CC BY
41
безопасности Российской Федерации в целом, тем не менее нельзя говорить о чуть ли не повальной исламизации или фундаментали-зации, тем более архаизации Северного Кавказа. К тому же неправомерно экстраполировать ситуацию с исламским фундаментализмом в Иране или влиянием ислама на политическую жизнь таких мусульманских стран, как Судан, Алжир, Саудовская Аравия и др., на мусульманские республики бывшего СССР.
Анализ реального положения вещей показывает, что во многих случаях возрождение интереса к традиционному исламу, а также ваххабизму и другим формам исламского фундаментализма носит формальный, атрибутивный характер. Можно согласиться с теми исследователями, по мнению которых религиозный фундаментализм нередко служит суррогатом идеологии и мифологии этнонациональной, культурной, конфессиональной или иной самоидентификации.
«Власть», М, 2013 г., № 4, с. 79-83.
Т. Чабиева,
политолог
О РЕЛИГИОЗНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ МОЛОДЕЖИ И ЯВЛЕНИИ ВАХХАБИЗМА В ИНГУШЕТИИ
Процессы реисламизации оказывают серьезное воздействие на социально-политическую ситуацию на Северном Кавказе. Особая роль принадлежит радикальным исламистским течениям, которые сразу после исчезновения СССР пытались заявить о себе в качестве общественно-политической силы. В 1990-е годы на российской политической арене появляются так называемые ваххабиты, они начинают борьбу за доминирование среди мусульман и противостоят государственной власти. Далее следует законодательное запрещение их деятельности, и ваххабизм переходит на нелегальное положение. Вслед за тем усиливается политическое влияние традиционного для России ислама.
По мнению экспертов, «ваххабиты заняли в общественной и духовной жизни мусульман Северного Кавказа ту нишу, которая оказалась не охваченной традиционным исламом». Бытует также мнение, что в Северо-Кавказском регионе, в частности Республике Ингушетия (РИ), ваххабизм получил широкое распространение из-за отсутствия должного сопротивления со стороны властей и духовенства. Однако причины данного явления гораздо глубже.
Распространению исламского радикализма способствовали разные факторы, в частности высокий уровень безработицы (при высоких темпах рождаемости и большой плотности населения). В первой половине 2000-х годов в республике ежегодно армия безработных пополнялась на 3,5 тыс. человек. Другие факторы - усиление социальной дифференциации населения, продолжающаяся межнациональная напряженность. В условиях острых общественных проблем актуализация роли религии возросла. Мотив социальной несправедливости оказался отправной идеологической точкой, что и объясняет популярность и востребованность политических воззрений ваххабизма.
Экстремистские ряды большей частью пополняют выходцы из маргинальных слоев общества. Но в последние годы есть в их рядах и выпускники вузов, и студенты ведущих образовательных учреждений. Известно немало случаев, когда молодые люди под предлогом того, что отправляются на очередную учебную сессию, на самом деле не выезжают за пределы Ингушетии, а направляются в подполье. В социальном отношении поддержка исламского радикализма становится более разнообразной.
Распространение идей ваххабизма в Ингушетии пришлось на 1993-1994 гг. - этот период часто упоминается как «религиозный ренессанс». В 1997 г. в горах Ингушетии ваххабитами был организован молодежный лагерь, где бесплатно обучали арабскому языку и фундаменталистскому исламу. Одновременно проводилась военная подготовка, организаторами которой являлись специалисты из арабских стран. Как только об этом стало известно властям, лагерь закрыли. Тем не менее институт «параллельного ислама», через который часть российских мусульман-традиционалистов начала тесно взаимодействовать с представителями арабского мира, приобрел силу и влияние в регионе. Каналов проникновения ваххабизма в Ингушетии было несколько. Это и мусульманское образование, получаемое ингушской молодежью в Саудовской Аравии, Египте и Кувейте. Это и «цепная реакция» ваххабизма, распространявшегося в Дагестане и Чечне. В Ингушском исламском институте на начальном этапе лекторами были арабы-иностранцы, и их учение носило фундаменталистский характер.
