CC BY
49
Кунов Инвер Мурадович
Кубанский государственный университет (e-mail: [email protected])
О системе ограничений свободы слова по российскому уголовному законодательству
В статье рассматриваются характеристики и структура системы ограничений свободы слова по российскому уголовному законодательству. Автор доказывает, что подобная система обладает такими сущностными свойствами, как синергетичность, адаптивность и динамичность. Кроме того, она находится в неразрывном взаимодействии с компонентами внешней среды, такими динамичными образованиями и структурами, как приоритеты политической и экономической сфер жизни общества, снижение или увеличение уровня безопасности, ухудшение или улучшение социальной защищенности населения.
Ключевые слова: уголовный закон, уголовная ответственность, свобода слова, система ограничений свободы слова.
I.M. Kunov, Kuban State University; e-mail: [email protected]
On the system of restrictions on freedom of speech under the Russian criminal legislation
The article examines the characteristics and structure of the system of restrictions on freedom of speech under the Russian criminal law. The author proves that such a system has the intrinsic properties of both the synergies, adaptability and agility. In addition, it is in indissoluble interaction with the components of the external environment, such is not static entities and existing structures as priorities for political and economic spheres of life, decrease or increase the level of security, deterioration or improvement of social protection of the population.
Key words: criminal law, criminal responsibility, freedom of speech, restrictions on freedom of speech system.
Научное обоснование системы уголовно-правовых ограничений свободы слова в российском законодательстве представляет теоретический интерес и практическую ценность. Как представляется, метод системного анализа позволяет взглянуть на уголовно-правовые ограничения свободы слова как на единое и относительно самостоятельное образование, обладающее совокупностью интегративных свойств и структурой. Лишь на этой основе можно правильно определить круг деяний, связанных с распространением криминогенной информации, оценить характер и степень их общественной опасности, а также качество конструкции норм, предусматривающих ответственность за совершение конкретных преступлений.
С учетом требований системного подхода система уголовно-правовых ограничений свободы слова представляется как закрепленная в образцах поведения и правосознании субъектов функционирующая целостность предусмотренных уголовным законодательством запретов на осуществление лицом права свободно выражать собственное мнение, передавать или распространять информацию. Такое определение, на наш взгляд, позволяет преодолеть
узконормативное правопонимание, взглянуть на систему уголовно-правовых ограничений свободы слова как на целостный и сложный механизм, который зависит не только от правовых норм, но в равной степени от правосознания и правоотношений [1, с. 59-60].
Как справедливо указывает С.П. Нарыкова, использование выводов общей теории систем в изучении качественно различных правовых явлений необходимо производить на основе выявления и анализа их основного разграничительного признака - интегральности [2, с. 15]. Интегративным (системообразующим) свойством системы уголовно-правовых ограничений свободы слова, на наш взгляд, выступает ее способность к регулированию специфической группы общественных отношений - отношений, связанных с реализацией лицом права свободно выражать собственное мнение, передавать или распространять информацию.
Сущностным признаком организации любой системы является наличие структуры, т.е. определенного расположения набора элементов системы и порядка их связи. В связи с этим следует отметить, что проблема структуры уголовно-правовых ограничений свободы слова хотя и находится в поле зрения современной
69
науки, однако единый подход к ней до настоящего времени не выработан. Так, руководствуясь содержанием цели устанавливаемых запретов, В.Г. Елизаров выделяет следующие группы правовых ограничений свободы распространения информации: 1) ограничения в целях защиты основ конституционного строя и обеспечения обороны страны и безопасности государства; 2) ограничения в целях защиты прав, свобод и законных интересов других лиц; 3) ограничения в целях защиты здоровья граждан и общественной нравственности [3, с. 58-61].
По мнению В.И. Павликовского, уголовно-правовые ограничения права на свободу слова и информации представлены двумя основными направлениями: 1) запрет распространения информации определенного вида (тайная, конфиденциальная) и 2) запрет пропаганды, склоняющей к противоправному поведению (публичные призывы, публикации) [4, с. 77]. Похожую точку зрения обосновывает А.Ю. Прохоров [5, с. 10].
Деструктивные сведения или вредная информация также представляют собой неоднородное явление. По мнению В.С. Маурина, наиболее приемлемой представляется следующая классификация вредной информации: 1) ненадлежащая реклама: недобросовестная, недостоверная, заведомо ложная, неэтичная, скрытая, навязанная («спам»); 2) информация, посягающая на честь, достоинство и деловую репутацию; 3) непристойная информация или порнография; 4) информация, возбуждающая дискриминацию прав и законных интересов личности; 5) информация, оказывающая неосознаваемое негативное воздействие на здоровье людей [6, с. 7].
