Славянские языки в условиях современных вызовов
25
УДК 811.161; 81'374.3/'373
udc
DOI 10.17223/18572685/41/2
О «РУСИНСКО-РУССКОМ СЛОВАРЕ» И. КЕРЧИ И ДОПОЛНЕНИЯХ К НЕМУ*
Г.Н. Старикова
Томский государственный университет Россия, 634055, г. Томск, пр. Ленина, 36 E-mail: [email protected]
Авторское резюме
В статье анализируется «Русинско-русский словарь» И. Керчи (Ужгород: ПолиПринт, 2007), который реализует идею сводного лексикографического труда, что выражается привлечением в качестве его источников материалов, разнородных в хронологическом, стилистическом и ареальном отношениях. Его словник и иллюстрации позволяют составить адекватное представление о лексико-фразеологическом составе языка русинов с реликтовыми древнерусскими чертами на фоне значительного количества усвоенных заимствований разного времени, что обеспечивает ему широкий диапазон номинативного варьирования. Автором статьи выявлены наиболее перспективные для сравнительно-сопоставительных лингвистических исследований лексико-семантические группы слов, в числе которых разноаспектные наименования человека, названия фольклорных мифологических персонажей, растений и животных и др. В статье указываются источники, материалы которых могут дополнить указанный словарь новыми лексическими единицами, а также новыми значениями или формами слов, уже вошедших в словарь. В их числе лексикографические работы, учебная и научная литература русинской тематики.
Ключевые слова: русинистика, русинско-русский словарь, русинская лексика, лексикографические источники.
KERCHA’S RUSINIAN-RUSSIAN DICTIONARY AND SUPPLEMENTS TO IT**
G.N. Starikova
Tomsk State University 36 Lenin Avenue, Tomsk, 634050, Russia E-mail: [email protected]
Abstract
The Rusinian-Russian Dictionary by I. Kercha (Uzhgorod: PolyPrint, 2007) analyzed in this article implements the idea of a consolidated lexicographical work using the materials diverse in chronological, stylistic and areal terms as its sources. Its body and illustrations allow to create an adequate representation
* Работа выполнена в рамках программы повышения конкурентоспособности Томского государственного университета.
** This research is supported by Tomsk State University Competitiveness Improvement Program.
26
JPn/'enne-n 2015, № 3 (41)
about the lexical and phraseological vocabulary of the Rusinian language which includes the Old Russian relict features and a significant number of loans from various periods, which provides a wide range of nominative variations. The author of the article describes the most promising lexical-semantic groups of words for comparative linguistic studies including different aspects of human nominations, names of folklore mythological characters, plants, animals, etc. The sources of the materials that can supplement the Dictionary with new lexical units and new meanings and forms to the already fixed words are indicated in the article. Such sources include lexicographical works, educational and scientific literature on the Rusinian subject.
Keywords: Rusin studies, Rusinian-Russian dictionary, Rusinian lexicon, lexicographical sources.
Постановка проблемы. Русинство, новая волна научного и общественного интереса к которому в последние годы связана с геополитическими событиями конца XX в., служит примером «лингвистической общности, сложившейся в результате перекрестных разнохронологических взаимодействий родственных и неродственных языков и диалектов» (Гиндин, Калужская 1991: 187). Авторы словацкого учебника русинского языка пишут: «1х домовинов е Карпатьска Русь, яка ся роспростерать на меджах Украшы (бывша Пщкарпатьска Русь), Словеньска (Пpяшiвcка область) i Польска (Лемковина). Окрем тых краж жые менша часть Русишв у Мадярьску, в РумушУ, в Сербп, в Хорватп, а многы як переселенцу в АмерицУ i в КанадУ. В нашш републщУ (ани в шшых державах) не мають Русины адмшютраЛв-но выдУлену тергторю (Ябур, Плишкова 2009: 4). Последнее замечание выводит вопрос о статусе языка русинов далеко за рамки собственно лингвистической проблемы. На это указывает также А.Д. Дуличенко, отмечая экстралингвистические в своей основе условия для возникновения малых литературных языков, в числе которых не только «компактность среды», «сложность диалектного ландшафта», сильные литературно-языковые предтрадиции, но и наличие лидеров-просветителей, своей творческой и общественной деятельностью способствующих «осознанию языковой и этнической специфичности» народа (Дуличенко 2005: 597).
Лидером русинского движения за самоопределение в Украине является Ужгород - административный центр Закарпатской области, территориально соответствующей границам бывшей Подкарпатской Руси. Здесь издается литература о русинах и на русинском языке1, из числа наиболее заметных трудов - русинско-русский и русско-русинский словари (Керча 2007, 2012).
