CC BY
163
О РАЦИОНАЛЬНОМ И ИРРАЦИОНАЛЬНОМ КАК ВЗАИМОДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ СТОРОНАХ ДОКЛАССИЧЕСКОЙ, КЛАССИЧЕСКОЙ И ПОСТКЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
И.И. Булычев
Bulychev I.I. On the rational and the irrational as the complementing one another sides of pre-classical, classical and post-classical philosophy. The article looks at rationalism and irrationalism as the two methodological orientations of the epistemological paradigm. The content of the rational and that of the irrational change from one period to another.
Гносеологическая парадигма с самого начала своего существования складывается как внутренне неоднородное образование. Двумя взаимодополняющими ее сторонами (методологическими установками) выступают рационализм вкупе с иррационализмом. Что, однако, понимают под этими понятиями? Как известно, ИРРАЦИОНАЛИЗМ (от латинского - бессознательное, неразумное), в отличие и в противовес рационализму, идентифицируют с философскими течениями, провозглашающими примат неразумного начала.
Исследователи характеризуют рационализм и иррационализм как рассудочность и алогизм, знание теоретически осознанное, систематизированное и хаотичное, неупорядоченное. Рационалисты абсолютизируют знание, пытаясь все непознанное истолковать с позиций познанного, наличного знания. Иррационалисты, наоборот, не любят обычный порядок вещей и склонны к беспорядку, готовы допустить все, что угодно. Иррацио-налисты - это любители парадоксов, загадок и мистики, абсолютизирующие незнание, сферу неизведанного, непознанного, тайну. Рационалисты акцентируют внимание на верховенстве разума, тогда как иррационали-сты - на его ограниченности, на том, что разум меньше самого человека, меньше жизни, и потому не может быть верховным руководителем жизни. Философская традиция различает рациональное и иррациональное как разумное, логически правильное, истинное, соответствующее законам природы, и неразумное (противоразумное), алогичное, ложное, противоречащее законам природы. И те, и другие правы по-своему. Истина же находится где-то посередине. Человек, с одной стороны, старается руководствоваться в своем поведении доводами разума, а, с другой,
ведет себя порой как существо лишенное разума, а то и просто безумное [1].
В современной научной и философской литературе понятия рационального и иррационального нередко соотносятся весьма произвольным образом. До сих пор в справочных изданиях, учебных пособиях иррационализм с упорством, достойным лучшего применения, продолжают причислять к «неклассическим» школам философии. Тогда как классическими признают лишь те школы и направления, которые обладают признаками рационализированности и системности. Нередко можно встретить утверждения о том, что «афористические и иррационалистиче-ские формы философии - отклонения от нормы» [2]. Это явно одностороннее понимание философии затем становится основным аргументом при оценке наличия или отсутствия теоретической философии на Древнем Востоке, а также в категорическом отказе эзотерическим учениям в философском статусе. Не представляется корректным и чересчур жесткое увязывание философского мировоззрения с системой, то есть организованным порядком, ритмом и тому подобным. Современная наука приводит все более убедительные доказательства того, что во Вселенной не меньшее значение, чем система / порядок / организация, имеют прямо противоположные им хаос / беспорядок / дезорганизация.
Рационалистическая философия в своей мировоззренческой картине реальности в большей мере отразила черты упорядоченности и системности, в то время как иррацио-налистическая - прямо противоположные им черты хаотичности и неупорядоченности бытия. И оба образа реальности в равной мере являются классическими и дополняющими друг друга. Еще в древнекитайском трактате
«Даодецзин» говорится: «Вот вещь, в хаосе возникающая, прежде неба и земли родившаяся. О беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Ее можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю ее имени. Обозначая иероглифом, назову ее дао; произвольно давая ей имя, назову ее великое. Великое - оно в бесконечном движении». Примечательно, что и в древнегреческой философии достаточно широко было распространено представление о хаосе. Однако, древнегреческий Хаос - вовсе не беспорядок, как на Востоке. Это первичное бесформенное состояние мира, зияние между небом и землей, свободное пространство между ними [2, с. 45, 109-110].
В целом, иррационализм - столь же обязательная составная философского мышления, как и рационализм. Один естественным образом восполняет и дополняет другой, и оба они никогда не существовали, не существуют и не будут существовать полностью изолированно друг от друга. Поэтому иррационализм, точно так же как и рационализм, бывает ранним, классическим и посткласси-ческим.
