CC BY-NC
18О специфике презентации понятийного аппарата М. М. Бахтина в начале 2000-х гг. (терминоведческий аспект)
Вишпенкова Светлана Геннадьевна
кандидат филологических наук
доцент, кафедра английского и немецкого языков и методик обучения, Мордовский государственный
педагогический институт имени М. Е. Евсевьева
430007, Россия, республика Мордовия, г. Саранск, уп. Студенческая, 11А И svetlana.vishlenkova@yandex.ru
Статья из рубрики "Эстетика"
Аннотация.
Статья посвящена анализу специфических особенностей восприятия и презентации терминологического аппарата выдающегося русского мыслителя М. М. Бахтина (18951975) в отечественном научном пространстве начала 2000-х гг. Предметом исследования является терминологическое описание основных терминов и понятий научного языка М. М. Бахтина, представленное на страницах «Литературной энциклопедии терминов и понятий» (2001). Автор статьи в ходе анализа ключевых для данной проблематики работ акцентирует внимание на способах осмысления и представления понятийного аппарата ученого. Исследование, результаты которого представлены в данной статье, проводилось с опорой на методы и традиции российской исторической и социологической поэтики и современного академического литературоведения. Новизна исследования состоит в выявлении нескольких уровней интерпретации элементов понятийного аппарата М. М. Бахтина авторами «Литературной энциклопедии терминов и понятий». Подходы, предложенные в статье, могут быть использованы современной отечественной филологией при исследовании конкретных бахтинских терминов и его терминологической системы в целом.
Ключевые слова: терминологические особенности, интерпретация, восприятие, бахтиноведческие исследования, российское литературоведение, наследие Бахтина, терминология, понятийный аппарат, терминологическое описание, диалогичность
DOI:
10.7256/2454-0749.2018.2.26095
Дата направления в редакцию:
21-04-2018
Дата рецензирования:
21-04-2018
Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-012-00341 А.
Проблема научной терминологии в творческом наследии ученого многоаспектна и представляет интерес для самых разных отраслей гуманитарного знания - от собственно терминоведения до интеллектуальной истории и методологии науки. Современная наука уделяет достаточно много внимания механизмам и нормам исторического перехода отдельных понятий в систему терминов [подробнее см.: 12, с. 55-56], рассматривая этот процесс не только в историко-лингвистическом, но и в социокультурном контекстах [см.: 15]. При всем интересе к лингвотерминоведческому аспекту научного тезауруса и понятийного аппарата любого выдающегося филолога при понимании того, чем и как отличается его индивидуальный научный дискурс от дискурса предшественников и современников, действуют общие законы и принципы, на основании которых формируется и развивается понятийный аппарат конкретной научной отрасли в конкретный исторический период, возникают влияющие на этот процесс факторы - от социокультурных, политических и идеологических до индивидуально-психологических и др.
Одновременно необходимо подчеркнуть, что восприятие терминологического аппарата ученого его современниками неизбежно имеет односторонний характер: используемые ученым понятия не всегда воспринимаются его эпохой как устоявшиеся научные термины, а их интерпретация может быть далека от того понимания, которое вкладывал в них создатель. Именно поэтому анализ восприятия понятийного аппарата мыслителя/ученого в период его жизни и на последующих этапах осмысления его идей и теорий становится важным элементом общего механизма описания той или иной научной концепции в границах ее современного понимания.
Можно предположить, что это утверждение относится, прежде всего, к гуманитарным наукам, в которых индивидуальное терминотворчество, нетрадиционное авторское толкование устоявшихся понятий и свобода их использования представляют достаточно частое явление, становясь одним из характерных признаков так называемых «интеллектуальных революций» [См.: 33].
История русской филологической терминологии насчитывает немалое число подобных революций, прежде всего, в практике XX века. Это и опыт русской «формальной школы» и связанных с нею Московского и Пражского лингвистических кружков, и московско-тартуской семиотической школы, и иных ответвлений русского структурализма и постструктурализма. Особый интерес, думается, представляет случай М. М. Бахтина, поскольку все более возрастающий авторитет выдающегося русского мыслителя и расширяющееся использование его идей, теорий и даже отдельных понятий мировым гуманитарным сознанием в последние полвека делает особенно актуальным вопрос об адекватных, научно обоснованных толкованиях его тезауруса, о создании специальных исследований, посвященных бахтинской терминологии. Вопрос об адекватности толкования любого из терминов М. М. Бахтина - вопрос принципиальный, поскольку касается не только содержательной интерпретации понятия, но и помогает довольно точно определить состояние и уровень науки или отдельных ее представителей, которые предпринимают попытку подобной интерпретации. То есть условный словарь бахтинских терминов превращается в зеркало, отражающее прежде всего состояние современного бахтиноведения.
