CC BY
58
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2015. № 6
ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
П. Л. Полянский, кандидат юридических наук, доцент кафедры истории государства и права юридического факультета МГУ*
О ПРОБЛЕМЕ СУПРУЖЕСкИх СдЕЛОк В РОССИИ XIX В.
с точки зрения интересов дворянского сословия1
В статье рассматривается история и значение закона 1862 г., в соответствии с которым супруги-дворяне в России получили право завещать друг другу свои родовые имения в пожизненное владение.
Ключевые слова: Россия, XIX век, семейное право, имущественные права супругов, родовая недвижимость.
The article examines the history and significance of the law in 1862, under which the spouses-nobles in Russia, gained the right to bequeath to each other their family real estate for life.
Keywords: Russia, XIX century, family law, property rights of spouses, family real estate.
27 февраля 1862 г. император Александр II утвердил мнение Государственного Совета о правилах передачи одним из супругов своего родового имения по завещанию в пожизненное владение другого. Значение этого небольшого по объему закона представляется, однако, весьма серьезным. Прежде всего, он был направлен на слом гражданско-правовых механизмов, которые несколько веков подряд «консервировали» неприкосновенность родовой дворянской недвижимости. Кроме того, он вносил важные изменения в имущественные отношения супругов. Так, в определенной степени этот закон можно считать первым небольшим шагом навстречу будущему институту общей совместной супружеской собственности: теперь супруги получили возможность сохранить единый имущественный комплекс вплоть до смерти последнего из них и тем самым временно пренебречь интересами законных наследников. Кроме того, в основе закона 1862 г. лежала идея предоставления возможности более состоятельному из супругов обеспечить другого на случай смерти. Такой взгляд законодателя на взаимоотношения супругов в корне отличался от того, который был
* IOGP@yandex.ru
1 Подготовлено при информационной поддержке СПС КонсультантПлюс.
зафиксирован в Своде законов гражданских: там обязанность мужа обеспечивать жену скорее носила характер сословного бремени, чем была нацелена на реальную материальную поддержку. Завещание о передаче родового имения в пожизненное владение пережившего супруга являлось не единственной супружеской сделкой, разрешенной законодателем в XIX в. и направленной в определенной степени против интересов законных наследников из дворянских фамилий. В 1825 и 1826 гг. были разрешены взаимные супружеские продажи и дарения недвижимых имений, что еще в большей степени подрывало благосостояние потомственного дворянства, поскольку могло привести к
потере фамильной недвижимости навсегда.
* * *
При изучении истории законодательства о браке и семье дореволюционной России, как представляется, всегда следует иметь в виду его сословную подоплеку. Особенно отчетливо сословная «подкладка» брачно-семейных норм видна там, где дело касается регулирования имущественных отношений, в частности супружеских.
При систематизации законодательства в первой трети XIX в. в Своде законов гражданских (ч. I т. X Свода законов Российской империи) появилась общая норма о том, что супругам «не возбраняется взаимно перекреплять между собой собственное их имение посредством продажи или дара на общем законном основании» (ст. 86 в изд. 1832 г.2). Однако очевидный интерес к взаимным супружеским «переукреплениям» недвижимых имений законодатель начал проявлять гораздо раньше. Пожалуй, первое законоположение на эту тему состоялось в 1763 г., когда Сенат по делу Афанасьевой и Константинова признал недействительным куплю имения одного супруга другим, так как «жена у мужа яко находящаяся под властию, в даче таковой мужу своему купчей против воли его спорить не может»3. В дальнейшем и Сенат (по делу Ивановых 1805 г.), и Вотчинная коллегия (по делу генеральши Сухотиной 1780 г.)4, куда попадали подобные дела, опирались на это решение 1763 г. и отказывали супругам в разрешении сделок с недвижимостью между собой. Однако существовала и противоположная практика, когда местными органами подобные сделки разрешались5.
2 Нумерация статей т. X Свода законов Российской империи различалась благодаря периодическим изменениям и дополнениям, поэтому ссылки на соответствующие статьи будут снабжаться указанием года издания.
3 1-е ПСЗРИ. Т. XVI. № 11764.
4 Там же. Т. XX. № 15022.
5 РГИА. Ф. 1149. Оп.1 (1823 г.). Д. 42. Л. 2.
