Научная статья на тему 'О рефлексии в структуре литературно-критического метатекста Саши Соколова, В. Аксенова и А. Жолковского'

О рефлексии в структуре литературно-критического метатекста Саши Соколова, В. Аксенова и А. Жолковского Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY-NC-ND
195
41
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
САША СОКОЛОВ / В. АКСЕНОВ / А. ЖОЛКОВСКИЙ / РЕЦЕПЦИЯ / ПИСАТЕЛЬСКАЯ КРИТИКА / ПЕРИОДИКА ТРЕТЬЕЙ ВОЛНЫ / ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ / SASHA SOKOLOV / V. AKSENOV / A. ZHOLKOVSKY / RECEPTION / LITERARY CRITICISM / PERIODICALS OF THE THIRD WAVE / HISTORY OF LITERATURE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Комарова Елена Николаевна

Статья посвящена рефлексии в структуре литературно-критического метатекста, образуемого при целостном прочтении произведений писателей Саши Соколова, В. Аксенова и А. Жолковского. Показано, что процесс взаимовлияния и определенного соперничества между Соколовым и его критиками образует специфический континуум «пишущих, рецептирующих и рефлексирующих» семидесятников-восьмидесятников, чего не наб-людается ни у предшественников из Первой волны, ни у более молодого поколения критиков и писателей. Сделан вывод о том, что появление новых возможностей анализа критики в СМИ в сочетании с существующими в Сети многочисленными мемуарными источниками позволяет провести полноценный сравнительный анализ критических позиций и взаимной рецепции трех перечисленных участников литературного процесса.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

On Reflection as Part of the Structure of the Literary Critical Metatext in the Works of Sasha Sokolov, V. Aksyonov and A. Zholkovsky

The article is devoted to reflection in the structure of literary-critical metatext produced by a holistic reading of the works by writers Sasha Sokolov, V. Aksenov and A. Zholkovsky. It is shown that the process of interaction and a certain rivalry between Sokolov and his critics forms a specific continuum of “writing, receptorului and reflectors” seventiers-eightiers, which is not observed with neigher of the predecessors from the First wave, nor with a younger generation of critics and writers. It is concluded that the emergence of new capabilities in the analysis of criticism in the media in combination with the existing Network numerous memoirs sources allows to conduct a full comparative analysis of critical positions and the mutual reception of these three participants in the literary process.

Текст научной работы на тему «О рефлексии в структуре литературно-критического метатекста Саши Соколова, В. Аксенова и А. Жолковского»

Междисциплинарные исследования

Е.Н. Комарова

О рефлексии в структуре литературно-критического метатекста Саши Соколова, В. Аксенова и А. Жолковского

Статья посвящена рефлексии в структуре литературно-критического метатекста, образуемого при целостном прочтении произведений писателей Саши Соколова, В. Аксенова и А. Жолковского. Показано, что процесс взаимовлияния и определенного соперничества между Соколовым и его критиками образует специфический континуум «пишущих, рецептирую-щих и рефлексирующих» семидесятников-восьмидесятников, чего не наблюдается ни у предшественников из Первой волны, ни у более молодого поколения критиков и писателей. Сделан вывод о том, что появление новых возможностей анализа критики в СМИ в сочетании с существующими в Сети многочисленными мемуарными источниками позволяет провести полноценный сравнительный анализ критических позиций и взаимной рецепции трех перечисленных участников литературного процесса.

Ключевые слова: Саша Соколов, В. Аксенов, А. Жолковский, рецепция, писательская критика, периодика Третьей волны, история литературы.

Критика эмиграции Третьей волны - серьезная, зачастую игровая, как и произведения Саши Соколова. Вокруг рецензий критиков русского зарубежья образуется метатекст Соколова, а реакция на его произведения является неотъемлемой частью их собственной самопрезентации. Рассмотрим это положение на примере обращения к современникам Соколова - В. Аксенову и А. Жолковскому.

Рецензию Аксенова, опубликованную в 1983 г. в «Русской мысли», можно отнести к писательской критике «ближнего круга» (учитывая приятельские отношения Аксенова и Соколова). Несмотря на то что к 1983 г. Аксенов уже являлся профессором

© Комарова Е.Н., 2016

трех университетов США, его статья лишена академизма, да и профессором он был литературного письма, а не чистой филологии. Скорее он решил продемонстрировать творческий потенциал и постмодернистскую игру, задавшись целью извлечь сюжет из внешне бессюжетного произведения.