Очевидно, что интерпретация бахтинской терминологии с неизбежностью становится частью любого исследования, касающегося личности и научного наследия М. М.
Бахтина. В этом смысле от подобной необходимости несвободны даже авторы биографии ученого (С. С. и Л. С. Конкины, Н. А. Паньков), не говоря уже о тех, кто предметно занимался собственно бахтинским научным наследием и его отдельными аспектами (С. С. Аверинцев, Л. А. Гоготишвили, В.Л . Махлин, О. Е. Осовский, Н. А. Паньков, И. Л. Попова, Н. Д. Тамарченко и др.). На этом пути было сделано немало важных открытий, определивших общие тенденции интерпретации бахтинской терминологии. Особый интерес представляют попытки прочтения части бахтинских понятий в контексте лингвистических исследований, традиционно требующих, вне всякого сомнения, особой точности при обращении с терминологическим аппаратом [См.: 1; 5; 9; 10].
Несмотря на то, что исследователи до сих пор продолжают спорить о самой возможности адекватного терминологического описания научного языка Бахтина, ссылаясь на хорошо известное замечание М. Л. Гаспарова о «вызывающе неточном» его характере, в бахтиноведении имеется определенное число опытов представления отдельных элементов понятийного аппарата Бахтина с целью его терминологического освоения. Как отмечают в недавней работе современные исследователи бахтинского наследия, «погружаясь в смыслы бахтинской терминологии, можно констатировать ряд принципиальных моментов: будучи имплицитно связана с терминологией гуманитаристики рубежа Х1Х-ХХ вв., в своем формировании и развитии она проходит несколько этапов, соответствующих научным интересам М. М. Бахтина на определенном этапе. При этом вряд ли можно говорить о сложившейся терминосистеме, что объясняется многоаспектностью, противоречивостью, открытостью и незавершенностью
самого процесса воплощения бахтинской мысли в конкретных текстах» [11, с- 2241.
Продолжая эту мысль, можно предположить, что каждому этапу развития бахтинских идей, отразившихся в его текстах, соответствует свой этап интерпретации его понятий. В свою очередь необходим и учет факторов влияния историко-культурного контекста на процесс формирования бахтинского тезауруса определенного времени. Нельзя не согласиться с сегодняшней точкой зрения, что «пребывание раннего Бахтина в пространстве философской проблематики в конце 1910-х - начале 1920-х гг. объясняет его близость тезаурусу немецкого неокантианства, что, впрочем, не отменяет достаточной оригинальности его русских терминологических конструкций в дошедших до нас фрагментах "К философии поступка" или "Автора и героя". По аналогичной схеме происходит его переход на язык социологической поэтики в "Проблемах творчества Достоевского" или исторической поэтики - в работах о романе и рукописи "Рабле"» [11, с-
Интерес к терминологической составляющей научного наследия М. М. Бахтина проявляется достаточно давно. Так, споры вокруг понятия «полифонический роман» возникают чуть ли не с момента выхода «Проблем творчества Достоевского», т. е. на рубеже 1920-1930-х гг. Однако детальное осмысление терминологического аппарата ученого начинается только в самом конце 1980-х - середине 1990-х гг., когда усилиями В. Л. Махлина, Н. И. Николаева, К. Г. Исупова, О. Е. Осовского, Н. Д. Тамарченко и др были предприняты первые попытки определиться с содержательным наполнением и качественными характеристиками основополагающих понятий бахтинской теории [подробнее см.: 26; 31]. Отметим при этом, что вектор интерпретации понятия у большинства упомянутых авторов был направлен на прояснение смыслового наполнения того или иного понятия, без осознанного акцентирования его сугубо терминологических особенностей. Этапным в этом смысле стало появление в конце 1996 г. первого из томов академического собрания сочинений М. М. Бахтина, комментаторы которого также столкнулись с проблемами прояснения и описания как бахтинского понятийного
аппарата, так и с его пересекающимися терминологическими контекстами, на что указывали отечественные исследователи [см.: 7; 17; 18; 19; 20; 24; 25; 28; 30].
