CC BY
25
Т.Г. ПАРХАЛИНА
О ПРИРОДЕ ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ РАЗВИТИЯ
С начала 90-х годов, а точнее, с августа 1993 г., когда во время официального визита первого президента России Б.Ельцина поляками был впервые поставлен вопрос о возможности вхождения их страны в Североатлантический союз и началась дискуссия по вопросам расширения Альянса, проблематика, связанная с НАТО, превалировала в российском внешнеполитическом дискурсе. При этом много внимания уделялось следующим моментам: как «не допустить» расширения, как убедить Запад не делать этот «опрометчивый шаг», как «не пустить» Польшу, Венгрию и Чехию в Альянс, затем — как «минимизировать ущерб» для России от его расширения. И мало кто задавался вопросом: а какова же природа трансатлантических связей на нынешнем этапе развития международных отношений в целом, становления европейской системы безопасности и трансформации самого Альянса, — природа, которая и делает его привлекательным для большинства европейских государств?
Попытаемся, отказавшись от старых стереотипов и без предвзятости, разобраться, что же представляет собой НАТО.
В эпоху холодной войны Организация Североатлантического договора предоставила основу, на которой удалось предотвратить вооруженный конфликт ФРГ с ее соседями. К началу 80-х годов уже не существовало феномена франко-германского антагонизма, который на протяжении столетий был источником войн в Европе. Только благодаря интеграции, причем обеим ее составляющим (ЕС — социально-экономические и финансовые аспекты; НАТО — военно-политические), Франция и Германия превратились из противников в партнеров. Есть все основания говорить о примирении народов, которые в течение столетий жили в состоянии вражды.
НАТО была в состоянии смягчить, а в ряде случаев и предотвратить прямые вооруженные конфликты между ее членами (греко-турецкие противоречия, связанные с Кипром).
Когда закончилась эпоха глобальной конфронтации и встал вопрос об объединении Германии, это вызвало беспокойство ее соседей, что психологически было объяснимо. Они опасались, что в центре Европы вновь может возникнуть мощное национальное государство, способное угрожать малым и средним странам. И тогда большинство европейских стран, и с самого начала сама Германия, пришли к выводу, что решить эту проблему можно на основе военно-политической и экономической интеграции, которая четко определяет права и обязанности всех сторон. Было признано, что именно НАТО способна стать своеобразным контрольным механизмом в случае возрождения германского национализма. Именно НАТО является гарантией от ренационализации политики безопасности, а военные средства в странах Альянса развиваются под жестким политическим контролем. Вот почему Польша, Венгрия, Чехо-Словакия в тот момент однозначно высказались за членство объединенной Германии в НАТО, а не за ее нейтральный статус.
Организация Североатлантического договора обладает потенциалом консенсусной дипломатии, который, в свою очередь, базируется на политической культуре компромисса, характеризующей большинство стран Западной Европы (в отличие от политической культуры вето, свойственной нашей стране). Все решения в НАТО принимаются на основе консенсуса и являются результатом длительных процедур так называемого «обтесывания» того или иного решения всеми участниками процесса, когда каждый имеет возможность вносить свои коррективы в то или иное предложение, согласовывать свои интересы с интересами других.
В процессе принятия решения в рамках НАТО в отношениях всех действующих сторон сказывается самосдерживающий эффект интеграции, который позволяет, во-
первых, правильно интерпретировать интересы друг друга и, во-вторых, создавать атмосферу доверия между союзниками. Без преувеличения можно сказать, что НАТО создала новую природу отношений между своими членами.
После падения Берлинской стены многие исследователи писали, что НАТО станет достоянием истории. Такой подход свидетельствовал о неправильных оценках сложившейся ситуации, о непонимании природы Атлантического союза, а также об оценке НАТО лишь как относительно статичной военной организации без учета того факта, что она является форумом для политических консультаций и координации действий. Однако НАТО продемонстрировала свои способности адаптироваться и политически и — постепенно — в военной области к новым условиям, возникшим после окончания холодной войны.