«Проделав эту работу, я, честно говоря, был даже немного горд собой: извлечение сюжета из прозы такого рода - дело нелегкое», -пишет Аксенов, отмечая, что фраза, вынесенная в заголовок статьи -«Ненужное зачеркнуть» - появляется на 152-й странице «Между собакой и волком», как бы давая ключ к чтению этой книги1.

Спустя два года вышел аксеновский роман «с ключом» «Скажи изюм»2, и Саша Соколов по-постмодернистски обыграл эту аллюзию: в манифесте «Palissandr - c'est Moi?» он заявил, что в ответ на упреки в пренебрежении сюжетом ему хочется «взять каравай словесности, изъять из него весь сюжетный изюм и швырнуть в подаянье окрестной сластолюбивой черни»3.

Это очень двойственное высказывание. Выражение «скажи изюм» - аналог английского "cheese", предназначенного для создания определенного выражения лица на фотографии. Ведь сам роман В. Аксенова посвящен альманаху «Метрополь» и скандалу, им вызванному. Но в этом альманахе участвовали в основном печатавшиеся советские писатели.

Поэтому очевидный пастернаковский подтекст

Привыкши выковыривать изюм Певучестей из жизни сладкой сайки, Я раз оставить должен был стезю Объевшегося рифмами всезнайки4.

и создает двойственность, которая связана с содержанием вступления в роман в стихах «Спекторский» (1930), где Пастернак, как известно, приступил к работе над библиографической ленинианой. Похоже, что попытка создать и свободный и одновременно подцензурный советский альманах Соколову близкой не показалась, равно как и посвященный этому роман.

Значимое место в «Palissandr - c'est Moi?» занимает описание взаимоотношений Соколова с А. Жолковским, на примере которого мы в динамике наблюдаем трансформацию академической критики в писательскую критику «ближнего круга». Жолковский, состоявшийся к 1985 г. - к моменту публикации «Палисандрии» -как профессор Корнелльского университета, изначально интерпретировал творчество Соколова с академической точки зрения.

Так, в статье от 1987 г. «Стилистические корни "Палисандрии"» он исследовал границу между стилем и интертекстуальностью, сверхдетерминацию, типологические параллели, темы и мотивы «Палисандрии»5. Однако не следует забывать, что во второй половине 80-х гг. Жолковский планомерно переходит от жесткого структурализма к постмодернистской критике, но критике в западном смысле этого слова - criticism (который в русской традиции расценивается как литературоведение). И когда Жолковский отмечает, что Соколов играет с «хорошо известными - хрестоматийными - литературными клише»6, отсылая читателя «Палисандрии», в частности, к ахматовскому стихотворению о Пастернаке, необходимо учитывать, что сам он является автором книги «Поэтика Пастернака: Инварианты, структуры, интертексты»7. Этот академический текст, очевидно, содержит в себе критический субстрат.

Позиция Жолковского-критика (тем более что его статья вышла в ведущем славистическом журнале Canadian-American Slavic Studies, о котором мы уже говорили, да еще в номере, посвященном Соколову монографически) эксплицируется как филологическая университетско-профессорская критика, а имплицитное применение таких методов анализа к Соколову свидетельствует о том, что место последнего в литературе уже определено. Если ученые говорят о писателе, что он создал новый язык - это высшая оценка, и в данном случае оценка эта, безусловно, критическая в смысле «criticism».

Тема «канонизации» Соколова вновь возникает в статье Жолковского «Влюбленно-бледные нарциссы о времени и о себе» («Беседа», 1987). «Технические совершенства, на которые обрекает писателя творческий нарциссизм, материализуются прежде всего в области слога, но захватывают, как правило, и сюжет. Фиксация на зеркале предполагает любовь не только к идеальным поверхностям, но и к изысканной игре симметриями. Таковы Олеша, Набоков, Соколов», - отмечает Жолковский8.

Впрочем, самого А. Жолковского не раз обвиняли в нарциссизме, а он отвечал на эти еще советские выпады в соответствующих «виньетках»9, поэтому и позицию профессора Университета Кон-станц И. Смирнова надо тоже рассматривать как критику «игровую», т. е. близкую к «criticism» в западном понимании.