Свое место в истории освоения бахтинской терминологии занимает «Литературная энциклопедия». Изданная в самом начале 2000-х гг., она стала одной из примечательных вех на пути формирования новой российской филологии, российского литературоведения, целенаправленно избавляющихся от идеологических ограничений советского времени, осознанно осваивающих новые методы и технологии гуманитарного знания, в т. ч. западного, восстанавливающих академическую традицию и связи с дореволюционным российским литературоведением и литературоведением российского зарубежья. Как отмечал инициатор и главный редактор издания, известный литературовед А. Н. Николюкин, основной целью новой энциклопедии было максимально обновить и расширить понятийный аппарат современного литературоведения и связанных с ним гуманитарных дисциплин: «В Энциклопедию вошли термины и понятия теории и истории литературы; включены статьи, отражающие взаимосвязи науки о литературе со смежными областями гуманитарных знаний: культурологией, философией, эстетикой, лингвистикой, социологией и др. Впервые освещены многие термины и понятия, отсутствовавшие в русских энциклопедиях и справочниках, в том числе связанные с жанрами, течениями, школами, группами, кружками. Обширный слой понятий относится к истории литературы русского зарубежья, до недавнего времени не воспринимавшейся в качестве органической части русской культуры и литературы
двадцатого столетия» [21, с- 3]. Очевидно, что активная работа с идеями и понятиями М. М. Бахтина на страницах энциклопедии полностью соответствовала данным установкам.
Оценивая характер работы авторов энциклопедии с бахтинским тезаурусом, мы можем выделить несколько уровней интерпретации его элементов. Прежде всего, речь идет о детальном описании ключевых понятий М. М. Бахтина, хорошо известных и в принципе прозрачных отечественному литературоведению, однако, за небольшим исключением, не становившихся объектом терминологического описания (полифония, карнавализация,
большое время, хронотоп [17; 19; 25; 36]). Еще более важным представлялось включение в энциклопедию категорий и понятий, ранее не выступавших в качестве объекта
литературоведческого словарного описания (мениппея, память жанра, смех [18; 35; 38]). Следует обратить внимание на представление в книге и терминов, которые к этому моменту в российском литературоведении переосмысливались на фоне бахтинских текстов, что раздвигало традиционные рамки их толкования (автор, авантюрное,
авторская маска, комическое, пародия [6; 14; 22; 27; 341).
Примечательной особенностью «Литературной энциклопедии терминов и понятий» стало появление статей, прямо или косвенно связанных не просто с именем, но с биографией М. М. Бахтина (аллоним , «Омфалос» [37; 39]); а также существенных для адекватного
решения таких проблем, как «круг Бахтина» и «авторство спорных текстов» [23; 5]. Свидетельством четкого понимания преемственности новых подходов лучшим достижениям отечественного «энциклопедизма» стало воспроизведение ряда почти хрестоматийных статей «Краткой литературной энциклопедии», в т. ч. связанных прямо или опосредованно с идеями М. М. Бахтина(комическое, художественное время и художественное пространство [14; 321).
Примером интеграции в активную терминологическую зону бахтинской теории понятия, ранее не подвергавшегося детальной интерпретации именно на уровне его понятийных особенностей, может служить статья «Память жанра» Т. Г. Юрченко. «Память жанра -
понятие, сформулированное М. М. Бахтиным в книге "Проблемы поэтики Достоевского" (1963) в связи с исследованием жанровых истоков полифонического романа и имеющее непосредственное отношение к концепции жанра как «зоны и поля ценностного восприятия и изображения мира», - отмечает исследовательница, убедительно определяя место интерпретируемого феномена в литературоведческой концепции
мыслителя» [38, с 715]. Автор опирается на тщательно подобранные примеры из книги о Достоевском, что приводит к логическому выводу о ключевой роли данного феномена в формировании полифонического романа: «Именно таковым, по мысли Бахтина, явился возникший в эпоху кризиса мифологического сознания и адекватно отразивший особенности своего времени жанр мениппеи - один из истоков полифонического (см. Полифония) романа Достоевского» [38, с 716].
