CC BY
228
УДК 343.1
А. В. Гриненко
О СООТНОШЕНИИ ПОНЯТИЙ «УБЕЖДЕНИЕ», «ПРИНУЖДЕНИЕ» И «ОТВЕТСТВЕННОСТЬ» В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ : РАЗМЫШЛЕНИЯ О КНИГЕ ЗОИ ФИЛИППОВНЫ КОВРИГИ «УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ПРИНУЖДЕНИЕ» (ВОРОНЕЖ : ИЗДАТЕЛЬСТВО ВОРОНЕЖСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО
УНИВЕРСИТЕТА, 1975. - 175 С.)
Статья посвящена исследованию ряда понятий, применяемых в уголовно-процессуальной науке и действующем законодательстве. Проведен анализ выводов, изложенных в книге профессора З. Ф. Ковриги, на предмет их соответствия современным положениям теории и практики уголовного судопроизводства. Обоснован вывод о том, что содержащиеся в книге выводы во многом обусловили тенденции развития отечественного уголовно-процессуального законодательства.
Кл ю ч е в ы е с л о в а: уголовное дело, предварительное расследование, следователь, прокурор, суд, убеждение, принуждение, ответственность.
THE CORRELATION OF THE CONCEPTS «BELIEF», «COERCION» AND «RESPONSIBILITY» IN CRIMINAL PROCEEDINGS: REFLECTIONS ON THE BOOK BY Z. KOVRIGA «CRIMINAL PROCEDURAL COMPULSION» (VORONEZH: PUBLISHING HOUSE OF VORONEZH STATE UNIVERSITY, 1975. - 175 P.)
This article is devoted to the study of a number of concepts used in the criminal procedure science and legislation. On this basis, the paper presents analysis of the findings Chapter in the book of the Professor Z. F. Kovrigo, in compliance with the provisions of the modern theory and practice of criminal justice. The conclusion is that contained in the book conclusions are largely responsible for trends in the development of the domestic criminal procedure legislation. K e y w o r d s: criminal case, preliminary investigation, investigator, Procurator, court, conviction, compulsion, responsibility.
Поступила в редакцию 25 февраля 2016 г.
Уголовное судопроизводство представляет собой социально значимую деятельность, которая осуществляется уполномоченными органами (должностными лицами) и основным содержанием которой является обнаружение события преступления, его проверка, возбуждение уголовного дела, предварительное расследование, судебное рассмотрение и разрешение. В настоящее время общепризнанным является тот факт, что данная деятельность носит ярко выраженный правозащитный характер. Не случайно в развитие положений, содержащихся в Конституции РФ (ст. 2), непосредственно в ч. 1 ст. 6 УПК РФ закреплено, что уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, а также защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод.
© Гриненко А. В., 2016
Назначение уголовного судопроизводства является двуединой категорией, поскольку недопустима как защита потерпевших в ущерб соблюдению прав и законных интересов обвиняемых, так и, наоборот, всемерное обеспеспечение прав личности, в отношении которой осуществляется уголовное преследование, но при нарушении прав потерпевшего.
Поэтому можно сделать вывод, что в любом случае меры процессуального принуждения носят правообеспечительный характер. Обусловлено это двумя обстоятельствами. Во-первых, исходя из положений принципа состязательности, в результате применения процессуального принуждения в отношении лиц, вовлеченных в уголовный процесс на стороне защиты (подозреваемого, обвиняемого), обеспечиваются права лиц, которые пострадали от преступлений, и их представителей. Во-вторых, детальная регламентация в законе вида мер процессуального принуждения, а также оснований и порядка их применения обеспечивает защиту лиц от незаконного и необоснованного вмешательства.
Примечательно, что эти и многие другие правоохранительные аспекты были предметом глубокого научного исследования, проведенного профессором Зоей Филипповной Ковригой еще в 1975 г., в период действия УПК РСФСР и в иных социально-правовых реалиях. Несмотря на это, в своем фундаментальном труде затронуты многие вопросы, которые имеют актуальное значение и в настоящее время. Представляется весьма важным соотнесение выводов, содержащихся в указанной книге, с современными правовыми реалиями, что позволяет сформировать на этой основе предложения как теоретического, так и правоприменительного плана. Наряду с этим некоторые моменты работы могут быть подвергнуты и критической оценке, поскольку новый взгляд на них, как представляется, также способен принести пользу уголовно-процессуальной науке.