В соседних Чечне и Дагестане ваххабизм выступил в своей радикальной форме уже на начальном этапе. Но в Ингушетии он сосуществовал с «традиционным» исламом. Активность «ингушских» ваххабитов проявилась лишь в конце 1990-х годов. Осознавая нависшую над обществом опасность, 30 июля 1998 г. на кон-
ференции духовенства и общественности республики было заявлено, что «ваххабизм противоречит учению традиционного ислама суфийского толка, исповедуемого ингушами; идеи ваххабизма чужды современному ингушскому обществу, его многовековым традициям и обычаям». Уже 2 августа того же года в РИ совместным решением республиканского руководства, имамов мечетей и религиозных авторитетов ваххабизм оказался под официальным запретом.
С того времени в прессе стали появляться многочисленные публикации, обличающие идеологию ваххабизма. Действия религиозных организаций оказались под контролем республиканских властей. Правоохранительным органам было поручено выдворить из республики лиц, не имевших российского гражданства и занимавшихся «незаконной проповеднической деятельностью в духе ваххабизма», отозвать лицензии на образовательную деятельность у тех учреждений, которые финансировались из-за рубежа. Принятые меры получили поддержку населения.
Власти Дагестана совместно с мусульманскими духовными лидерами также начали полномасштабную кампанию по искоренению в своей республике радикального ислама и за короткое время восстановили контроль над ситуацией в религиозной сфере. 16 сентября 1999 г. на сессии дагестанского парламента было объявлено о запрещении ваххабизма на территории Республики Дагестан, а «все ваххабиты фактически приравнены к экстремистам и террористам и поставлены вне закона». Лица, подозреваемые в ваххабизме, были поставлены на учет в правоохранительных органах, а подозрительные общины (джамааты) закрыты. Подобная «зачистка» проводилась и в других республиках Северного Кавказа.
В Северной Осетии в настоящее время действуют 24 мусульманские общины, в большинстве состоящие из осетин-дигорцев. Кроме того, по данным на 2010 г., в Осетии проживают 28,3 тыс. ингушей и 16,1 тыс. кумыков. В последние годы наметилось переселение чеченцев в Моздокский район; сейчас там проживают 2,2 тыс. чеченцев. По мнению руководства республики, в Северной Осетии нет основы для движения ваххабитов, но есть попытки повлиять в этом направлении со стороны Чечни и Ингушетии.
В 2002 г. Государственной думой РФ был принят Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности». Но несмотря на все попытки властей ограничить деятельность вахха-
битов, говорить о полном прекращении ими своей пропагандистской деятельности нельзя. Нападки на традиционные формы ислама (в частности, отрицание культа святых), борьба со светским государственным устройством дополнились агитацией за «чистый ислам». Рост влияния радикального ислама в Ингушетии связан и с тем, что в свои ряды ваххабиты допускают любого, вне зависимости от его национальности, возраста и положения в обществе. По замечанию А. Ярлыкапова, для ваххабитов характерно четкое разделение на «своих» и «чужих». Причем для «своих» заранее обозначен жизненный путь. Как выразился молодой человек из числа радикально настроенной молодежи, «... тот, кто вступил в эту (ваххабитскую) секту, никогда уже (живым) не выйдет из нее». Сами члены джамаата не называют себя ваххабитами, а предпочитают относить себя к числу «истинно верующих» или называть себя «сторонниками салафии» (возврата к истокам).
На начальном этапе ваххабиты проповедовали в мечетях, где одновременно находились тарикатисты - последователи суфизма. Но когда стали выявляться взаимные расхождения, радикально настроенная молодежь была изгнана. Ваххабитов среди пришедших на молитву верующих определяли по внешним признакам, поскольку те отличались косматыми бородами и подогнутыми концами у штанин. Впоследствии изгнанные начали основывать свои небольшие мечети, которые в народе именовались «ваххабитскими». Так, в станице Орджоникидзевской была такая мечеть, располагавшаяся во дворе районной больницы, но после столкновений с местными мусульманами салафитам пришлось ее покинуть. Несмотря на утверждение главы Ингушетии Юнус-Бека Ев-курова о том, что «нет такого явления в Ингушетии, как ваххабитские мечети», до сих пор не ясно, насколько «мяьжди-гаш» (мечети) гарантированы от пропаганды нетрадиционного ислама. Работа властей по контролю над мечетями продолжается. Во время проповедей в мечетях присутствуют и представители федеральной службы безопасности, и представители муфтията.