Принципиальное решение узаконить супружеские договоры о продаже друг другу недвижимого имущества было принято Государственным Советом в 1825 г. в связи с рассмотрением дела Кишен-ских. Жена Е. А. Кишенская (урожденная Салтыкова) продала своему мужу генерал-майору Н. Ф. Кишенскому родовое имение Бессоновка в Пензенском наместничестве, а иск о признании сделки недействительной подал племянник Кишенской — отставной гвардии штаб-ротмистр Салтыков. В результате последовательного прохождения дела через Пензенский уездный суд, Пензенскую гражданскую палату и 8-й департамент Сената оно было передано на предварительное заключение в Министерство юстиции, а затем — в Государственный Совет. Министр юстиции полагал, что силу запрета, установленного указом Сената 1763 г. следует сохранить и в дальнейшем, однако 8-й департамент Сената считал по-другому. Указ 1763 г. был оценен им как «сепаратный», т.е. принятый по частному делу и циркулярно не разосланный на места. Комиссия составления законов, чье заключение также было запрошено, согласилась с 8-м департаментом Сена-та6. Государственный Совет занял аналогичную позицию, и 17 февраля 1825 г. мнение о принципиальном разрешении супругам продавать друг другу свои имения было высочайше утверждено7.
Специфика дела Кишенских состояла в том, что спорное имение Бессоновка являлось родовым. Еще с XV—XVI вв. российское законодательство различало с точки зрения гражданского оборота родовую и благоприобретенную недвижимость8. Несмотря на то что предпосылки для сохранения различия между родовым и благоприобретенным имуществом вследствие изменения характера государственной (прежде всего военной) службы стали исчезать уже в правление Петра I9, законодатель вплоть до начала XX столетия старался оказывать поддержку «древним, стяжавшим вековой отличной службой общее уважение»10 дворянским фамилиям и принимал различные меры к предотвращению дробления родовых земель.
В XVIII в. Жалованная грамота дворянству (ст. 22)11 и Жалованная грамота городам (ст. 88)12 закрепили запрет свободного рас-
6 Там же. Л. 10-23.
7 1-е ПСЗРИ. Т. XL № 30472.
8 См.: Новицкая Т.Е. Правовое регулирование имущественных отношений в России во второй половине XVIII в. М., 2005. С. 258.
9 См., напр.: Победоносцев К. П. Курс гражданского права: В 3 т. / Под ред. и с предисл. В. А. Томсинова. М., 2003. Т. 1. С. 62.
10 Гойхбарг А. Г. Закон о расширении прав наследования по закону лиц женского пола и права завещания родовых имений. Разбор и объяснения с приложением текста. Спб., 1914. С. 6-7.
11 Док. № 163 // Законодательство Екатерины II. Т. 2. М., 2001. С. 35.
12 Док. № 166 // Там же. С. 91.
поряжения наследственным (родовым) имением. Ограничения этой свободы состояли в невозможности обойти ближайших наследников при дарении или завещании такого имения. Продажи родовой недвижимости посторонним к фамилии лицам («чужеродцам») закон не опасался, так как вплоть до начала XX в. сохранялось право выкупа — инструмент, позволявший членам фамилии вернуть отчужденное таким способом имение. В деле Кишенских истец, отставной штаб-ротмистр Салтыков, требовал признания сделки недействительной потому, что, вероятно, не желал выкупать проданное теткой имение и рассчитывал через признание сделки недействительной приобрести на него права как наследник. Таким образом, если бы Е. А. Кишенская продала Бессоновку не мужу, а кому-либо другому, роду Салтыковых пришлось бы раскошелиться на выкуп. Соответственно после 17 февраля 1825 г. Салтыковы были бы вынуждены выкупать имение не только у «чужеродцев», но и у самого Кишенского, который с точки зрения канонического права приходился им родней, а с точки зрения наследственных прав — оставался для них чужим человеком.
Однако перед российским правительством встала проблема безвозмездного отчуждения родовых имений мимо ближайших наследников и также в связи с супружескими отношениями. К началу XIX в. российское законодательство знало лишь один способ легального безвозмездного перехода родовой недвижимости от одного супруга к другому — с помощью института указной доли. Жена после смерти мужа, а муж после смерти жены, в соответствии с Именным указом 17 марта 1731 г., получали по наследству седьмую часть всей недвижимости и четвертую часть всего движимого имущества покойного13. На данном положении указа 1731 г. базировались и нормы об указной доле Свода законов гражданских. За вычетом этой доли остальное родовое имущество переходило наследникам по закону в соответствии со ст. 683 Свода законов гражданских (в изд. 1832 г.).
