То, что весьма скоро станет лишь способом, здесь выступает в качестве рычага существенных, категоричных преобразований стилевой обыденности. Уже один из первых наиболее известных образцов этого («Новости») начат Некрасовым и как стихотворно-вырази-тельное изложение тех самых газетных новостей, и как пародия на них. Б. Эйхенбаум подчеркивал: «Фельетон - одна из органических форм его поэзии, снижающей высокие жанры и поднимающей жанры бульварной прессы» [11, с. 42].
В прозе, то есть там, где фельетон все-таки зарождался (в том числе персонально - предшествуя или сопутствуя стихотворному варианту у тех же Некрасова и Курочкина, потом у Саши Черного и Бухова - вплоть до Быкова), к середине XIX века утвердилась его очерково-обозренческая разновидность. И она же более других: новостной, рекламной, эпистолярной [см. о них: 8, с. 52] - устраивала поэтов-фельетонистов, легко переходивших от темы к теме, связывающих разнообразные впечатления городского жителя. Таковы «О погоде», «Газетная» и по большей части «Балет» Н. Некрасова; «1 января», «Золотой век», «В толпе» Д. Минаева; «Турнир в Пассаже» и «Сон на Новый год» В. Курочкина. Преимущества стихотворного изложения сказываются в некотором ослаблении фирменной болтливости (знаменитой французской causerie), описания сгущаются - иногда в многозначные детали. Многие строфы некрасовского «Утра» как будто бы просто перечислительны: составлены, казалось бы, из разрозненных и бессвязных, случайно попавшихся на глаза реалий:
Чу! Из крепости грянули пушки! Наводненье столице грозит... Кто-то умер: на красной подушке Первой степени Анна лежит.
Дворник вора колотит - попался! Гонят стадо гусей на убой; Где-то в верхнем этаже раздался Выстрел - кто-то покончил с собой.
[7, т. 3, с. 118].
Однако каждая из них представляет собою необходимый штрих, плотно ложащийся на полотно и достраивающий зримый образ буржуазной столицы.
Более непринужденная на фоне предшествующей поэтической манеры, вместившая в себя разговорные интонации и просторечия ритмическая организация стихотворного фельетона выглядела
© Страшнов С.Л., 2016
Вестник КГУ Ji № 6. 2016
109
все-таки строже, да и богаче прозаической, временами приближаясь к эпиграмматической. Особенно показателен в этом смысле Д. Минаев, отдельные четверостишия у которого (например, в «Уездном городке» и «На улице») выглядят как законченные картины или портреты. В противоборстве речевой стихии и стиховой дисциплины и таился неведомый ранее эффект фельетонной ритмико-стилевой формы. Собственно, расковал русский стих еще А. Пушкин, нашедший для объемного повествования (прежде всего в «Евгении Онегине») вместительные строфы с гибким и разнообразным синтаксисом. Но фельетонисты середины XIX века использовали ресурсы такого слога для представления куда более приземленного материала. Откуда, допустим, появились свежие рифмы, типа: «многие» - «Курс патологии», «вечерние» -«Полтавской губернии», «Овидий» - «субсидий», «более» - «монополия», «инженеров» - «акционеров»? Лексические новшества всего лишь отразили кардинальные перемены в жизни и смелость творцов, посягнувших на незыблемый канон искусства. Чуткие к фактам повседневности, они мгновенно реагировали на происходящее, что делало стихотворные отклики актуальными и востребованными: так с помощью непритязательного вроде бы жанра решались чрезвычайно существенные для писателей-разночинцев просветительские задачи художественной словесности.
Часть фельетонов фигурировала в виде сатирической лирики другого человека, когда автор, как принято считать, прячется под маску, а на деле -вручает слово недостойному персонажу и превращает его монолог в саморазоблачение. Истоком такой фельетонной жанровой формы стал некрасовский «Нравственный человек», а из «искровцев» активнее остальных ее разрабатывал П. Вейн-берг. Нередко, кроме того, тексты возникали в ходе перепева известных мотивов и ритмов. Особенно отличало это Д. Минаева, создававшего на полях произведений Данте, Пушкина, Лермонтова обширные поэмы-фельетоны. Но подчас происходило не просто пародийное использование - возникала пародическая перелицовка жанров. Подобное наблюдается, например, в еще одной разновидности стихотворного фельетона - сатирической балладе.