Но Жолковского от Смирнова и Гройса на тот момент отличает стремление реализоваться в качестве писателя, чем объясняется его собственный литературный нарциссизм и поиски своего места в потоке литературы, который уже начал укладываться в рамки постмодернистского канона.

Одним из героев Жолковского, постепенно становящегося все более писателем, стал именно Саша Соколов. В рассказе «Посвящается С.», опубликованном в 1987 г. в «Синтаксисе» (в том же номере, что и «Palissandr - c'est Moi?»), Жолковский, подражая стилю Соколова, выводит образы профессора З. и его друга, писателя С., которые ведут умозрительную беседу о гениальности10. Текст этот прямо отсылает к работе западного семиотика Р. Барта «S/Z» о постмодернизме. И это тоже особый вид критической рецепции; впоследствии Соколов еще не раз станет героем различных художественных произведений.

«Palissandr - c'est Moi?» посвящено некоему АЖ. И выглядит это так:

А меж тем профессор Южнокалифорнийского университета Же-жезимне наезжает кататься на лыжах в Вермонт к сочинителю С., -пишет Соколов. - Целыми днями сидя на застекленной террасе виллы с видами на глазированные хребты, приятели попивают глинтвейн и красиво грассируют про российскую литературу. И если в районе обеда оба еще довольно тверды в убеждении, что - одна, то уже ближе к ужину отчетливо различают: две11.

Между тем, «Посвящается С.» входит в сборник «НРЗБ», изданный в 1991 г. в Москве с предисловием третьего участника нашего триумвирата В. Аксенова «Профессор Зет среди Иксов и Игреков». Писатель Аксенов, освоивший правила постмодернистской игры без правил и занявший в ней позицию критика (в зеркальный противовес ученому Жолковскому, занявшему позицию писателя), сообщает, что «Жолковский по сути дела создает уникальный жанр творческого письма на грани беллетристики и структурального анализа»12.

Предисловие к сборнику мемуарных виньеток «Эроси-пед» (2003) тоже написал Аксенов. Жолковский вспоминает об этом (и еще о том, как ему передали слова Аксенова «Ну все, Алик стал писателем») в статье «Быть знаменитым...»13 от 2012 г. Стало быть, для Жолковского и по сей день позиционирование себя как писателя крайне важно, причем признания он хочет в диапазоне от покойного уже Аксенова до своего почти постоянного собеседника из младшего поколения Д. Быкова.

Даже возвращение к жанру рецензии носит у Жолковского принципиально иной характер: в статье «Джо Сталин в роли самого себя: "Астрофобия" Саши Соколова в переводе Майкла Генри Хейма» («Лос-Анжелес Таймс», 1990) нет былой академической прямоты -это многоплановое эссе, полное постмодернистских подтекстов14.

Серьезность этих намеков подкреплена серьезностью издания, в котором они опубликованы, что позволяет расценивать весь дискурс как осознанный критический прием.

1987 год можно считать годом признания за текстами Соколова статуса канонических еще и потому, что в этом году был создан так называемый Фонд почитателей творчества Саши Соколова, о чем сообщила лос-анджелесская газета «Панорама»15.

А в следующем году в «Панораме» вышла статья В. Аксенова «Пасынок капитализма», дублирующая его выступление на встрече советских писателей с писателями-эмигрантами в Копенгагене, где Аксенов заявил о Соколове как о лучшем стилисте и признанном лидере современных лексических новаций среди писателей-эмигрантов16. Эту статью Аксенова, как и статью для «Русской мысли», в полной мере можно отнести к писательской критике «ближнего круга».

Таким образом, правомерно сделать вывод о крайнем своеобразии интересующих нас двух представителей русского зарубежья, писавших о Саше Соколове. К тому же оба они подолгу жили и живут в России, а вот Соколов этой чести свою родину не удостаивает.

Стоит отметить, что целостный процесс взаимовлияния и даже легкого соперничества между Соколовым и его критиками (в нашем случае Жолковским, Аксеновым) образует специфический континуум «пишущих и рецептирующих» семидесятников-восьмидесятников, чего не наблюдается ни у предшественников из Первой волны, ни у более молодого поколения критиков и писателей, для которых Соколов уже просто классик.

Сопоставление количественных и качественных критериев, на основе которых критики воспринимают Соколова как постмодерниста, а также описание стратегии самопрезентации писателя, включающей представительство в израильском журнале «Зеркало» и во многом определившей тон критической рецепции его последней книги «Триптих», вновь возвращают нас к двум ключевым фигурам - В. Аксенову и А. Жолковскому.