Тем не менее, в справочных философских изданиях уже нового - XXI - столетия иррационализм вплоть до конца XIX века не склонны относить к самостоятельному философскому направлению, равнозначному рационалистическому по своему мировоззренческому статусу. Иррационализм продолжают именовать неклассическим или постклас-сическим учением. «В противоположность философской классике, выдвинувшей на первое место разум и рациональность и поставившей в качестве основной своей цели выявление внутренней логики развития этой рациональности, постклассическая философия знаменует собой отказ от признания разумных оснований действительности и выдвижение на первый план иррационального момента», - читаем мы в новейшем философском словаре. В результате делается вывод о том, что рационализм - «доминирующая линия философского развития от Платона вплоть до первой трети - середины 19 в.» [3]. Во «Введении в философию» один из разделов носит следующее название: «А. Шопенгауэр и Ф. Ницше (от классической философии к иррационализму и нигилизму)» [4]. Получается, что едва ли не весь огромный историче-
ский период вплоть до Шопенгауэра представляет собой время доминирования рационалистической, то есть «классической» философии. Однако это совершенно не соответствует реальным историческим фактам. Средневековая философия отнюдь не является временем, когда господствовал рационализм. Как раз напротив, это время доминирования иррационализма!
Итак, в качестве одного из главных признаков неклассической, или постклассиче-ской, философской доктрины выдвигается ее иррациональность. Между тем рациональность или иррациональность сами по себе не могут играть определяющую роль при различении философской классики или некласси-ки, поскольку обе эти константы представлены, в той или иной форме, в мировоззрении всех эпох и школ мировоззрения. В данной связи адекватный подход решения проблемы видится в признании того факта, что как рациональные, так и иррациональные доктрины в равной мере могут быть доклассически-ми, классическими и постклассическими.
Важно обратить внимание и на то, что в сами понятия рационального и иррационального вкладывается отнюдь не идентичное содержание. В частности, рациональное чаще всего отождествляют с рассудком или разумом, а иррациональное связывают с чувствами, непосредственным созерцанием, волей, инстинктами, бессознательным, интуицией, верой и так далее. Между тем все перечисленные факторы сами по себе не являются рациональными или иррациональными. Таковыми их делает соответствующая философская (теоретическая) или иная интерпретация (понимание), которая только и может быть рационалистической или, напротив, иррационалистической. Иными словами, в самой природной или общественной реальности отсутствуют объекты, которые можно было бы однозначно квалифицировать в качестве иррациональных, либо рациональных. Поэтому соответствующие интенции, приписываемые этим факторам, являются весьма проблематичными. Так, в справочных изданиях нередко утверждается, что понятие иррационального имеет следующие значения:
а) сторона объективной реальности, принципиально недоступная разумному познанию;
б) нечто в действительности, пока интеллектуально не познанное... выходящее за границы современного разумного понимания,
но тем не менее принципиально познаваемое; д) предлогические формы познания [5].
Дело, однако, заключается в том, что, с одной стороны, не существует иррациональных объектов действительности самих по себе, вне их теоретической интерпретации, а с другой стороны, даже разум и рассудок отнюдь не являются рациональными по определению. В истории мировоззренческой мысли их также далеко не всегда рассматривали в качестве таковых. Так, для мистиков подлинно божественный свет, благо, красота заключаются в воле к вере, а отнюдь не в разуме или знании. Соответственно, «рациональна» (убедительна, достоверна, истинна) для них именно вера, но вовсе не разум или знание. Таким образом, разум и рассудок, знание и мышление для них либо вообще антирациональны (Тертуллиан, Кьеркегор), либо обладают весьма ограниченной рациональностью (для Беркли, Маха, Авенариуса). Общая черта иррационализма - признание главенствующей роли воли. Традиция, в соответствии с которой воля (главным образом божественная) стоит выше разума (рассудка) и определяет его, характерна еще для средневековья. К примеру, Д. Скот обосновывал зависимость разума от воли и усматривал в божественной воле причину всякого бытия. «Если в античности центр тяжести этики был в знании, то в средние века она - в вере, а значит, перенесен из разума в волю. Так, в частности для Августина все люди суть не что иное, как воля», - отмечается в уже цитированном выше «Введении в философию» [4, с. 67].