Характеристика «Русинско-русского словаря» И. Керчи. Двухтомный труд И. Керчи является на сегодня самым полным русинским словарем (более 58 тыс. слов), он адресован специалистам-языковедам и представителям русинства, небезразличным к судьбам культуры, сберегаемой предками в продолжение многих веков (Керча 2007: 4). Взятое эпиграфом к словарю обращение X. Стрипского свидетельствует о том, что
Славянские языки в условиях современных вызовов 27
основу этого многозатратного по подготовительной работе труда составила лексика народного языка. Материалы словаря позволяют судить о ряде самобытных черт русинского языка, важнейшими из которых нам представляются следующие:
1. Сохранение черт древнерусского языка на уровне лексики2 (веверка, вевери’ця = белка; котора’ = раздор; пере’ка = спор; персо = женская грудь; по’ломень = пламя; поора’ти = вспахать; рало = плуг, культиватор; поралова’ти = взрыхлить; ра’мо, ра’мня = плечо; ре’кше = то есть, то Бишь; сестри’нич, сестрини’ця = племянники по сестре; стрый, стрыйко,уйко = дядя; стрыйна, у’йна, уйчина = тетя, жена дяди) и грамматики (модель числительных типа пувдесята = 9,5; пувдру’га сто = ISO; инфинитив на -ти, -чи; самостоятельность ся в глагольных формах) и др.
2. Высокий адаптационно-деривационный потенциал языка по отношению к заимствованной лексике: жше’тка = лезвие безопасной бритвы; зафарби’ти = покрасить; фарбарня = красильня; поолаи’ти = помаслить, заправить маслом; порфинарь = парфюмер; попорфинова’ти = брызнуть духами; пофайнГти = похорошеть; префайный = хорошенький; серв'!рка = подавальщица, официантка; те’я = чай; тея’чка = чайник; што’кы = многоэтажный дом; фе’рИ' = каникулы; ферiаш = школьник на каникулах; шпащр, шпащрка = прогулка. Он проявляется как в мощности словообразовательных гнезд (ма’лфа = обезьяна: маЛфочка, малфу’н, малфеня, маЛфин, малфованя, малфова’ти), так и в активном включении иноязычной лексики в словопроизводство по славянским моделям (коншколарь = соученик; при’трафом = случайно; пубертя’к = юнец, подросток; сереньчу’х = везунчик; фрыштикова’ти = завтракать; цукрарь = кондитер; шу’стрик = подмастерье столяра).
3. Развитое номинативное варьирование (см. ниже).
Своеобразие русинского словника подчеркивается прежде всего
этнографической лексикой: вербу’нкош = жанр народной песни / танца; вертепа’ш (этн. syn бетлеге’меш), п'1вчани’к (редк. syn колядни’к) = исполнитель колядок; галамбе’ць = галушки из кукурузной муки; кептарь = нарядная безрукавка / камзол домотканой шерсти; куЛач = деревянная баклажка для воды; табуЛка (оБл.) > тобовка = суконная / кожаная сумка с наплечным ремнем; (этн., у гуцулов) плоская расшивная наплечная сумочка из кожи; чоболюв, чо’бан = жбан, кадушка на 1O литров. Например, чрезвычайно интересна лексика, отражающая систему народных верований, в частности представления о потусторонних силах и сверхъестественном в целом. Так, обширная группа названий фольклорных персонажей (привидений, оборотней, домовых, леших, водяных, ведьм и прочей нечисти) включает слова ан^а’ш, босора’ш, вiдьма’к, вГла,
28
JPn/'enne-n 2015, № 3 (41)
вовку’н, водяни’к, г'1нж'1ба’ба, градобур, газдувни’к, гони’хмарник, дводу’шник, д'Гдко, домови’к, закам'1нник, копыта’тый, кровот’й, нучни’к, переле’тниця, перемГтник, потвора, привид, при’зра, про’кпять, пропастни’к, стра’шок, (в)ун, фе’на, фрас, (и)щеЗник, чуга’йст(е)р и др. Из этого же разряда -наименования ворожей, знахарей, колдунов, прорицателей (баи’пя, вiщувни’к, вiщу’н, в'!щу’нка, ворожи’пь, воро’жка, пром'1’тник, чаровни’к, чарод'Гй, череди’ник) и тематически примыкающая к ней лексика типа ба’яня = колдовство, ворожба, знахарство; ба’ити = ворожить, колдовать; воровша’к = колдовское снадобье; (и)зо’ч, чиньба’ = сглаз, (и)зочи’ти = сглазить; розворо’жити = отколдовать и др.
Народная основа словаря оттеняется русинским колоритом фразеологии (апршевый когу’т = мартовский кот; зыйти’на б1ду’ = обеднеть; ма’пфина пюбо’в = телячьи нежности; новинарська блоха’ = газетная утка), фольклорными малыми жанрами (ко’по ве’пьо ба’бохд/'ти’наумре’ = у семи нянек дитя без глаза; из бопо’та у кап = из огня да в полымя; п'Гпшый ны’нИ воробо’к, ги завтра гопубо’к = лучше синица в руках, чем журавль в небе; во’вка з пГса вукпи’ковати = наклика'ть беду), в том числе порожденными новым временем: добрi’в бпо’ку быва’ти, а на вапа’п! шпайз ма’ти = хорошо жить в панельном доме, если иметь кладовку в деревне.