Обратим внимание на осмысленную открытость предлагаемого в статье подхода. Понятие представлено не только как элемент терминологического аппарата М. М. Бахтина, что безусловно важно, но и как неотъемлемая часть языка отечественной филологии второй половины Х1Х-ХХ в.: «Память жанра осмысляется Бахтиным как понятие исторической поэтики , ибо относится к истории жанра, позволяя связать воедино разные ее этапы. Она объясняет жизнь жанра в веках, будучи определяющей тождество жанра самому себе глубинной характеристикой, залогом единства жанра в многообразии его исторических форм» [38, с- 716].
Еще одной особенностью формирования своего рода бахтинского корпуса понятий в рамках общего текста становится их неизбежная диалогичность. Очевидно, что без отсылок к той же «Памяти жанра» не могут обойтись статьи «Полифония» и «Меннипея», «Жанр» и «Роман».
Примером внутренней диалогизации бахтинской терминологии становятся и статьи историко-литературного и теоретико-литературного характера, для которых «бахтинская составляющая» является не единственным, но весьма важным смысловым элементом. Это касается прежде всего статей, посвященных категории «авантюрное» и понятию «авторская маска».
Понимание масштаба личности и новаторского вклада М. М. Бахтина в науку о литературе ХХ века привело к сознательному нарушению составителями энциклопедии ряда обычных норм и правил энциклопедического издания. В книгу был включен фрагмент статьи самого М. М. Бахтина о сатире, предназначавшейся для так и не вышедшего тома «Литературной энциклопедии» ^^ Соответственно, давний, но не потерявший своего значения для науки текст Бахтина оказался актуализирован новым контекстом и был восстановлен в изначально предполагавшемся статусе справочной статьи.
Не менее показательно появление статей, посвященных различным литературным кружкам и объединениям, например, «Омфалосу», известному шутливому литературному союзу, важность которого для истории российского литературного сознания 1910-х гг. во
многом предопределяется участием в нем Н. М. и М. М. Бахтиных [39, с 693].
«Литературная энциклопедия терминов и понятий» не была ориентирована исключительно на бахтинский тезаурус. Элементы последнего были представлены в ряду с элементами понятийных аппаратов иных школ и направлений. В результате среди важных терминов Бахтина, нуждавшихся в подробном толковании, не оказалось бахтинских понятий, ориентированных на лингвистический пласт его теоретических
разысканий, однако играющих, по убеждению современных исследователей —13 важную роль в его литературоведческих текстах (металингвистика, речевой жанр, чужая речь, смеховое слово и др.). Впрочем, даже несмотря на имеющиеся лакуны энциклопедия, наглядно отражавшая уровень понимания и способности интерпретировать терминологический аппарат второй половины 1990-х гг., остается важнейшим источником и по истории отечественного бахтиноведческого терминоведения, и по истории изучения научного наследия Бахтина в первые десятилетия новой России.
Библиография
1. Алпатов В. М. Волошинов, Бахтин и лингвистика. - М.: Языки славянских культур, 2005. - 432 с.
2. Бахтин М. М. Сатира // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001.- С. 935-950.
3. Бахтин М. М. Собрание сочинений. Т. 1-6. - М.: Русские словари; Языки славянских культур, 1996-2012.
4. Бахтин М. М. (под маской). Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. - М.: Лабиринт, 2000. - 640 с.
5. Васильев Н. Л. Михаил Михайлович Бахтин и феномен «Круга Бахтина»: в поисках утраченного времени. Реконструкции и деконструкции. Квадратура круга / Н. Л. Васильев. - М.: ЛИБРОКОМ, 2013. - 408 с.
6. Гаспаров М. Л. Пародия // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 721-722.
7. Дубровская С. А. «Гоголь и Рабле» как сюжет отечественного литературоведения 1940-1980-х гг. // Известия Российской академии наук. Сер. литературы и языка. 2014. - Т. 73. - № 6. - С. 62-71.
8. Киржаева В. П. Историческая терминография русского языка как предмет междисциплинарной разработки // Юридическая лексика русского языка XI-XVII веков: материалы к словарю-справочнику. Вып. 1. - Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2014. - С. 6-14.
9. Киржаева В. П. Конструкция гибридная // М. М. Бахтин в Саранске: документы, материалы, исследования. Вып. II-III. - Саранск: Красный Октябрь, 2006. - С. 141142.
