О роли песен в фильме В. М. Шукшина «Калина красная» Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

УДК 81

Shestakova I.V., Cand. of Sciences (Cultural Studies), senior lecturer, Altai State University (Barnaul, Russia),

Е-mail: irinaaltkino@rambler.ru

THE ROLE OF SONGS IN SHUKSHIN'S MOVIE "THE RED SNOWBALL TREE". The article is devoted to a role of songs in the movie "The Red Snowball Tree", representing Shukshin's concept of national values. The author's attention is focused on the analysis of the musical leitmotifs that formed by folk and original songs. Songs are highly significant both in terms of the increased emotional resonance and combining the themes of work. Forms of development of folk song tradition are presented in the article, it is specially noted in the features of folklore and cinema languages interaction, their significance is assessed. The author concluded, that interpretation of the text of the songs helps to the comprehension of the inner soul work of the heroes and contributes to the disclosure of the ideological content of the work.

Key words: village, music leitmotifs, literary work, interpretation, folk and author's songs.

И.В. Шестакова, канд. культурологии, доц. АлтГУ, г. Барнаул, Е-mail: irinaaltkino@rambler.ru

О РОЛИ ПЕСЕН В ФИЛЬМЕ В.М. ШУКШИНА «КАЛИНА КРАСНАЯ»

В статье, посвящённой исследованию роли песен в фильме «Калина красная», представлена шукшинская концепция национальных ценностей. Внимание автора сосредоточено на анализе музыкальных лейтмотивов, которые образуют как народные, так и авторские песни. Песни приобретают значение как с точки зрения усиления эмоционального резонанса произведения, так и объединения его тем. Представлены формы освоения народной песенной традиции, подчёркнуты особенности взаимодействия языка фольклора и языка кино, даётся оценка их значимости. Автор приходит к выводу, что интерпретация текста песен способствует постижению внутренней душевной работы героев, раскрытию идейного содержания картин.

Ключевые слова: деревня, музыкальные лейтмотивы, литературное произведение, интерпретация, народные и авторские песни.

Музыкальная система кинолент В.М. Шукшина отличается необыкновенно строгой, точно выверенной и согласованной на всех уровнях архитектоникой, каждый элемент которой семантически насыщен. Песня в его фильмах не только озвучивает тему героя, но нередко сосредоточивает в себе основные концепты картины. Центральные темы его кинолент ведут традиционные фольклорные народные песни. Став необходимым компонентом того мира, где живут герои, они раскрывают идейное содержание картин, смысл и значение изображаемых характеров.

Как известно, В.М. Шукшин не заказывал специально песни для своих фильмов, выбирая для них известные старинные или бытующие в народе, независимо от экрана и эстрады. В этом он был принципиален, отделяя истинно народную культуру от её имитации и суррогатов. В статье «Монолог на лестнице» режиссёр замечает: «Кстати, никак не могу понять, что значит: русская народная песня в обработке... Кто кого «обрабатывает»? Зачем? Или вот ещё: современная русская народная песня! Подчеркнуто - народная. Современная. И - «Полюшко колхозное, мил на тракторе, а я на мотоцикле за ним.». Бросьте вы! Обыкновенная плохая стилизация» [1, с. 31].

Кинолента «Калина красная» [2] также чрезвычайно насыщена разными песнями, что привлекает особое внимание исследователей. Литературоведы и искусствоведы глубоко исследовали и интерпретировали мифопоэтику образов песни, обрядовую символику цветов и ягод калины, проекцию содержания песни и её символов на сюжетную линию главных героев. Более обстоятельно описан один из ведущих мотивов, связанный с «песенным» названием фильма. В статьях Л.А. Астафьевой, Н.М. Зоркой, Я.П. Изотовой и многих других представлена история создания самой песни «Калина красная» и её трансформации в народную, что стало причиной казуса в процессе использования её мелодии в фильме. Дело в том, что В.М. Шукшин отказался от использования песни «Калина красная» (народные слова в обработке Е. Синицына) в своей картине, поскольку это потребовало бы лишних затрат на кинокартину из-за принадлежности авторских прав композитору Я.А. Френкелю.