Словарь реализует идею сводного лексикографического труда по описанию лексического состава языка русинов Подкарпатья, что выражается привлечением в качестве его источников материалов, разнородных в хронологическом, стилистическом и ареальном отношениях. Так, самыми ранними из них являются Няговские поучения XVI в., памятники деловой письменности XVII-XVIII вв. (Керча 2007: 20), позднейшими - современные тексты на русинском (Керча: 2138). Помет, отражающих динамический аспект (включая частотную характеристику) лексики, три: ист (гапебарда = алебарда; iнсуре’кцiя = ополчение; шмет = четыре метра тканья; шо’птыс = староста села), уст (кегы’ня = сударыня, госпожа; ошко’пош = школьник; ю’га = овца; япч = плотник), редк (д'1'тва’к = ребенок, чадо; яд = яд). Приведенные в иллюстративной части статьи контексты поддерживают диахроническую составляющую словаря: Коро’пик - ма’йменша пта’ха у помах... теперь коро’пик, а давно казали: вопове о’чко.
Широка и жанрово-стилевая палитра источников: деловые документы, художественные сочинения, публицистика, фольклорные сборники, а также словари, записи различных говоров региона: карпатских (в том числе лемковских, торуньских), гуцульских и др. (Керча: 19-20). Пометы обп (ховзы = коньки; ширнювка = зонт; шмi’тня = кузница;
Славянские языки в условиях современных вызовов
29
штыри = четыре), отчасти нар, маркирующие народную, просторечную лексику (нево’я = неволя; беда; черт; пруйди’св'!т = проходимец; шляť = кондрашка, апоплексический удар; я’нгол = ангел), при их отсутствии в ряде «первичных» словарей, характеризуют по этому параметру лишь часть слов. В данных условиях существенно повышает лингвистическую содержательность труда И. Керчи ссылка на источники.
Наименее представительна в «Русинско-русском словаре» стилистическая дифференциация лексики, поскольку подобная маркировка слабо разработана в части привлеченных словарей-источников, что в целом характерно для многих областных лексикографических трудов XIX-XX вв. Некоторые иллюстрации к сказанному: волос'Гчко (пей и ласк) = волосенки; глу’пати (пей) = думать, задумываться; кы’лош (вульг) = слабак, хиляк; курваШ (вульг бран) = распутник; курве’Уа (вульг бран экспр) = распутница; ны’нька (ласк) = ныне; уйцья (дет) = дядя; шма’та = (фиг бран) мерзавец, мерзавка; шу’хер-му’хер (фам) = шум, шорох (жарг); ширый (поэт) = широкий, щапом (разг) = скопом; копытаШ (эвф) = черт. При этом беспометно дается Большинство оценочных лексем: валю’х = лежебока; воячу’н = буян, бузотер; втыкли вый = пронырливый; га ’ман = ротозей; дога ’няч = придира, критикан; квасня ’к = винишко, дрянное винцо; ню’пати = вынюхивать, хитрить; шляхту’н = неприкаянный человек, беспризорник, Бомж; шляхту’нка = уличная женщина, потаскуха, бомжиха; штунпа ’к = недотепа, болван.
Разнородность материала обеспечила высокую представленность в словаре синонимии: вертенкы, качкы’ = устройство для перемотки ниток, прялка; порекло, пру’звище = фамилия; посолоди’ти, поцукри’ти = посахарить; розруха, спущ = разруха, разрушение; ручи’ца, роко’нцо, ливч = подпора; ряндя’ш, онучарь = старьевщик, тряпичник; самоу’чок, букварник = недоучка; сценер1'я, краеви’д = пейзаж, ландшафт; чоботарь, чижмарь, шу’стер = сапожник, башмачник; шахра’йство, шв'!’нгл)' = мошенничество, жульничество; шувар, р'ва’к = осока. Значительная ее часть представлена так называемыми словообразовательными вариантами: корчмарь, корчма’ш = содержатель корчмы, корчмарь; полё’ваня, полёвка, полёваЧка = охота; препровождение времени на природе; пола, полови’на, полови’ця, поло’вка = половина; по’пити, попова’ти = работать попом; по’сув, по’сувок, посу’ваня = движение, перемещение, подвижка; поточа, поточо’к, поточи’на, по’тук = ручей, ручеек, поток; пя’тниця, пя’ток = пятница; с'/да’к, с'Гдало = сиденье; студни’к, студни’чка, студе’нка = родник; ти’хость, тихо’та, тишина’ и др.