С.А. Куликова выделяет следующие формы вредоносной информации: 1) информация, возбуждающая социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть, вражду и насилие; 2) пропаганда войны, призывы к насильственному захвату власти, насильственному изменению конституционного строя, нарушению целостности территории; 3) ложная/недостоверная информация; 4) информация, распространение которой противоречит нормам общественной нравственности; 5) информация, порочащая честь, достоинство и деловую репутацию лица; 6) информация, оказывающая деструктивное воздействие на здоровье людей; 7) призывы к совершению действий или употреблению веществ, оказывающих вредное влияние на здоровье человека; 8) информация, запрещенная к распространению среди детей [7, с. 22-29].
Как представляется, в зависимости от содержания распространяемой информации система уголовно-правовых ограничений свободы слова может быть представлена следующими структурными элементами:
1. Нормы, устанавливающие ответственность за распространение информации, оборот которой ограничен законодательством (ст. 137, ст. 138, ст. 146, ст. 155, ст. 183, ч. 2 ст. 185.6, ст. 275, ст. 276, ст. 283, ст. 310, ст. 311, ст. 320 УК РФ).
2. Нормы, устанавливающие ответственность за распространение открытой информации, имеющей вредный (вредоносный) характер:
а) информации, оказывающей деструктивное воздействие на психику человека, причиняющей вред здоровью населения и общественной нравственности (ст. 110, ст. 119, ст. 151, ст. 230, ст. 240, ст. 242, ст. 242.1 УК РФ);
б) недостоверной (ложной) информации (ст. 128.1, ст. 185.3, ст. 298.1, ст. 306, ст. 307 УК РФ);
в) оскорбительной информации (ст. 297, ст. 319, ст. 336 УК РФ);
г) информации подстрекательского характера (ч. 4 ст. 33, ст. 150, ч. 1 ст. 205.1, ч. 2 ст. 361 УК РФ);
д) криминогенной информации (ст. 205.2, ч. 3 ст. 212, ст. 280, ст. 280.1, ст. 282, ст. 354, ст. 354.1 УК РФ).
Система уголовно-правовых ограничений свободы слова входит в качестве составляющей в более общие фундаментальные культурно-исторические, социальные, организационные и управленческие процессы. В таком контексте она предстает и как один из видов скрепляющих общество и имеющих множество источников отношений власти, в которых она «находит себе основания, обоснование и правила, благодаря которым она расширяет свои воздействия и маскирует свое чрезмерное своеобразие» [8, с. 135].
Таким образом, система уголовно-правовых ограничений свободы слова находится в неразрывном взаимодействии с так называемыми компонентами внешней среды, такими статично не существующими образованиями и структурами, как приоритеты политической и экономической сфер жизни общества, снижение или увеличение уровня безопасности, ухудшение или улучшение социальной защищенности населения и т.п. Например, появление уголовно-правовой нормы об ответственности за реабилитацию нацизма (ст. 354.1 УК РФ) явилось следствием изменившегося
70
духовно-нравственного состояния современного российского общества, обеспокоенного попытками исказить историческую правду, результаты Второй мировой войны, а также возрождением нацистской идеологии, героизацией нацистских преступников. Конечно же, во многом этому способствовали события на Украине, наглядно показавшие трагические последствия распространения криминогенной информации.
Система уголовно-правовых ограничений свободы слова демонстрирует свойство си-нергетичности, которое проявляется в том, что функциональные возможности этой системы значительно превосходят функциональность составляющих ее элементов. Так, например, положения уголовно-правовой нормы об ответственности за публичные призывы к экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ), взятые по отдельности, не способны служить полноценной формой, необходимой для регулирования конкретного правоотношения. Это может быть достигнуто только путем объединения предписаний УК РФ с положениями Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности».
В тесном взаимодействии система уголовно-правовых ограничений свободы слова находится с положениями Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях. Так, например, ст. 13.15 «Злоупотребление свободой массовой информации», ст. 20.3 «Пропаганда или публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики или символики экстремистских организаций либо иных атрибутики или символики, пропаганда или публичное демонстрирование которых запрещены федеральными законами», ст. 20.29 «Производство и распространение экстремистских материалов» самым непосредственным образом влияют на функционирование исследуемой системы. Очевидно, что реализация гарантий от произвольного уголовно-правового ограничения свободы слова напрямую зависит от определенности, содержательной непротиворечивости предписаний соответствующих составов административных правонарушений.
