О роли интеллигенции в конструировании исторической памяти в современной России Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского Серия «Философия. Социология». Том 21 (60). №3,2008. С. 149-156

УДК 316.422

В. В. Лыкова

О РОЛИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В КОНСТРУИРОВАНИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

В ст ат ье рассмат ривают ся причины акт уализации в современном общест ве проблем социальной и ист орической памят и, концепт уализирует ся различие меж ду ними. Выявляет ся ст рукт ура. способ функционирования и механизмы динамики ист орической памят и в т рансформируемых общест вах. Авт ором рассмат ривает ся особенност и, проблемы и прот иворечия ист орической памят и россиян, анализирует динамику процессов конст рукции и деконст рукции в сист еме предст авлений о прошлом, наст оящем и будущем.

Ключевые слова: инт еллигенция, ист орическая памят ь, социальная памят ь.

В современных обществах, где наблюдается быстрая сменяемость социальных структур и институтов, типов и способов коммуникации, недолговечность многих социальных процессов, проблемой становится самосохранение социума не только в его социокультурной самобытности и своеобразии, но и в сохранении как социоисторического субъекта. Проблема сохранения идентичности обостряется глобальными процессами, направленными на развитие универсалисткий тенденций, в которые надо вписаться, желательно не потеряв самобытности.

Характеризуя современное общество, З.Бауман указывает на возрастание неопределенности человеческого бытия вследствие зыбкости всех возможных точек отсчета и тотальной неуверенности в будущем. В этих условиях конструирование своих идентичностей требует постоянной рефлексии и работы с накопленным социальным опытом [1]. Задача конструирования прошлого с целью объяснения или изменения настоящего и воздействия на будущее, остается востребованной и решается в разработке новых понятий, в том числе и социальной памяти. Открытый в начале XX века М. Хальбваксом концепт социальной памяти вновь актуализируется в 80-е годы XX века, что связано сформированием и функционированием нового современного общества и новой роли знания в этом процессе [3].

Многозначность социальной памяти как явления - процесса анализируется множеством социальных наук и выражается в разнообразной терминологии. Помимо «социальной памяти» выделяется «культурная память» (исследуемая, прежде всего культурологами), «коллективная память» (переживаемый и осмысленный общий опыт совместного проживания), «индивидуальная память» (репрезентированный опыт), «историческая память», и т.д.

Нас интересует анализ соотношения концептов социальной и исторической памяти, т.к. именно в конце прошлого века повышается интерес не только к социальной памяти, но и исторической памяти как возможности конструирования

разнообразных картин репрезентации прошлого. В современных обществах, по причинам, которые мы уже отмечали выше, историческая память оказалась весьма существенной характеристикой образа жизни людей, во многом определявших их намерения, настроения, поведение, опосредованно оказывая весьма мощное влияние на их сознание, тем самым, предопределяя характер и методы решения общественных проблем.

Необходимость трактовки этого социального феномена потребовала как теоретического обоснования, так и эмпирических интерпретаций. Как историки (П. Хаттон, И.М.Савельева), так и социологи (Ж. Т. Тощенко) разграничивают понятие «историческая память» и «историческое сознание». Историческая память в отличие от исторического сознания актуализирована (реалиями настоящего и будущего) и избирательна. В кризисных ситуациях историческая память нередко персонифицируется, и, через оценку деятельности конкретных исторических личностей формируются впечатления, суждения, мнения о том, что же представляет особую ценность для сознания и поведения людей в данный период времени.

Историческая память, несмотря на определенную неполноту, обладает все же удивительной особенностью - удерживать в сознании людей основные исторические события прошлого вплоть до превращения исторического знания в различные формы мировоззренческого восприятия прошлого опыта, его фиксации в коллективном бессознательном (мифах, преданиях, легендах).

И, наконец, следует отметить такую особенность исторической памяти, как гиперболизация, преувеличение отдельных моментов исторического прошлого (чаще всего недавнего), поэтому историческая память не может претендовать на прямое, системное отражение исторического прошлого. Такая «историческая ассиметрия» весьма огорчает историков, которые отказывают подобным интерпретациям в научности, но чрезвычайно интересна социологам, ибо свидетельствует о социальном заказе (осознанном или неосознанном).