Все сказанное позволяет квалифицировать труд И. Керчи как русинскую сокровищницу, отражающую многообразие территориальных вариантов языка. Безусловно, в этом словаре можно выделить наиболее
30
JPn/'enne-n 2015, № 3 (41)
перспективные для исследований номинативные группы, в числе которых - лексика, называющая человека:
1) по родству (ко’пыл, копы’ля, фатю’в = внебрачный ребенок; ня’ньо = отец, батя; попелю’х, попелюХа = пасынок, падчерица; золушка; своина, свои’нка = свои, семья; стрыйчани’к, тютчани’к, уйчани’к/стрыйча’нка, тютчанка, уйча’нка = двоюродный брат / сестра; фамiЛiаш = глава семьи; шо’в^р = муж сестры (свояк), брат жены (шурин); шов^ори’ня = невестка, золовка, свояченница);
2) по роду занятий (колбасарь = колбасник; попра’вник = ремонтник; пчола’рь = пчеловод; сока’ч = повар; цимерма’н = плотник);
3) по отношению к труду (робо’тязь = трудяга; лайда’к, полегкарь, посидюХа, шлёмпа = лодырь, гуляка, беспутник);
4) по речевому поведению (га’кавец = заика; плеска’рь, плетю’га = сплетник; пудбреха’ч = врун; рота’ш = горлодер, крикун; трепере’ндя = пустомеля; щоба’к = говорящий що вместо што; языка’ня = болтунья);
5) по особенностям физического строения (ребра’ш, худорля’к = худой человек; слута’к = калека; черева’ч = брюхан; шотня’к = заморыш);
6) по другим признакам: вдава’ч = доносчик; прибыш, приблуда = пришлый человек; тутешня’к = местный житель; пудбива’ч = спекулянт; пыня’к = недотепа; пянюХ = пьянчуга; ре’мбало = плакса; розума’к = хитрец, сметливый; селя’к, спроста’к = деревенщина, мужик; скупе’нда = скупердяй; славома’н = тщеславный человек; смаку’н = лакомка; ю’льщик = шулер.
Данный материал позволяет говорить о степени маркированности в языке различных черт и свойств людей, определять ономасиологический базис в каждой из подгрупп, средства и способы номинации в них. Эти же параметры могут быть положены в основу классификации лексики фауны (бумба’к, Иванов червячок, крути’головок, ку’кул, ле’па, полю’чка, рыба’чоксл!па’рь, сшга’рь, шмыУач, шушера’к,я’мник) и флоры (бо’жару’жа, воло’ся си’роткы, грыза’чка и tереtа, нмецька р'1’па, печейка и печу’чка, посо’нячник и просо’нцв'т, смердя’чка, страшовни’к, чи’сток и зелези’м, чорнобы’ль, шнi’тлик), названий астрообъектов (Вели’кый и Малый Вуз, звiздо’вид, Куричкы’, Молочный путь, Оверни’чка, Шко’рп'т), разговорных наименований болезней и болезненных состояний (анřлiй’ська слабость / хворо’та, бессо’н, бестя’ма, глушка’ня (глу’шка), дурня’чка, по’сыпка, све’рбеня, фра’нца, цукро’вка, я’духы) и др. Специфика народного миро-видения, запечатленного в нагруженной культурными смыслами русинской лексике, может быть выявлена в сравнительно-сопоставительных работах на основе сложившихся в славистике традиций (Плотникова 2000: 140-181; 185-204).
Славянские языки в условиях современных вызовов 31
О дополнениях к «Русинско-русскому словарю» И. Керчи. Любой словарь, независимо от уровня исполнения, со временем нуждается в «росте»: расширении его вокабуляра, совершенствовании структуры, уточнении толкований3. Так, при общей высокой оценке «Русско-русинского словаря» И. Керчи, построенного на том же материале, что и «Русинско-русский словарь», И. Мадрига замечает: «Возможно, словарь не вполне охватывает имеющиеся у русинов варианты произношения тех или иных слов. Так, мне показалось, что к русскому глаголу окликать, кроме зафиксированного составителем словаря русинского говкаты, следовало бы указать и гойкаты, поскольку именно эта форма встречается в обиходной речи чаще, а говкаты - это, скорее, «окликать, чтобы остановить» (если вспомнить оклики, которые используют, чтобы править лошадьми). Или, например, окно - оболок, вызур, возур - при том, что есть еще и произношение, близкое к вызи/юр или о/узи/юр. Конечно, это фонетические нюансы, и их, полагаю, обязательно учтут последователи уважаемого Игоря Керчи, поскольку отображение этих отличий может указать на этимологические корни слов» (Мадрига 2014). Подобные замечания под силу знатокам, носителям русинского языка, конструктивная же помощь русистов-лексикографов может выражаться практическими материалами, дополняющими источниковую базу словаря, и рекомендациями по усовершенствованию структуры словарной статьи.