Термин не случайно выглядит как оксюморон: соединяя неприглядное по сути и авторитетное по форме, сатирическая баллада разоблачает несостоятельные претензии. Основоположником опять-таки оказался Н. Некрасов. В центре его стихотворения «Секрет» - «антигерой», что сразу определяет обличительную направленность. В новых социальных условиях мошенник и плут по праву считает себя хозяином положения. О своих низменных поступках он говорит в напоминающем балладный пафосном, хотя и снижаемом автором, тоне. «Секрет» не случайно назван «Опытом современной
баллады»: в обществе, где главной фигурой сделался расчетливый предприниматель, баллада, по мысли Некрасова, не могла оставаться романтически возвышенной, она должна стать сатирической, фельетонной. «Секрет» - дополнительный довод в пользу того, зачем фельетоны создаются также и в стихах. Сближаются с ним в жанровом отношении некоторые тексты братьев Курочкиных, Д. Минаева, Г. Жулева. Причем один из них - «Новый Пантелей-целитель» В. Курочкина - имеет характерный подзаголовок: «фельетонная баллада».
Стихотворный фельетон некрасовской школы -акт закономерного и необходимого для русской литературы той поры обновления. То есть, став важным звеном художественной эволюции, он выступал тогда как жанр поэтический, но вместе с тем изрядно прозаизированный и, выражаясь по-современному, медиатизированный. Недаром стихотворные фельетоны соседствуют в литературном процессе середины XIX века со стихотворными рассказами и очерками, наполнены полемикой с оппонентами-политиками и оппонентами-журналистами. Это не могло не отразиться на судьбе текстов, которые, в силу принципиальной злободневности, требуют теперь обильных комментариев. Историко-творческое значение тех жанровых свершений, однако, неоспоримо. Именно так оценивал его десятилетия спустя видный критик С. Андреевский: «Некрасов возвысил стихотворный фельетон до значения крупного литературного произведения» [цит. по: 11, с. 42].
Возьмемся утверждать, что как жанр в основах своих впоследствии он уже никогда не менялся. Со второй половины позапрошлого столетия стихотворный фельетон, скорее, вырождается, превращаясь в сугубо газетный, да еще эстрадный, продукт. Распространяется тип продажного писаки, которого успел застать и обозвать «фельетонной букашкой» [см.: 7, т. 2, с. 217] Некрасов, и, подобно изображенной им «женщине, каких много», пресса тогда «болтала лихорадочно, несвязно...» [см.: 7, т. 1, с. 449]. А на эстраде - и тоже на долгие годы -воцарили куплетисты с их водевильными ревю.
Некоторое оживление в начале века следующего сумели привнести только поэты журнала «Сатирикон». Правда, они во многом подтверждали жанровую устойчивость: у Саши Черного, П. Потемкина, А. Бухова и других встречаются и собственно очерково-обозренческие фельетоны, и сатирические баллады, и персонажная лирика. Но уже последняя, действительно, в большей степени выглядит как масочная - возможно, потому, что существует не столько в обличительной, сколько в иронической огласовке: с образом заурядного интеллигента, от которого автор себя не отделяет. Сходно с этим можно заключить, что гораздо адекватнее для тех же литераторов не рисующий суровые будни стихотворный рассказ, а забавная,
игривая юмореска, шаржировано воссоздававшая сцены из личной жизни обывателей. Впрочем, порой в веселеньких декорациях открывается страшная пошлость, отчего некоторые тексты читаются как предзощенковские.