Источниками радикальных идей в республиках Северного Кавказа, помимо лекций и проповедей, являются книги и многочисленные брошюры, выпускаемые ваххабитами. Поскольку ваххабитское движение вненационально, оно стремится распространить свои взгляды на максимально большую аудиторию, и, соответственно, литература, содержащая пропаганду радикальных взглядов, тиражируется на языке, понятном всем, - на русском. На Северном Кавказе подобное происходило с начала 1990-х годов до
осени 1999 г. Но в Ингушетии религиозная литература экстремистского толка огромными тиражами стала распространяться в начале 2000-х годов.
Основой конфронтации между кавказской молодежью и старшим поколением является позиция по отношению к формам бытования ислама. «Традиционный» ислам со всем своим своеобразием и местная форма суфизма (тарикатизм, вирдовые братства) Ингушетии, Чечни и Дагестана воспринимаются частью радикально настроенной молодежи как религия с примесью бидъа, т.е. «нововведений», которые, по мнению радикалов, неприемлемы в исламе. Ваххабиты выступают за «чистый ислам» и против «традиционного ислама».
Под «традиционным» следует понимать ту форму ислама, которая интегрирует в себе элементы традиционной народной культуры и верований. Фундаментализм в исламе проявляется в его радикально-консервативном политическом содержании. Идеи фундаментализма в северокавказских регионах действовали соответственно сложившейся в них ситуации и под различными идейными лозунгами. В Чечне, к примеру, этой идеей была независимость республики, в Дагестане - идея создания исламского государства. В Ингушетии данное движение не имело четкой политической идеи.
30 октября 1999 г. на страницах газеты «Ингушетия» вышла статья о ваххабизме «В мире ислама», в которой заместитель муфтия РИ Исса Хамхоев отвечал на вопросы корреспондента о ваххабизме и ваххабитах. «Два века тому назад возникла группа людей-мусульман, которая отклонилась от единственного правильного исламского пути, утверждающая, что они возобновляют веру, очищая ее от "языческих" традиций. На самом же деле эти люди отвергли тот путь, по которому шли мусульмане сотни лет до них». Далее И. Хамхоев указывал на признаки ваххабизма: отрицание празднования Моулида Пророка, считая, что в нем имеются прямые обращения к Пророку, минуя Всевышнего, якобы это некая форма посредничества между рабом и Всевышним, и то обстоятельство, что это является новшеством, вводит людей в заблуждение; отрицание чтения Корана над умершим мусульманином, посещения (зиярат) могил пророков и святых людей, благословения святынями ислама, реликвий Пророка Мухаммада. Ваххабиты не признают ни один тарикат, считая их «новшествами», а сами тарикатские шейхи воспринимаются ими чуть ли не шайтанами.
В 1998 г. образован Координационный совет мусульман (КСМ) Северного Кавказа. С этого периода муфтии республик Юга России решили объединить усилия в противодействии распространению религиозных течений радикального толка. В Назрани 4 декабря 2000 г. было проведено совещание КСМ Северного Кавказа с участием муфтиев Кабардино-Балкарии, Чечни, Карачаево-Черкесии, Ставропольского края, Адыгеи, Северной Осетии, Дагестана и Ингушетии, на котором председателем КСМ Северного Кавказа был избран муфтий РИ Магомед-Хаджи Албогачиев. В тот период обсуждалась ситуация в Чечне и зоне осетино-ингушского конфликта. На совещании говорилось, что важно не допускать в регионах противозаконных проявлений, усилить воспитательную работу среди молодежи. Было принято обращение муфтиев восьми регионов к народам Северного Кавказа.
М.-Х. Албогачиев неоднократно в своих выступлениях отмечал роль КСМ в общественно-политической жизни республик Северного Кавказа, в предупреждении радикально настроенной волны ваххабизма. Создание и деятельность КСМ имело целью избежать раскола в мусульманской умме из-за проникновения идей ваххабизма.