Практика XIX в. знала немало случаев безвозмездной передачи одним супругом другому даже не части, а всего родового имения, что прямо противоречило и Жалованным грамотам, и (позднее) нормам Свода законов гражданских (ст. 577 ч. 1 т. X Свода законов Российской империи в изд. 1832 г.). Речь шла о предоставлении пожизненного права пользования всем недвижимым имением одного супруга после его смерти другому. Формально это в корне подрывало основы понятия «родовая недвижимость», ибо таковой в полном объеме (за исключением указной доли) могли владеть лишь члены рода. Супруги же членами родов друг друга не являлись и, как сформулировал
13 1-е ПСЗРИ. Т. VIII. № 5717.
Государственный Совет в своем мнении, высочайше утвержденном 9 июня 1826 г., с точки зрения наследования оставались по отношению друг к другу «посторонними лицами»14. Но благодаря передаче имения одного супруга в пожизненное пользование другому родственник покойного оказывался отстраненным от родовой недвижимости хотя и не навсегда, но на неопределенное время. И тем не менее в XIX в. такие случаи происходили — и чем дальше, тем чаще. Один из первых подобных сюжетов был зафиксирован еще в 1799 г., когда муж и жена Жеребцовы составили по завещанию, в каждом из которых завещатель предоставлял на случай своей кончины пережившему супругу пожизненное право пользования своими населенными имениями15.
На протяжении первых сорока лет XIX в., как было установлено впоследствии министерством юстиции, последовало высочайшее согласие на ряд прошений о передаче родовых имений в пожизненное владение другого супруга. Обобщить эту практику пришлось в связи с просьбой титулярной советницы Макаровой, поданной в начале 40-х гг. XIX в. на высочайшее имя. Просительница желала оставить по ее смерти в пожизненное владение ее супругу принадлежащее ей родовое имение Гавренево с 52 душами мужского пола в Ярославской губернии (Любимский уезд). Это имение предполагалось передать титулярному советнику Макарову с условием, что он как временный владелец не имеет права продажи какой-либо его части. В случае необходимости дозволялся залог имения, но не иначе как с согласия прямых наследников Макаровой и с дозволения Сената. Император Николай I в связи с этим прошением в сентябре 1842 г. запросил II отделение Собственной е.и.в. канцелярии: не требуется ли по данному вопросу принять какие-либо правила и указы?
В ходе работ по данному прошению была изучена практика удовлетворенных просьб, которых с 1819 по 1842 г. оказалось лишь тринадцать. Такой «штучный» подход основывался на личной известности просителей (просьбы тайного советника О. П. Козодавлева, сенатора Д. О. Баранова, графа А. Х. Бенкендорфа, завещание князя В. П. Кочубея) или на наличии среди членов семейств нравственных отношений, исключающих последующие споры и тяжбы об имении (т.е. при согласии детей с волей родителя: просьбы отставного гвардии подпоручика Козлова, действительного статского советника Бекле-шова). Кроме того, просьбы могли быть удовлетворены «по особым обстоятельствам самого имения, требовавшего на некоторое время
14 2-е ПСЗРИ. Т. I. № 400.
15 Маррезе М. Л. Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700— 1861) / Авт. пер. с англ. Н. Лужецкой. М., 2009. С. 219.
нераздельности для его будущего устройства, а не с тем, чтобы сими изъятиями из общих постановлений, ограждающих родовое достояние прямых наследников, ослабить действие коренного закона о родовом наследстве»16 (просьбы государственного контролера А. З. Хитрово, московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына).
Наконец, при удовлетворении подобных просьб принималось в расчет, что при наличии малолетних детей сохранение всего имения покойного в руках пережившего супруга позволит облегчить решение вопроса об опекуне. Российское законодательство со времен Жалованной грамоты дворянству вплоть до Октябрьской революции 1917 г. не признавало родителей «естественными» опекунами своих детей, поэтому всякий раз для утверждения в этом качестве пережившего супруга требовалось согласие опекунских учреждений. Такой подход имел свои основания: супруги по отношению друг к другу не являлись наследниками по закону, но после смерти одного из них другой мог нажиться за счет имущества покойного, пользуясь статусом опекуна их общих детей17. Поэтому после выяснения всех обстоятельств конкретного дела опекуном при живом родителе могло быть назначено совершенно постороннее к семье лицо. Но если отношения супругов были настолько хороши, что один из них добровольно желал передать в пожизненное владение другого все свое имение, то и у органов опеки при утверждении пережившего родителя опекуном малолетних детей могло быть гораздо меньше сомнений. Подобный взгляд можно проследить и в правовых нормах Древней Руси. Так, Русская Правда знала положение, согласно которому вдова оставалась опекуном при малолетних детях до их совершеннолетия и самовластно управляла всем неразделенным имуществом (ст. 102 Пространной редакции Троицкого списка18).