А самые значимые преображения происходили на поле сатирических обозрений. Если Саша Черный и продолжал здесь некрасовскую линию, то идущую явно не от многострочного описательного стихотворения «О погоде», а от процитированного выше «Утра». Он создал множество столь же лапидарных и даже более кратких эпических миниатюр, которые в виде зарисовок заметно отличаются от очерков. То, что у Некрасова находилось скорее на периферии, а у Минаева проявлялось, пожалуй, в качестве индивидуального свойства, Саша Черный превращает в жанровое правило. Случалось, что его упрекали в каталогизации увиденного вокруг, и вроде бы подобное звучало справедливо: даже будучи обращенными к локальной площадке, глаза автора разбегаются, поочередно скользят по нескольким объектам. Однако ощущение регистра-торства снимается за счет чрезвычайной сжатости, аналогичной творческим удачам самых выдающихся современников («Поэтессой» И. Бунина, начальной частью блоковской «Незнакомки»): зарисовки Саши Черного умещаются порой в 12-14 строк («В Пассаже», «Вид из окна», «В Александровском саду»). Беглые эскизы, детализированные пейзажи, моментальные снимки недаром порождают в конце концов такой риторический вопрос: «Разве мало здесь поэзии, Самобытной и родной?!» [9, с. 187]. Наглядное преображение прозы в стихи состоялось у Саши Черного неоднократно.
Фельетоны, правда, уже гораздо более развернутые, чем раньше, и пространные рассказы в рифму он продолжал создавать затем в эмиграции. А в метрополии сразу после революции на протяжении 10-12 лет стихотворный фельетон распространился беспрецедентно. Вместе с тем он получил главным образом сугубо публицистическую, прикладную направленность. И не только у комсомольцев-«синеблузников», но и у профессионалов, которые для отражения новых реалий брали чаще всего готовые формы. Основной разновидностью сделался сатирический комментарий к какому-либо вопиющему или нелепому факту. Фельетонный текст выглядел оттого по обыкновению так: эпиграфом становилась цитата (у печатавшегося в ведомственном «Гудке» под псевдонимом Зубило Ю. Олеши - из сообщений рабкоров, у Д. Бедного -из различных советских или «белогвардейских», по тогдашней аттестации, газет), а стихотворное сопровождение хлестко поясняло выбранную автором или редактором корреспонденцию.
Не избегал подобной практики и В. Маяковский (например, в «"Окнах" РОСТА»), хотя его сподвижник, Н. Асеев, разрабатывая теорию «лириче-
ского фельетона», напротив, считал его приоритетными темами те, которые поэт «сам подметил, которые сам выделил из окружающей действительности» [2, с. 53]. Но еще до революции, в «новоса-тириконских» «гимнах» Маяковский нащупывает собственный способ обличительной изобразительности, сближая фельетон с памфлетом. Это родство особенно явно проявилось в двух стихотворениях 1922 года «Прозаседавшиеся» и «Бюрократиада». Стиль поэта здесь не просто язвительный, но из-девательски-испепеляющий и, главное, - гротескный. Он и позднее много работал в формате стихотворной сатиры, но подобной оригинальности и силы ни в карикатурных портретах «Маяковской галереи» образца 1923 года, ни в прямолинейно заклейменных типажах из «Крокодила» 1928 года далее уже не достигал.
После завершения НЭПа общая атмосфера заметно посуровела и оказенилась - неудивительно, что большинство фельетонистов переквалифицировались - скажем, в державных песенников, как В. Лебедев-Кумач. В новых его сочинениях тоже иногда дает о себе знать юмор, но скорее это все-таки тень улыбки. Еще меньше располагали к расслабленности события Великой Отечественной войны. Предшествовавшая ей финская кампания способна была порождать почти комиксные - написанные к готовым рисункам серийные и коллективные - шуточные фельетоны о Васе Теркине, но продолжать в том же духе с 1942 года А. Твардовский, например, категорически не мог: лубочный прообраз вырастает теперь до уровня национального художественного типа.
Что же касается антифашистской поэзии, то, выдержанная по преимуществу в традициях Маяковского, она культивирует гневные, то есть памфлетные, интонации и решения: достаточно обратиться к творчеству не самого темпераментного сатирика той поры - С. Маршака. По инерции в том же регистре звучали филиппики, представляющие «международную» тему в годы войны «холодной». Но постепенно, к «оттепели», пафос из них выветривался - накреняясь, с трудом держался лишь риторический каркас, о чем свидетельствует хотя бы пародийно воссозданные строки и собирательный образ куплетиста в «Покровских воротах» (фигура незабвенного Соева).