Прежде всего, на своих «саммитах» в июле 1990 г. в Лондоне и в ноябре 1991 г. в Риме страны — члены союза определили основные направления своей совместной стратегии. В заявлении руководителей НАТО от 7—8 июня 1990 г. говорилось, что, стремясь создать новый мирный порядок в Европе, основанный на свободе, справедливости и демократии, они протягивают бывшему Советскому Союзу и восточноевропейским странам руку дружбы и сотрудничества. НАТО способствовала развитию многонациональных формирований вне ее рамок (франко-германский Еврокорпус, а затем польско-германо-датский корпус) и тем самым помогала решению проблемы европейской оборонной идентичности.
НАТО постаралась найти ответ на ситуацию, сложившуюся в результате распада Организации Варшавского договора. Выступая вначале за сохранение этой организации с тем, чтобы затем и НАТО, и ОВД трансформировались в панъевропейскую оборонную структуру, НАТО, поняв бесперспективность подобного развития событий, пошла на создание Совета Североатлантического сотрудничества (ССАС), который в 1997 г. был преобразован в Совет евроатлантического партнерства (СЕАП). Его цель с самого начала состояла в том, чтобы обеспечить членам бывшего ОВД возможность диалога, консультаций и реализации совместных проектов. ССАС—СЕАП стал своеобразным форумом для дискуссий, касающихся контроля над вооружениями, сотрудничества в сфере оборонных усилий, управления кризисными ситуациями, координации мер по поддержанию мира.
Наконец, НАТО доказала, что обладает адаптационными возможностями к новой ситуации, когда продемонстрировала готовность совместно с ООН и СБСЕ—ОБСЕ участвовать в операциях по поддержанию и восстановлению мира. На пороге 90-х годов ряд политиков и экспертов выражали надежды, что ООН и СБСЕ будут в состоянии решать проблемы европейской безопасности с помощью невоенных средств. Но затем представители этих двух организаций, столкнувшись с действительностью, которая оказалась гораздо более сложной, чем это предполагалось ранее, пришли к выводу, что НАТО с ее уникальной комбинацией политико-военных ресурсов остается необходимой для обеспечения безопасности в Европе.
1994—1999 гг. явились свидетелями важных событий, происходивших в рамках Альянса: принятие решения о модернизации, об укреплении «европейской опоры» союза; разработка и принятие новой стратегии, в основу которой положена концепция кризисного урегулирования; подписание Основополагающего акта Россия — НАТО; приглашение и принятие в ряды Альянса трех центральноевропейских стран; наконец, воздушная операция против режима Югославии, вызванная массовыми нарушениями прав человека и геноцидом албанского населения в Косово.
Здесь мне могут возразить и сказать, что операция «Союзническая сила» демонстрирует, насколько декларации далеки от практической политики, что руководители Альянса много раз провозглашали свою приверженность к миру, а на самом деле развязали воздушную войну против суверенного государства, нарушив тем самым как Устав ООН, так и Основополагающий акт Россия — НАТО.
При этом непроизвольно или намеренно упускаются из виду следующие моменты: 1) международное сообщество подошло к рубежу, когда необходимо решить очень важный вопрос: имеет ли оно право вмешиваться в том случае, если происходит массовое нарушение прав человека и национальных меньшинств, или должно бесстрастно наблюдать за этим, прикрывшись Уставом ООН; 2) что важнее в современном мире: суверенитет государства или права человека, является ли их массовое нарушение
внутренним делом того или иного государства; 3) члены Совета Безопасности ООН должны нести ответственность за использование права вето при принятии решения о мандате на вмешательство, ибо в ряде случаев они используют его не в интересах защиты личности или народа от вседозволенности властей, но в конъюнктурных интересах тех или иных политических элит, что далеко от Устава ООН; 4) наконец, если испробованы все политические и дипломатические средства для того, чтобы прекратить геноцид того или иного народа в рамках государства, как необходимо действовать далее, каков механизм — санкции, операции по принуждению к миру или иные средства — в том случае, если одно из государств — членов Совета Безопасности ООН использует право вето?