Прошение титулярной советницы Макаровой не содержало ни одного из приведенных оснований, а базировалось лишь на том, что подобные просьбы в свое время удовлетворялись. Несмотря на это, Именным указом Сенату Николай I в 1842 г. удовлетворил просьбу Макаровой на упомянутых выше ограничительных условиях19. Однако принимать какие-либо общие правила или указы по данному вопросу Государственным Советом было сочтено нецелесообразным, и решение вопроса было отложено до будущего радикального пересмотра гражданского законодательства20.
16 РГИА. Ф. 1149. Оп. 5 (1861 г.). Д. 38. Л. 2.
17 Ряд нормативных актов XIX в. был вызван именно такими злоупотреблениями родителей (1-е ПСЗРИ. Т. XXXIII. № 25831; там же. Т. XXXIII. № 26471).
18 Российское законодательство X—XX веков: В 9 т. Т. 1: Законодательство Древней Руси. М., 1984. С. 71.
19 РГИА. Ф. 1261. Оп. 1 (1842 г.). Д. 156. Л. 9-9об.
20 РГИА. Ф. 1149. Оп. 3 (1843 г.). Д. 87. Л. 73.
Хотя удовлетворение отдельных просьб известных лиц и не афишировалось, сведения об этом просачивались в массы, и поток просьб от дворян о предоставлении их супругам права пожизненного владения родовыми имениями усилился. С 1842 по 1855 г. число таких просьб составляло уже более сотни21, а к началу 60-х гг. — более 240. Министерство юстиции, куда такие просьбы поступали на предварительное рассмотрение, не могло не обратить внимание на эту тенденцию, и глава этого ведомства статс-секретарь граф В. Н. Панин счел необходимым и полезным «принять в непременное руководство те немногие общие правила, равно применяемые ко всем делам сего рода, которые были уже неоднократно одобрены Его Императорским Величеством»22.
В октябре 1855 г. министр юстиции В. Н. Панин вплоть до окончания разработки правил о порядке рассмотрения просьб о дозволении супругам передавать друг другу свои имения по смерти в пожизненное владение распорядился приостановить дальнейший ход по уже принятым к рассмотрению прошениям. Однако в отдельных случаях исключения все-таки делались, и некоторые просьбы доходили до императора. Так, были удовлетворены прошения участвовавших в Крымской кампании генерала Хомутова и полковника Сомова, а также прошения пожилого коллежского асессора Галаганова, графа Паскевича-Эриванского, тайного советника Кокошкина и др.
Первый проект был передан министром юстиции на предварительное рассмотрение II отделения Собственной е.и.в. канцелярии уже в 1855 г., однако окончательная редакция была отправлена в Государственный Совет лишь в январе 1861 г. 27 февраля 1862 г. мнение Совета, согласившегося большинством голосов принять проект правил, было высочайше утверждено23. Любопытно, что при рассмотрении проекта в Государственном Совете голоса разделились таким образом, что за возможность передачи всего имущества в пожизненное владение супруга мимо законных наследников высказалось меньшинство членов. Большинство же членов Совета предлагало передавать супругу лишь часть имения при наличии у покойного детей от одного или нескольких браков. Однако Александр II согласился с мнением меньшинства, и окончательная редакция правил была составлена с учетом этого.
21 Привожу сведения лишь о тех удовлетворенных просьбах, указы по которым были опубликованы во 2-м ПСЗРИ: Т. XXI. Отд. II. № 20426; Т. XXII. Отд. I. № 21280; Т. XXIV. Отд. I. № 22948; Отд. II. № 23573; Т. XXV. Отд. I. № 24061, 24227, 24410, 24394; Т. XXVI. Отд. I. № 24951, 25074, 24164, 25235; Отд. II. № 25606, 25763; Т. XXVII. Отд. I. № 25957, 26253, 26284, 26329, 26468, 26600, 26638; Отд. II. № 26838а.
22 РГИА. Ф. 1149. Оп. 5 (1861 г.). Д. 38. Л. 3об.
23 Там же. Л. 103—110об.
В итоге в Своде законов гражданских изменилась редакция ст. 116 (по изд. 1832 г. — ст. 86). До закона 1862 г. в соответствии со ст. 116 один из супругов мог либо продать другому свою недвижимость, либо подарить, и тогда покупатель или одаренный становился собственником имения. Новая редакция ст. 116 отразила положения закона 1862 г., предусмотрев, что один из супругов помимо уже известных возможностей мог завещать другому право пожизненного владения своим имением.
