CC BY
84
Р.Х. Симонян, Т.М. Кочегарова
О СТРЕМИТЕЛЬНОСТИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ И «ЗАСЛУГАХ» РЕФОРМАТОРОВ
Симонян Ренальд Хикарович - доктор социологических наук, главный научный сотрудник Института социологии РАН.
Кочегарова Тамара Михайловна - кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Института социологии РАН.
1. Почему они так торопились?
Реформы 1990-х годов и их стержень - приватизация - создали в нашей стране новые отношения собственности, которые в системе общественных отношений являются базовыми. Отношения собственности определяют социальную структуру общества, его политический контекст, гражданско-правовую основу, организацию хозяйственного управления, оказывают решающее влияние на ценностные ориентации и установки, на общую социально-психологическую и духовно-нравственную атмосферу в стране. То есть на все то, что мы имеем сегодня.
Опыт постсоциалистических стран показывает, что приватизация - основной элемент перехода от социалистической общественной формации к капиталистической, а ее осуществление - сложный и длительный процесс. К примеру, социалистическая Польша, начавшая приватизацию задолго до российских реформаторов, успешно ее проводила в течение 12 лет. Причем «многие крупные предприятия там и через 20 лет находятся в собственности государства, и не только потому, что они и так достаточно рентабельны, но также и потому, что по соображениям геоэкономической безопасности они не должны находиться в частных руках», - подчеркивает экс-премьер-министр и экс-министр финансов Польши, профессор Г. Колодко [15, с. 122].
В постсоциалистических странах Европы приватизации предшествовала коммерциализация, а разгосударствление собственности начинали с мелких
предприятий после стабилизации цен. Приватизация средних по размеру предприятий была проведена значительно позже, а продажа в частные руки крупных - была уже на заключительном этапе приватизации.
Точно так же предполагалось сделать и в России. Еще в октябре 1988 г. Комитет по экономической реформе Верховного Совета СССР разработал план и программу поэтапной продажи объектов средней и крупной собственности на открытых аукционах по их действительной стоимости или передачу их в концессию, сохраняя за государством те, которые относятся к естественным монополиям. Эта идея нашла поддержку ведущих экономистов страны. Аналогичная концепция приватизации - начать с отраслей, где доминируют мелкие и средние предприятия, передавая в частные руки прежде всего нерентабельные, содержалась и в документах, подготовленных Г. Явлинским. Его предложения предусматривали более медленное, постепенное вхождением в рынок - со стерилизацией полученных денежных средств, полученных от продажи государственной собственности, и постепенной либерализацией цен.
Но, как писал впоследствии член этого Комитета, эстонский академик М. Бронштейн, «первому президенту России долго ехать к капитализму было не по нраву, да и не по возрасту. Приблизил Чубайса с установкой в наикратчайшие сроки создать на пустом месте мощный отряд буржуазии. Появился блестящий план "прихватизации" за ваучеры» [2, с. 140].
Запущенная в конце 1992 - начале 1993 г. в России массовая приватизация привела к тому, что уже в конце 1996 г. негосударственные предприятия составляли 95,6% общего числа предприятий [9, с. 48]. Возможно, это была самая скоротечная приватизация в истории человечества. «К середине 1990-х годов, - пишет Г. Явлинский, - мы имели огромное количество приватизированных предприятий в самых различных отраслях промышленности с неэффективным управлением, убыточным производством, огромными задолженностями перед бюджетом и своими работниками, непрозрачными и полукриминальными схемами реализации» [22, с. 20]. Российские активы оказались не у мощного класса акционеров, как это декларировалось реформаторами, а в руках ловких мошенников и коррумпированных чиновников. Распродав за ваучеры большую долю общенародной собственности российское государство не получило и сотой части ее стоимости. Этот уникальный итог продажи государственной собственности подтверждается цифрами. За первое пятилетие реформ с 1992 по 1996 г. доход от приватизации составил всего 0,13% (!) в общем доходе бюджета России [12, с. 197]. Детально исследовавшая приватизационные процессы в постсоциалистических странах С.П. Глинкина ставит вопрос: «можно ли разгосударствление по-российски» называть «приватизацией» или это что-то иное? [6, с. 7]. Практически бесплатная раздача государственной собственности - катастрофический итог экономических реформ. Этот факт настолько очевиден, что его вынуждены 30
осуждать даже самые последовательные защитники гайдаровских реформ. «По моему глубокому убеждению, денежная фаза приватизации в значительной степени провалилась, - пишет Е. Ясин. - Мы могли бы получить за государственную собственность гораздо больше денег»1.
Правящая верхушка не собиралась делить государственную собственность со своим народом. Российские реформаторы не вняли рекомендациям ООН - ввести для каждого жителя России лицевые национальные счета (как это сделали, например, у себя норвежцы, когда начали промышленную добычу нефти на прибрежных шельфах).
Как напишет в конце 1994 г., т.е. «по горячим следам», в посвященной российским реформам книге «Государство и эволюция» тогдашний глава правительства и идеолог реформ Е. Гайдар: «Первоначально законодательством о приватизации введение наличного платежного средства - приватизационного чека - не предусматривалось. Предполагалось открыть систему именных приватизационных счетов и вести операции с этими счетами» [4, с. 161]. То есть по существу, предполагалось сделать то, что было сделано в Чехии, Польше, Венгрии, Словакии, Словении, странах Балтии и других постсоциалистических странах. Именно эту, вполне очевидную, идею отстаивали многие экономисты, в том числе и Михаил Малей, первый председатель Госкомимущества.
И даже М. Ходорковский. В переписке с писательницей Л. Улицкой он приводит красноречивый эпизод периода подготовки документов предстоящей приватизации: «Когда мои идеи пришлись не ко двору, я ушел, предупредив, что воспользуюсь той дурью, которую они понапишут. В том числе и свободно обращаемыми ваучерами. Я сразу говорил, что это плохо кончится, что чешский пример лучше (там закрытые фонды)»2.