Если бы речь шла о языке с «вялыми» диалектными различиями, в первую очередь следовало бы указать на необходимость стилистической разработки лексики в словаре: беспометное употребление разнородных единиц в синонимическом ряду квалифицирует их как дублеты (за’мочник, шло’сер = слесарь; по’руча, поручай = перила; реце’пка, реце’пт; тра’па, тра’пеня, трапо’та, трапа’ц'я, трапе’за, штра’па, штрапа’ц'я = заботы, хлопоты, муки; Че’х'я, Че’хы), что нехарактерно для развитых языковых систем, но отличает начальный этап сложения литературных языков. Безусловно, многие из слов имеют локально ограниченный характер: У Бо’гданi ба’нуш - куле’ша на смета’ш, а у Яаню’ - скомы’рда (Керча 2007: 64). Поэтому маркирование пометами может отражать взгляд на них с позиций лишь отдельных региональных вариантов языка: сы’панець (обл), сы’пка = амбар для зерна; тане’чник, та’нцош (разг) = танцовщик, плясун; хоть,хотяй,хоць (обл), хоч (редк) = хоть; швець, шива’чка (обл), шнайдер (обл) = портной; шуня’к, /жо,ярей (обл), яры’ч (обл) = еж. Просветительская деятельность подвижников, обозначивших так называемым «у»-говорам роль лингвистической «платформы» для кодификации подкарпатского русинского языка (Капраль 2013: 96), со временем может привести к более четкому стилистическому размежеванию лексики.
32
JPn/'enne-n 2015, № 3 (41)
Сдерживающим фактором в расширении словника «Русинскорусского словаря» силами научного лингвистического сообщества, заинтересованного в русинском материале для сравнительно-сопоставительных исследований, служит тот факт, что в литературе даются различные версии решения принципиального вопроса - определения границ этнической территории русинства вообще и подкарпатского в частности. Соответственно, у пользователей словаря нет полноты представления, лексика каких говоров вошла в него. Так, авторы очерка об украинском языке в академическом труде «Языки мира: Славянские языки» указывают, что региональный литературный русинский язык развивается «на основе разных карпатских говоров Словакии, Польши, Украины и Венгрии» (Жовтобрюх, Молдован 2005: 545), называя при этом в составе таковых бойковские, закарпатские и лемковские, а гуцульские относя в галицко-буковинскую группу (Жовтобрюх, Молдован: 542). Как уже отмечено выше, в состав источников «Русинско-русского словаря» последние включены, а первые - нет. При этом словосочетание карпатские говоры в названиях ряда использованных работ допускает предположение, что бойковские материалы все же нашли отражение в словаре И. Керчи.
Двухтомному «Словарю Бойковских говоров» М.О. Онышкевича (Онышкевич 1984) предшествовали авторские издания материалов на отдельные буквы. Так, при публикации фрагмента на букву «Б» (Онышкевич 1966: 62-102) автор приводит список лексикографических источников, два из которых (работы И. Верхратского и И. Франко) указаны также для «Русинско-русского словаря» (Керча 2007: 24, 37). Сравнение словарных отрезков показало совпадение части материалов, в то же время в труде И. Керчи отсутствуют бабизна, бабина, багнина, багрiй, баťа, базарка, базило, баз'еник, байда, байдаťати, бала, бандура и др., обнаруживается несовпадение в значении (ба, баба, базар, бараба и др.), форме (багор, багр, бал’, баран’ачий), форме и значении (базарь, бает) ряда слов. Взаимодополнение материалов двух словарей можно проиллюстрировать следующими группами единиц: бараба ‘пройдисвгг’, барабс’кий - 'Í3 пройдисвтв, пройдисвггський’ - е'1тц’'1с’кий син. (Онышкевич 1966: 69); бара’ба = отходник; заработчик; наемный рабочий, живущий в общежитии; Босяк; бродяга; бомж (син. *ломпа’к)\ барабеня’ = ребенок бродяги, босяка; бара’бити = вести жизнь босяка; скитаться по общежитиям; барабчу’к = подросток-бродяга, подросток-Босяк; бара’бськый = Босяцкий (Керча 2007: 64). Или: бебех 'велике черево’; напхати бебех 'нажертися’; у мн. бебехи 'тельбухи’ (Онышкевич 1966: 71); бебехаЧ = пузан, брюхан; бе’бехы (экспр) *{зайда) = котомка, узел, мешок; *{гелюхы)
Славянские языки в условиях современных вызовов
33
= субпродукты, внутренности, кишки (Керна 2007: 67), а также ба’мбух, ба’мбрюх = желудок (коровы), ба’мбухы = кишки, потроха (Керна: 63). Если пополнение данного словаря лексическими материалами говоров бойков не противоречит замыслу его автора, оно будет способствовать его совершенствованию.
Привлечение в качестве источника для «Русинско-русского словаря» «Малороссийско-нервонорусского словаря» Ф.М. Пискунова потребует значительной подготовительной работы: сверки со словарями украинского, русского, русинского языков того периода, исключения слов-фантомов4. Во введении автор указывает такие «племена» нервонорусского (австрийско-украинского) наречия: бойки, галичане, гривняки, гуцулы, долы, крайняки, куты, лемки, ополы, подгорцы, русины, русняки и неваки (Пискунов 1882: IV), что подтверждается серьезным варьированием на всех языковых уровнях (босака - бо-саком - 6ocoHÍ4 - босонож, ютляр - котляр, маютра - макотерть -макотра, ог'рок - гурок,упослi - п'1сля - отеля,уси - вуси, чип - ч'ш - чоп, скупiя - купека - купина, сти’рта - ски’рта, скляр - шкляр, шкура -скира - шкира, футро - хутро, фуда - хуга - хвуга - хляга - хляха, цв'!тка - штка) и дает основания для выборочного включения его материалов в словарь русинского языка.