Такие же часто относимые к иррациональному факторы, как озарение или интуиция, могут быть проявлениями вполне рациональными. В частности, интуиция не является иррациональной по определению. Во-первых, существует интуиция предельно интеллектуальная (научная, философская и иная). Неслучайно в данной связи следующее утверждение Декарта: «Под интуицией я разумею не веру в шаткое свидетельство чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но понятие ясного и внимательного ума, настолько простое и отчетливое, что не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим, или, что одно и то же, прочное понятие ясного и внимательного ума, порождаемое лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция. ».
Во-вторых, встречается немало ситуаций самого различного плана, когда интуиция является практически единственным способом вполне рационального поведения. Например, когда в шахматной или иной игре развитие событий на доске не поддается анализу путем перебора возможных вариантов игры и приходится положиться на интуицию, имеющиеся возможности и варианты игры определяются не путем расчета ходов от одного до пяти и больше, а путем вероятностной идентификации позиции (в интегральных оценках лучше / хуже и так далее). «В зоне риска, неустойчивости, когда принципиально нельзя просчитать последствия действий, интуитивные решения и вероятностное поведение. выступает наиболее рациональным способом выживания, - пишет
В.С. Степин. - Особенно если интуиция выделяет наиболее опасные ситуации, в которых следует остерегаться, но от которых никто не застрахован при осуществлении действий» [6].
И, напротив, отнюдь не случайно к иррациональному относят порой вполне рациональные факторы, давшие, однако, непредвиденный и потому иррациональный (негативный или позитивный) эффект. Таковы, в частности, незапланированные (побочные) или непредугаданные результаты человеческой деятельности, что-либо необычное (из-за своего несоответствия устоявшимся представлениям); ошибки в мышлении, ложные теории в науке, то есть фактически иррациональные элементы в рациональном мышлении; типы мышления (мифологическое, религиозное, мистико-идеалистическое), в которых больше, чем это допускается общепринятыми представлениями, образнометафорических элементов [5; 7]. Это означает, что не существует непроходимой стены между двумя рассматриваемыми здесь сторонами.
Следовательно, любые факторы реальности приобретают рациональный или, напротив, иррациональный смысл в процессе человеческой деятельности и соответствующей их интерпретации (осмысления, объяснения), в том числе рассудок и разум. Понимание этих факторов в качестве рациональных сложилось постепенно по мере отделения разума и рассудка от чувственных форм познания. При этом последние относятся к внерациональным и уж ни в коем случае не к
иррациональным способам освоения действительности. Возникает, однако, вопрос о том, как соотносятся между собой понятия рационального, иррационального, с одной стороны, и внерационального - с другой. Очевидно, противопоставление рационального и внерационального обладает во многом специфическим смыслом. Рациональное (понятия, суждения, умозаключения) и внера-циональное, или чувственное (ощущения, восприятия, представления), - это две ступени процесса познания. Рациональное познание опирается на рассудок, чувственное познание - чувства субъекта. Подобное разделение единого процесса познания не имеет прямого отношения к противопоставлению рационального и иррационального. Эти две последние категории являются взаимодопол-нительными и свой особый смысл приобретают в рамках теоретического мировоззрения.
Содержание рационального и иррационального не является раз и навсегда данным и неизменным. Оно меняется от одной эпохи к другой. Первоначально иррационализм целиком опирался на чувственную ступень познания. В частности, ранняя мистика полностью отвергала текст как таковой, а типичное францисканство усматривало препятствие к откровению не только в книжной учености, но и в грамотности вообще. В то же время возникшая в поздней мистической традиции литература явно тяготеет к поэти-ко-метафорическим жанрам [3, с. 875]. Позднее под мистические и иррациональные учения начинает подводиться все более рациональная и даже научная база, которая опирается уже не только, а порой и не столько на чувственные формы познания, сколько на текст. Отметим, что попытки обоснования мистического познания с позиций рационализма имеются у Плотина и Августина. Традиции неоплатонизма и августинизма развивались в рамках византийской философии и религиозной философии Западной Европы.