Почему же российские реформаторы не стали этого делать? Почему М. Малей был отправлен в отставку, а Госкомимущества возглавил А. Чубайс? («Самый талантливый организатор и администратор в нашей команде», как характеризует его Е. Гайдар [4, с. 159]). «Потеря темпа, - объясняет Е. Гайдар, - была бы непозволительной роскошью... Альтернатива предельно простая. Либо мы начнем эту техническую работу (по открытию именных счетов. - Р.С.) и упустим короткий исторический момент, когда можно реально провести процесс распределения собственности, либо обходим эти ограничения и начинаем быстро продвигаться вперёд» [4, с. 161]. В своей книге Е. Гайдар нигде не обосновывает этот тезис. Почему на приватизацию отпущен «короткий момент»? Что означают туманные намеки на опасность или угрозу упустить начало приватизации? Может быть, намек
1. Московский комсомолец, 25.01.2010, с. 5.
2. Новая газета, 11.09.2009, с. 9.
на угрозу коммунистического реванша? Но если так, то это не более чем лукавство, так как в начале 1990-х годов подавляющее большинство населения России оказывало безоговорочную поддержку Б. Ельцину, и с каждым днем его власть только укреплялась. Можно привести оценку периода 19921995-х годов, данную известным российским политологом Л.Ф. Шевцовой: «В тот период Б.Н. Ельцин и его группа имели решающее влияние в обществе. Демократические и либеральные идеи пользовались полной поддержкой многочисленных слоев. Реваншистские группы были разрознены и ослаблены. Силовые структуры находились в подавленном состоянии и старались не вмешиваться в политические события. Само же общество было в этот период готово идти на жертвы во имя более устойчивого и демократического будущего. Добавим к перечисленному и наличие благоприятной международной ситуации для осуществления не только рыночных реформ, но и демократизации» [21, с. 81].
Поэтому тезис автора о «коротком историческом моменте» ни в коей мере не соответствует действительности. Если процесс приватизации был бы начат на полгода, или даже на год позже, то никакая опасность ему не угрожала. Наоборот, власть первого президента и его окружения только укреплялась, по единодушному мнению как отечественных, так и зарубежных обществоведов, даже чрезмерно. Американский политолог Стивен Фиш считает, что «в России в 90-е годы было создано "сверхпрезидентство" - небывалое в мире сочетание демократических выборов и диктаторского правления, раздутая и сверхмощная исполнительная власть, не уравновешиваемая ни законодательной, ни судебной и не подотчетной им» [25, р. 16]. Опасность для страны исходила не от недостатка, а наоборот, от излишней концентрации власти в руках «президента всея Руси» и его ближайшего окружения и фактически полной бесконтрольности ее со стороны общества.
Чем же в таком случае была вызвана беспрецедентная спешка в столь кардинальном для страны социально-экономическом и политическом решении? В книге Е. Гайдара ответов на эти вопросы нет, какого-либо обоснования такой поспешности не приводится. Возможно, в книге их нет потому, что нельзя же было признаться в том, что провести приватизацию надо было так быстро, чтобы россияне не успели опомниться. Все последующее убедительно это подтверждает. Именно для этого Б. Ельцин добился от Верховного Совета РСФСР чрезвычайных полномочий с 1 ноября 1991 г. для проведения реформ сроком на один год. «Тогда я не мог взять в толк, - пишет М. Полторанин, министр информации в правительстве РФ, - зачем Ельцину такая невероятная спешка? Ради чего? Что можно сделать за такой короткий срок? Бредни экономистов из ватаги Гайдара, будто Россия стояла на каком-то краю, опровергнуты самой жизнью... Зачем так гнал коней Борис Нико-
лаевич?» [14, с. 242-243]. Впрочем, реформаторы достаточно откровенно сами отвечают на эти вопросы.
«Программы приватизации, - пишет Е. Гайдар, - правительство с огромным трудом пропихнуло (именно так в тексте. - Р.С.) через Верховный Совет, растрачивая остатки первоначального политического капитала реформаторского курса» [4, с. 159]. В этой гонке они сметали все препятствия, чем могут и похвастаться. Вот недавнее признание А. Чубайса: «Победа не была окончательной. Верховный Совет на время затих, а потом очухался (так в тексте. - Р.С.) и опять пошел в атаку... В те годы депутаты обладали правом приостанавливать действие президентских указов, а ведь у меня вся приватизация на этом строилась. Мы подготовили многослойную программу противодействия планам Верховного Совета. Конструкция с залоговыми аукционами была придумана еще в 1995 г., а обо всем с олигархами договорились в январе 1996 г. в Давосе. Дальше тянуть было нельзя, выборы приближались.» [3, с. 30-31].
Существует традиция проведения аналогий между социальными нормативами и биологическими. В частности, при оценке продолжительности осуществления экономических реформ и ожидаемого от них эффекта в различных по величине странах ссылаются на то, сколько времени вынашивают потомство различные по размеру животные - от нескольких недель у кошки, девяти месяцев у человека и почти до двух лет у слона. Сравнение приватизационных процессов в России и странах Балтии полностью опровергает эту естественную закономерность. Крошечная по сравнению с Россией Эстония потратила на приватизацию около шести лет [24, р. 35-41], а Россия - всего два с половиной года.