Здесь приведены большие тексты этнографического характера (см. статьи на бех, галка, журавель, линия, кови’ла-ковиль, колоду волочити, коляда-колядка, н'1мец-н'1мчин, переполохи, Русалькин Великдень, Ума’нка, циганки, чорнобиль и др.). Интересен словарь широкой представленностью в нем растительной лексики (ворсянка, гадюча морква, горлач, забудка, ласточник, люби-мене-не-покинь, миколайщ, нечуй-в'тер, ранник, серду’шник, собача язички, стократки, хорохоньки, царь-сил, черевички Божо'1 Матери), наименований потусторонних сил (бенд - (с цыган. яз.) черт, злой дух; босо’рка - низшая ступень ведьмы; кадюк - черт; куца’к, куца’н - бес; перевертень - оборотень; топелиця (галиц. сл.) - русалка; упи’р, упиря’ка - урод, колдун, а также, по народному поверью, хвостатый человек, который по нонам возит на себе ведьм).
К сожалению, словарь Ф. Пискунова лишь изредка указывает на источники (ворожда - (собират.) враги. И. Верхратський; гусарка - горничная. Маркович; куга’ - водоросль. Т. Шевченко; налаштова’ти - приготовить, приладить, наполнить. Номис), чаще отмечается: песн[я], погов[орка], посл[овица]. Самого общего характера и ареальные пометы: (австр. укр.) бока’тка, вонка, кобер; (бессарабск. сл.) гриу, киперирожу, нук, циганкуци; (буковинск. сл.) загор'ти; (галицк. сл.) ву’двод, гор'1вка, же’бри, когут, май-же, перекрой; (гуцулск. сл.) - гвер, гид, гнеть, легот и леготь, чижма’р;
34
JPn/'enne-n 2015, № 3 (41)
(карпатск. сл.) смерека; (новосербск. сл.) юнак; (чешек. сл.) громовина, правозор; (с польск.) хлоп и др. Столь же непоследовательно здесь отмечается и ударение в словах.
Таким образом, несмотря на критические отзывы современников, этот словарь предоставляет любопытные материалы: невiста в Украине невеста, в Галиции и Буковине - жена, замужняя женщина (с. ISO); ненька, неня - мать, матушка, употребляется только в песнях; в Галиции и Буковине неня значит старшая сестра (152); оболонь - поле, выгонное или луговое место близ города <...> В Галиции называется болоничейко (160). Он интересен и своей «правой» частью - дефинициями, см.: личина - маска, пугалище, привидение, иначе по-укр. мана, мара, машкара (126); пилипо’ни - 1) раскольники; 2) забубоны (185); сиду’ха - торговка; посиделка (236); темни’к - погреб, лёх; чертопхайка - натечанка (287); чумандра - чумичка (291); шило - швака (294); ятр'!вка - евоячница, невестка; жена деверная, т.е. мужнина брата (304). Информация об авторе (его родной язык, владение диалектным материалом, образование), которой мы в настоящее время не располагаем5, могла бы повысить степень лингвистической содержательности данного интересного источника, который в последние годы уже активно вовлекается в языковедческие исследования.
Информативными оказываются и текстовые материалы на / о русинском языке, о чем говорит их включение в источники «Русинско-русского словаря». Так, более 7O русинских слов, встречающихся в говоре жителей Рышканского района Молдавии, приведены в одной из статей С.Г. Су-ляка, часть из них отсутствует в «Русинско-русском словаре»: боханчик - маленький пирожок из теста округлой формы с творогом, картофелем или с капустой, сверху обвалянный в чесноке; нанашка - посаженная мать, крестная мать; нанашко - посаженный отец, крестный отец; макогон - деревянная палочка с утолщением на конце для растирания мака, сахара, а также гладущи, дижка, диньща, дрантя, зейстри, кагла, лиска, лоточити, патюрка, ринка, ура и некоторые другие. Часть слов имеет отличия в форме или семантике: банька - емкость для молока или воды, изготовленная из обожженной глины; верета - домотканый конопляный коврик; колыба - временный небольшой деревянный домик для жилья, например пастухов, сторожа в поле; коновка - деревянная посуда овальной формы в виде ведра, кружки; кошек - корзина; нана -тетя (близкая родственница); нано - дядя (Близкий родственник), а также прядва, саламаха, хрыстыны, швагер, шопа и др. (Суляк 2OO6: 146-148).
Все эти источники служат общей цели - показать словарное богатство языка русинов, например: бавт, бауш’ч’а, баута 'нестьный цшок-то-
Славянские языки в условиях современных вызовов
35
трець’ (Онышкевич 1966: 71); барда - маленький топор для рубки мяса (Суляк 2006: 146); барда - 1) маленький топор с изогнутою ручкою; тж бардичка (Пискунов 1882: 12); ба’лта, ба’лтя, балти’на = узкий топор; топорик (Керча 2007: 63); барда (уст поэт) = секира; бардка (бартка) = гуцульский топорик (Керча: 65).