Однако предпринятые меры лишь приостановили деятельность ваххабитов, отправив их в подполье. В их среде начали зарождаться новые методы воздействия на население, стала меняться тактика. Если ранее местом их дислокации были мечети, то затем для собраний стали использовать частные дома. Наступательная агитация уступила место оборонительной - призывам прийти на помощь мусульманам, подвергшимся репрессиям. По мнению А. Малашенко, «отлучение "ваххабитов" от ислама не способствовало укреплению влияния официального духовенства, не прибавило авторитета и властям, а главное, не отменило "ваххабизм". К тому же прибавились попытки запретить его на федеральном уровне. Московские эксперты не без труда, но сумели доказать центральной власти бессмысленность запрета идеологии».
Подобную мысль выразил глава Ингушетии Ю.-Б. Евкуров в одном из своих выступлений, признав, что молодежь продолжает уходить в леса, брать оружие в руки. По его мнению, это следствие того, что «власти проиграли идеологическую войну в 90-х годах». Глава республики призвал бороться за молодежь всеми возможными способами, в том числе ограничить выезд за рубеж для обучения в религиозных вузах. По его словам, молодежь не должна выезжать за границу, когда в республике достаточно своих има-
мов. А если молодой человек все-таки отправляется туда, то он должен пройти аттестацию через муфтият, чтобы он находился под контролем власти и духовенства.
Сегодня число ваххабитов на Северном Кавказе не поддается точному подсчету, и не только потому, что их численность изменчива, но и потому, что структура ваххабитской секты предусматривает и активных членов, и «джамааты». Так, в Дагестане, по разным оценкам, от 20 до 100 тыс. активных членов, 12 и более джамаатов. Хотя о джамаате «Ингушетия» говорят, что в него якобы входят все взрослые мужчины республики, однако, по оценкам экспертов, в Ингушетии ваххабитов несколько сотен, а в Чечне -порядка 1 тыс.
Для изучения общественного мнения относительно радикальных форм ислама нами в 2011 г. было проведено анкетирование 300 респондентов, как мужчин, так и женщин, в районах Ингушетии (Назрановский, Сунженский, Малгобекский районы). В частности, респондентам было предложено ответить на вопрос: каково их отношение к нетрадиционному исламу.
Таблица
Распределение ответов респондентов в Ингушетии на вопрос об их отношении к нетрадиционному исламу,
2011 г.
Варианты ответов Все опрошенные Молодое поколение (18-39 лет) Средний возраст (40-49 лет) Старший возраст (50-60 лет)
«Не имею представления, что такое нетрадиционный ислам» 29,0 24,2 56,0 21,7
«Нетрадиционный ислам имеет право на существование» 26,7 42,1 0,0 0,0
«Нетрадиционный ислам не имеет права на существование» 20,3 12,6 44,0 25,0
Затруднились ответить 24,0 21,1 0,0 53,3
Итого, в % 100,0 100,0 100,0 100,0
«Не имею представления, что он (нетрадиционный ислам) из себя представляет» - 46 человек в возрасте 18-39 лет; 28 человек в возрасте 40-49 лет; 13 человек в возрасте 50-60 лет. Однако другая часть респондентов (80 человек) проявила глубокое знание в
вопросах религии. На поставленный вопрос ответы последовали следующие: «Я считаю, что нетрадиционный ислам имеет право на существование. Сегодня мы видим, что в религии появились спорные вопросы, на которые ответить можно, только основываясь на Коране и Сунне»; «Не вижу ничего плохого в нетрадиционном исламе, люди уже стали искать истину в своих традициях и обычаях. Пора поставить все на свои места»; «Ингушские обычаи и традиции не соответствуют нормам ислама, наоборот, противоречат, там, где есть место истинному исламу, - нет места языческим обрядам»; «Почему ваххабизм называют религией зла? Я не вижу плохого в его идеях, молодежь, ушедшая в лес, идет за идею! А не просто ради наживы! Я знаю ребят - отличных, которые устали от несправедливости, которая творится в республике, они не видят выхода, кроме этого! То, что они уничтожают разврат и беспредел в республике, взрывают ларьки с алкоголем и пытаются искоренить неисламские обычаи, не дает право общественности судить их» и т. д. Кроме того, 40 человек вообще затруднились дать определенный ответ.