Поспешность в приватизации можно объяснить следующим обстоятельством: Е. Гайдар, А. Чубайс, А. Кох и другие члены правительства были достаточно информированными людьми и тогда, в 1992 г., прекрасно понимали, что, несмотря на многозначительные намеки о неких угрозах возврата к социализму, Россия уже не вернется назад, к всеобщей государственной собственности. Но при этом трезво осознавали, что время их личного пребывания у власти ограничено, так как 1 ноября 1992 г. Б. Ельцин утратит свои чрезвычайные полномочия, данные ему V съездом народных депутатов на год, и формирование номенклатурного капитализма или, говоря словами самого Е. Гайдара, «реальный процесс распределения собственности», вполне может состояться и без них, что делало конкретно для них ситуацию действительно критической, «безвыходной» [11, с. 306], поэтому так лихорадочно спешили.
А. Солженицын дал российским реформаторам свою оценку: «Чубайс философствовал тогда, что нигде в мире не видели такой быстрой приватизации. Так буквально и есть. Такого нигде в мире больше не было. С огромной скоростью раздали за бесценок наши благословенные недра: нефть, цветные
металлы, алмазы, уголь, производство. Ограбили до нитки Россию»3. Позже он уточнил: «В середине 1994 года высокодоверенный вице-премьер Чубайс, демонстрирующий недавним советским людям "стальную волю", объявил "второй этап приватизации" - так, чтобы государственное имущество перешло бы в руки немногих дельцов (эта цель публично заявлялась членами его аппарата). Притом он выдвинул лозунг обвальности приватизации, то есть почти мгновенности ее, врасплох... Приватизация внедрялась по всей стране с тем же неоглядным безумием, с той же разрушительной скоростью, как "национализация" (1917-1919) и коллективизация (1929-1931), - только с обратным знаком» [18, с. 22].
С самого начала экономических преобразований, реформаторы и их апологеты усиленно пропагандировали тезис: их способу приватизации в России не было альтернативы. Ошибка лишь в том, признали они после проведения приватизации и часто это повторяют сегодня, что не объясняли населению, каким образом она осуществляется и что вообще происходит в экономике. Дружное признание post factum своей вины в том, что народ держали в неведении о методах и ходе приватизации, рождает естественные вопросы: Почему все осуществляли молча? Зачем упорно скрывали свои действия? По каким таким соображениям не объясняли населению суть происходящего? Разве кто-нибудь мешал им, тогдашним хозяевам страны, и тем более хозяевам СМИ, делать это? Достаточно резонный, а главное, исчерпывающий ответ на эти вопросы дает Е. Ясин: «Бывают ситуации, когда вам просто нечего сказать»4.
2. Россияне «сами виноваты»
14 августа 1992 г. Б. Ельцин подписал Указ № 914 «О введении в действие системы приватизационных чеков в Российской Федерации». Все граждане России могли получить приватизационные чеки (ваучеры) - государственную ценную бумагу целевого назначения, имеющую номинальную стоимость 10 тыс. руб. Приватизационный чек предоставлял своему владельцу право приобрести акции приватизируемых предприятий, а также акции чековых инвестиционных фондов на всей территории Российской Федерации. На это был отведен календарный год (с декабря 1992 по декабрь 1993 г.), после чего ваучеры были изъяты из обращения. Вот выдержки из информационного бюллетеня «Ваш приватизационный чек», выпущенного в 1992 г. Государственным комитетом РФ по управлению государственным имуществом: «Приватизационный чек получает каждый гражданин России - от мла-
3. Московский комсомолец, 11.06.2004, с. 3.
4. Московский комсомолец, 25.01.2010, с. 5.
денца до глубокого старца. На свой приватизационный чек Вы можете купить акции или имущество какого-либо предприятия, инвестиционного фонда, в вашей власти продать приватизационный чек за наличные деньги. Вы можете принять участие в "большой приватизации", купив на чек акции приглянувшегося Вам крупного или среднего предприятия. Такую покупку Вам поможет оформить местное отделение Российского фонда федерального имущества или регионального фонда имущества, а если их нет - территориальный комитет по управлению имуществом. Если самостоятельный выбор акции кажется Вам слишком рискованным, обращайтесь к посредникам - специализированным инвестиционным фондам». Предстоящее участие в распределении общенародной собственности, формирование массового слоя средних собственников, широко декларируемое в тот период российскими реформаторами, побудило россиян обзавестись ваучерами. К началу 1993 г. ваучеры были выкуплены свыше 90% населения России.
Подсчеты реальной стоимости государственной собственности, произведенные по различным методикам, сходились в том, что на каждого жителя России, от младенцев до глубоких стариков, приходится общественных богатств на сумму от 40 до 50 тыс. долл.5 Когда приватизация будет закончена, то выяснится, что «ваучер вообще не имел никакого значения, кроме социально-психологического, - впоследствии напишет Е. Гайдар. - Этот документ -часть права на приватизируемую собственность, и его реальная оценка не зависит от того, что на нем написано. Она определяется объемом приватизированного имущества, уровнем финансовой стабильности, теми льготами, которыми обладают трудовые коллективы. В конце концов, из соображений простоты остановились на номинале в 10 000 рублей» [4, с. 162]. Но в ноябре
1992 г. россияне ничего об этом не знали, ибо их уверили в том, что стоимость ваучера соответствует стоимости двух автомобилей «Волга». А уже в
1993 г. на 10 тыс. руб. из-за галопирующей инфляции можно было купить две или три бутылки водки.
В соответствии с Указом Президента РФ №1186 от 7 октября 1992 г. для аккумулирования приватизационных чеков граждан Российской Федерации
5. Глава Госкомимущества РФ в правительстве Е. Гайдара, т.е. фактический организатор проведения приватизации А. Чубайс, уверял, что стоимость приватизационного чека, предназначенного каждому гражданину России эквивалентна стоимости двух автомобилей «Волга», т.е. около 25 тыс. долл. Знаменитый микрохирург Святослав Фёдоров в 1992 г. сформировал коллектив экспертов для оценки национальной собственности Российской Федерации. По его данным, на долю каждого гражданина России приходилась сумма от 150 до 200 тыс. долл. (Комсомольская правда, 26 ноября 2002 г.). Аналогичную сумму называли и западные эксперты. (См., например: Lane D. The Rise and Fall of State Socialism: Industrial Society and the State. — Cambridge, 1993. - P. 49.)