Выводы. «Строительство» литературного подкарпаторусинского языка начато в условиях естественного владения разговорным языком лишь представителями старшего поколения и ведется без государственной поддержки силами подвижников-просветителей. Их деятельность по созданию грамматик, словарей служит цели сохранения основ народного языка и обеспечения его развития в полиэтнических условиях.Указывая на опыт развития иврита в Израиле, С.С. Скорвид усматривает в шагах программы возрождения русинского языка вполне реальные перспективы (Скорвид 2001: 112).
Исполненный в соответствии с поставленными ситуацией задачами труд И. Керчи служит ярким доказательством отражения в словарях идеологических координат времени их создания. Будучи наиболее полным на сегодняшний день словарем русинского языка, он своими достоинствами и недостатками во многом обязан источникам - их полноте и уровню описания материала. С его публикацией и последовавшим за ней изданием русско-русинского словаря формирующаяся русинистика получила «точку опоры» для новых исследований, результативность которых будет повышаться по мере усовершенствования лексикографических трудов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См., напр., информацию на сайте издательства В. Падяка (Падяк).
2. В статье повторяется способ подачи лексических единиц, принятый в словаре И. Керчи.
3. Как отмечено И.И. Срезневским, «само собой должно разуметься, что хороший, достаточно полный словарь никогда не может быть составлен с одного раза <...> что самый удовлетворительный словарь по времени теряет все более свое достоинство, все более требует поправок и дополнений» (Срезневский 1854: 9).
4. К.В. Шейковский приводит 330 слов, которые, по его мнению, сочинены Ф. Пискуновым (Шейковский 1884: 8-10).
5. Определенно о нем можно сказать немногое: в 1878 г. подготовил к печати и издал сборник материалов к биографии Т.П Шевченко, сам писал стихи - они звучат в иллюстративном материале его словаря (Пискунов 1882: 83).
36
JPn/'enne-n 2015, № 3 (41)
ЛИТЕРАТУРА
Гиндин, Калужская 1991 - Гиндин Л.А., Калужская И.А. Славистические аспекты карпатского языкознания // Славистика. Индоевропеистика. Ност-ратика. М.: Институт славяноведения и балканистики, 1991. С. 187-188.
Дуличенко 2005 - Дуличенко А.Д. Малые славянские литературные языки (микроязыки) // Языки мира: Славянские языки. М.: Academia, 2005. С. 595615.
Жовтобрюх, Молдован 2005 - ЖовтобрюхМ.А., МолдованА.М. Украинский язык // Языки мира: Славянские языки. М.: Academia, 2005. С. 513-547.
Капраль 2013 - Капраль М.М. Современные русинские литературные микроязыки // Studia Slavica (Hungary): Academiae scientiarum hungaricae. Будапешт, 2013. I 58/1. С. 87-100.
Керча 2007 - Керча И. Русинско-русский словарь: В 2 т. Ужгород: Пол1Пршт, 2007.
Керча 2012 - Керча И. Русско-русинский словарь: В 2 т. Ужгород: Пол1Пршт, 2012.
Мадрига 2014 - Мадрига И. О «Русско-русинском словаре» Игоря Керчи. URL: http://www.proza.ru/2014/02/ll/795 (дата обращения: 29.04.2015).
Онышкевич 1966 - Онышкевич М.О. Словарь Бойковского диалекта // Славянская лексикография и лексикология. М.: Наука, 1966. С. 61-105.
Онышкевич 1984 - Онишкевич М.Й. Словник Бойювських roBipoK: В 2 ч. КиТв: Наукова думка, 1984.
Падяк - Сайт издательства Валерия Падяка. URL: http://www.padyak.com
Пискунов 1882 - Пiскунов Ф. Малороссийско-червонорусский словарь живого и актового языка. 2-е изд., доп. Киев: Тип. Е.А. Федорова, 1882. 304 с.
Плотникова 2000 - ПлотниковаА.А. Словари и народная культура: Очерки славянской лексикографии. М.: Институт славяноведения РАН, 2000. 209 с.
Скорвид 2001 - Скорвид С.С. Серболужицкий (серболужицкие) и русинский (русинские) языки: к проблематике их сравнительно-исторической и синхронной общности // Исследование славянских языков в русле традиций сравнительно-исторического и сопоставительного языкознания: Информационные материалы и тезисы докладов международной конференции. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2001. С. ПО-115.
Срезневский 1854 - Срезневский И.И. Обозрение замечательнейших из современных словарей. СПб., 1854. 61 с.
Суляк 2ОО6 - Суляк C. Этнокультурная идентичность русинов севера Молдавии // Русин. 2006. № 4 (6). С. 141-149.