Пока на эти вопросы нет однозначных ответов, а их поиски, по всей видимости, будут происходить в русле сложных и мучительных процессов, связанных со становлением нового мирового порядка. На мой взгляд, НАТО доказала, что она является союзом демократических государств, продемонстрировавших свою приверженность ценностям, основанным на философии прав человека и национальных меньшинств.
Делая акцент на концепции кризисного урегулирования, включающей также предотвращение конфликтов и постконфликтную реабилитацию, НАТО пытается найти ответы и на иные, качественно новые вызовы безопасности, имеющие трансграничный характер. В рамках ряда комитетов, таких как комитеты по вызовам современному обществу; экологии; экономике, разрабатываются программы, которые предусматривают поиски адекватных ответов на эти новые вызовы в сфере безопасности с привлечением усилий не только стран-участниц Организации Североатлантического договора, но и всего мирового сообщества. Это открывает государствам — участникам по обеим сторонам Атлантики перспективу, позволяет им без страха смотреть в будущее, избегать в дальнейшем непродуманной траты средств. Кстати говоря, экономический фактор является одним из тех, который позволяет цементировать евроатлантические отношения. Ведь интегрированные структуры Альянса позволяют каждому из государств тратить значительно меньше на оборону по сравнению с тем, что они тратили бы, если бы вынуждены были выстраивать свою систему безопасности самостоятельно.
Наконец, все члены Альянса очень хорошо осознают, что сформировать эффективно действующую систему безопасности в Европе можно только совместно с Россией. Это понимание зафиксировано практически во всех концептуальных документах НАТО, включая новую стратегию, принятую в апреле 1999 г. в Вашингтоне. Думается в этой связи, что России в отношениях с НАТО необходимо отойти от идеи «минимизации ущерба», связанного с процессом расширения Альянса на восток, и начать постепенно строить свою и европейскую безопасность не против НАТО, а совместно с ней. Ведь если серьезно задуматься, то реальные, а не мнимые угрозы безопасности исходят для нее не с Запада, а с Юга и Востока. Некоторые из них проявляются уже сейчас, а некоторые проявятся в ближайшие 20 лет. Но думать об этом необходимо сегодня.
В последние месяцы в связи с решением европейцев сформировать общую европейскую политику в сфере безопасности и обороны и создать так называемые европейские силы быстрого реагирования, а также в связи с решением американцев создать национальную ПРО в среде российских политических и военных элит, как и экспертов возникло искушение (являющееся реликтом времен холодной войны) «вбить клин» между атлантическими союзниками, «сыграть» на так называемых трансатлантических противоречиях.
Представляется, что это одна из тех ловушек в сфере внешней политики, в которую мы сами себя можем загнать и из которой очень трудно будет затем выбираться, или одна из иллюзий, которая мешает реальному восприятию действительности, а следовательно, трезвым оценкам и продуктивному выстраиванию внешнеполитических конструкций.
Необходимо понимать, что евроатлантическое партнерство является реальностью и основано на принадлежности к единой системе ценностей. Между союзниками, безусловно, существуют проблемы и разногласия, которые решаются в ходе политических дискуссий и дипломатических консультаций. Да, действительно, отношение Соединенных Штатов к усилению Европы всегда было амбивалентным: с одной стороны, они содействовали этому усилению, а с другой — опасались его. Справедливости ради стоит напомнить, что не кто иной, как тогдашний американский президент Дж.Ф.Кеннеди в 1962 г. был первым, кто заявил о необходимости создания двух опор НАТО — американской и европейской. Однако американцам всегда удавалось преодолеть эту
двойственность и сфокусировать усилия на помощи Европе, поскольку они отдавали себе отчет, что это укрепляет евроатлантическое сообщество и содействует продвижению ценностных демократических установок.