Из всего, чем наполнялся фельетонный жанр в течение двух последующих десятилетий, творчески выделялось, пожалуй, только созданное А. Галичем и В. Высоцким. К их самобытным находкам можно отнести монологическое (или диалогическое) изложение персонажами комических ситуаций, в которые они сами попадают. Такое не печатали, но речитативы были общеизвестны. Из андеграунда - на сей раз постмодернистского -вышла на свет во время перестройки и молодая ироническая поэзия, составлявшая заметную часть
Вестник КГУ ^ № 6. 2016
111
соц-арта (В. Коркия, Е. Бунимович, Т. Кибиров, «куртуазные маньеристы»). Сегодняшние фельетонисты - родом именно оттуда: И. Иртеньев получил первое признание уже в 1980-х, а Д. Быков входил в первоначальный состав самоназванного шутовского Ордена.
Теперь, когда эволюционный фон обозначен, посмотрим, насколько оригинальными оказываются вновь возникающие тексты: во многом ради этого и выстраивался обширный бэкграунд. Заслугу сподвижников и собственную Д. Быков определяет так: Ведь это мы - Каганов, я, Иртеньев, Емелин (не забыл ли я о ком?) -Десятками своих произведеньев Политику скрестили со стихом [4, с. 1]. Однако если отправить в скобки сиюминутные фамилии и факты, то стихотворения, ими насыщенные, выглядят вполне узнаваемо. Большинство фельетонных разновидностей, которые мы находили прежде (стилизованную, балладную, монологическую, эстрадную, очерково-обозренческую), широко представлены и сейчас. Недаром некоторые молодые читатели воспринимают их в качестве форм архаических.
Причем особенно показательно, что на передний план выдвигается тоже весьма знакомый «поэтический комментарий к актуальным новостям» [1] - именно его сегодня считают основным синонимом стихотворного фельетона некоторые критики и авторы. Многие остроумные заключения Быкова в «Собеседнике» имеют новостные эпиграфы, да и без таковых общая привязанность к текущему дню очень часто очевидна.
Другая точка отталкивания - прецедентные тексты. Таков конструктивный принцип всего ыковский цикла «Гражданин поэт», который разыгрывался актером М. Ефремовым в образах знаменитостей, да и у остальных фельетоны замешаны на иронических перепевах либо хрестоматийной классики, либо советских или постсоветских песен. Поэтому в целом можно сказать, что современная модификация жанра, как и в 1920-х годах, балансирует в пространстве между злободневностью и интертекстуальностью.
Фельетонами портретные очерки и развернутые эпиграммы делают, как правило, оперативные отклики по самым свежим поводам - чаще всего политическим, реже - культурным. Жанр получает подчеркнуто журналистскую или хотя бы блоговую окраску, и руководители изданий, администраторы сайтов ценят это, помещая подобные тексты в характерные рубрики (например, «Актуальная поэзия»), перемещая их на первые полосы. Но в подобных жестах просматриваются интенции и прямо противоположные: на фоне прочих газетных публикаций стихотворные строки выделяются и, несомненно, привлекают аудиторию, в массе своей поэзией не избалованную. Как замечает Д. Быков, «может быть, зарифмованная реальность
приятней, эстетичней обыкновенной» [3]. В том же «Собеседнике» он выступает и как постоянно действующий колумнист, и как спорадический интервьюер, подчас сугубо по-журналистски конкретизируя там свою обобщенно выраженную в фельетонах позицию, однако и в личном медийном контексте стихи занимают у него все-таки положение лидирующее. Да и не только в личном: показательно, что стихотворный фельетон заявляет о себе в СМИ XXI столетия гораздо громче прозаического.