По мнению Дж. Гивенса, песня «Калина красная» вместе с другими популярными в народе песнями ориентирует стилистику картины на жанр мелодрамы, задача которой «дать зрителю эмоционально восполняющий опыт» или «образец и повод для фантазийного воплощения реального, но затаенного внутреннего хаоса» [3, с. 140].

Песни в творчестве В.М. Шукшина приобретают значение как с точки зрения усиления эмоционального резонанса произведения, так и объединения его тем. Именно поэтому музыкальный ряд фильма необходимо рассматривать не столько с точки зрения эмоционально-шокового воздействия на зрителя, сколько с точки зрения раскрытия психологически сложного характера героя, его трудного внутреннего выбора средствами, доступными для самой широкой аудитории.

В «Калине красной», как и в прежних его картинах, центральные темы вели традиционные фольклорные песни. Так, в картине «Ваш сын и брат» гости, собравшиеся в доме Байкаловых, поют хором песню «Отец мой был природный пахарь...». Как пишет С.М. Козлова, «композиционным центром рассказа является сельский праздник, а в нём - песня «Отец мой был природный пахарь...». Содержание песни («Уби-ил красавицу сестру-у», «Го-ри-ит, горит село родное») проецируется на финал рассказа: <...> сестра, «убитая» поступком брата. И далее - в «затекстовое» пространство: последствия разоблачения обмана Степки для матери, для отца...») [4, с. 366]. Такие далекие ассоциации едва ли могли быть восприняты с экрана. Кроме того, эта любимая Шукшиным песня уже почти забыта в народе. Возможно, поэтому режиссер в картине заменил её другой, более распространенной народной песней «Глухой, неведомой тайгою» («Глухой, неведомой тайгою, / сибирской дальней стороной / бежал бродяга с Сахалина / звериной узкою тропой.»). Режиссёр вспоминал, что и эту песню в деревне стали забывать, поэтому важно было её возродить в памяти зрителей, показать мелодическую красоту, выявить проникновенный и актуальный смысл.

В фильме музыкальные лейтмотивы образуют как народные, так и авторские песни. Песни «Вечерний звон» (в вольном переложении ирландского поэта Т. Мура русским поэтом И.И. Козловым) и «Письмо матери» на стихи С.А. Есенина, по верному наблюдению Дж. Гивенса, создают тематическую раму фильма. Однако содержание темы - «возвращение Егора и предательство им своей матери» - исследователь необоснованно сужает: «Вечерний звон» и «Письмо матери» - это начало и конец трудного духовного пути, пройденного героем. В отличие от задушевно-трогательного пения солиста и задумчиво-серьёзного внимания зэков, сидящих в тюремном зале, Егора явно не трогают думы о том, «чтоб скорее от тоски мятежной / воротиться в низенький наш дом» [5, с. 204]. И нужно было ему пройти ещё раз по кругу дорогой вора, убедиться, что на этой дороге ни воли, ни праздника, ни жизни нет, нужно было встретить любящую женщину, почувствовать вкус трудового хлеба, увидеть покинутую мать, чтобы в его душе полно и сильно отозвалась песня юного арестанта. Чёрно-белая хроника исполнения «Письма матери» выступает как образ, возникающий в сознании героя, и как образ открывшейся ему истины.