Историческая память как символическая репрезентация прошлого, как идеальная реальность объединяет в себе различные виды знания не только научное (прежде всего, историческое), но и религиозное, идеологическое, искусство, обыденное знания. Субъекты истории (индивид или группа) проводят операции с прошлым в соответствии со своими ценностными ориентациями, социальным статусом или социальной ролью, тем самым, конструируя некую непротиворечивую и позитивную (для себя) целостность.

Как правило, исследователи определяют историческую науку каркасом исторической памяти, но механизм взаимодействия значительно сложнее. Прежде всего, профессиональное историческое знание есть отражение (в значительной степени) исторической картины политически господствующих групп, именно поэтому многие авторы (начиная с постмодернистов) определяют историю как «официальную память» [4]. Однако естественная множественность форм памяти не может ограничиться одной версией прошлого, даже в т.н. тоталитарных обществах существует тайная история и «контрпамять» (М. Фуко).

Следовательно, существование множественности репрезентаций прошлого, как и конфликт между ними является универсальным явлением. Проблема здесь в

создании компромиссного варианта при участии доминантного субъекта (чаще всего, это идеологически господствующей группы), с которым другие участники диалога должны «примирить» свои картины прошлого. В России, как и на всем постсоветском пространстве, ситуация усугубляется процессами распада советского общества, попытками постсоветских государств сохраниться в истории, их поисками наиболее оптимальных форм идентичности. В проектировании будущего активно используется прошлый советский опыт, осмысление которого весьма различается в России и постсоветских странах. В эпоху разрушения советского общества и массового стремления срочно самоопределиться вне его, советский опыт был представлен сугубо негативно как «образ врага». Но в этом случае интеграция прошлого и будущего в единую историю, образующую основу самоидентификации общества и личности оказывается весьма непростым делом и решается по-разному в России и других постсоветских странах.

В России стремление пришедших к власти либеральных элит быстро сконструировать «новое общество», обосновывалось тотальным негативизмом в оценке советского прошлого, стремлением разрушить память о нем. Однако формирование коллективных и индивидуальных идентичностей осуществляется как целенаправленным воздействием (проектированием и программированием) со стороны властвующих элит с помощью интеллигенции, так и самими гражданами в ходе переработки накопленного социального опыта в соответствии с архетипами. Обыденная память, значительно более информативна, многообразна и архетипична, хотя в то же время дисперсна, недолговечна (существует, прежде всего, как «живая память») и эмоциональна. Как правило, именно ее существование позволяет дополнить и скорректировать «официально» формируемую и признаваемую историю. Именно на этом уровне осуществляется ментальная «связь времен», которая, по определению не может быть негативной, иначе возникает «культурная травма» (П. Штомпка), распространяется социальная и аутоагрессия, становятся массовыми ностальгические настроения.

Во-вторых, в России, как в одном из самых сложных обществ, и идентичность и история всегда были плюралистичны, они находили совместимость при доминировании определенной сверхидеи и социальной группы ее выражающей. В современной России борьба за контроль над историей, настоящим и будущим, переносится на прошлое - делается попытка переписать историю. Кстати весьма небезуспешная, так как в современных конструируемых и динамичных обществах возможности манипулирования массовым сознанием расширяются, хотя и не безгранично.

Оппозиция представлена здесь не столько обыденным сознанием, сколько социальными группами, которым отказано в праве на достойное существование в будущем. В результате, в обществе формируется «расколотая» социальная память, наполненная противоречиями, разночтениями, противоположными мнениями об одних и тех же событиях. В то же время стремление создать из советского опыта «историческое пугало» способствует возрождению архаичных и агрессивных идентичностей, ведь эти социальные группы борются не только за учет своих

представлений и ценностей в трансформационных процессах, но и свое ментальное, а иногда физическое существование.