были созданы чековые инвестиционные фонды (ЧИФы). При обмене приватизационных чеков на акции ЧИФов (т.е. при использовании приватизационных чеков в качестве средства платежа) граждане становились акционерами этих ЧИФов с соответствующими правами (право на получение дивидендов, право на участие в общем собрании акционеров, право на получение части имущества после ликвидации акционерного общества). Граждане могли осуществлять обмен приватизационных чеков на акции приватизируемых предприятий и осуществлять иные инвестиционные операции на рынке ценных бумаг с целью получения прибыли. Через средства массовой информации населению реформаторы давали настоятельный совет «не торопиться с выбором места вложения ваучера», «тщательно взвесить шансы стать акционерами прибыльных организаций». В этой связи известный тогда общественный деятель, член Верховного Совета РСФСР Н. Травкин задавал реформаторам вопрос: «Ну, хорошо, не будем торопиться, а что делать дальше?»6. По-видимому, кроме самих реформаторов никто этого не знал. Согласно статистике, около 30 млн. россиян вложили свои ваучеры в чековые инвестиционные фонды, а около 45 млн. - вложили ваучеры в акции различных предприятий, треть владельцев ваучеров их продали. К окончанию чековой приватизации «рыночная» стоимость ваучера подскочила с 20 до 40 тыс. руб., что на тот момент составляло порядка 18-20 долл. Остальные (это около 75 млн. человек) не могли найти им применения.
Законодательство 1990-х годов было так задумано, чтобы не позволить многим ЧИФам, используя ваучеры граждан, приобретать контрольные пакеты акций крупных, высокорентабельных, перспективных, эффективно развивающихся предприятий. Поэтому приватизационные чеки простых граждан попали на малоэффективные в экономическом смысле предприятия, многие из которых давно обанкротились, или сразу же были ликвидированы, или, наконец, были через некоторое время исключены из Единого государственного реестра юридических лиц как недействующие, похоронив под своими обломками надежды миллионов граждан получить в собственность хотя бы «кусочек» государственной собственности.
Тот, кто продавал свои ваучеры, мог получить 6-7 (в начале приватизации) или 15-20 долл. (в конце ее). По этому поводу в свойственной российским реформаторам манере недавно выразился министр экономики в гайдаровском правительстве А. Нечаев: «Никто не заставлял отдавать ваучеры за бесценок. Если же кто-то готов за бутылку водки не то что ваучер, а мать родную продать - с этим ничего не поделаешь.»7. Этот высокомерный уп-
6. Интервью с Николаем Травкиным //Известия, 14.02.1993, с. 3.
7. Аргументы и факты, № 6, 2010, с. 13.
рек россиянам «Зачем продавали ваучеры за водку?» повторил еще один министр А. Кох в радиопередаче «Эхо Москвы» 3 июня 2011 г. как убедительный довод, доказывающий, что сами россияне виноваты в итогах приватизации. Но эта менторская укоризна - всего лишь примитивная и злая (чего стоит само сопоставление понятий «родная мать» и «ваучер») демагогия.
Ведь те, кто обменяли свои ваучеры, как настоятельно советовали реформаторы, в различных чековых инвестиционных фондах на акции коммерческих компаний - а таких было абсолютное большинство - не получили даже и этих 6-7 долл., так как эти компании не платили никаких дивидендов, а большинство из них исчезло так же быстро, как исчезли и многочисленные чековые инвестиционные фонды. Серьезные же акционерные компании, такие как «РАО ЕС», «Газпром», «ЛУКойл», «Норильский никель», даже московский «ГУМ» и многие другие, были недоступны для рядового россиянина, они не желали иметь дело с обладателями нескольких семейных ваучеров, и на них нельзя было жаловаться, так как они не нарушали существующее законодательство. К распределению акций допускали только крупных владельцев.
Помимо «своих», которые могли получить в банках кредит на покупку нескольких десятков тысяч ваучеров, выигрывали и «красные» директора, которые имели возможность взять кредит под залог предприятия. Сегодня во многих российских семьях хранятся эти «ценные бумаги» - акции различных предприятий, полученные в 1993-1995 гг. за ваучеры, как документальное свидетельство грандиозного обмана. При этом за ваучер надо было заплатить 25 руб. Как сказал бывший советский диссидент Владимир Буковский, «ваучерная приватизация выродилась в простое жульничество, в результате всего за два года такие "демократы" ухитрились дискредитировать всё, за что мы боролись 30 лет»8. После ее проведения страна оказалось иной не только в экономическом, но и в нравственно-психологическом состоянии. Масштаб воровства был непомерным для общественного восприятия. «Итог чековой приватизации, - отмечает Н. Никулин - состоит в том, что огромная государственная собственность была разграблена» [12, с. 197].
Образ россиянина, обменявшего свой ваучер на водку, давно стал у реформаторов и их апологетов главным, если не единственным оправданием приватизации. Он эксплуатируется «на износ». В канун 20-летия реформ коллектив авторов во главе с Е. Ясиным опубликовал большую статью, посвященную социальным итогам реформ. Из 20 страниц текста разделу «приватизация» уделено всего два небольших абзаца. Один из них стоит процитировать: «Мы не говорим о социальной справедливости, но с точки зрения макроэкономики имел место величайший передел собственности, со-
8. Новая газета, 17.03.2001.