Шейковский 1884 - Шейковский К. Рецензия на словарь Ф. Пискунова // Филологические записки. 1884. Вып. 4: Библиография. С. 1-20.
Славянские языки в условиях современных вызовов 37
Ябур, Плишковэ 2009 - Ябур В., ПлшковаА. Сучасный русиньскый списов-ный язык: высокошкольскый учебник. Пряш1в: lнштiтyт русиньского языка i културы Пpяшiвcкoй yнiвеpзiты, 2009. 212 с.
REFERENCES
Gindin, L.A. & Kaluzhskaya, I.A. (1991) Slavisticheskie aspekty karpatskogo yazykoznaniya [The Slavonic Aspects of Carpathian Linguistics]. In: Bulatova,
R. V., Zamyatina, G.I. & Nikolaev, S.L. (eds) Slavistika. Indoevropeistika. Nostratika [Slavic and Indo-European Studies. Nostratic Linguistics]. Moscow: Institute of Slavic and Balkan Studies. pp. 187-188.
Dulichenko, A.D. (2005) Malye slavyanskie literaturnye yazyki (mikroyazyki) [Minor Slavic literary Languages (microlanguages)]. In: Moldovan, A.M., Skorvid,
S. S. & Kibrik, A.A. (eds) Yazyki mira: Slavyanskie yazyki [Languages of the World: The Slavic Languages]. Moscow: Academia. pp. 595-615.
Zhovtobryukh, M.A. & Moldovan, A.M. (2005) Ukrainskiy yazyk [The Ukrainian Language]. In: Moldovan, A.M., Skorvid, S.S. & Kibrik, A.A. (eds) Yazyki mira: Slavyanskie yazyki [Languages of the World: The Slavic Languages]. Moscow: Academia. pp. 513-547.
Kapral, M. (2013) Sovremennye rusinskie literanurnye mikroyazyki [Contemporary Rusinian literary microlanguages]. Studia Slavica. 58/1. pp. 87-100.
Kercha, I. (2007) Rusinsko-russkiy slovar’ [The Rusinian-Russian Dictionary]. Uzhgorod: PoliPrint.
Kercha, I. (2012) Russko-rusinskiy slovar’ [The Russian-Rusinian Dictionary]. Uzhgorod: PoliPrint.
Madriga, I.O. (2014) O “Russko-rusinskom slovare” Igorya Kerchi [About “The Russian-Rusinian Dictionary” by Igor Kercha]. [Online] Availablee from: http:// www.proza.ru/2014/02/ll/795. (Accessed: 29th April 2015).
Onyshkevich, M.O. (1966) Slovar' boykovskogo dialekta [The Dictionary of Boikov Dialect]. In: Kalnyn', L.E. (ed.) Slavyanskaya leksikographiya i leksikologiya [Slavic Lexicography and Lexicology]. Moscow: Znanie. pp. 61-105.
Onyshkevich, M.Y. (1984) Slovnik boykivskikh govirok [The Vocabulary of Boikov Dialects]. Kiev: Naukova dumka.
Padyak.com. Website of Valeriy Padyak’s Publishibg House. [Online] Available from: http://www.padyak.com.
Piskunov, F. (1882) Malorossiysko-chervonorusskiy slovar’zhivogo i aktovogo yazyka [The Little-Russian - Red Ruthenian Dictionary of the Living Language]. 2nd ed. Kiev: E.A. Fedorov.
38
JPn/'enne-n 2015, № 3 (41)
Plotnikova, A.A. (2000) Slovari i narodnaya kul’tura. Ocherki slavyanskoy leksikographii [Dictionaries and Folk Culture. Essays on Slavic Lexicography]. Moscow: Institute of Slavic Studies RAS.
Skorvid, S.S. (2001) [The Sorbian and Rusinian languages: to the problem of their comparative-historic and synchronous similarity]. Issledovanie slavyanskikh yazykov v rusle traditsiysravnitel’no-istoricheskogo i sopostavitel’nogo yazykoznaniya [The Research of Slavic Languages in the Comparative-Historic and Contrastive Linguistics]. Proc. of the International Conference. Moscow: Moscow University. pp. ПО-ИВ.
Sreznevskiy, I.I. (1854) Obozreniezamechatelneyshikh izsovremennykh slovarey [The review of the best modern dictionaries]. St. Petersburg.
Sulyak, S.G. Etnokulturnaya identichnost' rusinov severa Moldávii [Ethnocultural identity of Rusins from the north of Moldova]. Rusin. 4 (6). pp. 141-149.
Sheykovskiy, K. (1884) Retsenziya na slovar' F. Piskunova [The Review of F. Piskunov's Dictionary]. Philologicheskie zapiski. 4. pp. 1-20.
Yabur, V. & Plishkova, A. (2009) Suchasnyy rusinskyy spisovnyyyazyk [Modern Rusinian Literary Language]. Pryashiv: Institute of Rusinian language and culture at Pryashiv University.
Старикова Галина Николаевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка Томского государственного университета.
Starikova Galina - Tomsk State University (Russia).
E-mail: [email protected]