Это ожесточенное сопротивление усиливает стремление реформаторов сломить эту социальную оппозицию, уничтожив ее корни, заключенные в прошлом. Но именно сохранение как позитивной, так и негативной информации о прошлом, сделали бы процесс реформирования менее болезненным и более успешным. В то же время стремление унифицировать прошлое, сделать его однозначным, непротиворечивым, управляемым противоречит сложно организованному и «текучему» (3. Бауман) современному обществу.

Отмеченная еще М. Хальбваксом, тенденция к фрагментации коллективной памяти значительно усилилась в конце XX века и породила исторические претензии на сохранение и развитие своей идентичности новых или ранее «молчаливых» социальных групп. Стремление доминирующих групп «исправить» историю, порождает оппозиционную память, или как называет ее М. Фуко, контрпамять, назначение которой заключается в борьбе с предпочтениями по отношению к прошлому и подавлением других форм памяти.

Сегодня формируется и другой путь сохранения группы (индивида) как исторического субъекта. Вероятно, впервые в историческом процессе возникает массовая возможность выбора идентичностей, и даже их совмещения, например, двойная идентичность - русский еврей, латышский русский и т.п.

Одним из механизмов примирения с прошлым в позитивном смысле слова является расширение границ памяти, за счет включения альтернативной (в том числе негативной) информации о прошлом. Как правило, в условиях травмированной памяти процесс примирения с прошлым связан с исчезновением живых свидетелей и участников исторических событий. При этом используется чувство эмоциональной сопричастности, для своих - эмоциональная связь с «предками», для «чужих» - акцент на сострадание, на жертвы и потери участников «неправильного» прошлого. Именно так описывают ситуацию «преодоления прошлого» современные историки X. Кон, Ш. Требст, Я. Гросс, Н. Фрай. и др.

Итак, проблема социальной, особенно исторической, памяти актуализируется во всех современных обществах, в связи с тем, что структурно меняется механизм накопления, использования и передачи социокультурного опыта, конструирующий трансформационные процессы. Особенно непросто процессы трансформации протекают в России, как в связи со сложностью социальной структуры и глубиной преобразований, так и осуществлением проектов, противоречащих прошлому опыту.

В социальной памяти непрерывно осуществляется взаимодействие прошлого -настоящего - будущего. Невероятное ускорение истории приводит к «сокращению настоящего», взрывному разрастанию прошлого и проектированию будущего. Резко увеличивается, прежде всего, объем недавнего прошлого, который нужно осмыслить, свернуть в социальные матрицы, закодировать. Особенно трудно это сделать с прошлым, когда оно ценностно отрицается настоящим. Победившие социальные группы (и их элиты), используя профессионалов в сферах знания и информации, пытаются перекодировать прошлое, акцентируют внимание на

негативных явлениях, на антигуманности событий прошлого, стремясь вызвать по отношению к нему отрицательные эмоции, т.к. именно через позитивные эмоции восстанавливается связь с прошлым.

Исследователи определяют эти целенаправленные операции как «политику памяти», уже М. Хальбвакс (1925), одним из первых в XX веке, показал, как легко образами памяти можно манипулировать, сокращая тем самым плюлизм прошлого, а, следовательно, настоящего и будущего.

Постмодернисты (Р. Барт, Ж. Деррида и др.) указывают, что в современным обществам навязывается «буржуазная картина мира» путем конструирования «нужных традиций» в официальной памяти общества.

Подобное конструирование может оказаться эффективным только в том случае, если внедряемое не противоречит архетипическим ценностям, разделяемым большинством. В противном случае, либо начнется «война историй» (которая вполне может завершиться гражданской войной), либо из социоисторического творчества выводится часть населения страны, возможно значительная. Что при современной глобальной динамике вызовет замедление темпов развития (застой) и, тем самым, обострение борьбы за наиболее эффективный вариант будущего, следовательно, вновь переписывание прошлого с целью «укоренения».