Значение закона 1862 г. с точки зрения семейного права в литературе практически не показано. Так, К. П. Победоносцев упомянул о нем в двух словах в связи с особенностями распоряжения родовыми землями24. В. И. Синайский высказался чуть более определенно, расценив этот закон как «попытку улучшить материальное положение пережившего супруга»25. А. И. Загоровский по вопросу имущественных отношений супругов вообще не рассматривал историю законодательства дальше первого издания Свода законов Российской империи (30-е гг. XIX в.)26. Не упоминают об этом законе и современные исследователи27.
Возможно, с формальной точки зрения правила, утвержденные 27 февраля 1862 г., следует относить не к семейному, а к наследственному законодательству, поскольку речь в них шла о распоряжениях на случай смерти. Может быть, именно по этой причине и практика, предшествовавшая закону 1862 г., и сам этот закон оказались обойденными вниманием дореволюционных и современных специалистов в области семейного права. Но если посмотреть на этот закон с точки зрения одной из важнейших задач, стоявших перед наследственным правом того времени, а именно сохранения недвижимости в руках виднейших дворянских российских фамилий, то становится очевидным, что новые правила никак не затронули неприкосновенность родовой недвижимости, а наоборот, способствовали увеличению земельных владений дворянских родов. Кроме того, закон 1862 г. не ввел в круг наследников новых лиц, а значит, не создавал предпосылок для раздробления родовой земли. Таким образом, рассматриваемый закон не был направлен на реформирование наследственного права — он решал совсем иную задачу. Эта задача лаконично, но корректно была сформулирована упомянутым В. И. Синайским —
24 Победоносцев К. П. Указ. соч. С. 684.
25 Синайский В. И. Русское гражданское право. Вып. 2: Обязательственное, семейное и наследственное право. Киев, 1915. С. 383.
26 Загоровский А. И. Курс семейного права / Под ред. и с предисл. В. А. Томсинова. М., 2003. С. 193-199.
27 Нижник Н. С. Правовое регулирование семейно-брачных отношений в русской истории. СПб., 2006; Колинько А.Ю. Развитие семейного права в России в XIX- начале XX века: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2006.
улучшить материальное положение пережившего супруга. Попробуем разобрать высказанные идеи.
Закон 1862 г. не затронул наследственные права дворянских фамилий. В течение первой половины XIX в., т.е. когда просьбы одних супругов о предоставлении другим в пожизненное владение родовых имений высочайше удовлетворялись лишь в порядке исключения, при рассмотрении всякого прошения особое внимание уделялось вопросу: не пострадают ли при этом законные наследники? Так, Александр I, удовлетворяя своим указом от 5 сентября 1819 г. просьбу тайного советника О. П. Козодавлева, ставил обязательным условием предоставления супруге просителя права пожизненного владения его имениями запрет на их продажу или залог. Супруге обер-егермейстера В. А. Пашкова хотя и было высочайше разрешено в 1824 г. продавать и закладывать полученные в пожизненное владение от мужа имения, но только с общего согласия ее с Пашковым сыновей и с дозволения Сената. То же условие (согласие сыновей для продажи и заклада) было поставлено перед супругой государственного контролера А. З. Хитрово, которой в 1833 г. было завещано родовое имение в пожизненное владение. Таким образом, базовым положением, которое выделило для себя министерство юстиции при разработке в середине 50-х гг. XIX в. правил о передаче одному супругу права пожизненного владения родовым имением другого, было сохранение контроля рода в вопросах распоряжения фамильной недвижимостью.
Правила, утвержденные законом 1862 г., стояли на той же позиции. В частности, законные наследники вотчинника должны были присутствовать при составлении описи, по которой пережившему супругу передавалось имение в пожизненное владение (п. 4). По смерти владельца имение должно было перейти к наследникам вотчинника по общему установленному порядку (п. 15).
Закон 1862 г. не только не приводил к дроблению родовых земель, но и способствовал их консолидации. Приступая в середине XIX в. к составлению проекта правил о передаче родовых имений, министр юстиции исходил из тех положений, которые были обнаружены в обобщенных им высочайших разрешений по частным просьбам28. Так, в императорских указах, принятых по просьбам обер-егермейсте-ра В. А. Пашкова (1824 г.), сенатора Д. О. Баранова (1827 г.), государственного контролера А. З. Хитрово (1833 г.), графа А. Х. Бенкендорфа (1837 г.), московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына (1838 г.), княгини Мещерской (1841 г.), действительного статского советника Беклешова, содержалось условие отречения от указной части со стороны супруга, получающего от другого супруга родовое имение
28 РГИА. Ф. 1149. Оп. 5 (1861 г.). Д. 38. Л. 3об.