Сразу же обращает на себя внимание тот факт, что в книге детально исследованы вопросы соотношения убеждения и принуждения в уголовном судопроизводстве. По мнению З. Ф. Ковриги, которое следует поддержать, убеждение является наиболее естественным способом воздействия на человека, который «...состоит в том, что путем раскрытия явлений общественной жизни, разъяснения действующих норм права оказывает активное воздействие на сознание людей, формирующее у них убежденность в необходимости добровольного и точного соблюдения установленного в обществе правопорядка»1. Данное правило действительно имеет весьма существенное значение для формирования позитивно настроенного правосознания как каждого отдельного индивида, так и всех членов общества.
Наряду с этим дополним, что убеждение как деятельность и убежденность как результат должны основываться не только на позитивном воздействии, но и на сообщении лицу о возможных негативных последствиях несоблюдения требований закона.
З. Ф. Коврига определяет также большую значимость демонстрации «силы закона», однако указывает, что принуждение «имеет форму либо государственного, либо общественного воздействия и свою мотивационную функцию выполняет посредством угрозы или фактического применения, когда ни убеждение, ни угроза принуждением не оказали достаточного воздействия, и нормы права были нарушены»2. В полной мере разделяя мнение относительно функционального на-
1 Коврига З. Ф. Уголовно-процессуальное принуждение. Воронеж, 1975. С. 3.
2 Там же. С. 4.
значения мер процессуального принуждения, все же заметим, что, на наш взгляд, следует ввести в оборот еще один аспект данной деятельности.
Процессуальное принуждение представляет собой динамический, длящийся процесс, который видоизменяется в зависимости от того, на каком этапе развития он находится. Вначале можно говорить о «перспективном», «будущем» принуждении, которое столь тесно примыкает к убеждению, что невозможно однозначно установить, где заканчивается убедительное воздействие и где начинается то же убеждение, но на «негативных примерах», т.е. сообщение лицу о возможности применения к нему мер процессуального воздействия. Затем, когда уголовно-процессуальное принуждение уже было применено, воздействие на лицо состоялось, то, что на данном этапе можно также воздействовать на лицо путем угрозы принуждения, верно, однако это возможно лишь в тех случаях, когда лицо предупреждается о возможности применения иных, более строгих мер принудительного характера. Например, в ст. 93 УПК РСФСР было прямо установлено, что в случае нарушения подозреваемым или обвиняемым данной им подписки о невыезде ему объявлялось, что к нему может быть применена более строгая мера пресечения3. Хотя в УПК РФ аналогичной нормы нет (что следует признать недостатком), общий механизм «предупреждение — применение» остался практически без изменений.
На такое взаимное проникновение указывает и З. Ф Коврига, верно полагающая, что «...убеждение в той или иной мере входит в содержание любого вида правоохранительной деятельности, в том числе и принуждения, осуществляемого в сфере уголовного судопроизводства»4.
Наряду с этим наблюдается определенная «дань эпохе», которая выражается в том, что в книге приводится пример приближения убеждения к нормативным правилам по своим последствиям. Так, указано, что убеждение обеспечивается своего рода «моральными санкциями», к которым предложено отнести: 1) чувство стыда, угрызения совести лица, допустившего противоправные отношения; 2) общественное осуждение противоправного поведения со стороны коллективов трудящихся в виде отрицательно сложившегося мнения о лице и его действиях либо общественного бойкота5. Ничего не имея против сформулированных последствий, дополним, что многие из них (прежде всего содержащиеся во втором пункте перечня) могут наступать не только в случаях, когда лицо «не поддалось» убеждению, но и (тем более) в ситуациях, когда в отношении лица меры процессуального принуждения уже были применены, но не достигли желаемой цели.