вершенный в пользу домашних хозяйств. Многие расстались со своей собственностью за бутылку водки, но были и такие, кто сказочно обогатился именно потому, что другие не осознавали настоящей стоимости доставшихся им активов» [23, с. 86]. Сквозной аргумент «виноваты сами, потому что продали свои ваучеры за бутылку водки» давно уже не вызывает удивления. Удивительно то, что приватизации - стержню экономических реформ авторы отвели столь незначительное место. Еще более удивительно, что авторы в статье о социальных итогах реформ отметают важнейшую социальную ценность - социальную справедливость. И совсем удивительно то, что в статье, в название которой вынесена категория «социальные итоги», авторы рассматривают приватизацию вовсе не с социальной точки зрения, а с «точки зрения макроэкономики», о чем они простодушно предупреждают. А вся «социальность» приватизации сводится ими к дежурному тезису обмена ваучера на бутылку водки. Им даже не приходит в голову, что сам по себе факт такого обмена, особенно если он носит массовый характер (а ведь они именно так считают) является разительной и уничижительной оценкой их деятельности.
Характерно, что в отличие от начала 1990-х годов, когда реформаторы старались подавать в СМИ предстоящую приватизацию как способ равного доступа всех россиян к государственной собственности, сегодня, когда тому, что «успели распихать по карманам» [4, с. 193] уже ничего не угрожает, они более откровенны. Теперь их тезис иной: да, равных условий не было, но зато собственность получили самые способные. 12 июня 2007 г. в передаче по радиостанции «Эхо Москвы» Е. Ясин так разъяснил итоги приватизации: «Даже хорошо, что самых способных оказалось немного, ибо большое количество собственников является препятствием эффективному управлению экономикой». Шумные декларации начала 1990-х о многочисленных акционерах, которые должны появиться в результате реформ, прочно забыты.
3. От чего были «спасены» россияне
Начиная приватизацию, реформаторы широко декларировали ее необходимость для того, чтобы регулярно платить зарплату. Это было и убедительно, и очень серьезно: с трагическим ожиданием грозящей опасности в общественное сознание нагнеталась мысль, что вот-вот лишенные месячной зарплаты рабочие организуют уличные беспорядки и в стране начнется хаос. Разумеется, постоянно упоминался «русский бунт, бессмысленный и беспо-щадный»9. Многим эта опасность представлялась реальной. Но парадокс
9. По усиленной цитируемости в современных российских СМИ эти слова А. С. Пушкина полностью затмевают все высказанные им характеристики русского народа. Хотя за истекшие 25 лет многочисленных протестных актов, эта оценка,
состоял в том, что массовые и повсеместные задержки заработной платы в России начались именно после приватизации.
В 1994-1996 гг. Россию захлестнула волна неплатежей зарплат, пенсий, пособий, денежных довольствий военным, детских пособий, стипендий и т.д. Глава администрации президента Н. Егоров 12 февраля 1996 г. сообщал в своей записке Б. Ельцину, что «за один только 1995-й год просроченная задолженность, по выдаче бюджетных средств, в регионах выросла в 4 раза и составила астрономическую сумму в 13,6 трлн. рублей. Одной из основных причин задержек является прокручивание финансовых средств через коммерческие банки» [13, с. 138]. Сроки невыплаты заработной платы стали достигать 12 и более месяцев. Население постепенно привыкло к задержкам выплат и чиновники этим стали пользоваться во все возрастающих масштабах. Так, согласно данным Госкомстата, общая задолженность по зарплате на начало 1997 г. составила почти 50 трлн. руб. [7, с. 216].
С этим широко используемым реформаторами в процессе приватизации аргументом связаны многочисленные курьезы: зарплату работающим переставали платить именно в тот самый момент, когда даже высокорентабельные предприятия переходили из государственной собственности в частную. Наиболее яркий пример - Волжский автозавод, прибыль от продажи продукции которого, пользующейся неизменным спросом, особенно на внутреннем рынке, через дилерскую сеть вроде «ЛогоВАЗа» Б. Березовского сразу же уходила в зарубежные, в том числе и офшорные, банки. К концу 1995 г. дилерские структуры задолжали заводу 1,2 млрд. долл. - более трети всего торгового оборота предприятия. Завод не мог не только выплачивать зарплату, но и платить налоги, оплачивать электроэнергию, не говоря уже о расходах на модернизацию. К 1996 г. автомобильный гигант, не имея абсолютно никаких трудностей со сбытом продукции, стал крупнейшим в России налоговым должником.
Проведенное Институтом социологии РАН совместно с «Российской газетой» исследование показало, что и через десять лет после начала реформ принципиальных изменений в своевременности выплаты заработной платы не произошло. Если в декабре 1994 г. не полностью получившим зарплату был каждый четвертый, то в декабре 2005 г. таким был каждый шестой-седьмой работающий. Еще меньше изменилась средняя задолженность: с 6264 руб. она снизилась до 5593 руб. [17, с. 7]. Даже, несмотря на высокую стоимость нефти на мировых рынках, многомесячные задержки по выплате зарплаты в пореформенной России стали обычным явлением. Так, на 1 июля
относящаяся к событиям XVIII в., не только ни разу не подтвердилась, но не было ничего даже отдаленно напоминающего «бессмысленность» и «беспощадность».
2005 г. общая задолженность по выплате зарплаты в стране составила 11,9 млрд. руб. [8, с. 48], а на 1 июля 2010 г. - 7,3 млрд. руб.10. После стольких лет реформ это вызывает естественное недоумение.