Однако функции социальной памяти остаются все теми же, как их выделил М. Хальбвакс в 1925 году: сохранение единства сообщества и трансляция общего опыта, а не восстановление исторических событий в их «подлинном» виде. Поэтому, в исторической памяти постоянно идут процессы переинтерпретации прошлого (прежде всего, в интересах доминирующих социальных сил), которые с неизбежностью сопровождаются его приукрашиванием - мифологизацией, вплоть до фальсификаций. Главное в процессе конструирования прошлого, во-первых, не расколоть общество и не противопоставить друг другу социальные слои и группы (как в синхроническом, так и диахроническом срезе). Во-вторых, вовлечь в социоисторический процесс как можно большее количество людей, делая для них социальную динамику осмысленной и эмоционально близкой, через восстановление «связи времен».

В современных обществах изменяются не только способы хранения и использования социального наследия, механизмы их кодирования и перекодирования, но и субъекты социоисторического действия. Эту проблему особенно остро поставил А. Турен. Он утверждает, что в современных динамичных и конструируемых обществах социальные силы (от индивидов до самых крупных общностей) чтобы сохраниться в истории (сохранить свою идентичность) должны овладеть историчностью - способностью конструировать себя, исходя из культурных моделей, используя конфликты и общественные движении [2].

Конфликт завязывается вокруг управления развитием, право на которое стремится монополизировать правящая элита, то есть группа, которая руководит развитием и историческим изменением и определяется, прежде всего, отношением к государственному управлению. Но стремление властей обрести тотальный контроль над историей (развитием) начинает приводить в движение массы, исключенные из истории. Борьба за самосохранение порождает, по мысли А.Турена, две формы

идентичностей: оборонительные (отказ от развития, сохранение социальных форм) и наступательные, предлагающие свой вариант развития. А. Турен, полагает, что переход от одного общественного типа к другому может осуществиться либо на поле брани, либо с помощью внутренних трансформаций эндогенных (культурных) изменений, как на Западе, или экзогенных (военной угрозы, конкурентной борьбы), как, например, в России, Китае других подобных странах.

Отсюда огромная политическая составляющая российских трансформаций, ее жесткий, зачастую кровавый характер. Поскольку правящая элита в своем «демиургическом» рвении, часто теряет способность к критическому осмыслению процессов трансформации, отрывается от реальных потребностей «массы», то формируется общественная потребность в некоем рефлектирующем историческом субъекте, обладающем необходимым уровнем знаний и нравственными качествами. Таким историческим субъектом оказывается российская интеллигенция. Не вдаваясь в дефиниции по определению этого понятия, необходимо отметить несколько моментов.

В этом случае необходимо, прежде всего, гуманитарной интеллигенции, выделить некий конструкт позитивных оцениваемых, взаимосвязанных исторических событий и персонажей, позволяющих интегрировать общность. Его нет необходимости создавать заново, многочисленными социологическими опросами в современной трансформируемой России выявлен довольно устойчивый круг значимых исторических событий и лиц. Отрицать, разрушать его непродуктивно, воздействовать необходимо «точечно», постепенно расширяя границы памяти за счет включения новой, чаще всего, альтернативной информации о прошлом, аппелируя к чувству гуманизма, сострадания к «потерпевшим» в истории.

В сегодняшней исторической памяти, как россиян, так и граждан не только постсоветских государств, но и всех стран «советского блока», обязательно присутствует советское прошлое в качестве неизбежного, а иногда центрального элемента структурации памяти. Однако, попытка создания из советского прошлого «исторического пугала», негативного ядра для самоидентификации, вызывает у одних стремление забыть все «совковое» и грозит потерей своей идентичности и очень продуктивного, хотя и неоднозначного, социального багажа. Другие, по преимуществу русские, на которых возложен непомерный груз вины за исторические ошибки всех и элиминировано право на достойное существование в будущем, начинают ностальгировать, и идентифицировать себя с советским прошлым, при этом идеализируя его, возрождая самые архаические и агрессивные идентичности.