Требования системного подхода предполагают изучение объекта не только в статике, но и в динамике. По замечанию С.П. Нарыковой, каждый новый этап (стадия, фаза) развития права не представляет собой полностью обновленный набор существовавших ранее элементов, а продолжает удерживать значительную часть прежних характеристик, привнося в
него новации в рамках с уже существующими внутрисистемными свойствами [2, с. 156].
Развитие системы уголовно-правовых ограничений свободы слова в целом оправдывает справедливость данной точки зрения. Изменение социально-политических условий всегда имело влияние на определение пределов уголовной ответственности за злоупотребление правом на свободу слова. Так, Уголовное уложение 1903 г. предусматривало весьма значительное число уголовно-правовых ограничений права на свободу слова: ответственность за оскорбление (поношение) христианских святых, а также святых мощей, икон или других предметов, почитаемых церковью (ст. 73); поношение христианских обрядов, а также предметов, используемых в богослужении (ст. 74); оскорблениепризнанноговРоссии нехристианского вероисповедания (ст. 76); склонение православных христиан к изменению вероисповедания путем проповеди или распространения агитационных материалов (ст. 90) и др. [9].
Практически полностью отказавшись от уголовно-правовых средств защиты вероисповеданий, УК РСФСР 1926 г. содержал достаточно широкий перечень контрреволюционных преступлений, прямо или косвенно связанных с реализацией лицом права на свободу слова (ст. 58.13, 58.14 и др.) [10].
По понятным причинам УК РСФСР 1960 г. уже не содержал блока преступлений, связанных с контрреволюционной деятельностью, в том числе с агитацией и пропагандой, однако сохранил практику уголовно-правового обеспечения государственной идеологии путем регламентации таких составов преступлений, как «Антисоветская агитация и пропаганда» (ст. 70), «Нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви» (ст. 142) и «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй» (ст. 190.1) [11].
Действующее уголовное законодательство отражает исторически сложившийся набор средств противодействия злоупотреблениям правом на распространение информации. Вместе с тем, реагируя на новые вызовы и угрозы, исполняя международные обязательства, отечественный законодатель последовательно демонстрирует тенденцию криминализации новых форм таких действий. Краткий исторический экскурс развития системы уголовно-правовых ограничений свободы слова позволяет сделать вывод о том, что она является динамической. Число и характеристи-
71
ки составляющих ее компонентов отнюдь не являются постоянными величинами. При этом динамический характер системы обусловлен таким ее свойством, как адаптивность, которая позволяет ей приспосабливаться к изменившимся условиям функционирования. В ответ на изменение внешних условий (уголовной политики или политической ситуации в целом, потребности правоприменительной практики и т.п.) в систему уголовно-правовых ограничений свободы слова включаются новые элементы или исключаются те, в которых отпала необходимость, трансформируются системные связи и т.д.
По справедливому мнению С.С. Шахрая, факт потенциальной делимости элементов системы означает, что они, в свою очередь, могут рассматриваться как особые системы меньшего объема (подсистемы) [12, с. 35]. Следует признать, что совокупность норм, устанавливающих ответственность за распространение криминогенной информации, представляет собой такую подсистему, т.е. обособленную целостность, обладающую относительной самостоятельностью и развивающуюся по своим специфическим закономерностям. В связи с этим важным является выделение признаков данной подсистемы, определение ее понятия и структуры.
Основным признаком данной группы преступлений является свойство самой криминогенной информации, которая с содержательной точки зрения направлена на возбуждение и (или) укрепление желания на совершение преступлений, а равно на оправдание таковых. При этом подобная информация имеет идейно-теоретический (пропагандистский) характер, т.е. вовлечение в совершение преступлений происходит опосредованно, путем формирования своеобразной «преступной» идеологии и эстетики, а также системы устойчивых взглядов о возможности или даже необходимости совершения определенных преступлений.
Другим важным признаком преступлений, связанных с распространением криминогенной информации, является то, что они адресованы персонально не определенному кругу лиц и не имеют конкретного характера. Указанное обстоятельство позволяет проводить отграничение данных преступлений от подстрекательской деятельности (ч. 4 ст. 33 УК РФ), сущность которой заключается в склонении определенного лица (или группы лиц) к совершению конкретного преступления. В связи с этим к группе преступлений, связанных с распространением криминогенной информации, на наш взгляд, не следует также относить различные формы уго-
ловно наказуемого вовлечения в совершение преступления: ст. 150, ч. 1 ст. 205.1, ч. 2 ст. 361 УК РФ.