По мере духовной эволюции человеческой цивилизации становилось все более очевидным, что без абстрактно-логических компонентов не в состоянии обойтись ни одно учение. Поэтому в содержание не только рациональных, но и иррациональных доктрин начинают все больше включать дискурсивные элементы, которые предполагают не только наличие определенного текста, но и определенную его логическую обработку.
Уже со времен античности философия развивается на базе законов логики, оперируя определениями и логически правильными доказательствами. Тогда как в иррациональной философии абстрактно-логическая форма либо игнорируется, особенно в период ее до-классического развития (характерна в данной связи знаменитая формула Тертуллиана -«верую, потому что абсурдно»), либо используются лишь некоторые ее компоненты. Поэтому эта философия и является иррациональной [7].
В отличие от рациональных школ философии, в иррационализме уже со времени его генезиса широко используются образные, афористические или художественные формы. Иррациональными они являются отнюдь не сами по себе, а в конкретном контексте данного философского учения. Образно-художественная форма выражения присуща уже сочинениям античных мыслителей. В частности, эта форма стала удобным средством для внесения иррациональных компонентов в рационалистическую в целом философию Платона.
Иррационализм, прежде всего, призван найти подходящие средства для философского обоснования мистицизма (от греческого -таинственный, закрытый). Проблема заключается в том, что для мистицизма характерна склонность к неопределенному, неточному мышлению, которое, тем не менее, необходимо выразить в каких-то языковых текстах, а последние, в соответствии с духом времени, всегда требовали определенного логического и, следовательно, рационального изложения. Мистики постулируют возможность непосредственного знания субъектом трансцендентных сущностей или феноменов путем прямого пребывания в них человеческой души. Понятие мистического постижения бытия противоположно по смыслу освоению мира через образы (копии) - эйдосы, идеи, идеалы, сенсорные восприятия, понятия, а также через знаки, символы или модели. Мистика предполагает опыт непосредственного общения с Богом, переживание в экстазе подлинной встречи человека с абсолютом, религиозную практику «единения» с Полнотой Бытия. Католическая теология усматривает в мистике эмпирическое познание божественной благодати в человеке. Определяя мистику как непосредственное, а потому молчаливое и трудно выразимое знание, теология мистицизма описывает абсолют апо-
фатически, допуская лишь утверждение о существовании Бога. Практика мистицизма основана на разнообразных системах психотехники [5, с. 291]. Фактически Плотин, а за ним и другие мистики, во-первых, разрывают и противопоставляют друг другу две диалектически противоположные стороны сознания: его осознаваемый (светлый) и неосознаваемый (темный) спектры. При этом подлинным они объявляют именно последний, который с особенной силой мистифицируется.
В публикациях последнего времени все чаще стали подчеркивать древний характер гносеологического фундамента иррационализма, который изначально и до сего времени эволюционирует в рамках мистицизма [8]. При этом в мифологии, религии, ряде философских направлений, иррациональных по своему основному предметному содержанию, нередко заключено определенное рациональное зерно. Оно имеет свое познавательное значение, которое может быть использовано, если его перевести на язык рациональных понятий [7]. Правда, ввиду иррационального характера мистических доктрин и используемых ими методов рационально реконструировать иррациональномистические конструкции - дело достаточно сложное. Ведь перевод нерационального содержания в нечто рационально-вербализованное сопряжен, подчас, с трудным процессом интерпретации. Очевидно, что подобная интерпретация почти никогда не может быть единственной и, следовательно, претендовать на истинность и полную аутентичность.
Ситуацию с мистической деятельностью, в определенной мере, можно сравнить с попытками перевести, скажем, ассоциативные музыкальные образы симфоний, сонат на язык рационально-вербализованных понятий. Так, одной из сонат Л. Бетховена было присвоено название «Лунная». Между тем восприятие последней в качестве чего-то, связанного непременно с Луной или лунным светом, не может быть общепринятым и претендовать на единственное. Космонавты способны ассоциировать музыкальные образы сонаты с другими звездными мирами, акванавты - с подводным миром. В известной степени, аналогично положение с сочинениями мистиков. Веками практикуемая система упражнений индийских йогов - что это такое? Тренировка тела? Или же мистиче-
ский путь к более высокому духовному состоянию? Либо и то, и другое? А, возможно, нечто четвертое или пятое?