Особенностью современного литературного пространства является то, что многие писатели-современники Соколова, дожившие до преклонного возраста, продолжают активно печататься. А вот Соколов незаметен. Его книги появились в СССР в спонтанном, беспорядочном потоке «возвращенной литературы», но к настоящему времени иерархия установлена достаточно четко, и в соответствии с ней Соколов остался, по сути, в 80-х гг. «Положим, мне предложили бы: пусть ты будешь писать, как, скажем, Василий

Аксенов - так же быстро и так же добротно, - говорит Соколов. -Конечно, хотелось бы, чтобы у меня тоже было двадцать романов (у него 13 или 14), а потом подумаешь как следует - не-е-ет, не согласился бы»17.

Соответственно когда о Соколове рассуждают В. Аксенов или А. Жолковский (а также Е. Попов, А. Битов, В. Ерофеев или Э. Лимонов), это ложится в рамки стратегии самопрезентации писателя, подтверждает его намерение казаться глубинным, загадочным классиком. Однако и Жолковский, и Аксенов, будучи писателями русского зарубежья, в итоге обратились к российской литературной ситуации, приняли в ней живое участие. Но то, что между ними и Соколовым в эмигрантский период шла тонкая интертекстуальная игра, современные критики совершенно не желают отражать. Отчасти об этом уже было заявлено в предыдущих материалах автора данной статьи18.

Вследствие того что с 1990-х гг. Соколов не является современным писателем, в рецепции его творчества большую долю занимают вторичные виды критики, его произведения разобраны на цитаты для эпиграфов, предваряющих статьи на актуальные темы19. Соколов и сам превратился в героя художественной литературы.

Начало этому превращению было положено А. Жолковским в «Посвящается С.» (1987). В том же году вышла книга В. Аксенова «В поисках грустного бэби», - в отличие от рассказа Жолковского с его постмодернистской доминантой, достаточно реалистичная, как, впрочем, и «Ожог», где живо описана атмосфера московского андеграунда 1970-х гг.

Однако в художественных произведениях 2000-х гг. не прослеживается ни стилистических экспериментов, которые интересовали Жолковского, ни важных биографических подробностей жизни писателя, которые отразил Аксенов, а есть лишь большая доля вымысла ради вымысла - своеобразная антитеза «искусству ради искусства».

И это - закономерное следствие того, что дружеская постмодернистская игра между Соколовым и его критиками (в первую очередь, В. Аксеновым и А. Жолковским), которая велась с определенной долей соперничества за писательские лавры, с нынешним поколением критиков невозможна: эпоха постмодернизма осталась в прошлом.

Недаром вопрос жанра по отношению к постмодернистской прозе оказался многажды актуален в постпостмодернистской ситуации, когда размытие границ и превращение в критику сложнейшего структуралистского построения эпохи стало абсолютно очевидным.

Не просто через творчество, но и через жизнь Соколова проходит определенный дуализм, позволяющий выявить некий двоичный код.

Базовый комплект противопоставлений (в соответствии с постмодернистской системой ценностей - контрастов), у Соколова - родина и эмиграция, комсомол и капитализм (работа на США, хоть и не столь откровенная, как в случае с отцом-разведчиком), двойственная реальность героя «Школы для дураков», разлет «на точеных по гладкому» между собакой и волком, «уже было» и предугаданное «еще будет», между которыми мечется гермафродит Палисандр, S/Z, Ж/Z, иксы и игреки, «Об одной встрече» и «О другой встрече» (финальное проявление постмодернистской игры со стороны Соколова, который попытался продолжить диалог вослед и вопреки тому, что оппонент уже по ту сторону Леты), кажущиеся противоречия в биографии писателя («высоколобый» лыжный тренер, то ли аполитичный необразованный эстет-младоэмигрант, то ли претендент на Нобелевку и воин «холодной войны»), пренебрежение, высказываемое представителям массмедийной прессы с намеком на то, что российские журналисты - увы, не «ближний круг», не писатели-профессоры, во времена былые способные принять вызов и красиво, взаимовыгодно отразить его в прессе. Наконец, апофеоз этого дуализма - «зазеркалье», аналог андеграундного Вермонта в постсолженицынскую эру, которая - опять же - так и не стала постсоколовской.