В массовой исторической памяти россиян начинаются самоорганизующиеся процессы конструирования новой, интегрированной идентичности. Можно указать на процессы возрождения исторических событий и лиц в локальной исторической памяти осуществляемой, кстати, при значительной активности местных властей. Весьма значимыми для людей остается семейная память, в которой особенно сильна эмоциональная связь с предками, где примирение с прошлым идет в наиболее гармоничной и личностной форме. Хотя сегодня фиксируется массовое

возрождение интереса к семейной и личной истории, без поддержки со стороны властных органов и, особенно, профессионалов-историков, реализовать его сложно, т.к. семейная память существует в виде «живой истории» и держится без специальных социальных проектов не более 2-3 поколений.

Проблемы, заключают ся в т ом, чт о для т ого чт обы использоват ь наработ анный опыт его надо легит имизироват ь, делат ь предмет ом обсуж дения в общест ве, выявлят ь возмож ноет и его приспособления и т рансформации. При эт ом следует принимат ь во внимание следующие момент ы.

Во-первых, сущест вует угроза пот ерят ь свою идент ичност ь грозит и инт еллигенции, власт ь ст ремит ься перевеет и ее в слой инт еллект уалов, профессионально обслуж ивающих процессы модернизации и не выходящих в полит ику для защит ы своих, но и не т олько своих инт ересов.

Во-вт орых, в результ ат е модернизационных процессов инт еллигенция ст ановит ся массовым слоем, весьма многослойным и неоднородным как по ст ат усу, т ак и ценност ным ориент ациям, чт о позволяет правящей элит е манипулироват ь ею в своих инт ересах.

В-т рет ьих, самой инт еллигенции присуще ст ремление к «ут опизму», завораж иваемост ь «проект ивност ью», гот овност ь ради будущего пож ерт воват ь сегодняшними дост иж ениями (своими и других), ст абильност ью.

B-чет верт ых, обязат ельно необходима обрат ная связь инт еллигенции с менее образованными слоями (изучение общест венного мнения и учет здравого смысла), а т акж е т рансляция полученной информации власт ям.

И, в-пят ых, именно инт еллигенции в силу своего двойст венного полож ения, способност и к рефлексии, самокрит ичност и и сомнениям, умения сост радат ь, выработ анного нашей т рагической ист орией и еще не окончат ельно пот ерянного, способна инт егрироват ь общест во на разных его уровнях.

Список литературы

1. Бауман 3. Текучая современность. СПб. 2008. С. 10-14.

2. Турен А. Возвращение человека действующего. М. 1998. С.9

3. Halbwachs М. La memoire collective. Paris. 1950.

4. Хаттон П. История как искусство памяти. СПб. 2003. С. 10.

Ликова В.В. Про роль im елгенцп в конст руюванш icT орично! пам'ят i в су час Hi й Pocii

В ст ат т i розглядают ься причини акт уалпацп в су час ному сусшльст Bi проблем сощально! т а ют орично! пам'ят i, концепт уалпует ься вшпннют ь \пж ними. Виявляет ься ст рукт ура. cnocio функцюнування т а мехашзми динам1ки icT орично! пам'ят i в сусшльст вах, що т рансформуют ься. Авт ор розглядае особливост i, проблеми т а прот ивор1ччя ют орично! пам'ят i pociян, аналпуе дина Mi ку процеав конст рукцп т а деконст рукци в сист c\ii уявлень про минулс. суча с не т а майбут не.

Ключов1 слова: im елгенщя. ют орична пам'ят ь, сощальна пам'ят ь.

Likova V. On the role of intelligentsia construction of historical memory in then modern Russia It deals with the reasons of the actualization of the issues concerning social and historical memory. The conceptual difference between them It also deals with the structure, the way of iunctioning and the mechanisms of dynamics of the historical memory in transforming societies. The author analyses the peculiarities, problems and contradictions of historical memory of the Russians, connected with the dangers of personality dissolution and loss of identity, the dynamics of construction and de-construction in the system of representations in the past, present and iuture. Keywords: intelligentsia, historical memory, social memory.

Поступило в редакцию 26.05.2008