Следующей сущностной характеристикой преступлений, связанных с распространением криминогенной информации, является то, что они создают условия собственного воспроизводства, а также способствуют совершению других преступлений, обладающих существенной общественной опасностью. Так, например, в пояснительной записке к законопроекту об установлении уголовной ответственности за реабилитацию нацизма отдельно подчеркивалось, что деяния, отрицающие преступность нацистского режима, факты совершения им военных преступлений, преступлений против мира и безопасности человечества, геноцида не только противоречат международному праву, но и создают условия для совершения преступлений, предусмотренных ст. 243, 282.1, 353-358 УК РФ [13].
Следует отметить, что в юридической литературе уголовно-правовые нормы об ответственности за такие преступления принято относить к числу норм с двойной превенцией [14, с. 121]. З.А. Шибзухов справедливо указывает, что ст. 205.2 УК РФ обладает двойным превентивным воздействием: позволяя пресечь террористическую пропаганду, она тем самым дает возможность предупредить преступления террористического характера, к совершению которых призывал виновный [15, с. 50-51].
Таким образом, систему уголовно-правовых норм об ответственности за распространение криминогенной информации можно определить как совокупность предусмотренных уголовным законодательством запретов на осуществление лицом права свободно выражать собственное мнение, передавать или распространять информацию, возбуждающую или укрепляющую желание у неопределенного круга лиц на совершение преступлений, а равно оправдывающую такое поведение.
Структура данной системы, как представляется, может быть представлена следующим образом:
1. Нормы об ответственности за публичные призывы к преступным или иным противоправным деяниям (ст. 205.2, ч. 3 ст. 212, ст. 280, ст. 280.1, ст. 354 УК РФ).
2. Нормы об ответственности за оправдание или реабилитацию преступных деяний (ст. 205.2, ст. 354.1 УК РФ).
3. Нормы об ответственности за распространение информации, возбуждающей ненависть или вражду (ст. 282 УК РФ).
72
Нельзя не отметить, что дискуссионным вопросом является отнесение к группе преступлений, связанных с распространением криминогенной информации, незаконного оборота порнографических материалов и предметов. Как известно, в юридической литературе обосновывается вывод, что такие материалы имеют криминогенный потенциал, т.е. могут продуцировать преступность. Так, З.А. Незнамова раскрывает общественную опасность распространения порнографии в «ее отрицательном воздействии на моральное, физическое и психическое развитие несовершеннолетних». Кроме того, по ее мнению, «порнография влечет появление половых извращений, нередко болезненного характера. Ознакомление с порнографическими материалами может повлиять на совершение таких сексуальных преступлений, как изнасилование, насильственные действия сексуального характера, развратные действия» [16, с. 609].
Вместе с тем, представляется очевидным, что на продуцирование преступности незаконный оборот порнографических материалов влияет опосредованно, посредством общего нравственного оскудения социума и возникающих психических отклонений [17, с. 34]. Как справедливо отмечают Р.Б. Осокин и М.В. Денисенко, «...на совершение сексуальных преступлений психически здоровыми
1. Тиунова Л. Б. Системные связи правовой действительности: методология и теория. СПб., 1991.
2. Нарыкова С. П. Системный подход к исследованию механизма правового регулирования: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006.
3. Елизаров В. Г. Свобода массовой информации в Российской Федерации: конституционные основы и правовые ограничения: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2002.
4. Павликовский В. И. Уголовно-правовые ограничения свободы слова в странах Содружества Независимых Государств // ¡.едва в1 \nata. 2015. № 2/3.
5. Прохоров А.Ю. Политико-правовые технологии ограничения свободы слова в современных средствах массовой информации: на примере сети Интернет: дис. . канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2007.
6. Маурин В. С. Правовой анализ вредной информации в условиях информационного общества: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004.
7. Куликова С.А. К вопросу о классификации вредной информации в российском законода-
людьми порнография, скорее всего, не влияет» [18, с. 12-13].
Другим проблемным вопросом является включение в структуру преступлений, связанных с распространением криминогенной информации, склонения к потреблению наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов (ст. 230 УК РФ). Опасность данного преступления, как известно, заключается в способствовании наркотизации населения, влекущей совокупность негативных социальных последствий в виде наличного или возможного вреда, причиняемого качеству жизни личности, интересам общества и государства. Отрицать реальную связь между ослаблением состояния защищенности общества от незаконного оборота наркотиков и ухудшением криминогенной обстановки, конечно же, нельзя. Вместе с тем, склонение к употреблению наркотических средств представляет собой подстрекательские действия к совершению административного правонарушения - потребление наркотических средств или психотропных веществ без назначения врача либо новых потенциально опасных психоактивных веществ (ст. 6.9 КоАП РФ). Кроме того, в отличие от пропаганды [19, с. 35-37] склонение предполагает, что оно совершается в отношении конкретного лица или группы лиц определенным способом и с конкретной целью.