В условиях рыночной экономики мнение критиков не столько определяет коммерческий успех книги, сколько по факту констатирует его наличие или отсутствие. Продавцам беллетристики не нужен новый Соколов, им более выгоден живой памятник, «русский Сэлинджер», повышающий инвестиционную привлекательность книжного бизнеса в целом. Соколов слишком медленно писал, слишком долго прятался (стратегию ухода от мира, сокрытия своей реальной жизни показал миру В. Пелевин). Чтобы войти в текущую литературную ситуацию, пришлось бы создать новый метатекст по отношению к Жолковскому, Битову, Пелевину и др., но для этого необходимо навещать Россию, участвовать в ее литературной жизни. Невозможно делать это из Канады.

И Соколов перестал писать под предлогом того, что в эру кризиса культурной ситуации у него не может быть достойных тиражей, устроил показательную литературную забастовку, ушел в «зазеркалье». В силу этих причин «Триптих» был расценен как продолжение не прозы, не поэзии и даже не эссеистики Саши Соколова, а его молчания.

Таким образом, появление новых возможностей анализа критики в СМИ (включая и выложенные номера периодики за предыдущие десятилетия) в сочетании с существующими в Сети многочисленными мемуарными источниками позволило нам провести сравнительный анализ критических позиций существенного числа активных участников литературного процесса интересующих нас эпох. И эта работа будет продолжена.

Примечания

Аксенов В. Ненужное зачеркнуть: Заметки о прозе Саши Соколова // Русская мысль. 1983. 16 июня.

Аксенов В. Скажи изюм. Энн-Арбор, Мичиган: Ардис, 1985. Соколов Саша. Palissandr - c'est moi? // Синтаксис. 1987. № 18. С. 197. Спекторский // Сайт, посвященный творчеству Б. Пастернака. [Электронный ресурс] URL: http://www.b-pasternak.ru/vse-stixotvoreniya/vstuplenie (дата обращения: 18.09.2016).

Zholkovsky A. The Stylistic Roots of Palisandria // Canadian-American Slavic Studies. 1987. Vol. 21. № 3-4. P. 369-400. Ibid. P. 400.

Жолковский А. Поэтика Пастернака: Инварианты, структуры, интертексты. М.: Новое литературное обозрение, 2011.

Жолковский А. Влюбленно-бледные нарциссы о времени и о себе // Беседа. 1987. № 6.

См.: Быков и Жолковский // Livejournal. [Электронный ресурс] URL: http:// pryamaya-ru.livejournal.com/24710.html (дата обращения: 15.07.2016). Жолковский А. Посвящается С. // Синтаксис. 1987. № 18. С. 203-212. Соколов Саша. Указ. соч.

Аксенов В. Профессор Зет среди Иксов и Игреков // Жолковский А. НРЗБ: Рассказы. М.: Тоза, 1991. С. 3.

Жолковский А. Быть знаменитым... // Звезда. 2012. № 11. С. 215. Zholkovsky A. Starring Joe Stalin as Himself: Astrophobia by Sasha Sokolov translated by Michael Henry Heim // Los Angeles Times. 1990. 11 Febr. Спиваковский С. Фонд почитателей творчества Саши Соколова // Панорама. 1987. 6-13 ноября.

Аксенов В. Пасынок капитализма // Панорама. 1988. 7-24 июня. С. 7. Терещенко М. Саша Соколов: «Я не принимаю большую часть русского словаря» // Газета. 2004. 21 дек. С. 1.

См.: Комарова Е. К вопросу о русском постмодернизме и причислении к нему писателя-эмигранта Саши Соколова // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. Краснодар, 2013. № 2. С. 204-210; Она же.

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

Отражение Саши Соколова в журнале «Зеркало» (К вопросу о самопрезентации русского писателя-эмигранта в эмигрантской прессе) // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. М., 2013. № 12 (113). (Серия «Филологические науки. Журналистика. Литературная критика»). С. 86-91; Она же. Рецепция творчества Саши Соколова в критике русского зарубежья 1970-1980-х гг. // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2013. № 10 (28). С. 85-89.

См., например: Работнов Н. Позапрошлые полвека // Знамя. 2007. № 9. C. 149-175; Усыскин Л. Гайто Газданов. Призрак Александра Вольфа // Журнал «Новая русская книга» в ЖЗ. [Электронный ресурс] URL: http:// magazines.russ.ru/nrk/2001/2/usy.html (дата обращения: 18.05.2016).

19

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.