в пожизненное владение. Правила, утвержденные законом 1862 г., в полном соответствии с предшествовавшей практикой, сделали это отречение обязательным условием вступления в права пожизненного владельца (п. 3). Впрочем, переживший супруг мог и отказаться от завещанного пожизненного владения, но потребовать выделения указной доли. Таким образом, если переживший супруг желал вступить в права наследства, то он имел право только на указную часть из имения покойного. Однако род покойного вотчинника в этом случае мог потерять для себя эту часть навсегда, скажем, при вступлении пережившего супруга во второй брак и рождении от этого брака детей-наследников. Если же переживший супруг становился лишь пожизненным владельцем всего имения покойного, то наследники вотчинника в перспективе получали это имение целиком.
Задача закона 1862 г. — супружеская материальная поддержка друг друга. Прежде всего надо вспомнить о том, что российское законодательство вплоть до победы Октябрьской революции 1917 г. никогда не рассматривало брак с точки зрения инструмента взаимного материального обеспечения супругов.
Раздельность имущества мужа и жены, исторической основой которой в России стала организация феодальной службы, нередко была в дворянском сословии причиной бедственного положения одного супруга после смерти другого. В случае большой разницы в материальном положении между мужем и женой (богатый женился на бедной и наоборот) после смерти состоятельного супруга другой мог претендовать по закону лишь на указную долю. Однако размер этой доли часто был столь незначителен, что вести с ее помощью приличный социальному положению образ жизни было невозможно.
Подобного положения не могло сложиться у супругов податных классов. Жена-крестьянка после смерти мужа продолжала оставаться членом крестьянского двора и в любом случае помимо личных вещей сохраняла право на долю в имуществе сельскохозяйственного назначения (скот, инвентарь и др.). Более того, вдова могла официально встать в положение домохозяина и управлять оставшимся после смерти мужа имущественным комплексом двора независимо от воли неотделенных наследников. Вдова-горожанка могла продолжать заниматься той же хозяйственной деятельностью, что и покойный муж, для этого ей было необходимо лишь взять на свое имя соответствующее свидетельство, скажем, объявить за собой семейный капитал. Мужья крестьянского и городского сословий после смерти жен тем более продолжали оставаться в положении домохозяев и промышленников. При этом дальнейшие разделы крестьянского двора, промыслового предприятия или купеческого капитала также продолжали оставаться в их воле. Такое положение вещей могло сложиться
потому, что крестьянский двор и городская семья представляли собой самостоятельную хозяйственную единицу, отделенную от дворов и семей их родичей.
В дворянской семье все обстояло иначе: женившись или выйдя замуж, мужчина и женщина не порывали с фамилиями своих предков. Того «сплава», той самостоятельной единицы, как у податного населения, у дворян не образовывалось. Муж продолжал быть наследником в своем роду, жена — в своем, тем самым один род защищался от имущественных притязаний со стороны другого. В дворянской семье муж не мог претендовать на доходы и имения жены, а жена — на имения и доходы мужа. И хотя Свод законов гражданских закрепил обязанность мужа «доставлять жене пропитание и содержание по состоянию и возможности своей» (ст. 77 ч. I т. X Свода законов Российской империи, изд. 1832 г.), не следует считать это «пропитание и содержание» полным аналогом современных супружеских алиментов. Сегодня на получение алиментов может претендовать как жена, так и муж в случае нетрудоспособности и нуждаемости. Таким образом, назначение алиментов сегодня — оказание взаимной внутрисемейной материальной поддержки. Односторонняя же обязанность мужа в дореволюционном законодательстве имела совсем другое назначение — независимо от материального положения жены обеспечить ей возможность ведения того образа жизни, который был приличен статусу главы семьи. Естественно, что и конкретный размер «пропитания и содержания» в дореволюционном законе не указывался, так как всякий раз (если доходило до судебного спора) требовалось учесть множество факторов, среди которых были не только материальные возможности мужа, но и его положение в дворянском обществе.
Если отношения между супругами-дворянами не ладились, то положение бедной жены при богатом муже было тяжелым. Так, в 1822 г. княгиня Надежда Шахаева обратилась с просьбой на высочайшее имя, в которой жаловалась на супруга. Князь Сергей Шахаев вывез жену в Санкт-Петербург якобы для лечения у опытных докторов, а затем оставил ее и уехал в свои имения Нижегородской губернии. Отчаявшись воссоединиться с мужем, княгиня просила императора велеть князю Сергею «дать ей хотя пристойное содержание»29. Однако взаимная приязнь часто порождала желание со стороны состоятельного супруга обеспечить другого, менее состоятельного, на всякий непредвиденный случай. Отсюда и практика взаимных супружеских продаж и дарений недвижимых имений. Практиковался и другой способ: состоятельный супруг фиктивно брал взаймы значительную
29 РГИА. Ф. 797. Оп.2. Д. 8732. Л. 2об.