Из представителей старшего поколения в возрасте 50-60 лет «Не знаю» сказали 32 человека, оставшаяся часть, в возрасте 4050 лет, склонялась к среднему между «Думаю, что нетрадиционный ислам не принесет ничего хорошего»; «Я за традиции в религии»; «Мне непонятен вопрос»; «Не вижу смысла в делении ислама на традиционный и нетрадиционный»; «Если под нетрадиционным имеется в виду ваххабизм, то я однозначно против него»; «Как будто в Ингушетии мало проблем, не хватало еще делить религию ...наши предки жили по исламу, и то, что они до нас донесли, является примером для подражания, а нетрадиционный ислам придумала наша молодежь, которой больше нечем заняться, лучше бы училась и занималась самообразованием. В религии знатоками не становятся в 16-18 лет».
Одним из требований ваххабитов в своем призыве к чистоте религии является следование внешней атрибутике мусульманина -ношение бороды мужчинами и закрытого платья женщинами. Пропагандировавшееся одновременно с началом распространения идей ваххабизма в Ингушетии в среде молодежи ношение традиционного мусульманского хиджаба вызвало негативное отношение женщин. Однако усиление влияния ислама вынуждало одеваться в соответствии с мусульманскими нормами. В Ингушском университете стали распространяться листовки с изображением женщины в мусульманском одеянии согласно хадисам Пророка. На период с
2004 по 2007 г., по нашим наблюдениям, приходится пик пропаганды «идеальной мусульманской женщины», приоритеты которой были направлены на беспрекословное подчинение Аллаху. Подчинение подразумевало хиджаб и сохранение семейных ценностей. Этот процесс не потерял своей актуальности и сегодня, однако в тот период он имел выраженный агитационный характер, следствием чего явилось возросшее в республике количество женщин, носящих хиджаб. Университет явился отправной точкой, так как молодежь была сосредоточена именно здесь.
Отношение девушек к хиджабу, согласно нашему анкетированию, противоречиво. На вопрос: как они относятся к ношению хиджаба, обязательно это или желательно, из 147 респонденток в возрасте 18-28 лет 47 сказали, что относятся к ношению хиджаба положительно; считают это желательным, но не обязательным 39 человек; 16 человек ответили, что ношение должно быть обязательным; 40 человек в возрасте 30-40 лет отнеслись к вопросу ношения хиджаба отрицательно; пять человек воздержались от ответа.
Общественное отношение к мусульманскому одеянию противоречиво по разным причинам. Когда ингушка одевает хиджаб, на нее могут смотреть, как на потенциальную ваххабитку или сочувствующую радикалам. Среди родственников начинаются разговоры о том, что она может вызвать подозрение у спецслужб, поставив под угрозу всю семью и даже тейп. Однако девушку нередко поддерживают братья, отстаивая ее позицию, и это вызывает конфликт поколений. Зато в студенческой среде, если одна из девушек надевает хиджаб, молодые люди начинают ее ставить в пример другим. Затем ее подруги также приобщаются к мусульманской культуре, и это приобретает массовый характер.
Ношение хиджаба в Ингушетии пришлось на начало открытия Исламского института, где девушки должны были ходить в соответствии с мусульманскими требованиями. Что касается тех, кто надел хиджаб, то они «делают это в соответствии с требованиями ислама. Это параз (обязанность) мусульманки, ведь мы из их числа, и это должно быть не на словах, а на деле. Неужели приятнее смотреть на женщину, которая идет с открытым оувратом (все, что не разрешено показывать в исламе), ведь за ней следуют и ее грехи... она тем самым подает пример безбожности и лицемерия».
Результаты анкетирования показывают рост конфликтности между старшим поколением и молодежью. Это подтверждает мысль о том, что попытки проповедников «чистого ислама» насадить среди российских мусульман, поколения которых веками
воспитывались на местных традициях, иные идеологические формы ислама, сложившиеся в других исторических условиях и в других культурных регионах, носят конфронтационный характер.
Однако не вся «проваххабитская» молодежь настроена радикально. Было бы правильно классифицировать адептов по принципу умеренных ваххабитов и радикально настроенных. Как справедливо отмечает А. Малашенко, «фундаментализм неоднороден, и среди него выделяются радикалы, центристы и сторонники умеренного подхода». К умеренным в этом смысле относятся те, кто не принимает тарикат и, соответственно, не считает себя приверженцем какого-либо вирдового братства, ставит превыше всего шариат и продолжает в такой системе воззрений жить в обществе. Есть также и те, кто поддерживает радикальных ваххабитов, но не участвует в их деятельности.