1. Tiunova L.B. System communication of legal reality: methodology and theory. St. Petersburg, 1991.
2. Narykova S.P. System approach to the study of the mechanism of legal regulation: diss. ... Master of Law. Moscow, 2006.
3. Elizarov V.G. Freedom of the media in the Russian Federation: the constitutional framework and legal restrictions: diss. ... Master of Law. Moscow, 2002.
4. Pavlikovsky V.I. Criminal law restricting freedom of expression in the countries of the Commonwealth of Independent States // Legea si viata. 2015. № 2/3.
5. Prokhorov A.Yu. Political and legal restrictions on the freedom of speech technology in the modern media: the case of the Internet: diss. ... Master of Law. Rostov-on-Don. 2007.
6. Maurin V.S. Legal analysis of harmful information in the information society: diss. ... Master of Law. Moscow, 2004.
7. Kulikova S.A. On the classification of harmful information in the russian legislation // Information law. 2014. № 1.
73
тельстве // Информационное право. 2014. № 1.
8. Фуко М. Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы. М., 1999.
9. Новое Уголовное уложение, Высочайше утвержденное 22 марта 1903 года. СПб., 1903.
10. О введении в действие Уголовного кодекса РСФСР редакции 1926 года: постановление ВЦИК от 22 нояб. 1926 г. (вместе с Уголовным кодексом РСФСР). Доступ из справ. правовой системы «Консультант-Плюс».
11. Уголовный кодекс РСФСР: утв. ВС РСФСР 27 окт. 1960 г. (ред. от 30 июля 1996 г.) Доступ из справ. правовой системы «Кон-сультантПлюс».
12. Шахрай С.С. Система преступлений в сфере компьютерной информации: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2010.
13. Пояснительная записка к проекту федерального закона «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации». URL: http:// www.duma.gov.ru/search/#?q=197582-5+&sr=sr_ news&page=1 (дата обращения: 13.09.2016).
14. Ображиев К.В., Шуйский А. С. Уголовно-правовые нормы с двойной превенцией: понятие, сущность, виды // Законы России: опыт, анализ, практика. 2009. № 12.
15. Шибзухов З.А. Уголовная ответственность за публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма: дис. . канд. юрид. наук. М., 2012.
16. Уголовное право. Особенная часть: учеб. для вузов. М., 2001.
17. Гусарова М.В. Незаконный оборот порнографических материалов и предметов: уголовно-правовые и криминологические аспекты: дис. . канд. юрид. наук. Казань, 2010.
18. Осокин Р.Б., Денисенко М.В. Уголовная ответственность за незаконное распространение порнографических материалов или предметов: учеб. пособие. М., 2005.
19. Гузеева О. С. Склонение или пропаганда? // Законность. 2008. № 2.
8. Foucault M. Discipline and punish: the birth of the prison. Moscow, 1999.
9. New Criminal Code, the highest approved on March 22, 1903. St. Petersburg, 1903.
10. On the introduction of the RSFSR Criminal Code amended in 1926: resolution of the Central Executive Committee d.d. Nov. 22, 1926 (together with the Criminal Code of the RSFSR). Access from legal reference system «ConsultantPlus».
11. Criminal Code of the RSFSR: approved by the Supreme Soviet of the RSFSR on Oct. 27, 1960 (as amended on July 30, 1996). Access from legal reference system «ConsultantPlus».
12. Shahray S.S. Crimes system in the sphere of computer information: diss. ... Master of Law. Moscow, 2010.
13. The explanatory note to the draft federal law «On amendments to the Criminal Code of the Russian Federation and article 151 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation». URL: http://www.duma.gov.ru/search/#?q=197582-5 +&sr=sr_news&page=1 (date of access: 13.09.2016).
14. Obrazhiev K.V., Shuysky A.S. Criminal rule of law with a dual prevention: concept, essence, types // Laws of Russia: experience, analysis, and practice. 2009. № 12.
15. Shibzukhov Z.A. Criminal liability for public calls to terrorist activity or public justification of terrorism: diss.... Master of Law. Moscow, 2012.
16. Criminal law. Special part: textbook for universities. Moscow, 2001.
17. Gusarova M.V. Illicit trafficking in pornographic materials and items: criminally-legal and criminological aspects: diss.... Master of Law. Kazan, 2010.
18. Osokin R.B., Denisenko M.V. Criminal liability for illegal distribution of pornographic materials or objects: study aid. Moscow, 2005.
19. Guzeeva O.S. Declination or propaganda? // Legality. 2008. № 2.
74