Рационализм и иррационализм с самого начала генезиса философии развиваются в неразрывном и органическом единстве; и оба направления, на мой взгляд, проходят в своем развитии три исторических стадии: доклассическую, классическую и постклас-сическую. Причем отделить иррационализм от рационализма можно лишь с известной долей осторожности. Исследователи отмечают, что сплошь и рядом иррационализм присущ самим основоположникам западноевропейского рационализма. Так, Р. Декарт, по общему признанию, является строгим рационалистом, от которого пошло углубленное рассмотрение гносеологической проблематики в Новое время. И действительно, его методология - главным образом рационалистическая, в основе которой лежит совершенствование методов познавательной деятельности человека посредством логических приемов высшей математики [9].
В то же время в учении Декарта достаточно влиятельными выступают иррациональные элементы. Во-первых, уже краеугольное представление о ясности и отчетливости восприятия первоначал у него оказалось достаточно расплывчатым. Во-вторых, строгому рационалисту Декарту присущ прямой мистический иррационализм, обусловленный значительными уступками в учении французского мыслителя догматам теологии. «То, что нам дано в откровении Бога, - пишет мыслитель, - следует считать достовернейшими из истин. И даже если нам покажется, что свет нашего разума внушает нам нечто иное, - в этих вещах мы должны следовать Божественному авторитету, а не собственному суждению... Было бы дерзостью предполагать, будто наше воображение имеет тот же объем, что и его могущество, -Бог способен на все, что мы способны постичь, но мы не можем утверждать, что он не способен на то, чего мы не постигаем». Таким образом, Декарт ставит как бы предел рациональному познанию и его агностицизм -основа его иррационализма. В целом его естественнонаучная позиция вполне прагматична: «Исследовать надо не конечные, но действующие причины сотворенных вещей, -конечные цели поставлены Богом и мы не должны позволять себе притязать на участие
в его замыслах. Будучи не в силах знать, для чего Бог создал те или иные вещи и явления, мы в состоянии уяснить, каким образом он то сделал» [цит. по: 8].
В целом, Декарт - одновременно представитель и новой, и старой эпох. С одной стороны, мыслитель стремится основать философию на новом надежном фундаменте, с другой - он сильно привязан к схоластической традиции, что, в частности, доказывает его аргументация в пользу существования Бога [9]. В соответствии с учением Декарта, материальный мир «.изначально был создан во всем своем совершенстве.» Богом и, следовательно, не проходил сложный процесс эволюции от низших ступеней к высшим.
Аналогичные попытки совмещения веры в Бога с естественнонаучным знанием, рационализма и иррационализма в познании характерны и для других выдающихся мыслителей нового и новейшего времени. Например, Локка и Лейбница, материалиста и идеалиста - сближает их глубинная онтология, сливающаяся с теологией. В основе онтологических воззрений Лейбница (крупнейшего авторитета в области естественных и точных наук) лежит, прежде всего, признание существования Бога. С самого начала мыслитель заявляет: «Телесные явления не могут быть объяснены без привлечения бестелесного начала, т. е. Бога». Сходная ситуация характерна и для его главного оппонента по вопросам познания Д. Локка. Приложение последним идеи развития к материальному миру позволяет английскому мыслителю подойти к пониманию сознания как продукта развития материи (материалистическая позиция), - но и также с учетом вмешательства Бога, ибо «.немыслящая материя не может сама по себе произвести мыслящее вещество. Только Бог мог снабдить материю способностью сознавать и мыслить» [цит. по: 8].
Итак, в творчестве философов Нового времени прослеживается органическая связь рационального и иррационального в познании, причем такого рода тенденция в развитии познания имеет место и сегодня [8].
Отличительной особенностью учений ДОКЛАССИЧЕСКОГО типа является их синкретичность, то есть наличие как элементов рационализма, так и иррационализма. В данной связи знаменательно, что античные первоначала (вода, воздух, земля, огонь и другие) одновременно рациональны (будучи
выражением реально существующих стихий) и иррациональны (они одушевлены и божественны). Тем не менее, начиная с Фалеса и вплоть до Филона и неоплатонизма, можно говорить о преобладании в древнегреческой и вообще античной философии линии рационализма. Позднее же, по мере приближения средневековья, господствующей становится линия иррационализма. Однако и средневековая мировоззренческая мысль также носит еще доклассические черты, - иррационализм здесь является не столько философским, сколько религиозным. КЛАССИЧЕСКИМ же иррационализм начинает свой отсчет с трудов А.Шопенгауэра и С.Кьеркегора.