10. Киржаева В. П. Лингвистическая проблематика в книгах, статьях и набросках М. М. Бахтина. Статья первая // М. М. Бахтин в Саранске: документы, материалы, исследования. - Саранск, 2002. Вып. 1. - С. 36-55.
11. Киржаева В. П. О двух терминах М. М. Бахтина в контексте истории отечественного литературоведения ХХ века / В. П. Киржаева, О. Е. Осовский // Филология и культура. 2016. - №1 (43). - С. 223-228.
12. Киржаева В. П. Отражение терминологии древнерусского права в «Повести временных лет» // Русский язык: исторические судьбы и современность: Труды и материалы V Международного конгресса исследователей русского языка. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2014. - С. 55-56.
13. Киржаева В. П. Статус и формы «чужой речи» в древнерусской житийной литературе (на материале житий XII-XIII вв.) // Русский язык: исторические судьбы и современность: III Международный конгресс исследователей русского языка: Труды и материалы. - М.: МАКС Пресс, 2007. - С. 60-61.
14. Кормилов С. И. Комическое // Литературная энциклопедия терминов и понятий. -
М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 384-386.
15. Культура взаимопонимания и взаимопонимание культур: в 2-х ч. - Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 2004. - Ч. 1. - 300 с.
16. Махлин В. Л. Большое время: Подступы к мышлению М. М. Бахтина. - Siedlce: Uniwersytet Przyrodniczo-Humanistyczny, 2015. - 176 с.
17. Махлин В. Л. Карнавализация // Литературная энциклопедия терминов и понятий. -М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 338-340.
18. Махлин В. Л. Мениппея // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 525-529.
19. Махлин В.Л. Полифония // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 756-759.
20. Николаев Н. И. Издание наследия М. М. Бахтина как филологическая проблема (две рецензии) // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1998. - № 3. - С. 114-115.
21. Николюкин А. Н. От составителя // Литературная энциклопедия терминов и понятий.
- М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 3.
22. Осовский О. Е. Авантюрное // Литературная энциклопедия терминов и понятий. -М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 14-15.
23. Осовский О. Е. Бахтин, Волошинов, Медведев: об одном из проклятых вопросов современного бахтиноведения // Этика М. М. Бахтина и философия современного мира. - Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1992. - С. 39-54.
24. Осовский О. Е. Бахтин, метапроза, советская литература // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1993. - № 2-3. - С. 194-198.
25. Осовский О. Е. Большое время // Литературная энциклопедия терминов и понятий.
- М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 96-97.
26. Осовский О. Е. Диалог в большом времени: литературоведческая концепция М. М. Бахтина / Мордов. гос. пед. ин-т им. М. Е. Евсевьева. - Саранск, 1997. - 191 с.
27. Осовский О. Е. Маска авторская // Литературная энциклопедия терминов и понятий.
- М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 511-512.
28. Осовский О. Е. Рец.: Бахтин М. М. Собрание сочинений: в 6 т. М.: Русские словари; Языки славянских культур, 1996-2012 // Известия Российской академии наук. Серия литературы и языка. - 2015. - № 2. - С. 61-67.
29. Осовский О. Е. Рец.: The Bakhtin Circle. In the Master's Absence // Вопросы литературы. - 2005. - № 4. - С. 368-369.
30. Осовский О. Е. Ф. Рабле, карнавал и карнавальная культура в работах М. М. Бахтина 1930-1950-х гг. // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2002. - № 1. - С. 59-74.
31. Осовский О. Е. Человек. Слово. Роман. Саранск: РИК «ТРИО», 1993. - 143 с.
32. Роднянская И. Б. Художественное время и художественное пространство // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 1174-1177.
33. Русская интеллектуальная революция 1910-1930-х годов. - М.: НЛО, 2016. - 224 с.
34. Тамарченко Н. Д. Автор // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 17-18.
35. Тамарченко Н. Д. Смех // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 1002-1004.
36. Тамарченко Н. Д. Хронотоп // Литературная энциклопедия терминов и понятий. -М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 1173.
37. Юрченко Т. Г. Аллоним // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.:
НПК «Интелвак», 2001. - С. 28.
38. Юрченко Т. Г. Память жанра // Литературная энциклопедия терминов и понятий. -М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 715-716.
39. Юрченко Т. Г. «Омфалос» / Т. Г. Юрченко, С. Р. Федякин // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2001. - С. 693.