К несомненным достоинствам книги следует отнести то, что в ней сформулирован обширный перечень признаков, которым уголовно-процессуальное принуждение должно соответствовать. К ним предложено причислять то, что меры уголовно-процессуального принуждения применяются только в сфере уголовного судопроизводства, которое осуществляют компетентные государственные органы (или их представители); принуждение выступает в форме правоотношений; носит характер личного, имущественного и организационного ограничения субъективных прав; выражается во внешнем моральном, психическом и физическом воздействии на субъектов; лица, к которым уголовно-процессуальное принужде-
3 См.: Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР : федер. закон от 27 октября 1960 г. // Ведомости ВС РСФСР. 1960. № 40. Ст. 592.
4 Коврига З. Ф. Указ. соч. С. 5.
5 См.: Там же. С. 8.
ние применяется, основания, условия, пределы и порядок его применения точно регламентированы уголовно-процессуальным законом; ему внутренне присуща специфическая целенаправленность; законность и обоснованность применения уголовно-процессуального принуждения обеспечиваются системой процессуальных гарантий прав личности и прокурорским надзором6.
К данным признакам можно сделать лишь некоторые дополнения. Так, по нашему мнению, то, что меры уголовно-процессуального принуждения применяются только в сфере уголовного судопроизводства, становится ясным уже из самого их наименования. Другое дело, что данные меры должны применяться лишь в рамках производства по конкретному уголовному делу, поскольку, как правильно указано, они осуществляются в форме правоотношений. Далее, весьма тонкая грань отделяет моральное воздействие от психического, ведь и та и другая форма воздействия относится к эмоционально-волевой сфере деятельности личности. Хотелось бы также добавить, что, на наш взгляд, следует отразить и такой признак, как целесообразность экономии мер процессуального принуждения. Например, если процесс протекает без применения какой-либо меры, то ее применение нецелесообразно, даже если внешне это выглядело бы и законным, и обоснованным.
Определяя правоотношения как форму реализации мер уголовно-процессуального принуждения, З. Ф. Коврига совершенно справедливо указывает, что содержание таких отношений составляют «действия их участников, совершаемые в пределах регламентированных законом субъективных прав и обязанностей»7. Вместе с тем в перечне примеров автор упоминает и правоотношения, возникающие в связи с розыском скрывшегося лица8. По нашему мнению, розыск, хотя и является для разыскиваемого лица весьма неприятным фактом, все же нельзя отнести к мерам уголовно-процессуального принуждения, поскольку лицо находится на удалении от органа или должностного лица, осуществляющего розыск, и не вступает с ним в правоотношения. Таковые возникают лишь в случае обнаружения лица и выражаются в его задержании, а впоследствии - в избрании меры пресечения (обычно - в виде заключения под стражу).
Необходимо поддержать позицию З. Ф. Ковриги, которая указала, что к собственно мерам процессуального принуждения не следует относить следственные действия и процессуальные решения, которые, хотя и создают для вовлеченных в процесс лиц определенные «неудобства», все же имеют иное предназначение. К ним автор, в частности, относит возбуждение уголовного дела, производство следственных действий (особенно связанных с ограничением прав личности), предъявление обвинения и др.9 Определяя сущность именно мер уголовно-процессуального принуждения, З. Ф. Коврига справедливо указывает: «Будучи методом государственного воздействия, уголовно-процессуальное принуждение проявляется в таком виде уголовно-процессуальной деятельности, которая направлена на преодоление препятствий, возникающих в процессе расследования и рассмотрения уголовного дела, или обеспечение принудительным порядком условий для успешного расследования и рассмотрения уголовного дела»10.
6 См.: КовригаЗ. Ф. Указ. соч. С. 17.
7 Там же. С. 20.
8 См.: Там же. Более детально розыск как проявление уголовно-процессуального принуждения исследуется в § 3 главы III ее научного труда.
9 См.: Там же. С. 28.
10 Там же. С. 29.
Примечательно, что именно такой подход, обоснованный З. Ф. Ковригой еще в 1975 г., был положен в основу дифференциации мер уголовно-процессуального принуждения, следственных действий и процессуальных решений в УПК РФ 2001 г.
В своем фундаментальном труде З. Ф. Коврига подвергла глубокому исследованию вопросы, связанные с понятием «уголовно-процессуальная ответственность». Анализируя соотношение понятий, автор справедливо указывает, что и процессуальное принуждение, и процессуальная ответственность «...всегда выражаются в форме правоотношений — урегулированного нормами уголовно-процессуального права общественного отношения между лицом, нарушившим требование закона и поэтому подвергаемым принуждению или ответственности, и компетентным органом государства, применяющим принуждение или возлагающим на него ответственность»11. Далее делается вывод, что «уголовно-процессуальное принуждение шире процессуальной ответственности, но ответственность всегда есть принуждение»12.