Запрет на распространение алкогольных напитков и наркотических средств, установленный муфтиятом, игнорируется в обществе. Однако на это откликнулись ваххабиты, которые, прежде чем взорвать магазины с непозволительной продукцией, предупреждают хозяев, чтобы они прекратили выставлять на продажу алкоголь и табачные изделия. Такие действия получают одобрение со стороны умеренных.
Радикально настроенные - те, кто не только не признает та-рикатов и шейхов, но и не принимает светскую государственную власть и пытается ей противопоставить шариат, стремится повлиять на процесс общественного развития, исходя из собственных религиозно-правовых норм и вероучительных догм, и ведет активную пропаганду.
Однако как радикально настроенные, так и умеренные не стремятся слиться с окружением и принять давно утвердившиеся обычаи, образ жизни и суфийскую культуру. Наоборот, они рассматривают себя как устойчивое сообщество, четко осознают свои отличия и интересы.
Негативное отношение к ваххабизму обострилось в Ингушетии в период массовых покушений на духовных лиц. Убийство 85-летнего жителя Ингушетии Абдурахмана Картоева (Темирха-нова) в 2009 г. стало очередным звеном в цепи убийств исламских деятелей республики. Картоев был широко известным мусульманским авторитетом. В селе Алхасты Сунженского района в 2005 г. был убит видный мусульманский деятель Макшарип Белхороев. В народе он пользовался уважением, был мусульманским целителем. Одаренный знанием с детских лет, он приходил на помощь
людям в безвыходных ситуациях, лечил, снимал сглаз, давал советы. В 2008 г. в Назрани был обстрелян заместитель муфтия Камбу-лат Зязиков. Годом раньше, в 2007 г., в городе Карабулак был застрелен имам мечети села Барсуки Назрановского района Ваха Ведзижев. В 2008 г. было совершено покушение на имама мечети станицы Слепцовской, 74-летнего Яхью Махлоева. Он был ранен, когда возвращался с пятничной молитвы. Наши попытки получить интервью у Я. Махлоева не увенчались успехом - после покушения он прекратил всякие внешние контакты, не общался даже с родственниками, хотя такие отношения особо чтятся в ингушском обществе.
Очередное громкое убийство представителя ислама в Ингушетии произошло весной 2009 г. В Назрани в салоне автомобиля был застрелен известный проповедник, 37-летний Мусса Эсмурзиев. Как и М. Белхороев, он был известным мусульманским целителем. Целительство, по мнению экспертов, органически присутствует в суфизме, многие суфийские учителя веры почитаются в «народном исламе» как целители. Но они вызывают остро негативную реакцию со стороны экстремистов. В 2011 г. в станице Нестеровской Сунженского района было совершено нападение на исламского религиозного деятеля местной мечети 62-летнего Мовлади Бузур-танова.
Назывались различные причины покушений на религиозных деятелей. Так, после нападения на Я. Махлоева в МВД Ингушетии заявили, что это дело рук ваххабитского подполья, против которого Махлоев неоднократно выступал в своих проповедях. Координационный центр мусульман Северного Кавказа связывал с ваххабитами и покушение на К. Зязикова. «Ваххабитская» версия присутствует и в первых откликах жителей Ингушетии на убийство Картоева.
Покушения на духовных лиц в Ингушетии, очевидно, являются продолжением требований ваххабитов признать имамами и муллами только лишь фундаменталистов. Подобного рода покушения представляются неким вызовом обществу, за которым следуют антиваххабитские настроения среди ингушей (подобные настроения столь же сильны в чеченском обществе, однако значимость ваххабизма поддерживалась там только в период и в условиях войны. В дальнейшем в Чечне ваххабизм потерял свою силу, переместившись на территорию Ингушетии).
С 2004 г. участились теракты иного направления - против силовых структур и против гражданского населения. Ни имам, ни
муфтий, ни сотрудники правоохранительных органов, ни тем более случайный прохожий не застрахованы от покушения. Милиционеры в Дагестане, Чечне, Ингушетии и восточных районах Ставропольского края - одна из главных мишеней террористов.