В таких текстах немало достоинств, ценимых публикой: это независимость суждений; изобретательность, выдумка; меткие характеристики; неординарное, неожиданное движение мысли; занимательные, игровые ходы; языковое изящество; мастерское владение стихом, забавные рифмы. К тому же нельзя сказать, что стихотворцы-публицисты выглядят на одно лицо: от заполонившего, кажется, все возможные ниши Д. Быкова не настроенный функционально разделять сатиру и лирику И. Иртеньев отличается большей лаконичностью и цельностью, а В. Емелин настойчиво и самоуничижительно разыгрывает роль представителя простонародья: «Я стараюсь транслировать новостную ленту. Я говорю от лица простого фабричного паренька. Он оглушен массой безумной информации, которая на него обрушивается, который дезориентирован, который, как я, не знает иностранных языков, у которого нет денег» [5].
При всем при том по-настоящему неожиданных жанровых открытий наши современники не производят. Не числить же в качестве таковых густой слой обсценной лексики, покрывающий некоторые фельетоны Л. Каганова и В. Емелина. Кажущийся необычным Быковский формат микродрамы известен как сценка со времен В. Курочкина. А сделанный в специальной статье, в силу того, что, мол, для каждого отдельного стихотворения Д. Быкова характерен «синтез памфлета, сатиры, литературной пародии, стилизации, ремейка» [10], вывод: на основании этого они «являются неоспоримыми примерами жанровой трансформации» [10] - даже по составу аргументов выглядит малоубедительным.
Не происходит преобразований даже внутри-жанровых, а посягать, подобно Некрасову, на нечто большее никто из стихотворцев-публицистов сейчас, по-видимому, и не собирается. У того же Быкова, к примеру, множество других вариантов и способностей, чтобы талантливо проявить себя в художественной словесности. Сближаемые в середине XIX века сферы поэзии и газеты снова резко разъединились, и повторяемость, известная жанровая узость, наблюдаемые в стихотворных фельетонах века XXI, свидетельствуют: его современный вид - по преимуществу медийный. Хотя и не исключающий благодарной причастности к литературным традициям.
Библиографический список
1. Александров Н., Ларина К., Орлов А. [и др.] Культурный шок. К штыку приравняли перо: бум поэтического комментария [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://echo.msk.ru/programs/ кик^к/764191-еЛо/ (дата обращения: 28.05.16).
2. Асеев Н. Работа над стихом. - Л.: Прибой, 1929. - 167 с.
3. Быков Д. Новые письма счастья [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://modernlib. ru/books/dmitriy_bikov/novie_i_noveyshie_pisma_ schastya_sbomik/read_1/ (дата обращения: 1.05.16).
4. Быков Д. Поэт Кулистиков // Собеседник. -2012. - № 23 (27 июня - 3 июля).
5. Емелин В. «Я представитель быдла» [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www. kp.ru/daily/25760/2745288/ (дата обращения: 28.05.16).
6. Кронгауз М. Всеволод Емелин как поэт либеральной интеллигенции: О поэтическом фельетоне сегодня // Colta.ru. - 2014. - 15 сентября [Электрон-
ный ресурс]. - Режим доступа: http://www.colta.ru/ articles/literature/4623 (дата обращения: 29. 04. 16).
7. Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем: в 15 т. - Л.: Наука, 1981-2000.
8. Пайков Н.Н., Сорокин А.А. Феномен некрасовского фельетона как журнальной художественно-полемической формы // Жизнь, отданная филологии: Памяти Л.А. Розановой: сб. воспоминаний и научных статей. - Иваново: Изд-во Ивановск. гос. ун-та, 2010. - С. 48-60.
9. Саша Черный. Стихотворения. - М.; Л.: Советский писатель, 1962. - 576 с.
10. Сидорчук Е.В. Трансформация фельетона на примере сатирических циклов Д.Л. Быкова «Гражданин поэт» и «Господин хороший» // Литература в контексл культури. - 2013. - Вип. 23 (1). - С. 112118 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// nbuv.gov.ua/UJRN/lvk_2013_23(1)_21 (дата обращения: 2.05.16).
11. Эйхенбаум Б.М. О поэзии. - Л.: Советский писатель, 1969. - 552 с.
Вестник КГУ .J № 6. 2016