В середине картины во время застолья исполняется народная песня на стихи Н.А. Некрасова «Школьник» [6, с. 156]. Застольное хоровое двухголосое пение, почти обязательное в фильмах В.М. Шукшина, выполняет функцию трансляции национальной народно-обрядовой культуры как фактора социализации людей, их родового единения, духовного общения. Отмирание этой традиции, замену её техническими носителями песенной культуры, лишавшими народ своего голоса и, значит, со-гласия и мира, В.М. Шукшин глубоко переживал, чем обусловлено настойчивое включение им в свои киноленты продолжительных

для экранного времени застольных эпизодов. Застолье по поводу прибытия Егора было событием чрезвычайным, означавшим, что чужака с тёмным прошлым готовы принять в круг родных и знакомых. По обычаю, гости запевают русскую народную песню «Сама садик я садила, /сама буду поливать» с явным намёком на героиню этого дня - Любу, взявшую на себя бремя ответственности за своего «жениха». Но общего согласного пения не получилось, ни Егор, ни Люба не вступают в хор. И тогда вдруг солирует захмелевший гость, поющий об «архангельском мужике» и о любви к родной Руси:

Подай, мати, косаря, Подай, мати, косаря, Я рубить буду, Покатилася, покатилася, Покатилася голова, Покатилася голова.

Я рубить буду, Рубить буду комара, Рубить буду комара. Что за новые, Что за новы ворота, Что за новы ворота.

Ну, пошел же, ради бога! Небо, ельник да песок, — Невесёлая дорога... Эй, садись ко мне, дружок! Скоро сам узнаешь в школе, Как архангельский мужик

По своей и божьей воле Стал разумен и велик. Там уж поприще широко, Знай работай да не трусь. Вот за что тебя глубоко Я люблю, родная Русь!

В «Печках-лавочках» в сцене проводов Ивана на курорт девица заводит цыганский романс: «Ты сидела и мечтала / У раскрытого окна, / И вся в ободранных лохмотьях / К тебе цыганка подошла. / Подошла и просит руку: /- Дай мне руку погадать, / Всё, что было, всё что будет /Я сумею предсказать./ А у тебя на сердце тайна, /Ты любишь парня одного, / Ты хочешь стать его женою,/ Но тебе не суждено». Но её тут же обрывают: «Давайте, нашу...». В «Калине красной» гости тоже за столом неодобрительно посматривают на непрошенного солиста, но не мешают ему допеть до конца. Исполнитель некрасовского «Школьника» А.П. Саранцев как будто бы выступает в роли учителя, наставляющего на истинный путь вставшего перед выбором ученика. Навязчивую назидательность снимает вид напившегося гостя, поющего как бы для себя, не глядя на Егора, но повествование о Михаиле Ломоносове - русском человеке, поднявшемся из народных низов глухой окраины России до высот науки и искусства, апеллирует к Егору, одарённому и умному человеку, утверждая его в способности проделать такой же путь. Кроме того, сходство судеб М.В. Ломоносова и В.М. Шукшина создаёт эффект отстранения от своего героя актёра и автора, выступающего в качестве убедительного примера для него. Некрасовские строки об «архангельском мужике», который «по своей и божьей воле / стал разумен и велик», для В.М. Шукшина были значимы: «Не просто так живут люди, не только едят, пьют, умирают, но есть в них душа, которая требует большего. Сама иногда не знает -чего, но только мучается, если нет у неё лада с миром и жизнью» [7, с. 116].

Мелодию тюремного романса «Постой, паровоз, не стучите колёса!» режиссёр выбрал в качестве «сквозной» музыкальной воровской темы. Блатная мелодия возникает в момент появления Егора в воровском притоне. Рассказ Губошлёпа о своей первой встрече с деревенским мальчиком, поделившимся с ним своим горем, а в ответ получившим судьбоносную кличку, прямо соотносится со словами известной песни: «Мальчонка назвал себя жуликом и вором / И жизнь его вечная тюрьма» (вариант «вечная игра»).