Ослабленный в период реформирования духовных управлений мусульман во время распада Советского Союза, традиционный ислам не рассчитал свои силы в борьбе с радикально настроенной частью мусульман. Но сегодня духовные управления мусульман позиционируют себя как основные противники идей ваххабизма.
В Ингушетии острые противоречия в понимании ряда положений ислама и его обрядовой практики, дискуссии между фундаменталистами и традиционалистами стали не просто специфической формой борьбы, но и фактором религиозно-доктринального противостояния. Традиционный ислам в процессе борьбы также политизируется и радикализируется.
Наиболее конфронтационный характер приобрели отношения между тарикатистами и ваххабитами в Чечне и Дагестане. В Ингушетии представители государственных силовых структур постоянно заявляют о захваченных полевых командирах, ликвидированных ячейках боевиков, террористов, ваххабитов. Но на практике влияние исламских радикалов не уменьшается, а противостояние их существующим порядкам становится более ожесточенным. Наблюдение за деятельностью мусульманских общин постоянно ведут службы МВД и ФСБ, отслеживающие присутствие среди них радикально настроенных групп и лиц. В случае если кто-то попадает под надзор как «радикально настроенный», то его ближайшее окружение оказывается также под контролем спецслужб; нередко попавший под подозрение покидает дом или уезжает за пределы республики.
У ваххабизма в Ингушетии есть сильные и слабые стороны. К сильным следует отнести мощный идеологический потенциал, которым ваххабиты привлекают целые группы. Это идеи братства, единого шариатского государства, равенства и справедливости. При этом четкая программа отсутствует. Общественные разногласия между последователями и противниками ваххабизма подчас связаны с отсутствием специалистов, способных разобраться в исламском праве - фикхе. Ваххабизм не идет на диалог ни с одной традиционной религиозной общиной, и это частично подрывает его социальную базу.
Одной из особенностей борьбы с ваххабизмом в Ингушетии является сотрудничество государственной власти и муфтията. При этом государство несет главную ответственность за противодействие радикализму и инициирует необходимые меры. Традиционный ислам длительное время развивался и направлялся самой властью. Р. Аушев, будучи президентом республики, в условиях ее становления решительно запретил ваххабизм. Он признавал на территории Ингушетии только традиционный ислам. Влияние государства на религиозную жизнь ингушского общества подтверждается и введением шариатских судов, и преподаванием «правильного» ислама в школах. Можно сказать, ислам в Ингушетии стал своего рода частью системы органов государственной власти. Нередко муллы и имамы читают работникам МВД лекции о том, как отличить «традиционный» ислам от «нетрадиционного».
Гибель ичкерийского лидера Абдулхалима Сайдулаева, а впоследствии и Шамиля Басаева, фактическая ликвидация кабардино-балкарского подполья в 2005 г. позволили на время поверить, что вооруженное сопротивление ваххабитов подавлено. Однако после объявления Доку Умаровым о создании «Имарата Кавказ» в Ингушетии активизировались местные радикальные группировки. Ингушетия стала ареной войны между боевиками и государственными силовыми структурами, ей предсказывали чуть ли не «вторую Чечню». В 2007 г. столкновений стало намного больше, улицы патрулировали военные машины, воинские подразделения были размещены практически во всех районах республики. Все это свидетельствовало о действительно тяжелой ситуации. Именно в указанный период так называемые «ваххабитские чистки» в республике стали приобретать массовый характер. Спецоперации, обстрелы колонн, нападения на сотрудников милиции происходили практически ежедневно. Все это не могло не вызывать возмущения населения.
В сознании ингушского населения происходившие диверсии боевиков не воспринимались как «действия ингушского сектора Кавказского фронта». В обществе распространялось мнение о беззаконном произволе, и отчасти общественные суждения были направлены в адрес республиканских властей. Сказывалась боязнь военных действий, подобных тому, как было в Чечне.
С лета 2008 г. был отменен режим контртеррористической операции в Чечне, но диверсионно-террористическая активность распространилась на соседние республики - Ингушетию, Дагестан и Кабардино-Балкарию. Подтверждением тому стало покушение
на президента Ингушетии Ю.-Б. Евкурова летом того же года, а также убийство главы МВД Дагестана А. Магомедтагирова. Ингушетия стала лидировать в числе наиболее опасных регионов.