Члены гайдаровской команды и их сторонники не устают убеждать российское общество в том, что одними лишь успехами в регулярной выплате зарплаты их заслуги не ограничиваются. Они ставят себе в актив то, что благодаря их усилиям стране удалось избежать массового голода. Словосочетание «массовый голод» в России всегда звучит как набат, и его здесь воспринимают серьезно. Но этот аргумент очень напоминает заслуги газетчиков в организации солнечного затмения из «Записных книжек» И. Ильфа и Е. Петрова. В 1992 г. не было никакого массового голода. Были пустые прилавки в государственной торговой сети. Но к этому явлению советские люди давно уже привыкли. Жители российских провинций адаптировались к пустым полкам в продовольственных магазинах задолго до распада СССР. Жители Москвы и Ленинграда, разумеется, позже. Многое из рассуждений российских реформаторов выдает «книжный» характер их представлений о своей стране. Такое впечатление, что они никогда не бывали в конце 1970-х и в 1980-х годах ни в Архангельске, ни в Вологде, ни в Перми, ни в других областных, не говоря уже о районных центрах и малых городах и поселках Российской Федерации.
Традиционно в начале весны первые секретари обкомов не давали покоя соответствующим отделам ЦК КПСС, посылая панические сообщения об истощении областных запасов продовольствия, и так же традиционно получали в ответ директиву о необходимости более эффективного использования «внутренних резервов». Поток с мест сигналов «SOS» о нехватке продовольствия стал одним из характерных управленческих атрибутов «экономики дефицита» развитого социализма. В течение всего позднесоветского периода, предшествующего реформам, товарами деньги не обеспечивались, и, соответственно, товары все более стремительно уходили в теневую сферу. Распад СССР был вызван и сопровождался кризисом планово-распределительной экономики. Эта драма государственного управления описана многими авторами, в том числе и Е. Гайдаром в его книге «Гибель империи» [5, с. 352361]. Но в нашей стране «государство» и «общество» - понятия, если не навсегда отчужденные, то, по меньшей мере, всегда далеко друг от друга отстоящие. Пустые продовольственные базы облисполкомов, как и пустые прилавки продуктовых магазинов - обыденная ситуация, возникшая в стране еще с хрущёвского периода «кукурузации» сельского хозяйства, и ставшая повседневностью практически повсеместно с конца 1970-х годов. Именно
10. Аргументы и факты, 2010, № 34, с. 9.
тогда по поводу пустых прилавков в магазинах и полных холодильников в квартирах стали появляться многочисленные анекдоты. Таковы были реалии «экономики дефицита».
Как только 2 января 1992 г. были отпущены цены, магазины наполнились достаточно широким ассортиментом продуктов питания. Откуда же взялись продукты? Может быть, кто-то из реформаторов за ночь успел привести в Россию эшелоны с продовольствием? Да нет, просто производители и торговцы, заранее зная об отпуске цен, придерживали товары до этого момента. «В течение трех-четырех месяцев прилавки опустели, - напоминает академик Л. Абалкин, - а складские помещения и оптовые базы (в ожидании "свободы") были переполнены государственными запасами. Такова правда, но почему-то никто не хочет писать об этом» [1, с. 211]. Не хотят, потому что это противоречит утверждению о том, что реформаторы «спасли Россию от голода».
В последние недели 1991 г. российские СМИ пестрели сообщениями - то в одном месте, то в другом обнаружены очередные тайные хранилища, (склады, контейнеры, рефрижераторы, грузовые вагоны, автотрейлеры и пр.), в которых были припрятаны те или иные продовольственные товары. Не было никакого товарного голода в России, но зато был могущественный теневой рынок. Подчеркивая заслуги реформаторов в отпуске цен, недавно об этом напомнил и Е. Ясин: «Именно это Гайдар и сделал в первую очередь, и прилавки магазинов, если кто не помнит, сразу начали наполняться»11. Действительно, кто-то может сегодня уже и не помнит о «чудесном» превращении пустых прилавков в полные, но для большинства россиян среднего и пожилого возраста этот эпизод прочно отложился в памяти.
Приведенный в защиту Е. Гайдара довод Ясина - типичный пример явления, которое в психологии называется «автоматической ошибкой мышления». Стоит рассмотреть этот аргумент наиболее авторитетного и последовательного защитника реформ подробнее. З. Фрейд в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» описывает ситуацию, в которой речь идет о сватовстве, за которое посредник (по-русски, сват) получает свой гонорар. «Жених делает первый визит в дом невесты вместе с посредником, и в то время как они ожидают в гостиной появления семьи, посредник настойчиво обращает внимание жениха на стеклянный шкаф, в котором выставлена напоказ серебряная утварь. "Взгляните сюда. По этим вещам вы можете судить, насколько богаты эти люди"». - «А разве невозможно, - спрашивает недоверчивый молодой человек, - что эти вещи были взяты взаймы только для этого случая с той целью, чтобы произвести впечатление богатства?» -
11. Московский комсомолец, 22.01.2010, с. 5.
«Ну как вам такое могло придти в голову, - отвечает, возражая, посредник, -разве можно доверить этим людям что-нибудь?!» [20, с. 233].
«Посредник настолько увлекается рвением уверить молодого человека в богатстве этой семьи, - резюмирует З. Фрейд, - что, желая оказаться правым в одном только пункте доказательства, приводит такой довод, который уничтожает все его старания. Автоматизм мышления берет верх» [20, с. 234].
Подчеркивая заслуги Е. Гайдара в том, что он проявил смелость и отпустил цены, что позволило продуктовым магазинам наполнить прилавки, Е. Ясин, конечно же, прав. Хотя отпуск цен - рутинная процедура в переходе от планово-распределительной экономики к рынку. Но этот довод уничтожает все старания защитников реформ доказать, что реформаторы спасли Россию от голода. Тот, кто сегодня пытается уверить общество в положительной деятельности российских реформаторов, попадает в положение фрейдовского посредника. Надо хвалить, хотя хвалить не за что.
Да и резкое подорожание продуктов питания, вызванное отпуском цен, не было чем-то неожиданным для населения. В позднесоветский период цены росли постоянно не только неофициально (пересортица, изменение артикулов и т.д.), но и официально. Так, весной 1990 г. в 3 раза повысились цены на хлеб и в 2 раза на остальные продовольственные товары. В апреле 1991 г. правительство В. Павлова провело очередное значительное повышение розничных цен на продовольствие.