Контрастным лейтмотивом - семейного лада, любви Ивана и Нюры - становится «Вальс», написанный композитором П.В. Чекаловым, а его мелодия становится зовом к иной судьбе. Сопровождаемый лирической мелодией, Егор впервые задумывается о бессмысленности своей жизни. В музыку вальса вплетается голос Любы, озвучивающий слова письма к Егору о радости тишины и покоя и затем напевающей лирическую песню «Сорвала я цветок полевой / Приколола на кофточку белую....» (музыка Б.А. Мокроусова, слова С.В. Смирнова); вальсовая мелодия вновь нарастает, аккомпанируя ответному монологу Егора. Эти два лейтмотива постоянно соперничают.

Душевная эволюция героя находит выражение в его собственных отношениях с песней. В клубном эпизоде, где Егор оказался невольным зрителем смотра сельской художественной самодеятельности, режиссёр использует героя в функции модератора собственной позиции. Он даёт большой фрагмент эстрадного театрализованного исполнения русской хороводной песни «А я по лугу, / по лугу гуляла». Ироническое отношение Шукшина к подобного рода «стилизациям» русских народных песен окрашено здесь ещё и горечью: старинный девичий хоровод ведут пожилые женщины, сохранившие в памяти следы народной песенной культуры. Слова этой песни раскрывают трагический смысл происходящего на сцене, где одетые в пышные сарафаны и кокошники старушки старательно поют:

Егор с интересом смотрит на яркое песенное действо, но как только хор на сцене затягивает новую песню на слова П.К. Аедоницкого «Русские края», которую, якобы, народ сложил, Егор заговаривает с председателем о своих делах, мешая зрителям, и покидает зал.

Выражением совершившегося в душе Егора нравственного переворота после разрыва с бывшим подельником по воровскому ремеслу становится его желание петь. Утешая Любу, испуганную явлением посланника уголовного мира, он предлагает ей вместе спеть и напевает пару строк из песни «Калина красная». Люба, не в силах преодолеть чувство страха и тревоги за Егора, отмахнулась: «Ой, да я знаю её», - невольно подтверждая слова песни «Я у залёточки характер вызнала», но не в том смысле, как это в ней поется, а в прямом отношении к ситуации: в его поступке, дерзком вызове криминальному миру, в его заботе о ней и о матери до конца раскрылся для неё характер Егора. Сам же он изливает высвободившуюся из тенет страшного прошлого душу и свою новую тревогу о будущем в пении романса «Ах, зачем эта ночь так была хороша» (автор стихов Н. фон Риттер, автор музыки Н.Р. Бакалейников), слова которого предвещают трагическую разлуку с любимой: «Так к чему ж мне страдать, / Для чего же мне жить, / Коль её злой судьбой / Не дано мне любить».

Глубоко и напряжённо драматизм внутренней душевной работы Егора раскрывается в финале. В сцене последней работы Егора на пашне её аналогом в высоком поэтическом модусе выступает песня на стихи С.А. Есенина «Письмо матери», начальные строки которой оспаривают неспетый, стыдливо скрытый текст тюремного романса «Постой, паровоз, не стучите колёса!». Вопреки самопрезентации героя («Не жди меня, мама, хорошего сына./ Твой сын не такой, как был вчера./ Меня засосала опасная трясина / И жизнь моя - вечная игра») лирический герой С.А. Есенина поёт: «Я по-прежнему такой же нежный / И мечтаю только лишь о том, / Чтоб скорее от тоски мятежной / Воротиться в низенький наш дом» [5, с. 204]. В проекции на образ героя Шукшина истина этой самохарактеристики подтверждена последней его заботой как нежного сына и мужа о родных ему женщинах - матери и Любе.