9 июня 2010 г. в ходе спецоперации правоохранительных органов был захвачен Али Тазиев, известный как «Магас», подозреваемый в нападении на Ингушетию в июне 2004 г. и террористической атаке на среднюю школу в Беслане в сентябре того же года. В марте 2010 г. в селении Экажево в результате спецоперации был убит Саид Бурятский (Александр Тихомиров) - организатор ряда крупных терактов. А 8 сентября 2011 г., по словам сотрудников правоохранительных органов, ликвидированы остатки банды Бурятского.
В 2010 г. властям Ингушетии и лично Ю.-Б. Евкурову при поддержке федерального центра удалось переломить ситуацию в Ингушетии к лучшему. Да и само назначение «военного» в лице Евкурова на пост республиканского главы было частью такой политики. Таким образом, в Ингушетии, как в Дагестане и Чечне, ваххабизму был дан сильнейший отпор.
Хотя основу воззрений ваххабизма составляет идея объединения «разрозненных племен» и создания единого государства, в Ингушетии и в других северокавказских республиках ваххабизм явился средством не сплочения, а раскола мусульман. Сегодня ваххабизм все так же привлекает в свои ряды молодежь республики и дестабилизирует обстановку в Ингушетии; не прекращаются террористические акции и жертвы.
Хотя установившийся контроль властей и местного духовенства сдерживает распространение ваххабизма, остановить процесс радикализации части населения, прежде всего молодежи, в современных условиях нельзя без изменения самих этих условий.
Вследствие того что ряды идеологов чистого ислама пополняет молодежь, зачастую не имеющая иной возможности самореализации, властям и обществу нужно действовать именно на социальном направлении. Нужно создать новые и достойные рабочие места, ликвидировать массовую безработицу, в целом улучшить жизнь населения. И, конечно, необходимо принимать во внимание, что уровень влияния ислама уже оказал большое влияние на жизнь населения в северокавказских республиках. Нужно понимать, что религиозные гонения усиливали позиции ушедших в подполье ваххабитов как в начале 2000-х годов, так и в настоящее время. Как отмечают эксперты, сегодняшняя ситуация в Ингушетии - это
принципиально новый вызов для России. Он требует иных подходов, решений, совсем не таких, какие использовались в Чечне.
Чтобы вывести Ингушетию из сложившейся тяжелой ситуации, наряду с социально-экономическими преобразованиями, требуется совместная и планомерная работа по организации постоянного диалога молодежи и старшего поколения. Совместная - со стороны властей республики, духовенства и структур гражданского общества. Необходимо не только дать молодому поколению социальную перспективу, но приобщать молодежь к знанию своей истории и культуры, к вековым достижениям народа.
«Этнополитическая ситуация в России и сопредельных государствах в 2011 г.», М., 2012 г., с. 272-281.
Вадим Владимиров,
старший научный сотрудник (ИМЭМО РАН)
ОБ АКТУАЛЬНЫХ ПОДХОДАХ К ОБЕСПЕЧЕНИЮ
СТРАТЕГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ.
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ
В последние годы резко возросло геополитическое значение Центральной Азии. Специфика региона состоит в том, что несмотря на его кажущуюся периферийность, в нем пересекаются интересы крупных держав мира, а также других акторов. Само географическое положение Центральной Азии во многом определяет ее политический вектор. На востоке региона находятся Китай и страны Азиатско-Тихоокеанского региона; на юге - Афганистан и страны Ближнего и Среднего Востока и другие исламские государства; на Севере - Кавказ, Турция, Европа и Россия. В Центральной Азии переплетаются интересы США, ЕС, а также других стран. Эти страны, как правило, стремятся отвлечь элиты центральноазиатских республик от ориентации на Россию, на интеграцию с ней, используя экономические и политические рычаги влияния для проникновения западного капитала на пространство Центральной Азии. Эти угрозы усугубляются нестабильным положением внутри региона. Между некоторыми странами продолжают тлеть религиозно-этнические конфликты, а относительная слабость государств Центральной Азии превращает их в заложников террористических сил с сопредельных территорий и транзит-