Учитывая все это, продуктивными могут быть следующие шаги. Во-первых, при разработке программы сближения с зоной «евро» делать акцент не на ее антиамериканской направленности, а на том, что отношения с ЕС являются приоритетом российской внешней и внешнеэкономической политики. Во-вторых, при выстраивании отношений с ЕС в области безопасности и обороны не рассматривать общую европейскую политику (БВБР) в этой сфере как антипод НАТО, но попытаться работать в конструктивном русле — прежде всего, определить те сферы совпадения интересов (а это, в первую очередь, урегулирование кризисов), которые в будущем могут привести к реальному, а не декларативному партнерству. Здесь необходимо отметить, что в диалоге с ЕС Россия настаивает, чтобы уже сейчас Европейский союз определил географическую зону действия своей БВБР, безусловно опасаясь вмешательства европейцев на Северном Кавказе. Но разве Россия не заинтересована в сотрудничестве с Европой в урегулировании затянувшегося конфликта на Кавказе и в стабилизации ситуации в этом регионе? Ведь очевидно, что необходима третья сторона, которая выполнила бы посредническую миссию, а лучшего посредника, чем ЕС, нам не найти. Сотрудничество с БВБР по стабилизации Кавказского региона и могло бы стать реальным полем для выстраивания партнерства с европейцами.
Наконец, в-третьих, при налаживании отношений с НАТО не ограничиваться точечными инициативами, такими, как открытие в Москве информационного бюро Альянса, а восстановить сотрудничество в рамках программы «Партнерство во имя мира». Ряд политиков и экспертов рассматривают ее лишь как средство выдавливания России из Кавказского региона и Средней Азии. В реальности сотрудничество в рамках ПИМ позволило бы России научиться как адекватно воспринимать отношения между евроатлантическими союзниками, так и способствовать формированию кооперативных отношений со странами-партнерами, что позволило бы в будущем избежать многих проблем в сфере безопасности.
Трагические события 11 сентября 2001 г. не только обозначили новый этап в развитии всей системы международных отношений, но и расставили новые акценты в трансатлантических отношениях. Впервые за всю историю Альянса была введена в действие ст. 5 Вашингтонского договора, причем не для защиты европейцев Соединенными Штатами, как это предполагалось изначально, а для поддержки самих США.
В рамках НАТО ведутся острые дискуссии по поводу участия в совместной антитеррористической операции в Афганистане, предложений Э. Блэра о создании нового совета Россия — НАТО, выхода США из Договора по ПРО. Однако при всех различиях в подходах, которые наблюдаются, например, в позициях США и Франции, Великобритании и Германии, крупных и малых стран, союзники вырабатывают совместные решения, которые обусловлены общими стратегическими целями. А этими целями в настоящее время являются: защита территорий стран Альянса от атак международного терроризма, качественно новые отношения с Россией, продвижение демократии и, таким образом, расширение зоны безопасности и стабильности в Европе.
В последние месяцы как в российской, так и в западной научной печати появились статьи, авторы которых предрекают скорый распад НАТО в связи с ее ненадобностью, или превращение ее в третьеразрядную региональную организацию, которая должна заниматься лишь миротворчеством на юго-востоке Европы. Ряд экспертов призывают к созданию своеобразной «большой коалиции» США, Великобритания + Россия.
Представляется, что эти прогнозы — для одних оптимистические, для других — пессимистические — не оправданы. Слишком тесно связаны трансатлантические союзники, слишком много они получают от участия в интегрированных структурах, слишком ценят они то, что дало им партнерство в рамках Альянса. Мне представляется, что вновь будет задействован адаптационный механизм этого института, который однажды в начале 90-х годов уже эффектно сработал.