Обойтись без голода удалось не благодаря Гайдару, Чубайсу и Коху, а благодаря характерному для русских мощному, можно сказать, даже беспримерному, инстинкту выживания. Население в нашей стране традиционно само кормит себя. Даже спустя 18 лет после начала реформ, 90% (!) потребляемых овощей выращивается в личных и семейных хозяйствах граждан России. Эту цифру привела министр сельского хозяйства РФ Елена Борисовна Скрынник в своем интервью радиостанции «Эхо Москвы» 12 января 2010 г.
Тогда же, в 1992 и 1993 гг. население России привычно вооружилось лопатами и мешками с семенным картофелем. Многим еще памятна картина, когда среди пассажиров пригородных поездов в те годы доминировали тысячи горожан, вынужденных работать на садовом участке (на знаменитых «шести сотках»12), так как появившиеся после отпуска цен на прилавках в магазинах продукты питания были недоступны для значительной части населения страны. На московских и ленинградских вокзалах пассажиры прибывающих в эти города поездов, как пригородных, так и дальнего следования,
12. Еще в 1979 г. приусадебные участки, занимавшие всего менее 3% сельхозземель, давали стране почти 60% картофеля, 35% овощей, 30% молока, почти 30% мяса и 33% яиц.
везли или для себя, или для своих родственников и знакомых, произведенные в «частном секторе» продукты питания.
Еще один парадокс экономических реформ заключается в том, что случаи массового голода были действительно зафиксированы в России, но только через пять-шесть лет после начала реформ (упомянем, в частности, широко известные в военных гарнизонах на Дальнем Востоке в 1996-1997 гг.).
Помимо спасения страны от голода необходимо сказать еще об одной «заслуге» реформаторов: в 1990-х годах Россия избежала гражданской войны. В своей книге «Гибель империи» Е. Гайдар задается вопросом: «Почему же гражданская война началась в Югославии, а не на территории бывшего СССР?» - и отвечает так: «На этот вопрос точного ответа не знает никто». При этом несколькими абзацами выше ответ все же предлагается в его полемике с Э. Тоддом, который в своей монографии характеризует экономические реформы в России как «предельно жестокую и бестолковую либерализацию» [19, с. 175-176]. Возражая Тодду, Гайдар определяет свои реформы как «мирный роспуск империи и экономическую либерализацию. взаимосвязанность которых не могут понять левые западные интеллектуалы, прожившие жизнь в стабильных, демократических обществах» [5, с. 420]. Не оспаривая взаимосвязи между сравнительно «мирным роспуском империи» (если это заслуга, то она принадлежит М. Горбачёву) и «экономической либерализацией» (бесспорная заслуга Б. Ельцина, Е. Гайдара и А. Чубайса), следует все-таки указать на реальные причины не состоявшейся в начале 1990-х годов гражданской войны в нашей стране.
Население России в значительной степени израсходовало свой социально-психологический заряд, или, по терминологии Льва Гумилёва, свой ресурс пассионарности в 1988-1991 гг. - на свержение тоталитарного режима и приведение к власти Б. Ельцина. Скоропалительная приватизация и ее итоги застали общество, утратившее существенную часть своего протестного потенциала, врасплох. Люди внезапно обнаружили, в каком мире они очутились. Послешоковая всеобщая психологическая усталость и апатия - малопригодная основа для гражданской войны, опасность которой никогда не была сколько-нибудь реальной в 1990-е годы, ибо сами же россияне своими собственными руками создали эту власть. Даже многомесячные задержки заработной платы, ставшие практически нормой после начала реформ, не смогли вывести на улицу людей, деморализованных происходящим. А ссылка на Югославию совершенно неправомерна. В отличие от Югославии Россия не была искусственным послевоенным новообразованием, соединением различных примерно равных (или однопорядковых) по численности дюжины
этнических и конфессиональных групп13. Как можно сравнивать, созданный Антантой на руинах Австро-Венгерской империи в ноябре-декабре 1918 г., конгломерат народов в облике Королевства Сербии, Хорватии, Словении и Македонии, получивший затем название - Югославия, с тысячелетней державой, в которой русские составляли более 83% населения?14 Да и в исторической памяти россиян еще не стерлись ужасы Гражданской войны 19181921 гг. Иммунитет, приобретенный в тот трагический период нашей истории, долго не будет утрачен. При этом абстрактный характер этой пугающей перспективы подчеркивает ее надуманность. Ведь на вопросы «кто и против кого?» до сих пор никто из оракулов гражданской войны не может ответить.
Поэтому «заслуга» реформаторов в том, что России удалось избежать гражданской войны, вполне соответствует их «заслугам» по спасению России от голода. Истина скорее в обратном: через три года после начала реформ российские руководители своей политикой (неважно, непродуманной или корыстной) все-таки вызвали локальную гражданскую войну. В этот формат вполне обоснованно укладывается десятилетняя война в Чечне, подлинные причины которой остаются тайными до сих пор. Как и то странное обстоятельство, что первые бомбы, сброшенные на Грозный, были предназначены для уничтожения здания национального банка Чеченской Республики. И еще более странное обстоятельство, что только категорический запрет из Москвы (самого близкого помощника президента О. Лобова15) помешал летом 1995 г. уничтожить все высшее командование чеченских вооруженных отрядов, о чем со всей ответственностью свидетельствует генерал-полковник Баскаев, заместитель командующего Объединенной группировкой федеральных сил в Чечне16. По мнению многих экспертов, армия тогда была принесена в жертву корыстным интересам новой номенклатуры. А. Чубайс в те трагические дни прославился фразой: «В Чечне возрождается русская армия! А кто думает иначе - предатель!» «Золотое перо» современной российской журналистики А. Минкин написал, что «так говорить может только негодяй. Если он верит
13. В 1979 г. в Югославии было сербов — 37%, хорватов — 24%, остальные 39% составляли словенцы, македонцы, черногорцы, бошняки, косовары, албанцы, венгры, словаки, турки, румыны и др. (См.: БСЭ, изд. 3-е. Т. 29. С. 566.)