Свои глубокие выводы автор подтверждает конкретными примерами наступления уголовно-процессуальной ответственности. В том числе указывается, что проявлением такого рода ответственности является и ответственность дожност-ных лиц уголовного судопроизводства, допустивших принятие незаконных или необоснованных процессуальных решений (отмена таких решений, отстранение от дальнейшего ведения расследования и др.)13. Действительно, если уголовно-процессуальное принуждение реализуется в форме правоотношений, то естественно, что обязанности возложены на каждую из сторон, в том числе и на должностных лиц уголовного судопроизводства. Соответственно за нарушение процессуальных обязанностей наступает и процессуальная ответственность, прежде всего выражающаяся в отмене ранее вынесенных процессуальных решений.
По нашему мнению, юридическая ответственность, в том числе уголовно-процессуальная, это - всегда конкретная категория, поскольку она наступает лишь в случае нарушения норм соответствующей отрасли права. В этом плане ее следует отличать от термина «ответственность», применяемого в морально-нравственном плане, когда имеется в виду взвешенная позиция лица, предвосхищение им возможных негативных последствий, если его поведение будет неправомерным. Но такую ответственность нельзя признать ни юридической, ни даже моральной, поскольку это — внутренний мир лица, не имеющий внешнего выражения ни в юридических, ни в иных социально значимых отношениях.
Другое дело, что можно вести речь о « перспективной юридической ответственности», указание на которую прямо или косвенно содержится в уголовно-процессуальных правоположениях и, по сути, является санкцией той либо иной нормы.
До настоящего времени вопрос, касающийся уголовно-процессуальных санкций, является весьма дискуссионым. Как правильно утверждает З. Ф. Коврига, «...будучи структурным элементом правовой нормы, санкция, как и вся норма в целом, обеспечивается принудительной силой, и в этом смысле говорить о процессуальной санкции как мере государственного принуждения представляется правильным. Но именовать санкциями отдельные меры процессуального принуждения (задержание, привод, меры пресечения) представляется неправильным отождествлением двух различных категорий»14. Дополним, что санкцию как часть
11 Коврига З. Ф. Указ. соч. С. 33.
12 Там же. С. 34.
13 См.: Там же. С. 32.
14 Там же. С. 36-37.
уголовно-процессуальной нормы следует, по нашему мнению, отличать от самого процесса нормативного регулирования правоотношений, поэтому в данном случае санкцией является возможность применения со стороны государства мер, направленных на обеспечение позитивной реализации норм, а вышеуказанные негативные последствия представляют собой практическое воплощение санкции, ее приложение к конкретному случаю.
Специфика ответственности, наступающей за нарушение уголовно-процессуальных норм, в том числе регламентирующих порядок применения мер процессуального принуждения, как указывает З. Ф. Коврига, состоит в том, что они могут обеспечиваться санкциями не только уголовно-процессуального, но и иных отраслей права (например, уголовного, административного, гражданского). Ярким примером тому служит детально регламентированная главой 18 УПК РФ процедура реабилитации, когда порядок выплат и принятия иных мер по восстановлению причиненного вреда регламентированы нормами не уголовно-процессуального, а иных отраслей права (гражданского, трудового и др.).
Таким образом, можно констатировать, что Зоя Филипповна Коврига не только разработала учение об уголовно-процессуальном принуждении, которое дало ответы на многие насущные вопросы того времени, но и во многом предвосхитила дальнейшее развитие уголовно-процессуальной науки и практики. Ее выводы и предложения были востребованы при принятии нового уголовно-процессуального законодательства, а также широко используются в настоящее время для его усовершенствования.
Московский государственный институт международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации Гриненко А. В., доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики
Moscow State Institute of International Relations (University) of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation Grinenko A. V., Doctor of Legal Sciences, Professor of the Criminal Law, Criminal Process and Criminalistics Department E-mail: avgrinenko2@mail.ru