По мнению Дж. Гивенса, музыкальная песенная структура фильма «помогает с помощью звука создать визуальное и тематическое противостояние между городом и деревней. <...> Деревню музыкально определяют литературные и народные стилизации, а также русские народные песни, которые деревенская самодеятельность исполняет в облагороженном, просоветском изложении. Эти песни идеализируют деревню и указывают на её привилегированный статус как священное пространство» [3, с. 142]. Подобная традиционная трактовка произведений Шукшина справедлива лишь отчасти. Как мы отметили, основной конфликт «Калины красной» как психологической драмы локализуется не в социальном пространстве, а во внутреннем мире героя. Социальная же маркировка города и деревни осуществляется в фильме посредством шумовых кластеров. Птичье пение, лай собак, мычание коров, крик петуха, звук гармошки, наигрывающей «Коробочку», создают образ деревни, тогда как шум моторов автомашин, катера, их звуковые сигналы, магнитофонная музыка - реальный образ города. Эти и другие шумовые образы ориентируют героя на его извилистом пути. Если городок встречает Егора шумом и музыкой только что прошедшего первомайского праздника, то улица села Ясное оглушает его тишиной, в которой слышно, как стрекочут кузнечики и где-то в отдалении играет гармошка. Тихий разговор на веранде «Чайной», куда доносится птичье пение, становится моментом истины.

Таким образом, песенный репертуар фильма, с одной стороны, отражает исторические трансформации, происходившие в 1970-е годы в народной массовой культуре, с другой стороны, формирует тематические лейтмотивы картины, участвуя в раскрытии характера и судьбы главных героев. Музыкальная пластика фильма служит, прежде всего, средством материализации внутреннего мира главного героя. Мелодическим лейтмотивам низкого модуса (вариации блатной песни «Постой, паровоз, не стучите колёса.») приходит на смену высокий модус - медленный «Вальс» П.В. Чекалова. Как и в других кинолентах В.М. Шук-

шина, важную роль в развитии действия «Калины красной» играют проекции песенных сюжетов («Вечерний звон», «Школьник», «Ах, зачем эта ночь.», «Письмо матери», «Калина красная»),

Библиографический список

выявляющие массовые, архитепические основания драматических коллизий: возвращение блудного сына, путь из низов в люди, любовь и разлука и другие.

1. Шукшин В.М. Публицистика. Статьи. Интервью. Собрание сочинений: в 8 томах Барнаул, 2009; Т. 8.

2. Калина красная [Видеозапись]: художественный фильм. Автор сценария и режиссёр В. Шукшин; киностудия «Мосфильм», 1973. Москва: Крупный план, 2008.

3. Givens J. Prodigal son: Vasilii Shukshin in Soviet Russian culture. USA: Northwestern University Press, 2000.

4. Козлова С.М. Степка. Шукшинская энциклопедия. Барнаул, 2011.

5. Есенин С.А. Стихотворения. Собрание сочинений: в 6 томах. Москва: Художественная литература, 1977; Т. 1.

6. Некрасов Н.А. Стихотворения. Собрание сочинений: в 7 томах. Москва: Книговек, 2010; Т. 2.

7. Лордкипанидзе Н. Шукшин снимает «Калину красную». Искусство кино. 1974; 10.

References

1. Shukshin V.M. Publicistika. Stat'i. Interv'yu. Sobranie sochinenij: v 8 tomah Barnaul, 2009; T. 8. http://www.fitsgerald.ru/critics-rus/igna-tov_kinotekst.html

2. Kalina krasnaya [Videozapis']: hudozhestvennyj fil'm. Avtor scenariya i rezhisser V. Shukshin; kinostudiya «Mosfil'm», 1973. Moskva: Krupnyj plan, 2008.

3. Givens J. Prodigal son: Vasilii Shukshin in Soviet Russian culture. USA: Northwestern University Press, 2000.

4. Kozlova S.M. Stepka. Shukshinskaya 'enciklopediya. Barnaul, 2011.

5. Esenin S.A. Stihotvoreniya. Sobranie sochinenij: v 6 tomah. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1977; T. 1.

6. Nekrasov N.A. Stihotvoreniya. Sobranie sochinenij: v 7 tomah. Moskva: Knigovek, 2010; T. 2.

7. Lordkipanidze N. Shukshin snimaet «Kalinu krasnuyu». Iskusstvo kino. 1974; 10.

Статья поступила в редакцию 06.06.15