Примечателен, далее, тот факт, что примерно до середины XX столетия к рациональному в науке и философии относили порядок, закон, устойчивость и системность мира или реальности. Напротив, иррациональное связывали с хаотичностью и непредсказуемостью бытия, его динамичностью и неустойчивостью. В рамках ПОСТКЛАС-СИЧЕСКОЙ философии соотношение этих двух фундаментальных констант заметно усложняется. С появлением синергетики понятия хаотичности, неравновесности рационализируются и становятся неотъемлемыми составными научных и философских картин мира. В результате происходит серьезное переосмысление того, что ныне может быть отнесено к рациональному или иррациональному. В свою очередь, религиозно-философские, теософско-эзотерические и иные доктрины во все большей степени начинают включать в себя характерные черты рационалистических учений.
Итак, как отмечено выше, уже со времен генезиса философии ее идеи пытаются выражать в образной форме. В данной связи важно подчеркнуть, что философия и наука в принципе не могут обойтись без компонентов подобного рода. Иными словами, существует постоянная гносеологическая потребность в их введении с целью обозначения новых фактов, гипотетических конструкций и отсутствия для этого в арсенале философии и науки необходимых терминов. Поэтому и появляются в самых строгих разделах науки «шизочастицы» и тому подобное! Это как раз и является свидетельством того, что ни философия, ни даже самые строгие из научных дисциплин не в состоянии обойтись без терминов, несущих в себе значительную до-
лю образности и иррациональности. Однако наличие подобных компонентов само по себе не делает соответствующую теорию иррациональной. Иное дело, когда подобные элементы становятся в теории и доктрине господствующими. Это происходит, когда вместо использования возможностей, предоставляемых уже существующим аппаратом логики и аргументации, имеющимся инструментарием научно-теоретического мышления, намеренно вводят нестрогие образнометафорические компоненты или же гораздо менее строгие понятия и категории, несмотря на наличие у научного сообщества более строгих понятий и категорий. Причины данной ситуации лежат уже не в области гносеологии, а в области аксиологии и идеологии. Так, теософские доктрины являются по преимуществу антинаучными, ибо отвергают принципиальные положения научной картины мира (теорию эволюции Дарвина, ОТО) и выдвигают в противовес им собственные картины бытия, противоречащие научным. Поэтому уже в силу этого теософские доктрины, по существу, иррациональны, хотя излагаются они нередко в привычной для современной философии понятийной и к тому же наукообразной форме.
Впрочем, в учениях XX столетия множество понятий и представлений в большей или меньшей степени содержат мистические и иррациональные элементы (новые мифы фрейдизма, понятия-образы архетипа, инди-видуации, самости, экзистенции, Man, констелляции, деконструкции и другие). Кроме того, в последние 15 лет постоянно росли иррациональные элементы в рамках отечественной философии в целом. Например, ныне содержание даже таких ранее достаточно
определенных категорий, как метафизика и диалектика, объективное и субъективное и других становится все более плюральным и в силу этого, в определенной мере, иррациональным.
Итак, понятия рационального и иррационального следует считать фундаментальными и при этом взаимодополнительными сторонами философских учений. Как рационалистические, так и иррационалистические школы философии могут быть доклассиче-скими, классическими и постклассическими. При этом сами критерии рациональности / иррациональности не остаются неизменными. На сегодняшний день в качестве критериев рациональности выступают, в первую очередь, принципы современной формальной и диалектической логики, естественнонаучной картины мира.
1. Балашов Л.Е. Практическая философия. М.,
2001. С. 216, 217.
2. Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981. С. 7.
3. Новейший философский словарь. Мн., 2001. С. 440, 822.
4. Введение в философию. М., 2002. С. 123.
5. Современный философский словарь, Москва -Бишкек - Екатеринбург, 1996. С. 234.
6. Степин В. С. // Вестн. РФО. М., 2000. № 1 (13). С. 17.
7. Чистова Е.С. // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия. Ростов-н/Д.,
2002. Т. 1.
8. Дружинин В.Ф. // Вестн. РФО. 2001. № 4.
С. 126-131.
9. Скирбекк Г., Гилье Г. История философии. М., 2000. С. 310.