сумму денег у бедного, чтобы после смерти богатого «должника» его наследники приняли на себя обязательства по заемному документу30. Справедливости ради надо отметить, что взаимные продажи и дарения недвижимости совершались между супругами иногда не с целью материальной взаимопомощи, а с желанием вывести имения продавца из-под взыскания его кредиторов31.
Что касается завещания одним супругом другому права пожизненного владения родовым имением, то здесь вряд ли можно увидеть желание завещателя ускользнуть от выполнения долговых обязательств. Во-первых, передача прав на имение происходила лишь после смерти должника и, значит, до этого времени кредиторы могли спокойно наложить взыскание на завещанное имение. Во-вторых, долги покойного неизбежно пали бы не только на наследников, но и на пожизненного владеющего имением пережившего супруга. Во всяком случае закон 1862 г. прямо предусмотрел эту возможность (п. 12). Рассмотрение отдельных примеров первой половины XIX в. показывает, что в значительном количестве случаев супруг-завещатель был заведомо богаче того, в чью пользу он завещал право пожизненного владения. Так, генерал от артиллерии И. О. Сухозанет, происходящий из шляхтичей белорусского рода, был гораздо беднее своей супруги, урожденной княжны Белосельской-Белозерской, чье всеподданнейшее прошение об оставлении в пожизненное владение мужа нескольких имений с почти четырьмя тысячами ревизских душ, заводами, землями и другими угодьями в разных губерниях было удовлетворено именным указом от 13 сентября 1846 г.32 Граф В. П. Завадовский, пожелавший оставить пять своих имений жене в пожизненное владение33, также был куда состоятельнее ее. Жена Завадовского, Елена (урожденная Влодек), хотя и была дворянского происхождения, но была знаменита более своей красотой34, чем своими имениями.
В отдельных случаях, произошедших еще до принятия закона 1862 г., имелись и обоюдные супружеские просьбы. Таким образом, не одна лишь сторона оставляла другой свое имение в пожизненное владение, а оба супруга изъявляли желание это сделать. Например, именным указом от 7 апреля 1750 г. была удовлетворена обоюдная просьба обер-гофмейстера Ф. П. Опочинина и его супруги (доче-
30 Т.Р. О передаче имений в пожизненное владение супругов // Журнал министерства юстиции. 1682. Т. XII. С. 340: Доступ из СПС КонсультантПлюс.
31 См.: Загоровский А.И. Указ. соч. С. 201.
32 2-е ПСЗРИ. Т. XXI. Отд. II. № 20426.
33 2-е ПСЗРИ. Т. XXIV. Отд. II. № 23573.
34 А. С. Пушкин описал красоту Е. М. Завадовской в образе Нины Вронской («Евгений Онегин», гл. 8).
ри фельдмаршала М. И. Кутузова)35. Именным указом от 30 марта 1851 г. император снизошел к обоюдной просьбе генерал-лейтенанта К. Полторацкого и его жены, урожденной княжны Голицыной36. Именным указом от 5 июня 1852 г. было дано согласие и на обоюдную просьбу отставного подполковника А. Ивинского и его жены37. Очевидно, что во всех этих случаях оба супруга не бедствовали, раз могли завещать друг другу свои имения в пожизненное владение. Значит, целью таких обоюдных просьб была не просто взаимная материальная поддержка, а сохранение единства имущественного комплекса супругов. Удовлетворяя и односторонние, и обоюдные просьбы супругов, государственная власть сначала на практике, а после 1862 г. с опорой на закон явно противопоставляла супружеские интересы интересам потомственных дворянских фамилий. Более того, если до закона 1862 г. при рассмотрении подобных просьб всякий раз учитывалось материальное и семейное положение имеющихся законных наследников, то согласно новому закону за супругами закреплялась возможность завещать друг другу право пожизненного владения родовым имением безотносительно к количеству родственников вотчинника, их статусу и состоянию.