14. Россия — одна из самых моноэтнических стран Европы. Для сравнения: в Англии собственно англичан 64%, шотландцев — 10%, ирландцев — 6%, валлийцев — 5%, индусов и пакистанцев — 4,5%, выходцев из Вест-Индии — 3,5%.
15. Олег Иванович Лобов — доверенное лицо Б. Ельцина еще со времен его работы в должности первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Как самый близкий и самый надежный помощник президента в июне 1996 г. был назначен первым вице-премьером правительства России. Эпизод, описанный Баскаевым, далеко не единственный, приоткрывающий завесу над подлинными причинами чеченских войн.
16. См.: Интервью Баскаева. Новая газета, 04.10.1999, с. 4—5.
в то, что говорит, - значит, глупый негодяй. Если не верит, но хочет угодить власти, - циничный негодяй, одобряющий смерть людей ради своей выго-ды»17.
Итак, все то, от чего должны были спасти Россию реформы и приватизация как стержень реформ, каким-то роковым образом происходило именно после их реализации.
Впрочем, «предчувствие гражданской войны» было еще раз использовано в конце 1996 - начале 1997 г., когда катастрофические результаты приватизации стали настолько очевидны, что в обществе все громче и громче начали раздаваться голоса о необходимости пересмотра ее итогов. Вот тогда в российских СМИ появились многочисленные и грозные предостережения о том, что «новый передел собственности неизбежно приведет к гражданской войне». Таким образом, угрозу гражданской войной российским реформаторам пришлось использовать дважды - и в начале приватизации, и после ее окончания.
Сакральная фраза о своевременности приватизации, ибо в противном случае «могло быть хуже», повторяется реформаторами и их апологетами уже так много лет, что превратилась в воинственное заклинание. «Могло быть хуже» - по-видимому, то самое единственно возможное оправдание содеянного, которое во всех случаях справедливо. Так как всегда можно вообразить что-то еще более страшное. Ведь человеческая фантазия, так же как и алчность, доверчивость, глупость, фанатизм, безграничны. Поэтому при любом исходе можно представить ситуацию, когда «могло быть хуже». Но обескровив свою страну, остановив ее развитие, объяснять населению, что могло быть еще хуже - это все-таки перебор, это какое-то запредельное кощунство.
Литература
1. Абалкин Л.И. Россия: Поиск самоопределения: Очерки. - М., 2002. - 427 с.
2. Бронштейн М. На рубеже эпох. - Таллинн, 2002. - 104 с.
3. Ванденко А. Быть Чубайсом. Интервью с А. Чубайсом // Итоги. - 2011. - № 3.
4. Гайдар Е. Государство и эволюция. - М., 1995. - 222 с.
5. Гайдар Е. Гибель империи. Уроки для современной России. - М., 2006. - 448 с.
6. Глинкина С.П. Приватизация: Концепции, реализация, эффективность. - М., 2006. -235 с.
7. Зарплата и расплата: Проблемы задолженности по оплате труда / Под ред. Т. Малевой. - М., 2001. - 214 с.
8. Краснов Л. Способна ли Россия развиваться быстрее и эффективнее? // Мир перемен. -№ 4. - 2005. - С. 46-59.
9. Куда идет Россия. Белая книга реформ / Составители: С.Г. Кара-Мурза, С.А. Батчиков, С.Ю. Глазьев. - М., 2008. - 447 с.
17. Московский комсомолец, 10.12. 2004, с. 3.
10. Мир вокруг России: 2017. Контуры недалекого будущего. - М., 2007. - 160 с.
11. Некипелов А.Д. Очерки по экономике посткоммунизма. - М., 1996. - 340 с.
12. Никулин Н.М. История предпринимательства в России. Учебное пособие. - М., 2007. -232 с.
13. Печенев В. Смутное время в Новейшей истории России. 1985-2003. Исторические свидетельства и размышления участника событий. - М., 2004. - 365 с.
14. Полторанин М. Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса. - М., 2011. -512 с.
15. Путь в Европу / Под общей редакцией И. Клямкина и Л. Шевцовой. - М., 2008. - 400 с.
16. Симонян Р.Х. Россия: От федерации к конфедерации? // Диалог. - 1997. - № 4.
17. Свобода. Неравенство. Братство. Социологический портрет современной России / Под общ. ред. М.К. Горшкова. - М., 2007. - 448 с.
18. Солженицын А.И. Россия в обвале. - М., 2009. - 206 с.
19. Тодд Э. После империи. Pax Americana - начало конца. - М., 2004. - 235 с.
20. Фрейд З. «Я» и «ОНО». Труды разных лет. Книга 2. - М., 1991. - 427 с.
21. Шевцова Л.Ф. Дилеммы посткоммунистического общества // Политические исследования. - № 5. - 1996.
22. Явлинский Г. Периферийный капитализм. Лекции об экономической системе России на рубеже XX-XXI вв. - М., 2003. - 159 с.
23. Ясин Е., Андрущак Г. и др. Социальные итоги трансформации, или Двадцать лет спустя // Вопросы экономики. - № 8. - 2011. - С. 77-95.
24. Terk E. Privatisation in Estonia. Ideas, Process, Results. - Tallinn, 2000.
25. Fish M.S. When Mone Is Less Superexecutive Power and Political Underdevelopment in Russia. - Russia in the New Century: Stability or Disorder? / V.E. Bonnel, G.W. Breslauer (eds), Boulder, Colo. - Oxford, UK: Westview Press, 2001.