Был ли закон 1862 г. первым, который поставил супружеские интересы выше интересов дворянских родов? Пожалуй, нет. 9 июня 1826 г. Николай I утвердил мнение Государственного Совета, из которого следовала возможность одного супруга подарить другому часть своего недвижимого имения38. Судя по контексту документа, рассматривалась проблема, когда один из супругов завещал другому имущество в размере, превышающем указную долю. Именно по этому поводу Государственный Совет и заявил, что муж после жены и жена после мужа могут являться наследниками лишь в рамках указной доли, а сверх этого могут быть рассмотрены только в качестве сторон по договору дарения. На этом мнении Государственного Совета (в числе прочих источников) при издании Свода законов гражданских была основана уже неоднократно упоминаемая ст. 86 (ч. I т. X Свода законов Российской империи, изд. 1832 г.). Еще раньше в 1825 г. состоялось мнение Государственного Совета по делу Ки-шенских (см. выше). Таким образом, ст. 86 (в последующих изданиях Свода законов Российской империи — ст. 116) содержала в себе несколько инструментов (супружеских сделок), способных наносить удары разной степени тяжести по неприкосновенности родовой не-
35 2-е ПСЗРИ. Т. XXV. Отд. I. № 24061.
36 Там же. Т. XXVI. Отд. I. № 25074.
37 Там же. Т. XXVII. Отд. I. № 26329.
38 2-е ПСЗРИ. Т. I. № 400.
движимости: в 1825 г. была узаконена продажа имения одним супругом другому, в 1826 г. было разрешено дарение имения одним супругом другому, а в 1862 г. — введено право супружеского пожизненного владения мимо законных наследников.
Давая итоговую оценку закону 1862 г., можно сказать, что им достигался некий компромисс между сословной организаций российского общества и взаимными супружескими интересами. Если первая была нацелена на сохранение родовой недвижимости в руках потомственного дворянства, то вторые предполагали некоторую свободу в имущественных отношениях. Упомянутые законы 1825 и 1826 гг. делали явный крен в пользу супругов в ущерб родовым интересам, поскольку купля-продажа и дарение могли привести к утрате фамильного имущества навсегда. Закон 1862 г. позволял и сохранить недвижимость в руках отдельных дворянских родов, и не разрушать достигнутого супругами единства их имущественных интересов. Наверное, возможно говорить и о том, что практика удовлетворения супружеских прошений и основанный на ней закон 1862 г. являлись первым шагом навстречу институту общей супружеской собственности. О необходимости ее введения в российское законодательство говорили отдельные дореволюционные юристы39. Однако авторы проекта Гражданского уложения, подготовленного к началу XX в., не только сохранили безусловную раздельность супружеского имущества, но и мотивировали это сохранение тем, что она (раздельность) служит основанием равноправия и самостоятельности каждого из супругов в имущественных отношениях40.
Представляется, что сохранение раздельности супружеского имущества как в дореволюционном российском законодательстве, так и в проекте Гражданского уложения выглядело более соответствующим эпохе правовым институтом, чем общая супружеская собственность. Последняя предполагала бы полное пренебрежение имущественными интересами дворянства, являвшимся опорой самодержавия вплоть до 1917 г. Более того, введение общей супружеской собственности выглядело бы явным несоответствием другим правовым механизмам, подпирающим дворянскую собственность, таким, например, как указная доля, особенности статуса внебрачных детей, заповедные имения и т.д. Удивительно, что этого не видели столь известные и серьезные специалисты, такие как В. И. Синайский, который не мог объяснить противоречие между браком как полным
39 См.: Загоровский А. И. Указ. соч. С. 202; Синайский В. И. Указ. соч. С. 288-290.
40 Гражданское уложение. Книга вторая: Семейственное право. Проект Высочайше учрежденной Редакционной Комиссии по составлению Гражданского Уложения. Т. 1: Ст. 1-349. С объяснениями. Спб., 1902. С. 175-176.
общением супругов и раздельностью их имущества41, или А. И. За-горовский, который не видел исторических предпосылок для возникновения в России этой раздельности42. В этом смысле принятие закона от 27 февраля 1862 г. оказалось не только обоснованной (ибо закон базировался на практике), но и разумной компромиссной мерой в рамках эволюции имущественных прав супругов в России.
Список литературы
1. Загоровский А. И. Курс семейного права / Под ред. и с предисл. В. А. Том-синова. М., 2003.
2. Новицкая Т. Е. Правовое регулирование имущественных отношений в России во второй половине XVIII в. М., 2005.
3. Маррезе М.Л. Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700-1861) / Авт. пер. с англ. Н. Лужецкой. М., 2009.
4. Победоносцев К. П. Курс гражданского права: В 3 т. / Под ред. и с предисл. В. А. Томсинова. М., 2003. Т. 1
5. Российское законодательство X—XX веков: В 9 т. Т. 1: Законодательство Древней Руси. М., 1984.
6. Синайский В. И. Русское гражданское право. Вып. 2: Обязательственное, семейное и наследственное право. Киев, 1915.
41 Синайский В. И. Указ. соч. С. 288.
42 Загоровский А. И. Указ. соч. С. 202.
